Трудности перевода

­­      ­


      Практически каждый  из  среднестатистических обывателей был в ситуации, когда нужно возвращаться на работу после отпуска.
И тогда этот первый день для многих кажется каторгой, особенно если этот день еще летний.


     В 90-х добираться на работу, ещё и на суточное дежурство в выходной день, было сущей проблемой.
Перегретые автобусы с разморенными и уставшими от ночной жары людьми, и это уже с утра.
Такие же уставшие и , практически, добитые высокими температурами в палатах больницы, коллегами, которые, отработав ночное дежурство, бьют копытом , чтобы поскорее свентилироваться на свежий воздух, успеть отдохнуть за субботу и воскресенье, а может и оторваться на полную, ведь большинство из них молодые девушки и парни, работающие изо дня в день со смертью и поэтому спешащие жить.


    Из всех суточных по душе мне была только суббота.
Никакой спешки, никаких утренних врачебных обходов ни в субботу, ни на следующий день, меньше пациентов после пятничных переводов в другие отделения, размеренный темп дежурства, а если ещё бригада коллег удачная и неургенция, то тогда, вообще, счастье.


    Вот именно так мне и повезло в первый рабочий день после отпуска.
Смена была принята, рапорт о состоянии больных получен, работа и задания распределены между собой, и время неспешно потекло.


Само отделение небольшое, на 2 палаты по 3 койки и изолятор на одну. Конечно, в случае необходимости были и дополнительные койки, но очень редко.
У напарницы была вторая палата с тремя пациентами, а в моей первой палате было всего двое.

Дедушка лет 70-ти, уверенно идущий на поправку, после повторной операции на брюшной полости. От него било оптимизмом и энергией, он шутил, иногда фривольно с молоденькими сестричками, поднимая себе и всем вокруг жизненный тонус.

Была одна очень необычная и смешная деталь в его портрете - очки, старые с заклеенным синей изолентой стеклом на левом глазу. Они комично косились на правую сторону, но еще смешнее стало, когда мы поняли, что именно на левый глаз дедушка видит, а на правый - слепой. Мы пробовали отклеить изоленту и закрепить стекло, чтобы он все видел, но это было впустую. Старый весельчак ещё умудрился над нами потешаться и , заодно, получил массу удовольствия от того, что все девушки танцуют вокруг него.


    Рядом за ширмой лежал молчаливый парень лет 15-ти, с диагнозом перитонит. Тоненький-худенький на вид, но его руки говорили, что для него норма - тяжелый физический труд. Он говорил только на венгерском языке. А в смене, как назло, никто им не владел.


В работе, чтобы понять состояние пациента, крайне важна коммуникация с ним, естественно, если он в сознании.


   Этот парень не говорил, не жаловался на боль, но увеличенная частота пульса и мучительное выражение лица плюс опыт давало нам достаточно информации, чтобы вовремя помочь и обезболить.

Никто к нему не приходил в течении многих дней. Нам, сердобольным девчонкам, было его жаль. Мы старались изо всех сил, но он не хотел говорить.


    Периодически, за сутки пациенты от лекарств и жары в палате проваливались в короткий , но глубокий сон. Тогда мы ходили на цыпочках и говорили шепотом. Нам , молодым и здоровым, было тяжело в перегретом густом воздухе, не смотря на сквозняки, а уж им - просто невыносимо.



    Жаркий солнечный день покатился к западу , и в воздухе почувствовалась долгожданная прохлада.
Шум города, долетавший до открытых окон 8-го этажа реанимации, постепенно затихал. Персонал , уставший в заданиях и заботах, вздохнул с облегчением - ещё ночь и домой - спать.


    По неписаному внутреннему правилу тот, у кого меньше пациентов дежурит ночью с 12 до 4 утра, потом пересменка, и можно поспать часа 3. После подъём и помощь коллеге в завершении дежурства.



    Когда тишина, и все спят, тогда появляется непреодолимое желание склонить хоть на минуточку голову и подремать. Но это опасно делать, поскольку сон бывает в этот час очень глубоким, и есть огромный риск не услышать пациента. Каждая из нас это знала и избегала этого желания.



    Около 12 часов мы притушили свет в отделении, и воцарилась , практически,  полная тишина - все уснули.


   Я сидела за столом около окна в своей палате и пробовала сосредоточиться на чтении книги, но глаза всё время устремлялись в окно, в глубокую темноту. Я встала из-за стола, тихонько открыла огромное окно и выглянула в ночь с высоты 8-го этажа.


Парк вокруг больницы не освещался совсем, вдали мерцали огни города, создавая атмосферу нереальности, а небо, цвета лакрицы, усеянное звездами и шум листвы деревьев в ночном больничном саду контрастировали с той больной реальностью, что была у меня за спиной.
Даже на такой высоте воздух был наполнен ароматом скошенной травы.



    Вдруг заговорил на венгерском наш молчун.
От неожиданности я резко повернулась, и он замолк. В полумраке блестели его глаза,  и , о чудо, он улыбался.
Я ничего не поняла из сказанного, но спросила на своем родном языке: "Тебя что-нибудь болит? Может ты хочешь пить? Тебе мешает открытое окно?"

Он улыбался и снова молчал.
Я улыбнулась в ответ, поправила простыню, укрывавшую его, а он схватил меня за руку и с волнением начал говорить, на венгерском.
Говорил быстро, с жаром, увлеченно, будто хотел все, что знает рассказать мне за минуты. Мою руку держал крепко, а я стояла, слушала и ничего не понимала, кроме его эмоций. Другой рукой он жестикулировал время от времени, помогая мне , и себе тоже, понять его слова.


- О чем ты мне хочешь рассказать?- тихо спросила я, когда он остановился перевести дыхание. И снова полились слова на непонятном языке.

  Остановка и мой очередной вопрос -
" Ты говоришь о семье, о маме, отце?"

И парень, потянул меня за руку, показывая другой ,  чтобы я села рядом на постели и опять продолжил говорить.

В минуту его передышки заговорила я , рассказывая о ночи, ароматах больничного сада и мерцающих огнях города, о том, как люблю летние ночи, а он молчал, держал за руку , и только его глаза говорили, как он старается понять чужой непонятный язык и хотя бы, уловить смысл некоторых моих слов.


Моя передышка, и он ритмично отбивая слова, заговорил медленно, слегка певуче. Было чувство, что я слышу рифму в непонятных словах чужого необычного языка. Это становилось всё интереснее. Его речь плавно и нежно закончилась. Он смотрел с интересом на мою реакцию, а я с удивлением и улыбкой на него.



    Какой же это был дивный момент!
Я не понимала его, он - меня, но , всё-таки мы понимали друг друга.



    Я глянула на часы - пришло время проверить других пациентов - и встала.
Он отпустил руку и задал вопрос, я ответила, что время обхода больных, через несколько минут я вернусь , и мы продолжим разговор. Он улыбнулся и кивнул головой, потом спокойно произнес несколько слов на венгерском.



    Но мне пришлось задержаться дольше.

Дать попить, поправить простынь, поменять капельницы, обезболить, поговорить с проснувшимся пациентом - заняло практически более получаса.


    Молчун грустно сказал всего одну фразу.


Ни одного понятного слова!


Но без сомнения, это был упрек!


И удивительно, и смешно, и просто-напросто, невероятно !


Не понимать и понимать!


Мне хотелось продолжить такое общение. Необычность ситуации этого просто требовала.


Я мягким голосом произнесла извинения и спросила, не хочет ли он что-нибудь - пить, обезболить и , улыбаясь, закончила словом - поговорить.

Да! Я получила в ответ улыбку.    
И мы продолжили.


     За эти три часа с перерывами на обход и помощь другим больным мы рассказали друг другу многое.

Он научил меня произносить его имя с правильным ударением и произношением, я же потерпела фиаско - последний и первый слог моего имени поменялись местами, ударение и произношение вызывало у нас приступы тихого смеха в сонной тишине отделения.

Потом мы рисовали на бумаге цветы, деревья, птиц, насекомых и учили слова. Снова говорили и слушали.

Время просто исчезло в эту ночь.


   Это было лучшее общение с абсолютно незнакомым человеком на абсолютно незнакомом языке, но абсолютно приятным и добрым общением, сделавшим нас не только знакомыми друг с другом , но и понятными, понимающими и понятыми.



       Мое дежурство закончилось.


Мы никогда больше не встретились.


    Но мне повезло ещё раз, когда мои пути пересеклись с дедушкой с соседней постели.
Вот он-то мне и рассказал недостающую часть этой истории.

   В ту ночь старик только делал вид , что спит, не желая нарушить наш прекрасный диалог.

Он слушал нас, и абсолютно всё понимал.

Потому что владел обоими языками.

И да, парень читал стихи, как я и предположила, почувствовав рифму.


Стихи о любви и ночи...



Наверное, есть только один способ понять - захотеть понять.