Я ничего не забыла, тварь

    Воспоминания, время от времени затягивавшие меня в глухую тоску, наконец-таки выстроились в хронологическом порядке , систематизировались и назвались текстом.Он не плох и не хорош, он- правдив, что в свете моих последних представлений о мире , не делает его радостным.Ну как есть, так есть..Название у  текста тоже есть.Оно появится ниже. Есть даже  человек, которому это текст посвящается.Это мой сын.Если он его прочтёт, то лишится иллюзий, а это ,собственно и является моей целью.Без иллюзий надёжнее.....

               
                Предисловие.


             Меня зовут Полина. Мне сорок два года, шестнадцать из которых, я  живу в Норвегии. Хотя, если  меня спросить, целую вечность. Каждое утро  по дороге  в больницу , где я  служу медицинской  сестрой , мне открываются пейзажи красоты настолько необыкновенной, что кажутся выдернутыми толи из древнего  эпоса, где ты- свидетель, как минимум, зарождения одного из девяти скандинавских  миров, толи из предрассветных снов самого Асгарда. Так  перехватывало дыхание  от восторга только в детстве, когда  по дороге в   Шатой  вдруг , за одним их поворотов, открывались  на сколько глаз хватало заснеженные черно-синие горы, не разглядеть в которых  таинственности мог бы только кто-то  уж совсем бесчувственный . Но черно-синие горы остались в прошлой жизни. Как и   ноябрьские туманы в Грозном ,когда как в молоке  утопали даже высоченные тополя центральной аллеи, и  запах старых   книг букинистического магазина, стиснутого в проулке между двумя проспектами, как биофак, которому когда-то было отдано целых пять счастливейших лет. И только как свидетельство того, что он все-таки  существовал  в моей жизни, в старомодном кожаном кофре, купленном мною уже здесь, в Норвегии, на блошином рынке, лежала  темно-синяя книжечка, где черным  по белому было  четко выведено: биолог .
             Потом была война- большой темный  провал, из которого вываливались порой абсолютно сюрреалистические картины, бывшие тем не менее столь же абсолютной правдой. Это были мои воспоминания. И если  бы  кому-то вдруг захотелось   придумать иллюстрации к тому безумному  времени, я отдала бы ему их. Я рассказала бы об этом времени все, что помню и сотый   раз прокляла  бы каждое его мгновение. Хотя, наверное,  это было бы неправильно. Время как таковое  не может быть ни жестоким, ни добрым. В чем провинился старый добрый фотон перед вечно недовольным человечеством? Не сам ли человек , пытаясь  разнообразить свой досуг, столетия за столетиями   разукрашивал боевые знамена, полировал  до блеска  галуны и  терпеливо  затачивал лезвия старого, видавшего виды боевого ятагана, с нескрываемым злорадством  отколупливая  от него ногтем большого пальца засохшую  кровь своего врага? Безумным время делает человек далеко не  новой, но очень необычной   формации - "человек-воюющий, HOMO-MILITARE. Одним словом, к моменту окончания войны в Грозном  мое  осознание  себя как  убежденного  пацифиста стало образующим ,а стойкая ненависть  к любому виду  оружия, даже нарисованному на плакате, только дополняла его.
             Сегодня, в жизни номер два каждое утро   я покупаю в местной булочной большую кружку черного кофе с посыпанным маком рогаликом, сажусь со всем купленным в машину, огибаю церковь и  выезжаю на трасу, чтобы  целых двадцать минут   наслаждаться   ровной как стрела дорогой  и  неизменной плохой погодой, которую всегда любила. Наверное, впрочем, просто  как обратную сторону собственной защищенности. Ведь от салона моей  машины до хмурых небес  добрая сотня километров. Да что мне-то  до этих небес ? Ведь  горячий кофе  с  рогаликом давно стали   верными  спутниками с таким трудом приобретенного мною  спокойствия. Ах да, ну и  Оскар Бентон, конечно же. Его  вокал способен  даже дороге на работу задать слегка  фривольный тон.
             Но это было раньше, даже  еще десять дней назад.  А потом , как-будто кто-то невидимый взял камень и с силой ударил им по стеклу моего окна, и оттуда, из образовавшейся дыры, хлынул холодный, почему-то пахнущий гарью, ветер. От этого запаха стало тяжело дышать. Толи от ощущения песка на зубах, толи от невозможности сделать вздох. Со временем  все исчезло: и тошнота, и страх, и даже мысли.
        Десять дней назад я убила человека.


                Глава 1.Норвегия 2022 год.
 
             Если бы первого декабря не пошел снег....Хотя, как сказать. Может он потому и пошел, чтобы набившему оскомину "история не терпит сослагательного наклонения" случилось еще одно подтверждение. После обеда от него  уже почти ничего не  осталось, разве что лужи  еще какое-то время темнели на дорогах. Но к вечеру  на электронном табло у входа в аптеку несколько раз сменился показатель температуры воздуха. К тому моменту, когда на нем  красным цветом высветилось "-10",они уже были  покрыты толстым   слоем льда. Черепашьим шагом, кое-как я доплелась до дома и десять раз поблагодарила бога, что могу выйти из машины и ощутить, наконец, твердую поверхность под ногами.
          
        Повторяя про себя как священную мантру "Телефон- ключи- портмоне", закидываю все найденное в сумку и одновременно   слышу, как одно за одним приходят сообщения на мобильный.  Потом-потом-потом .Сейчас  мне  очень хочется сделать вид, что я оглохла, потому что во всех окнах моей квартиры горит свет, и означать это может только одно: оба  моих сына наконец-то дома. Открываю дверь, несусь по лестнице на второй этаж и буквально спотыкаюсь о нераспакованные сумки, обувь и пустые коробки от пиццы. И тишина. Такая долгожданная, совсем не такая , какая бывает, кода в доме никого нет. Иная, через которую слышишь, как спят твои дети.               
               Пробираюсь на кухню. Стараюсь не шуметь, но с тайной мыслью, чтобы  все проснулись и явились ужинать. Так оно и случается. Сидят  напротив меня. Дени уже двадцать .Своего отца он  почти не помнит. А Эрисхан, младший, его никогда и не видел. Но оба  все больше и больше становятся на него  похожими.  Странная вещь гены.
               Хынгалш, наши чеченские лепешки с тыквой,(благо в местных магазинах она есть всегда),улетают первыми. Остальное так и остается нетронутым. Одно радует: рефераты написаны, экзамены сданы, впереди две недели каникул.
               Вставать из-за стола не хочется. Так и сижу,  смотрю через незашторенное окно  и почему-то не могу оторвать взгляда от маленькой светящейся точки среди леса на склоне полого спускающейся к дороге горы. Я знаю, что это за  точка, это-фонарь у дома господина Сторхольта, мимо  которого я проезжаю два раза в день по дороге на работу и обратно.  Это  основательный   деревянный сруб с  террасой  под поросшей мхом крышей и  небольшим газоном. А еще лес  и одиночество, глухое, как  фьорд в  дождливую осеннюю ночь. Хотя сам Сторхольт  воспринимал его скорее как предмет своей гордости, и, судя по румянцу во всю щеку, жизнью он был доволен. Я же  каждый раз  видя   фамилию на указателе у дороги, испытывала  чувство, сильно напоминающее мазохистские практики,  и ежилась от одной только  возможности  увидеть в каждом окне по бескрайнему темнеющему лесу. Но покуда   вайнахский геном предписывал  мне никогда не селиться в глухом лесу в одиночестве, а жить исключительно в сообществе с себе подобными и лишал меня подобной   перспективы  напрочь, то и переживать-то было незачем.
                Вспоминаю про сообщения .Нахожу телефон  в сумке, висевшей тут же, на спинке стула, и  почувствовав облегчение от того,  что не придется  сочинять трехэтажную брехню про то, что не слышала звонка, просто звоню Лизе.
            Она отвечает практически сразу, что-то говорит  мне про тоннель и плохую связь, но я почти ничего не слышу кроме нескольких  звуков, которые доносятся до меня как удары палкой о большое перевернутое корыто...Е-е-о-у.....Почти уверенная что это ничто иное как "Пе-рез-во-ню" отключаюсь и жду звонка. И дожидаюсь таки. Только не телефонного. Каждый , кто хоть раз побывал у меня дома и слышал зуммер моего   домофона, наследства от предыдущего хозяина , мощность его оценил и молчанием не обошел . Настоящий  же  перл  выдал   тот самый господин Сторхольт, который  привез  мне однажды  в подарок  банку  меда за то, что я  завезла ему как-то  забытый им на прилавке в аптеке  пакетик с медикаментами,  когда  сказал, что нечто подобное он слышал  примерно в годах семидесятых прошлого века   во время  службы на одной из подводных  лодок   Королевского военно-морского флота  Норвегии .Мы с Лизой   смеялись так, как можно смеяться только еще в школе, сидя на последней парте, когда уже нет кислорода чтобы дышать, но успокоиться ты все еще не можешь." У вас очень веселая подруга",- сказал тогда  Сторхольт, по-видимому, даже и не собиравшийся шутить. Лиза  же с тех пор   каждый раз, когда  нажимала   кнопку вызова, делала это с особенным чувством, которое в некотором смысле было сродни ощущениям варвара,  явившегося   установить отныне свой порядок в непутевом дому зазнавшегося сноба.
           Не веря тому, что слышу, бросаю недопитый кофе и несусь открывать дверь.
           Жму на кнопку со значком микрофона и вежливо осведомляюсь  по-норвежски, кого, собственно, принесло   ко мне  в столь поздний час. Ответ: " Конь в пальто". По-русски. Лизон! Вот тебе, бабушка, и юрьев день!   
           - Ты откуда взялась? А почему не сказала, что ко мне едешь? Кстати твой конь не в рифму..
           -Читать надо , что тебе люди пишут.
           Лиза стягивает с себя пуховик, ботинки, бросает   все  тут же на пол, и ,оставив коня без внимания, вытягивает вперед  заметно дрожащие руки .
           -Вот, смотри.
           -Не пугай меня. Что?
           -Тут от вас недалеко, прямо перед тоннелем мужик  лося снес. Видно скорость приличная была, не знаю, я уже позже подъехала. Лось ближе к  обочине лежал, а его самого, видно на гололеде занесло и через ограду выкинуло.
           -И что? Живой?
           -Судя по машине вряд ли. Зачем я это только увидела?
           -А возраст какой?
           -Понятия не имею. Плюс-минус сорок, наверное. Трудно сказать..
           Я задавала вопросы, Лиза на них отвечала. Визуально-все в норме. С чего бы только  рукам дрожать? Дальше-больше.
           -И еще знаешь что? Я когда подъехала, там  уже одна машина стояла, пара семейная. Они полицию и вызвали. Я к ним подошла, а сама от его лица взгляда оторвать не могу. Стою, смотрю как идиотка. Лицо такое красивое.
           Лиза тянула и было очевидно, что продолжать говорить ей дается с трудом.
           -Бертона из "Овода" помнишь? Один к одному. Дежавю какое-то..
           Мы смотрели друг на друга, боясь дышать,  потому что похожий диалог в нашей с ней жизни уже был. Шестнадцать лет назад.
                ***
               

                Авария у тоннеля, окровавленный  лось,  лежащий   посреди дороги с вывернутой шеей  и посеревшее  лицо  водителя  отпустили не сразу. Картинка стояла перед глазами еще долго. Но в тот вечер ни я ни Лиза об этом  больше ни одним словом не обмолвились.  Уже позже я поняла почему. Все   было слишком  очевидно и слишком рационально, чтобы   мы, ухватившись за  одно звено, пусть даже пока  только интуитивно,  не пришли к единственному правильному выводу: мы все втроем скоро встретимся. А перед такой встречей суеты не хотелось. Но так я буду думать позже, когда придет тому свое время. А тогда, раскладывая по тарелкам привезенный Лизой яблочный штрудель, я на  сколько хватало сил, боролась с собственным организмом, который то и дело давал мне понять, что я далеко не Жанна де Арк, а персонаж  скорее из менее героической истории .И как бы я ни пыталась приладить на своем теле тяжелые и великоватые мне по размеру железные доспехи, ничего не выходило. Мне просто хотелось плакать. А еще мне хотелось, чтобы мой муж  и отец двух моих сыновей вдруг оказался жив. Мне не хватало его. Он умел любить, умел жалеть как он умел мириться! Ради таких примирений с ним можно было ссориться бесконечно. Я вспомнила, как однажды мы разругались до хрипоты в голосе, после чего стопка тетрадей для лабораторных  работ 10"А" класса осталась лежать на сиденье автобуса, которым я ехала на работу.Опоздав на двадцать минут, без тетрадей и с потекшей тушью я вошла в класс. Директор школы Алла Павловна, она же подруга моей мамы тетя Алла, эмоций не сдерживала.
                "Полина,-шепотом кричала она,-почему у тебя все через жопу? Ну не глупая же вроде девчонка?"
                Уже через минуту я снова  неслась на автобусную остановку, потому что, как выяснилось, какой-то очень несдержанный  человек за несколько минут до моего прихода позвонил в учительскую требуя  меня к телефону. И  его  можно было понять. По его словам вода из моей квартиры хлестала из-под двери заливая  всех соседей поочередно.
                Подъезд встретил меня прохладой и тишиной. Я вставила ключ в замочную скважину, медленно  развернула его и ,мысленно прочтя молитву, шагнула через порог. Из прихожей была видна только противоположная стена комнаты, немного выступающая справа часть дивана и развернутое к нему кресло, на котором лежали ноги моего мужа в вельветовых комнатных тапочках. Он спал.Наводнение отменялось. Не открывая глаз он сделал жест рукой , который мог означать сразу все из перечисленного:" Иди сюда. Не ори пожалуйста. Ты плакала? Я тебя ждал."
      
                ***
       
                -Ну что, чтим традиции?- Лиза вытягивает из сумки небольшой тугой брусок в  упаковке  из мешковины с отпечатанным не нем  красивым словом " Esmeralda" и ставит его на стол,-новый. Будем пробовать?
                А то!
                Традиция отовсюду везти  кофе у нас давняя. Мы его покупали, дарили, принимали в подарок сами, давали им взятки и даже пробовали гадать на кофейной гуще. Одним словом, это была  "одна, но пламенная страсть". Мой муж называл нас придурошными, после чего Лиза отвечала коротко и всегда одинаково:"Хасик, ты- колхозник."
                Любовь к собирательству кофейных банок привела к неплохим результатам. Одним из них была длинная, от стены до стены полка, выпиленная из цельного куска сосны.Она крепилась на двух массивных  железных крюках почти под потолком моей кухни, и так же, как и домофон несла в себе следы слегка страдающего гигантоманией неизвестного эстета-архитектора. Но мне она нравилась. И именно на ней  располагался мой кофейный Клондайк. Вторым была Лизина кофейня. Маленькая, уютная, с зарешеченными на старый лад окнами  и парой столов с плетеными стульями прямо под ними. Все, что рождалось в Лизиной голове как приятная развлекуха для души, со временем становилась ее MODUS OPERANDI.                                                                Поднимается шапочка из пенки. Лиза перехватывает джезву  на несколько секунд, ждет пока она чуть осядет, опять ставит на горячее и опять перехватывает. Так делала тетя Жанна, больше похожая на алхимика,( если женщины вообще могли быть алхимиками),чем на бухгалтера на пенсии. С заметным армянским акцентом она объясняла: "Конечно же нужно добавить  чуть-чуть соли. Почему не добавить? Когда вы варите сладкую манную кашу, вы же добавляете в нее соль? Какой вкус без соли?" А тетя Жанна свое дело знала и о чем говорила, понимала хорошо. Так соседка по лестничной площадке, в стоптанных тапочках и с вечно распадающимся  пучком волос на затылке,добрейшая тетя Жанна Аракелян, стала первым в нашей жизни баристой.
                ***
                Утром натягиваю на себя старый вязаный свитер, который все никак не поднималась рука выбросить,  беру веник и спускаюсь на террасу вымести налетевшую за ночь снежную крошку. Через секунду  слышу, как    за спиной   открывается дверь, и  в проеме появляется рука с термосом. Понятное дело, не до  веника  уже. Снова бегу наверх, приношу   сторхольтовскмй мед , орехи и остатки вчерашнего  печенья. Откуда-то берется пепельница. К слову сказать, никогда не знала откуда  ее  Лиза  доставала  и куда относила обратно. Мой спич о вреде курения результатов не приносит. Реакция Лизы здравого смысла лишена напрочь, но чисто эстетически -шедевр.  Она закуривает, изящно держа сигарету между указательным и средним пальцем, улыбается  и ...ничего не отвечает.
              - Корова, ты когда курить бросишь?
              -Ad calendas graecas - никогда (букв. До греческих календ)
               Ну что сказать?
               Опять пьем кофе, рецепт которого сворован у местных. Очень крепкий кофе и очень много сливок. Молчим.
              -Из Грозного есть что-нибудь?
               Рассказываю. Но то и дело мысленно возвращаюсь к вчерашнему вечеру.
               - Лиз, этот человек,  который лося вчера сбил, действительно тебе кого-то напомнил?
               Лиза села на перилла террасы и снова закурила.
               -Я не знаю...   Пытаюсь поймать этот момент, когда оно пришло, но, чем больше пытаюсь, тем  меньше получается. 
               -Тогда по-другому. А какова вероятность того, что это один и тот же человек?               
               -Если меня спросить, так нулевая. Шестнадцать лет прошло, Поля. Где Чечня и где Норвегия...?Но с другой стороны   похож он был на того урода.
               -Ну значит на кого похож, того и видела.
               -Может все-таки показалось?
               -Это он, Лиза. И ты это еще вчера поняла. Так ведь? Скажи точно, где авария была?
               -По трассе перед тоннелем метров за 300.
               - Думаю, его в наше отделение доставили. Если живой остался, конечно.
               Лиза щелкала и щелкала зажигалкой, пытаясь ее зажечь. Потом, когда пламя ,наконец ,появилось, увеличила его до максимум и осторожно поставила на перилла. Ярко-голубое, оно дергалось от ветра, но все равно продолжало гореть. Я не могла оторвать от него взгляда, как-будто кто-то держал меня силой, и даже не глядя на Лизу, понимала, что с ней происходит ровно то же самое.   
               -Хотелось бы мне, Поля, чтобы эта тварь выжила..
               Я не знаю таких  слов, в которые я могла бы облечь то мое состояние. Это был еле  ощутимый  озноб или чувство  предвосхищения, которое приходит иногда за несколько секунд до того, как появляется само решение. Та часть меня, которую я по сей день  считала  пустотой, вдруг заполнилась недостающими смыслами.
               -Выживет.
                ***
   
               Это была суббота,  и это был вечер. Прозрачный, морозный и тихий. У дома Сторхольта зажегся фонарь. Через него от скамейки, где я  так и осталась сидеть после того, как уехала Лиза, мне почему-то захотелось мысленно провести прямую  линию. И не остановиться на нем, а вести ее дальше и дальше, за горизонт, к фьордам, к обледеневшим скалам, к холодным волнам Северного моря. Так в моей жизни  появился мой личный Гринвич. С того субботнего вечера начался для меня новый отсчет времени.