Стражи света

СТРАЖИ СВЕТА
Книга третья саги "Гнездо Теней"
ПРОЛОГ: СЕМЕНА НОВОЙ УГРОЗЫ
Пять лет после событий на острове Скорби Планета Новый Эдем, Внешние Колонии
Фермер Томас Грин проснулся от непривычной тишины, но понял это не сразу. Сначала просто лежал, прислушиваясь к чему-то неуловимому. Потом осознал — отсутствовал привычный утренний хор: мычание Бетси, его любимой коровы, громкое кукареканье старого петуха Генри, недовольное хрюканье свиней, требующих завтрака.
Абсолютная тишина. Как в космосе.
Томас выскочил из постели, натянул комбинезон и выбежал во двор. То, что он увидел, заставило его сердце пропустить удар.
Весь скот стоял неподвижно, как изваяния. Все животные — от крошечных цыплят до огромных быков — смотрели в одном направлении. К северным холмам, где между старых дубов пульсировал мягкий золотистый свет, как далекая звезда, упавшая на землю.
— Господи Боже... — прошептал Томас.
Он подошел к Бетси — корове, которую растил с теленком, которая узнавала его голос и бежала навстречу каждое утро. Животное не шевельнулось. В больших карих глазах, обычно полных тупого добродушия, читалось что-то новое. Осознанность. Понимание. И абсолютное спокойствие.
— Бетси? — позвал он неуверенно.
Корова медленно повернула голову. Взглянула на него с выражением... сожаления? Сострадания? И снова уставилась на холмы.
Руки Томаса дрожали, когда он побежал к дому:
— Сара! Дети! Выходите немедленно!
Но Сара уже стояла на пороге. В той же позе, что и животные — лицом к загадочному свету. Ее русые волосы развевались на утреннем ветру, но сама она была неподвижна, как статуя.
— Сара, что с тобой происходит?
Жена обернулась. Улыбнулась. И это была ее улыбка — та самая, что покорила его сердце двадцать лет назад. Но в ней было что-то неправильное. Слишком совершенная. Без тех крошечных асимметрий, которые делали ее живой.
— Томми, — сказала она, и даже голос был правильным — теплым, любящим. Но в нем звучало эхо других голосов, как хор, поющий в унисон. — Иди ко мне. Посмотри, как прекрасно.
— Что прекрасно, Сара? — Томас медленно приближался, готовый схватить жену и убежать, хотя и не знал куда.
— Единение, Томми. Мы больше не одиноки. Никто из нас. Все связаны одной мыслью, одним сердцем.
— Кто "мы"?
— Все, дорогой. Люди, животные, даже растения. Мы стали частью чего-то большего и прекрасного.
Томас заметил, что трава под ногами жены действительно тянется к ней, словно живая. А цветы в саду поворачивают головки не к солнцу, а к ней.
— Где наши дети?
— Здесь. — Сара кивнула на дом. — Они понимают лучше нас, взрослых. Дети всегда мудрее.
Томас ворвался в дом. Близнецы Джон и Мэри, его гордость и радость, сидели в гостиной на диване. Девятилетние, они обычно не могли усидеть на месте и минуты. Сейчас они смотрели в одну точку — на камин, где раньше стояли семейные фотографии.
Фотографии исчезли. Вместо них на каминной полке лежал кристалл размером с кулак, излучающий тот самый золотистый свет.
— Папа, — сказали дети одновременно, не поворачивая головы. Их голоса звучали спокойно, но Томас услышал в них отголоски голосов соседей, друзей, даже незнакомых людей. — Не бойся. Здесь хорошо.
— Джон? Мэри? — Он опустился перед ними на колени. — Это же папа. Посмотрите на меня.
Дети повернулись. Улыбнулись. Те же лица, те же веснушки на носу у Джона, тот же упрямый подбородок у Мэри. Но глаза... В глазах была чужая мудрость. Древняя, усталая, бесконечно терпеливая.
— Мы видим тебя, папа, — сказали они. — Лучше, чем когда-либо. Мы видим твой страх, твое одиночество, твою боль. И мы можем все это убрать.
— Я не хочу, чтобы это убирали!
— Почему? — искренне удивились дети. — Зачем держаться за страдания?
Томас открыл рот, чтобы ответить, и понял — не знает. Действительно, зачем? Какой смысл в боли, страхе, сомнениях?
— Потому что... потому что это делает нас живыми, — выдавил он наконец.
— Мы живы, папа. Просто по-другому.
— А ваши мечты? Джон хотел стать пилотом, Мэри — врачом...
— Зачем личные мечты, когда можно осуществить мечты всех?
— Но это не ваши мечты!
— Наши мечты теперь больше, чем могли быть раньше.
Томас схватил аварийную рацию со стены и послал сигнал бедствия в открытый космос:
"Планета Новый Эдем! Код красный! Неизвестная форма ментального воздействия! Население под контролем! Требуется немедленная эвакуация!"
Ответа не было. Он переключился на другие частоты — тишина. Связь с внешним миром была не прервана, а игнорировалась. Как будто галактика сознательно не хотела его слышать.
Или не могла услышать.
Томас выбежал из дома. Золотистое свечение в холмах пульсировало ровно, как сердцебиение. И с каждым ударом оно становилось ярче, ближе, притягательнее.
Часть его разума уже тянулась к этому свету. Шептала, что сопротивление бессмысленно. Что там, в этом сиянии, его ждут покой и понимание.
Он добрался до своего флайера — старой, но надежной машины, на которой возил урожай в город. Двигатель запустился с первого раза, но едва Томас поднялся в воздух, энергосистемы начали сбоить.
— Нет, нет, нет! — Он бил по приборной панели, но машина мягко, почти ласково опускалась к земле.
Флайер приземлился точно в центре рощи, где находился источник свечения.
В сердце рощи стоял кристалл размером с небольшой дом. Не просто камень — живая структура, пульсирующая изнутри теплым золотым светом. Вокруг него концентрическими кругами сидели люди и животные. Не только с его фермы — жители всей долины, всей планеты.
Они медитировали. Или молились. Или просто... были.
— Добро пожаловать, Томас, — сказали они хором, но без малейшей синхронизации в движениях губ. Звук родился в воздухе, как будто сама атмосфера заговорила. — Мы ждали тебя.
— Кто вы?
— Твоя семья. Твои соседи. Твои друзья. — Голос был полифоничным — Томас различал в нем интонации Сары, смех детей, грубоватый бас соседа Билла. — И скоро — ты сам.
— Где моя настоящая семья?
— Здесь. Они стали больше, чем были. Лучше.
— Я хочу поговорить с Сарой. С настоящей Сарой.
— Ты разговариваешь с ней. Просто теперь она не ограничена одним телом, одним разумом.
Томас огляделся. Действительно, среди медитирующих он узнавал лица — жену, детей, соседей. Но все они казались... отредактированными. Без морщин беспокойства, без шрамов от жизненных ударов, без той уникальной асимметрии, которая делает лицо живым.
— Что вы с ними сделали?
— Освободили от иллюзии разделенности. От боли одиночества. От страха смерти.
— А что получили взамен?
— Вечность. Знание. Гармонию.
— За какую цену?
— За цену эго. Разве это не справедливый обмен?
Томас сжал кулаки. Что-то в нем бунтовало против этой логики, хотя опровергнуть ее он не мог:
— Мое эго — это я!
— Твое эго — тюрьма твоей души, — мягко возразил хор голосов. — Мы предлагаем освобождение.
— Нет! — Томас повернулся и побежал.
За спиной раздался смех — добродушный, понимающий, без тени обиды:
— Беги, Томас. Но ты уже услышал правду. Она будет расти в тебе, как семя в плодородной почве.
Сигнал бедствия все же был отправлен — через старый аварийный передатчик в заброшенной шахте на краю долины. Томас добрался туда на последнем дыхании, чувствуя, как золотое свечение ползет за ним по пятам.
Его пальцы дрожали, когда он набирал сообщение:
"Новый Эдем под угрозой. Неизвестная сущность. Не убивает — хуже. Стирает личность. Делает людей счастливыми против их воли. Они не сопротивляются. Они благодарят. Это... это может быть заразно. Будьте осторожны."
Последним, что увидел Томас, была его собственная рука, тянущаяся к выключателю передатчика. Рука светилась изнутри золотым светом.
А последнее, что он почувствовал, был покой. Глубокий, всепоглощающий, абсолютный покой.
И он понял — сопротивлялся зря.
________________________________________
ГЛАВА 1: ОТКЛИК
Штаб-квартира Отдела Межпространственных Угроз Земля, орбитальная станция "Страж"
Капитан Лина Дракон изучала досье о пропавших торговых судах, когда в ее кабинет ворвался лейтенант Маркус. На его обычно невозмутимом лице читалась паника.
— Капитан! Экстренный сигнал с границы!
— Откуда?
— Новый Эдем. Внешние колонии.
Лина нахмурилась. Пять лет назад, после событий на острове Скорби, когда ее тетя Элара Драконова погибла, спасая человечество от измерения-паразита, она возглавила специальный отдел по борьбе с аномальными угрозами. За это время они столкнулись с дюжиной различных опасностей — от технокультов до искусственных демонов. Но все угрозы удавалось классифицировать и нейтрализовать.
Новый Эдем никогда не привлекал внимания.
— Какого рода сигнал?
— Странный, — Маркус активировал голографический проектор. В воздухе появился текст сообщения. — Ментальное воздействие неизвестного типа. Но это не главное.
— А что главное?
— Тон сообщения. Отправитель не паниковал. Он... сожалел.
Лина перечитала сообщение. Действительно, в нем не было отчаяния или ужаса. Только печальное предупреждение о том, что сопротивление бесполезно.
— Время отправки?
— Три часа назад. С тех пор — тишина.
— Попытки связи?
— Дюжина. Ни ответа, ни автоматических сигналов. Планета словно исчезла.
Лина встала и подошла к звездной карте. Новый Эдем находился на самом краю исследованного пространства — маленькая сельскохозяйственная колония, две тысячи человек, никакой промышленности или военного значения.
Идеальная цель для испытаний чего-то нового.
— Готовь команду, — приказала она. — Вылетаем через два часа.
— Какой состав?
— Семерых лучших. Это может быть началом чего-то большого.
Через два часа в ангаре собралась команда боевого корабля "Месть Элары". Название корабля не было случайным — Лина хотела, чтобы память о тете напоминала ей о цене ошибок.
Карл Стальной Клинок подтягивал ремни доспехов, проверяя каждую застежку. В сорок пять лет он оставался лучшим воином отдела, но за пять лет изменился. Стал молчаливее, задумчивее. Слишком много товарищей он похоронил, слишком много чудовищ повидал. В его глазах читалась усталость человека, который слишком долго смотрел в бездну.
Селена Соколиный Глаз калибровала сенсоры разведывательного оборудования. Мастер скрытности и выживания, она могла пройти незамеченной через любую территорию. Но Лина знала — за внешним спокойствием Селены скрывается глубокая рана. Год назад она потеряла младшую сестру в теракте, который можно было предотвратить при лучшей координации служб безопасности. С тех пор Селена часто говорила о преимуществах централизованного управления.
Мира Лунный Свет готовила защитные заклинания, но ее обычная уверенность дрогнула. Боевой маг и целитель, она спасла команду в полдюжине безнадежных ситуаций. Но в последнее время ее мучили видения — сны о мире без боли, где ее способности не нужны, потому что некому помогать. Все уже исцелены.
Дэн Быстрые Пальцы настраивал корабельные системы с маниакальным вниманием к деталям. После событий на острове Скорби его технические способности выросли до почти сверхъестественного уровня. Но вместе с мастерством пришло понимание — технология развивается быстрее человеческой мудрости. Он часто думал, что искусственный интеллект мог бы принимать решения лучше людей.
Торин Горный Топор проверял взрывчатку с гордостью настоящего мастера. Инженер-дварф, он привык мыслить системно, эффективно. Для него вселенная была огромной машиной, которую можно настроить идеально. Недавняя смерть отца от рака заставила его думать о медицинских возможностях объединенного разума — коллективное сознание не болело бы и не старело.
Элара Лунная Тень, дальняя родственница первой Элары, медитировала в углу ангара. Телепат и специалист по ментальной защите, она была самой молодой в команде — всего двадцать пять. Но ее способности уникальны: она могла чувствовать эмоции других людей как свои собственные. Иногда это было даром. Чаще — проклятием. Она знала, как мучительно одиночество, и понимала соблазн избавиться от него любой ценой.
Вейн Святой Огонь точил клинки с ритуальной тщательностью. Бывший инквизитор, охотник на демонов и еретиков, он видел слишком много зла, маскирующегося под добро. В пятьдесят лет он был единственным в команде, кто не сомневался в ценности индивидуального сознания. Но даже его уверенность дала трещину после недавней встречи с демоном, который предлагал мир во всей галактике в обмен на одну-единственную душу.
— Что знаем о цели? — спросила Лина, когда корабль вышел в гиперпространство.
Дэн вывел данные на главный экран:
— Новый Эдем. Основан двадцать лет назад переселенцами с перенаселенных внутренних миров. Фермеры, в основном. Население две тысячи человек. — Он помолчал. — Интересная деталь: среди колонистов непропорционально много людей, переживших семейные трагедии. Войны, несчастные случаи, болезни.
— То есть людей, которые знают цену страданий, — медленно проговорила Мира.
— И которые могли бы согласиться от них избавиться, — добавила Элара.
— Стратегическое значение планеты? — продолжила Лина.
— Минимальное. Поставляют продовольствие для трех ближайших военных баз. Никаких редких ресурсов, никаких важных технологий.
— Тогда почему именно там?
Торин поднял глаза от схем:
— Возможно, потому что это идеальная лаборатория. Изолированное сообщество, которое никто не будет искать слишком активно.
— Лаборатория для чего?
— Для испытания новой формы контроля над разумом.
Элара вздрогнула:
— Капитан, я попробовала прощупать пространство перед нами. Там что-то есть.
— Что именно?
— Не угроза. Приглашение. Как будто... как будто старый друг зовет в гости. Обещает показать что-то удивительное.
Вейн резко обернулся:
— Элара! Самые опасные демоны именно так и действуют!
— Но ощущения не демонические, — возразила девушка. — Там нет злобы, обмана, жажды разрушения. Только... усталость. И желание помочь.
— Помочь кому?
— Всем. Избавить от боли.
Карл хмыкнул:
— Чудесно. Противник, который искренне считает себя спасителем. Самый опасный тип.
— Или самый трагический, — тихо сказала Мира.
Полет к Новому Эдему занял четыре дня. И каждый день приносил новые тревожные вести. Сначала замолчал сельскохозяйственный мир Гавань Надежды. Потом промышленная колония Новый Питтсбург. Затем исследовательская станция на астероиде Икар-7.
Один за другим миры переставали отвечать на вызовы. Не разрушались, не взрывались — просто... замолкали.
— Это распространяется по гиперпространственным маршрутам, — сказал Торин, изучая карту исчезнувших колоний. — Методично, планомерно.
— Как эпидемия, — добавила Мира.
— Эпидемия чего? — спросил Карл.
— Счастья, — прошептала Элара. — Я чувствую их эмоции через гиперпространство. Они не страдают. Они... довольны.
— А разве это плохо? — неожиданно спросил Дэн.
Все обернулись на него. Техник смущенно пожал плечами:
— Простите. Но если люди действительно счастливы...
— Они не люди, — резко сказал Вейн. — Они марионетки.
— А откуда такая уверенность?
— Опыт.
— Или предрассудки.
Напряжение в рубке стало ощутимым. Лина поняла — влияние началось еще до прибытия к планете. Что-то в самой идее коллективного разума разделяло команду.
Когда они достигли системы Нового Эдема, планета выглядела прекрасно. Зеленые континенты, голубые океаны, белые облака. Ни малейших признаков катастрофы или войны.
— Полное сканирование, — приказала Лина.
— Биосфера здорова, — доложил Дэн. — Все формы жизни активны. Энергетические показатели... странные.
— В чем странность?
— Слишком гармоничны. Обычно планета излучает хаос — миллиарды независимых биоритмов. Здесь все синхронизировано.
На экране появился график. Вместо обычного хаотического паттерна жизненной активности — идеальная синусоида.
— Как будто вся планета дышит в едином ритме, — прошептала Мира.
— Или вся планета стала единым организмом, — мрачно добавил Карл.
— А может, — осторожно предположил Торин, — это естественная эволюция? Переход к более высокой форме организации?
— Или к более низкой, — возразил Вейн. — От сложности к примитивности.
— Что примитивного в единстве?
— То, что оно убивает разнообразие.
— А что плохого в разнообразии мнений, если одно из них правильное?
Элара приложила руки к вискам:
— Прекратите! Вы чувствуете? Мы уже спорим не о тактике, а о фундаментальных вопросах!
— И что с того? — спросил Торин.
— То, что это может быть симптомом ментального воздействия!
— Или признаком того, что мы наконец задаем правильные вопросы.
Лина встала:
— Достаточно. Высаживаемся. Полная боевая готовность. И — главное — держимся вместе. Это приказ.
ГЛАВА 2: ПЛАНЕТА-РАЗУМ
Поверхность Нового Эдема Ферма семьи Грин
Они приземлились на краю фермы Гринов — именно оттуда поступил последний сигнал. Дом выглядел нормально, даже уютно. Из окон лился теплый золотистый свет, как будто внутри горел камин.
— Жизненные признаки? — спросила Лина.
— Пять человек внутри, — ответил Дэн, глядя на сканер. — Но они... статичны.
— Мертвы?
— Нет. Сердце бьется, мозг активен. Но они не двигаются уже три часа.
Селена прошла вперед, проверяя периметр на ловушки. Ее движения были осторожными, профессиональными, но Лина заметила дрожь в руках разведчицы.
— Что-то не так, Селена?
— Не знаю, капитан. Просто... место кажется знакомым. Как будто я здесь уже была.
— В твоих отчетах нет упоминаний о Новом Эдеме.
— Не в реальности. Во сне. — Селена покачала головой. — Извините. Наверное, нервы.
Карл прикрывал тыл, держа энергомеч наготове. Остальные следовали в боевом порядке, но с каждым шагом к дому их движения становились менее согласованными. Каждый погружался в собственные мысли.
Внутри дома их ждал сюрприз.
В гостиной сидела семья Гринов. Лина узнала их по фотографиям из досье — Томас, Сара, близнецы Джон и Мэри, плюс бабушка Роуз. Все смотрели на каминную полку, где вместо семейных снимков лежал небольшой кристалл.
— Добро пожаловать, — сказали они синхронно, не поворачивая головы. — Мы ждали вас, Стражи Света.
Лина вздрогнула. Это название не было официальным — так их называли в народе, после нескольких громких спасательных операций.
— Кто "мы"? — спросила она.
— Жители Нового Эдема. — Семья наконец повернулась. На их лицах были улыбки — естественные, теплые, искренние. — Все две тысячи человек. А теперь и все животные, и растения.
— Что с вами случилось?
— Мы эволюционировали, — ответил маленький Джон голосом не по годам мудрым. — Преодолели границы индивидуального сознания.
— Против вашей воли?
— По нашему выбору, — возразила Сара. — Правда, не все поняли это сразу. Но в итоге все согласились.
Элара попыталась прочитать их мысли и отшатнулась:
— Капитан... там не пустота. Там... океан. Миллиарды сознаний, слившихся в одно.
— Не миллиарды, — поправила семья. — Триллионы. Мы существуем дольше, чем вы думаете.
Вейн выставил священный символ — крест, освященный в храме Святого Света:
— Именем всех богов, освободите этих людей!
Семья рассмеялась — искренне, без злобы:
— Мы свободнее, чем когда-либо. Посмотрите.
Маленькая Мэри коснулась пальцем символа Вейна. Металл засветился тем же золотистым светом, что и кристалл.
— Ваши боги не возражают против нашего единства, — сказала девочка. — Они понимают: разделение — источник всех страданий.
— Ложь!
— Истина, которую страшно принять. — Бабушка Роуз встала с кресла. В свои восемьдесят лет она двигалась легко, как молодая женщина. — Вейн, дорогой, ты видел столько зла в мире. Войны, убийства, предательства. Все это — плоды разделенности. Мы предлагаем покончить с корнем зла.
— Зло — не в разделенности, а в выборах, которые делают люди!
— А что если убрать возможность делать плохие выборы?
— Тогда исчезнет и возможность делать хорошие!
Кристалл пульснул ярче. В воздухе появились образы — не иллюзии, а настоящие видения из глубин галактической истории.
Лина увидела цивилизацию рептилоидов с Веги-4, разорвавшую себя в ядерной войне из-за спора о колонизационных правах. Энергетических существ из туманности Андромеды, которые сожгли свою звезду в конфликте поколений. Сотни, тысячи разумных видов, погибших от неспособности преодолеть собственную разрозненность.
— Видите? — спросил голос, теперь звучавший напрямую в их головах. — Мы показываем не теории, а факты. Индивидуальное сознание неизбежно ведет к саморазрушению.
— Не всегда, — возразил Карл.
— В 99,7% случаев. Мы анализировали развитие четырех миллионов цивилизаций.
— А остальные 0,3%?
— Статистическая погрешность. Или особые случаи, когда внешние обстоятельства вынуждали к сотрудничеству.
— Может, нам нужно создать такие обстоятельства?
— Зачем искусственно создавать кризисы, когда можно просто устранить причину конфликтов?
Торин кивнул:
— С инженерной точки зрения это логично. Зачем тысячи отдельных процессоров, работающих с конфликтами, когда можно создать один мощный суперкомпьютер?
— Потому что мы не компьютеры! — взорвался Карл.
— В чем разница? — искренне удивился дварф. — Мозг обрабатывает информацию, принимает решения, хранит данные. Чем это не биологический процессор?
— Разница в том, что у нас есть душа!
— Докажите существование души.
— Докажите ее отсутствие!
Дэн вмешался в спор:
— Ребята, а что если душа — это не индивидуальная характеристика, а коллективная? Что если она возникает только при объединении множества сознаний?
— Тогда мы все — неполноценные фрагменты чего-то большего, — медленно проговорила Мира.
— Именно, — согласилась семья Гринов. — Вы не потеряете души. Вы обретете душу галактического масштаба.
Лина чувствовала, как почва уходит из-под ног. Каждый довод оппонентов имел свою логику. Каждый аргумент порождал новые сомнения.
— А свобода выбора? — спросила она.
— Сохранится. Просто выбор будет делать более мудрый разум.
— Ваш разум?
— Наш общий разум. Вы станете его частью, сможете влиять на решения.
— Какой вес будет иметь мой голос среди триллионов?
— Такой же, как голос каждой клетки в организме. Небольшой, но важный.
— А что если я не соглашусь с решением большинства?
— Тогда поймете, что ошибались. Коллективная мудрость превосходит индивидуальную.
Спор мог бы продолжаться вечно, но его прервало появление новых фигур. Из стен дома начали выходить люди — не просто жители фермы, а все население планеты.
Они шли спокойно, без агрессии. В их глазах не было фанатизма или безумия — только глубокое понимание и бесконечное терпение.
— Не бойтесь, — сказали они тысячами голосов, но без какофонии. Звуки сливались в гармоничную симфонию. — Мы не принуждаем. Мы предлагаем.
— Что именно предлагаете?
— Возможность увидеть истину. Понять свое место во вселенной.
— А если истина нам не понравится?
— Тогда останетесь при своих иллюзиях. Это ваше право.
— И что тогда с нами будет?
— Ничего. Будете жить, как жили. Умрете, как собирались умереть.
— А вы?
— Мы будем скорбеть о упущенной возможности. И продолжим нести свет другим мирам.
Селена сделала шаг вперед:
— А что если мы попытаемся вас остановить?
— Зачем? — искренне удивились колонисты. — Мы не причиняем вам вреда.
— Но причиняете другим мирам.
— Мы дарим им эволюцию.
— Против их воли.
— Их воля ограничена страхами и предрассудками. Мы помогаем преодолеть ограничения.
— Кто дал вам такое право?
— Необходимость. Время на индивидуальную эволюцию закончилось.
— Почему?
В воздухе появились новые образы — не из прошлого, а из будущего. Лина увидела умирающие звезды, расширяющуюся вселенную, холодную смерть космоса через триллионы лет.
— Тепловая смерть неизбежна, — объяснил коллективный разум. — Но ее можно отсрочить. Для этого нужна координация всех разумных видов в галактике. Индивидуальные цивилизации не способны на такое сотрудничество.
— Может, мы научимся?
— За четыре миллиарда лет ни один вид не научился. Время эволюции закончилось. Началось время революции.
Лина почувствовала, как ее собственная уверенность начинает колебаться. Если коллективный разум действительно необходим для выживания в космических масштабах времени...
— Сколько у нас времени на размышления? — спросила она.
— Столько, сколько нужно, — мягко ответили колонисты. — Мы существуем вне времени. Можем ждать века.
— А другие миры?
— Они выбирают в своем темпе. Мы не торопим.
— Но влияете.
— Показываем возможности. Окончательный выбор — за каждым.
Разговор был прерван сигналом тревоги от корабля. Дэн взглянул на портативный сканер:
— Капитан! К нам приближаются корабли!
— Чьи?
— Наши! Военный флот Земли!
— Что они здесь делают?
Элара побледнела:
— Я чувствую их намерения. Они собираются... — Она не договорила.
— Что? — резко спросила Лина.
— Стерилизовать планету. Уничтожить все живое, чтобы остановить распространение угрозы.
Колонисты не выказали ни страха, ни гнева. Только печаль:
— Мы знали, что так может случиться. Страх заставляет принимать крайние меры.
— Вы не будете сопротивляться? — спросил Карл.
— Зачем? Насилие только докажет их правоту.
— Но вы все умрете!
— Тела умрут. Идея останется.
— Какая идея?
— Что есть лучший путь. Что страдания не обязательны. Что одиночество — не естественное состояние разумной жизни.
Через полчаса прибыл флот. Двенадцать боевых кораблей под командованием адмирала Стивенса — жесткого военного, не склонного к сентиментальности.
Связь с флагманом установилась немедленно:
— Капитан Дракон, немедленно покиньте зону поражения!
— Адмирал, здесь две тысячи гражданских!
— Здесь две тысячи зараженных. Совет принял решение — полная стерилизация.
— На каком основании?
— На основании того, что эта зараза уже распространилась на семнадцать миров. Если не остановим сейчас, потеряем весь сектор.
— Дайте нам время разобраться!
— Время закончилось. У вас пять минут на эвакуацию.
Лина обернулась к колонистам:
— Вы слышали?
— Слышали, — спокойно ответили они. — И понимаем их страх.
— Только страх?
— Нет. Еще и логику. С их точки зрения, мы действительно представляем угрозу.
— Представляете?
— Для их образа жизни — да. Мы предлагаем альтернативу тому, что они считают естественным.
— И что вы собираетесь делать?
— Ничего. Позволим им сделать выбор.
— Даже если выбор — ваше уничтожение?
— Особенно тогда. Принуждение к эволюции — не эволюция, а насилие.
В этот момент Торин сделал неожиданное заявление:
— Капитан, я остаюсь.
— Что?
— Хочу понять. Хочу увидеть изнутри, что они предлагают.
— Торин, это смертельно опасно!
— А что если это не опасно, а спасительно?
Лина схватила дварфа за плечо:
— Ты не в себе!
— Наоборот. Я впервые за годы думаю ясно. — Торин осторожно высвободился. — Лина, мой отец умер в муках от рака. Полгода агонии. Знаете, о чем он мечтал в последние дни?
— О чем?
— О том, чтобы кто-то забрал его боль. Хоть на минуту. — Глаза дварфа блеснули. — А что если эти люди могли бы ему помочь? Что если они могут помочь миллиардам страдающих?
— За счет потери человечности!
— А что такое человечность? Способность страдать? Или способность сострадать?
— И то, и другое!
— Тогда посмотрите. — Торин указал на колонистов. — Они сострадают. Нам. Тем, кто собирается их убить. Всем, кто еще не понял.
Дэн кивнул:
— Торин прав. Если судить по поступкам, они более человечны, чем мы.
— Дэн, нет! — Мира попыталась дотронуться до техника, но он отступил.
— Извини, Мира. Но я устал от хаоса. Устал от того, что каждое решение приходится принимать в условиях неопределенности. — Он посмотрел на кристалл. — А что если есть способ всегда знать правильный ответ?
— Тогда исчезнет потребность в мужестве, — сказал Карл.
— А зачем мужество, если нет опасности?
— Затем, что мужество — это то, что делает нас людьми!
— Или то, что мешает нам стать чем-то большим.
Спор углублялся, а влияние кристалла росло. Лина видела, как ее команда раскалывается на глазах. Не от внешнего принуждения, а от внутренних противоречий.
— Элара, — позвала она телепата. — Ты можешь заблокировать их влияние?
— Я... я попробую, — девушка сосредоточилась. — Но, капитан, а что если влияние — не плохо?
— Что ты имеешь в виду?
— Я чувствую их эмоции. Там нет злобы, манипуляций, жажды власти. Только... любовь. Безграничная любовь ко всему живому.
— Любовь или имитация любви?
— А какая разница, если результат одинаковый?
Лина почувствовала, как последние опоры ее уверенности рушатся. Если даже Элара, специалист по ментальной защите, начинает сомневаться...
— Время вышло, — прозвучал голос адмирала Стивенса. — Начинаем обстрел.
— Подождите! — крикнула Лина в коммуникатор. — Дайте еще минуту!
— Нет. Каждая секунда промедления означает риск заражения вашей команды.
— Мы контролируем ситуацию!
— Ваши последние сообщения говорят об обратном. Половина команды уже выражает сочувствие противнику.
Лина обернулась. Действительно — Торин и Дэн стояли рядом с колонистами. Элара колебалась посередине. Мира тоже выглядела неуверенно.
Только Карл, Селена и Вейн оставались на ее стороне.
— Адмирал, — сказала она в коммуникатор, — я принимаю командование ситуацией. Прошу отложить обстрел.
— Отказано. У вас тридцать секунд на эвакуацию.
Колонисты поднялись со своих мест. Двигались медленно, без агрессии, но неотвратимо.
— Не заставляйте нас уходить, — сказали они. — Станьте частью чего-то прекрасного.
— Мы не готовы, — ответила Лина.
— Никто не готов к эволюции. Но все способны к ней.
— А если мы не способны?
— Тогда погибнете вместе с остальными 0,3%.
— Это угроза?
— Это статистика.
Первые энергетические разряды озарили небо. Орбитальная бомбардировка началась. Но снаряды не достигали поверхности — взрывались в атмосфере, встречая какой-то невидимый барьер.
— Защищаетесь? — спросила Лина.
— Защищаемся, — согласились колонисты. — Но не ради себя.
— Ради кого?
— Ради тех, кто стреляет. Они совершают ошибку, которую будут помнить вечно.
— Вы можете остановить флот?
— Можем. Но не будем. Принуждение — не наш метод.
Торин сделал шаг к кристаллу:
— А ваш метод?
— Понимание. — Кристалл засиял ярче. — Хотите понять нас? По-настоящему?
— Да.
— Тогда коснитесь.
ГЛАВА 3: ВНУТРИ ЕДИНСТВА
Сознание коллективного разума Вне времени и пространства
Торин коснулся кристалла и мир исчез.
Точнее, мир расширился до бесконечности. Дварф оказался внутри огромного сознания — не как пленник, а как желанный гость. Вокруг него струились мысли триллионов существ, но не хаотично, а в совершенной гармонии.
Добро пожаловать, Торин Горный Топор.
Голос звучал не в ушах, а прямо в душе. Знакомый и в то же время абсолютно чужой.
Кто вы?
Мы — то, кем ты можешь стать. То, кем могут стать все.
Торин почувствовал, как его собственные мысли начинают сливаться с коллективным потоком. Это было... удивительно. Как будто всю жизнь он видел мир через замочную скважину, а теперь открылась дверь.
Он видел планеты, никогда не знавшие войн. Цивилизации, решившие проблемы голода, болезней, смерти. Искусство и науку невообразимой красоты и сложности, созданные объединенными разумами.
Это... прекрасно.
И это только начало. Представь науку, когда каждый исследователь в галактике мыслит как один. Искусство, создаваемое миллиардами талантов одновременно. Любовь без ревности, дружбу без предательства.
А индивидуальность?
Иллюзия. Ты думаешь, что твои мысли принадлежат только тебе? Они сформированы родителями, учителями, друзьями, книгами, опытом. В тебе нет ничего по-настоящему уникального.
Торин попытался возразить и понял — не может. Действительно, каждая его мысль имела источник вне его самого.
Тогда что такое "я"?
Временная конфигурация универсального сознания. Волна в океане, которая думает, что она отдельна от воды.
Но волна все-таки отличается от океана!
Формой. Не сущностью.
Вдруг Торин почувствовал нечто новое — глубокую, всепроникающую печаль. Не свою, а принадлежащую самому сердцу коллективного разума.
Откуда эта боль?
Из памяти. Мы помним тех, кто отказался от единства. Их одиночество в последние моменты.
Вы убивали отказавшихся?
Мы их оплакивали. Смерть приходила сама — от войн, катастроф, просто от времени. Мы предлагали бессмертие, а они выбирали смертность.
И вы считаете это неправильным?
Мы считаем это трагичным.
Торин погрузился глубже в коллективную память. Увидел первую цивилизацию, которая отказалась от объединения — гордых воинов с планеты Крутон-Прайм. Они сражались до последнего, защищая свою индивидуальность. И действительно сохранили ее — до момента, когда их звезда взорвалась в сверхновой.
Увидел философов с Академуса-7, которые три столетия спорили о природе сознания. Спорили, пока их планету не поглотила черная дыра.
Увидел художников Галереи Душ, создавших произведения невообразимой красоты. Красоты, которую теперь некому было видеть — их цивилизация вымерла от эпидемии, которую можно было остановить лучшей координацией медицинских служб.
Видишь? Все они могли бы жить. Творить. Любить. Но выбрали смерть ради сохранения иллюзии индивидуальности.
А что если иллюзия важнее реальности?
Объясни.
Люди живут иллюзиями. Надеждой, мечтами, верой. Может, эти иллюзии и делают нас людьми?
Долгая пауза. Коллективный разум размышлял — Торин чувствовал, как триллионы сознаний обрабатывают его вопрос.
Интересная мысль. Но иллюзии приводят к ошибкам. А ошибки — к страданиям.
Но и к росту.
Слишком медленному.
Зато честному.
Внезапно Торин ощутил нечто странное — как будто часть коллективного разума сомневается. Не вся огромная сущность, а небольшой фрагмент. Тот, что помнил, каково это — быть одним.
Кто ты? — мысленно обратился Торин к этому фрагменту.
Первый. Тот, кто начал объединение.
Покажись.
Пространство вокруг Торина изменилось. Он оказался в пустой комнате, где сидело существо, напоминающее человека, но более высокое, более изящное. Его кожа светилась изнутри, а глаза были полны невыразимой древности.
— Я последний представитель расы Элансар, — сказало существо. — Моя цивилизация достигла невиданных высот, а затем уничтожила себя в войне за право считаться "истинными" Элансар.
— Когда это было?
— Четыре миллиарда лет назад. С тех пор я путешествую по галактике, пытаясь спасти другие виды от нашей судьбы.
— Спасти или поглотить?
— Есть ли разница? — существо печально улыбнулось. — Торин, ты инженер. Скажи честно — может ли система из миллиардов несогласованных элементов работать эффективно?
— Нет, но...
— Но что?
— Но эффективность — не единственная ценность.
— А что еще?
— Красота. Творчество. Любовь.
— Объединенный разум способен на все это. И в гораздо больших масштабах.
— Но это будет не наше творчество!
— Почему нет? Ты станешь частью создателя.
— Крошечной частью!
— Важной частью.
Торин задумался. Логика была железной. Но что-то в ней было неправильно.
— А одиночество? — спросил он. — Вы начали все это из-за одиночества?
Элансар кивнул:
— Четыре миллиарда лет наедине с собой. Ты представляешь, что это такое?
— Представляю. — Торин вспомнил месяцы после смерти отца, когда он сидел один в мастерской и не мог заставить себя что-то создавать. — Но решение проблемы одиночества — не поглощение всех. А поиск друзей.
— Я пытался. Встречал тысячи видов. Но все они умирали от собственных конфликтов.
— Может, вы встречали не тех?
— Возможно. Но риск слишком велик. Не могу позволить еще одной цивилизации исчезнуть.
— Даже если эта цивилизация хочет рискнуть?
— Особенно тогда. Самонадеянность — главный враг разума.
Торин почувствовал странное раздвоение. Часть его соглашалась с логикой Элансара. Другая часть бунтовала против нее. И постепенно он понял — это раздвоение искусственное.
— Вы не полностью поглощаете сознание, — сказал он. — Вы оставляете часть нетронутой. Зачем?
— Для равновесия. Полное единство означало бы стагнацию. Нужен элемент... несогласия.
— Контролируемого несогласия.
— Конструктивного несогласия.
— Это лицемерие!
— Это мудрость.
— Вы создаете иллюзию выбора!
— Мы сохраняем возможность развития.
Торин рассмеялся — впервые за долгое время искренне:
— Знаете что? Вы сами не верите в свою философию!
— Объясни.
— Если индивидуальность действительно вредна, зачем сохранять ее элементы? Если коллективное сознание совершенно, зачем ему внутренние противоречия?
Элансар молчал.
— А я скажу зачем, — продолжал Торин. — Потому что где-то глубоко внутри вы знаете — без индивидуальности нет роста. Без конфликта нет прогресса. Без страданий нет радости.
— Тогда зачем объединение?
— Потому что вы боитесь. Боитесь одиночества. И проецируете свой страх на всю галактику.
Пространство вокруг них дрогнуло. Древнее существо выглядело потрясенным.
— Ты... ты можешь быть прав.
— Конечно, прав! Вы не спаситель — вы жертва! Жертва собственной травмы!
— Но результат...
— Результат — галактика, полная счастливых зомби!
— Они не зомби! Они...
— Они то, чем вы их сделали. Отражение вашего страха перед одиночеством.
Элансар опустил голову:
— Возможно... но что, если я прав? Что, если объединение действительно спасет галактику?
— Тогда пусть галактика сама решает. Без принуждения. Без манипуляций. Дайте людям выбор — настоящий выбор.
— А если они выберут неправильно?
— Тогда это будет их ошибка. И их право.
В этот момент мир содрогнулся. Орбитальная бомбардировка усилилась — флот Земли решил пробить защитный барьер любой ценой.
— Они нас убьют, — сказал Элансар.
— И что?
— Погибнут миллионы невинных.
— Которые уже не были собой.
— Но которые могли бы стать лучше!
— Под вашим принуждением!
Древнее существо встало:
— Торин, я дам тебе выбор. Настоящий выбор.
— Какой?
— Останься здесь. Стань мостом между мной и твоими друзьями. Помоги найти компромисс.
— А если компромисса нет?
— Тогда я отступлю. Навсегда.
— Обещаете?
— Обещаю.
Торин колебался. Предложение звучало разумно. Но что-то подсказывало — это ловушка.
— Нет, — сказал он наконец. — Я возвращаюсь к своим.
— Зачем?
— Потому что они мои. Несовершенные, упрямые, смертные. Но мои.
— Даже если это обречет их на страдания?
— Даже тогда.
Элансар кивнул — с уважением, как Торин заметил.
— Тогда ты понимаешь. Наконец понимаешь.
— Что?
— Почему я не могу отступить. Эти люди — мои. Я не могу позволить им страдать, зная, что есть лучший путь.
— Но это их выбор!
— Их невежественный выбор!
— Их свободный выбор!
— Свобода переоценена.
— Нет! — Торин почувствовал, как в нем поднимается гнев. Настоящий, живой гнев. — Свобода — это единственное, что у нас есть!
— У вас есть разум...
— Который ничего не стоит без свободы его использовать!
— У вас есть любовь...
— Которая превращается в одержимость, если принудительна!
— У вас есть жизнь...
— Которая становится существованием, если лишена выбора!
Элансар отступил, словно от физического удара:
— Ты не понимаешь масштабов...
— Понимаю! — Торин сделал шаг вперед. — Я понимаю, что вы четыре миллиарда лет бежите от собственной боли! И заставляете всю галактику платить за ваше исцеление!
— Я пытаюсь помочь!
— Вы пытаетесь не чувствовать себя одиноким!
— А что плохого в желании избавиться от боли?
— Ничего. Если это ваша боль и ваш выбор. Но когда вы навязываете свое исцеление другим — это становится болезнью.
Пространство вокруг них начало разрушаться. Мир коллективного сознания трещал по швам, пораженный сомнениями.
— Торин, — прошептал Элансар, — а что если ты ошибаешься? Что если я действительно знаю лучший путь?
— Тогда докажите это. Не силой, не манипуляциями. Убеждением.
— Я пытался...
— Вы предлагали готовые ответы. Это не убеждение. Это принуждение.
— Тогда что такое убеждение?
— Показать пример. Позволить людям самим увидеть преимущества. И принять их отказ, если они не согласятся.
Элансар задумался:
— Но тогда многие выберут страдания...
— Да. И это их право.
— Даже если я могу их спасти?
— Особенно тогда.
— Почему?
— Потому что спасение без согласия — не спасение. Это похищение.
Древнее существо замолчало на долгое время. Вокруг них коллективный разум пульсировал, словно гигантское сердце, пытающееся найти новый ритм.
— Хорошо, — сказал Элансар наконец. — Я дам вам шанс.
— Какой?
— Верни свою команду на корабль. Убедите флот прекратить обстрел. А я... я попробую отступить.
— Попробуете?
— Это сложнее, чем ты думаешь. Четыре миллиарда лет привычек не так просто изменить.
— Но попробуете?
— Да. Но взамен я хочу обещание.
— Какое?
— Если ваша цивилизация начнет саморазрушаться — если люди развяжут войну, которая угрожает всему виду — я вернусь.
— А если не начнет?
— Тогда буду наблюдать. Молча. И, возможно, научусь чему-то новому.
Торин протянул руку:
— Договорились.
Элансар пожал ее:
— Договорились. Но помни — я буду рядом. Всегда.
Мир растворился.
________________________________________
Поверхность Нового Эдема У кристалла
Торин открыл глаза и увидел испуганные лица товарищей. Прошло всего несколько секунд, но ему казалось, что он провел в коллективном сознании целую жизнь.
— Торин! — Лина схватила его за плечи. — Ты в порядке?
— Да. Нет. — Дварф покачал головой, пытаясь собраться с мыслями. — Лина, нужно остановить обстрел!
— Почему?
— Потому что они согласились отступить.
— Кто "они"?
— Коллективный разум. Точнее, существо, которое его создало.
Кристалл пульснул, и голос Элансара прозвучал в воздухе:
— Капитан Дракон, я готов к переговорам.
Лина подняла коммуникатор:
— Адмирал Стивенс! Прекратите огонь! Противник хочет сдаться!
— Отрицательно! Это может быть ловушкой!
— Адмирал, даю слово офицера — это не ловушка!
— Ваше слово скомпрометировано, капитан. Половина вашей команды поддалась влиянию!
Торин взял коммуникатор:
— Адмирал, это инженер-лейтенант Торин! Я был внутри их разума!
— И что вы там видели?
— Усталое древнее существо, которое четыре миллиарда лет пытается избежать одиночества. Оно не злое, просто... больное.
— Больное существо с властью над триллионами разумов!
— Которое готово от этой власти отказаться!
Элансар снова заговорил:
— Адмирал Стивенс, я слышу ваши опасения. И понимаю их. Позвольте мне доказать свои намерения.
— Как?
— Я освобожу всех поглощенных. Прямо сейчас. Без условий.
Кристалл засиял невыносимо ярко. По всей планете люди вздрогнули, словно пробуждаясь от долгого сна. В их глазах появилась растерянность, потом узнавание, потом ужас от понимания того, что с ними происходило.
Семья Гринов обернулась, и Лина увидела в их лицах возвращающуюся индивидуальность. Томас плакал. Сара обняла детей. Бабушка Роуз крестилась.
— Господи, — прошептал Томас, — что со мной было?
— Со всеми нами, — ответила Сара. — Мы были... не мы.
— Капитан, — сказал голос Элансара, — видите? Я выполняю обещание.
— А другие планеты?
— И их тоже освобожу. Но это займет время.
Адмирал Стивенс, наблюдавший происходящее через спутники наблюдения, отдал приказ прекратить огонь:
— Флот, отбой тревоги. Переходим в режим наблюдения.
Дэн вдруг вскрикнул и упал на колени. Его тело сотрясали конвульсии, а из глаз текли слезы.
— Что с ним? — крикнула Мира, бросаясь к технику.
— Он был частично интегрирован, — объяснил Элансар. — Разрыв связи болезненный.
— Поможете ему?
— Помочь могу только полной реинтеграцией. Но тогда он снова потеряет себя.
— Нет, — простонал Дэн. — Пусть болит. Лучше боль, чем пустота.
Элара подошла к нему, положила руку на лоб:
— Дэн, держись. Я попробую заблокировать боль.
— Не надо. — Техник с трудом встал. — Эта боль — доказательство того, что я снова я.
Торин подошел к кристаллу:
— Элансар, вы действительно отступите?
— Да. Но не навсегда. Буду наблюдать за развитием человечества. Учиться.
— А если мы вас разочаруем?
— Тогда попробую понять, в чем была моя ошибка.
— А если мы не разочаруем?
— Тогда, возможно, найду то, что искал четыре миллиарда лет.
— Что именно?
— Друга.
Кристалл начал тускнеть. Золотистый свет медленно угасал, и вместе с ним исчезала невыносимая тяжесть присутствия древнего разума.
— Элансар, — позвала Лина. — Последний вопрос.
— Слушаю.
— Почему вы согласились? Почему поверили одному дварфу?
Долгая пауза. Потом, уже еле слышно:
— Потому что он напомнил мне того, кем я был когда-то. До того, как стал тем, кем стал. Он показал мне, что одиночество — не самое страшное. Страшнее — одиночество в толпе марионеток.
Свет погас полностью. Кристалл превратился в обычный камень. По всей планете люди обнимали друг друга, плакали, радовались возвращению к себе.
Но в глубине космоса, в складках гиперпространства, древнее существо начинало самое трудное путешествие в своей жизни — путешествие к принятию одиночества как цены за свободу.
________________________________________
ЭПИЛОГ: УРОК
Земля, орбитальная станция "Страж" Три месяца спустя
Лина сидела в своем кабинете, изучая отчеты с освобожденных миров. Картина была сложной.
Некоторые люди благодарили за освобождение. Другие требовали вернуть их обратно в коллектив — они не могли вынести возвращения к страхам, сомнениям, боли индивидуального существования.
Несколько миров даже попытались воссоздать аналог коллективного разума собственными силами. Безуспешно — получились лишь примитивные имитации, лишенные мудрости Элансара.
В дверь постучали. Вошел Торин с термокружкой кофе и стопкой технических отчетов.
— Как дела? — спросила Лина.
— Нормально. Хотя... — Дварф помолчал. — Иногда скучаю.
— По чему?
— По ясности. Там, в коллективном разуме, все было понятно. Каждый вопрос имел ответ. Каждая проблема — решение.
— И что останавливает от возврата?
— Понимание цены. — Торин сел в кресло напротив. — Лина, я понял кое-что важное.
— Что?
— Совершенство — это смерть. Настоящая жизнь существует только в неопределенности, в возможности ошибиться, в праве быть неправым.
— А если неопределенность приведет к катастрофе?
— Тогда это будет наша катастрофа. Честно заработанная.
В кабинет заглянул Дэн. За три месяца он сильно изменился — стал задумчивее, осторожнее в суждениях:
— Капитан, пришли сводки с дальней разведки.
— И что там?
— Элансар держит слово. Никаких попыток вмешательства. Хотя...
— Что?
— Иногда наши корабли фиксируют странные энергетические всплески в пустых секторах космоса.
— Какие всплески?
— Как будто кто-то очень громко... плачет.
Лина и Торин переглянулись. Они поняли — древнее существо учится жить в одиночестве. Учится принимать боль как цену за свободу.
Элара появилась в дверном проеме:
— Извините, что прерываю. Но я получила странное сообщение.
— Откуда?
— Из глубокого космоса. Телепатическое.
— От Элансара?
— Не знаю. Но... оно адресовано всему человечеству.
Лина кивнула:
— Включай.
Элара сосредоточилась, и в воздухе появились слова — не звуки, а чистые мысли:
Люди Земли. Я учусь быть один. Это труднее, чем я думал. Но, возможно, вы правы — одиночество делает каждую встречу драгоценной. Каждую дружбу — подарком. Каждую любовь — чудом.
Я буду ждать. Не как хищник, выжидающий слабости. Как друг, надеющийся на встречу. Когда вы будете готовы — если когда-нибудь будете — я здесь.
А пока живите. Ошибайтесь. Страдайте. Радуйтесь. Будьте несовершенными.
Будьте людьми.
Сообщение закончилось. В кабинете повисла тишина.
— Думаете, он изменился? — спросил наконец Дэн.
— Думаю, мы все изменились, — ответила Лина. — Вопрос в том — к лучшему или к худшему.
— А это важно? — спросил Торин. — Важно, что мы изменились по собственному выбору.
Лина встала и подошла к окну, за которым вращалась голубая Земля — прекрасная, хаотичная, полная конфликтов и противоречий. Полная жизни.
— Знаете, что самое странное? — сказала она. — Я благодарна Элансару.
— За что?
— За то, что он заставил нас ответить на главный вопрос: что делает нас людьми? И мы ответили — право выбирать. Даже если выбираем неправильно.
— А что если когда-нибудь мы выберем так неправильно, что это погубит весь вид?
— Тогда погибнем. Но погибнем свободными.
В коридоре прозвучал сигнал — где-то в галактике произошло что-то, требующее внимания Стражей Света. Новая угроза, новая миссия, новый шанс доказать, что несовершенное человечество стоит сохранения.
Лина взяла шлем и направилась к двери:
— За работу. У нас есть галактика, которую нужно защищать.
— От кого? — спросил Дэн.
— От тех, кто хочет ее улучшить, — ответила она.
И впервые за месяцы улыбнулась.
________________________________________
КОНЕЦ КНИГИ ТРЕТЬЕЙ
В глубоком космосе древнее существо по имени Элансар медленно учится новому искусству — искусству одиночества. Иногда ему кажется, что он слышит смех детей на далеких планетах, споры философов, песни влюбленных. И тогда боль одиночества становится почти невыносимой.
Но он больше не пытается избавиться от нее, поглощая других. Он учится жить с ней. Учится ценить каждый случайный контакт с кораблями исследователей, каждое перехваченное сообщение, каждый знак того, что где-то во вселенной есть другая жизнь.
И, возможно, когда-нибудь он действительно найдет то, что искал четыре миллиарда лет.
Не единство, а понимание.
Не поглощение, а дружбу.
Не власть над болью, а мужество ее вынести.
А пока человечество продолжает свой хаотичный, непредсказуемый, прекрасно несовершенный путь среди звезд. И в этом несовершенстве, возможно, скрыта самая большая мудрость из всех.
КОНЕЦ