Проливные судьбы

 
Проливные судьбы

В кабинете мэра Аркадия Игнатьева, в городе, где дождь шёл уже сто лет, пахло плесенью и безнадёжностью. Это был запах старого заброшенного корабля, который медленно погружался на дно, и никто не хотел его спасать. Аркадий Игнатьев, сам похожий на этот корабль, сидел за столом, подпирая голову рукой. Он пытался сосчитать, сколько ещё протечек осталось в крыше, но сбивался на третьей сотне. Казалось, даже бумага в его кабинете пропиталась этой вечной сыростью, так что буквы расплывались, и текст становился похож на размазанные кляксы чьей-то мокрой и унылой души.

Его кабинет, некогда гордость города, теперь был похож на болото. Потолок покрылся мшистой зеленью, с окон капала вода, и даже мебель, казалось, начала гнить. Единственным светлым пятном была фотография его жены, которая уехала в другой город, чтобы хоть раз в жизни увидеть солнце. Она обещала вернуться, когда в Проливном станет сухо, но Аркадий Игнатьев понимал, что это произойдёт только, если в мире случится чудо.

«Свято место пусто не бывает», — грустно думал он, глядя на пустующий стул, где раньше сидел его помощник, которого уволили за излишний оптимизм.

Он оторвал взгляд от потолка и посмотрел на гору писем на своём столе. Это были жалобы от жителей, которые уже не просили, а требовали. Они писали, что их дома разваливаются,  дети болеют, что они сами не видят смысла жить.

«Помогите нам, мы тонем в этом потоке слёз», — было написано в одном из писем, и Аркадий Игнатьев понимал, что речь идёт не только о воде.

Рядом с жалобами лежала пачка отчётов. Один из них был о национальном унынии, которое, как оказалось, стало самой главной проблемой города. В документе говорилось, что люди перестали не только радоваться, но и грустить. Они стали безразличны ко всему, и это было гораздо хуже, чем печаль.

В этот момент в кабинет вошёл его помощник Сергей — молодой парень, который, казалось, был единственным, кто ещё не разучился улыбаться. Но и его улыбка была такой же тусклой, как и свет лампы, висящей над их головами.

— Аркадий Игнатьевич, — сказал Сергей, — к вам пришёл ревизор из города. Он хочет проверить, почему мы не справляемся с проблемами. Он приехал на чёрной «Волге» и с очень большим сухим зонтом.

Аркадий Игнатьев почувствовал, как сердце у него упало. Он знал, что этот ревизор будет искать то, чего нет: отчёты, документы, доказательства того, что он что-то делает. Но на самом деле он ничего не делал. Он, как и все жители, просто плыл по течению.

Ревизор, полный, упитанный мужчина с ярким зонтом, который выглядел как инопланетный объект в Проливном, вошёл в кабинет Аркадия Игнатьева. Он осмотрел помещение, поёжился от холода и влаги и с видом превосходства сказал:

— И что это за безобразие? Вы не могли подготовиться к моему приезду?

Аркадий Игнатьев только развёл руками. Он знал, что любые оправдания будут бесполезны. Он уже так устал от этой вечной войны с сыростью, что не осталось сил даже на споры.

— Мы не можем исправить то, что не зависит от нас, — сказал он, указывая на окно, за которым стеной шёл дождь. — Мы живём в городе, который плачет, и ничего не можем с этим поделать.

Ревизор хмыкнул. Он достал из портфеля папку и начал её листать. В его движениях не было ни грамма сочувствия, только строгая, как график отчёта, логика.

— А я вижу, что вы даже не пытаетесь. Вот, например, у вас нет ни одного отчёта о психологическом состоянии населения. Вы даже не знаете, насколько люди несчастны.

Аркадий Игнатьев посмотрел на него с удивлением. Он не ожидал, что ревизор будет говорить о таких вещах. Он был мэром, а не психологом; его дело было в дорогах и крышах, а не в душевных терзаниях.

— Мы знаем. Они несчастны, — сказал он. — Очень.

— А вы что-то делаете, чтобы это изменить? — спросил ревизор.

Аркадий Игнатьев промолчал. Он никогда не думал об этом. Он всегда считал, что люди грустят из-за дождя, а не наоборот. И в этот момент его осенило: а что, если он ошибался? Что, если дождь — это не причина, а следствие?

— Стойте! — закричал он, когда ревизор уже собирался уходить. — Я придумал!

Ревизор остановился, удивлённо повернулся к нему.

— Что вы придумали? — спросил он, и в его голосе прозвучало любопытство.

— Я создам Городское управление смеха! — сказал Аркадий Игнатьев. — Мы будем учить людей смеяться!

Ревизор посмотрел на него, как на сумасшедшего. Но Аркадий Игнатьев был настолько убеждён в своей идее, что в его глазах появился огонь.

— Это единственный способ. Мы не можем остановить дождь. Но мы можем перестать плакать, — сказал он.

На следующий день было создано Городское управление смеха. Его возглавил сам Аркадий Игнатьев. Он начал с самого простого — с себя. Он достал из шкафа старую пыльную книгу с анекдотами и начал их читать. Он читал, а сам не мог сдержать улыбки, потому что анекдоты были такими глупыми и наивными, что не смеяться было невозможно.

А потом он начал внедрять Уроки юмора на заводах и фабриках. Первый урок состоялся на заводе по производству зонтов. Рабочие, усталые и угрюмые, сели в зале, скрестив руки на груди. Аркадий Игнатьев вышел на сцену, держа в руках книгу.

— Так, ребята, — сказал он. — Сегодня мы будем учиться смеяться. Я расскажу вам анекдот: Ночь, стук в окно. Хозяин: дрова нужны? Нет, не мешайте спать. Утром встал. Дров на дворе не было.

Рабочие молчали. Тогда он рассказал второй. Тишина. Аркадий Игнатьев начал потеть. Он чувствовал себя самым жалким человеком на свете. Он подумал, что всё это бессмысленно, и его идея была глупой. Он был готов сдаться, когда один из рабочих, старик Иван, вдруг поперхнулся и не смог сдержать смеха. Он смеялся так сильно, что ему пришлось вытирать слёзы с глаз.

Аркадий Игнатьев с удивлением посмотрел на него.

— Почему ты смеёшься? — спросил он.

— Потому что я не могу поверить, что наш мэр рассказывает нам анекдоты! — ответил старик Иван. — Это так абсурдно, что не смеяться невозможно!

И в этот момент смех начал распространяться по залу. Он был сначала неуверенным, потом громким, а затем перерос в настоящий, заразительный хохот. Рабочие смеялись, потому что это было единственное, что они могли сделать. Они смеялись над собой, над своим городом, над своей жизнью, которая была так пропитана унынием.

Смех, как тоненькая струйка воды, пробился из старого Ивана, а потом, набирая силу, хлынул по цеху. Рабочие, которые только что сидели как промокшие воробьи, вдруг разом взорвались хохотом. Они смеялись над Аркадием Игнатьевым, над его нелепой книгой анекдотов, над тем, что их заставили сидеть и слушать это. Но самое главное — они смеялись над собой, над своим вечным унынием, над тем, как абсурдно выглядит их жизнь.

С этого дня Уроки юмора стали самым любимым временем на заводе. Люди приходили, обменивались шутками, а потом, возвращаясь к работе, начинали тихонько посмеиваться над своими проблемами. Однажды, когда у одного рабочего сломался станок, он не стал ругаться, а просто сказал:

— И этот не выдержал моего весёлого настроения!

И все вокруг рассмеялись.

Смех, как вирус, распространялся по городу. Учителя устраивали конкурсы на самый смешной стих о дожде. Пекари выпекали булочки в форме солнца, а дети рисовали его на асфальте. На улицах можно было услышать, как люди рассказывают анекдоты. Они стали придумывать свои, проливные анекдоты, которые были понятны только им. Например, такой:

— Встречаются два проливных жителя. Один говорит: «Я вчера так сильно плакал, что меня чуть не затопило». А другой ему отвечает: «А я так смеялся, что чуть не высох».

И пока жители Проливного учились смеяться, дождь постепенно ослабевал. Сначала он становился не таким сильным, потом стал моросить, а затем и вовсе прекращался на несколько минут. Эти минуты были для людей настоящим чудом. Они поднимали головы, смотрели на небо, которое всё ещё было серым, но уже не казалось таким безнадёжным.

Однажды Аркадий Игнатьев, стоя у окна, заметил, как по улице, насвистывая весёлую мелодию, идёт дворник. Обычно он был мрачнее тучи, а тут шёл и улыбался. Аркадий Игнатьев вышел на улицу, подошёл к нему и спросил:

— Что случилось? Ты такой весёлый сегодня.

Дворник улыбнулся и сказал:

— Да вот, мэр, раньше я думал, что убираю лужи, а теперь понял, что просто поливаю цветы.

И тут Аркадий Игнатьев понял: проливные судьбы были созданы не небом, а ими самими. Дождь был лишь отражением их собственного уныния, а смех — как луч солнца, который они сами создавали.

Аркадий Игнатьев, как и весь город, ждал. Ждал чуда. Дождь уже давно не шёл, его место заняла мелкая морось, которая, в свою очередь, превратилась в невидимый туман. Улицы были уже почти сухими, а бурые лужи постепенно испарялись. Люди перестали хмуриться. Напротив, они научились смеяться над собой и своим прошлым. Однажды один рабочий сказал:

— А помните, как мы ходили по улицам, будто на нас кирпичи сверху падали?

Все дружно рассмеялись. Но самое смешное было то, что теперь никто не мог представить, как можно жить без улыбки. Они даже придумали игру: кто дольше продержится с серьёзным лицом. Конечно, никто не мог выдержать и минуты. Смех лился отовсюду: из окон домов, из дверей магазинов, из-за углов. Он стал воздухом, которым дышали жители Проливного.

И в один прекрасный день, когда кто-то из детей на Уроке юмора в школе так сильно рассмеялся, что упал со стула, сквозь тучи, которые висели над городом уже сто лет, пробился первый луч солнца. Это был всего лишь короткий, мгновенный проблеск, но он изменил всё. Сначала люди не поверили. Но когда солнце стало светить всё ярче и ярче, они выбежали на улицу. Они смотрели на небо, которое теперь было голубым, и плакали. Но это были слёзы счастья. Они обнимали друг друга, смеялись, танцевали. Один старик, который всю жизнь просидел дома, сказал:

— Я думал, что жизнь — это бесконечная сырость, а оказывается, она такая солнечная!

А потом люди поняли: проливные судьбы были созданы не небом, а ими самими. Дождь был лишь отражением их собственного уныния, а смех — как луч солнца, который они сами создавали. Дождь был оплатой за их тоску, и, когда они перестали грустить, счёт был закрыт.

Аркадий Игнатьев стоял на главной площади и смотрел на это. Он больше не был уставшим, угрюмым мэром. Он был человеком, который подарил городу солнце. Он смотрел на людей, и его сердце наполнялось радостью. Он понял, что его работа — не в том, чтобы убирать лужи, а в том, чтобы дарить людям надежду.

— Спасибо тебе, Аркадий Игнатьевич! — закричал кто-то из толпы.

Все поддержали его, и Аркадий Игнатьев понял, что он больше не один.

С этого дня Городское управление смеха стало самым важным учреждением в Проливном. А сам Аркадий Игнатьев был избран мэром радости. Теперь он не просто следил за городом, а дарил людям улыбки. Он научился смеяться по-настоящему, и это было его главной победой.

Главный фонтан на центральной площади, который раньше был просто чашей с дождевой водой, теперь стал фонтаном смеха. Каждое утро жители бросали в него одну-единственную монетку и, загадывая желание, заливались хохотом. И люди, глядя на это, всегда помнили, что счастье — не в том, чтобы ждать, пока кончится дождь, а в том, чтобы танцевать под ними.

Многие уверяли, что стоит только пригласить Игнатьева с филиалом Управления смеха, и у них в городе даже зонтики превращаются в веера, а тучи сами сбегают подальше искать, где ещё приветствуют уныние.