О главных муках Ада

                Для каждого православного точное знание о блаженствах и о мучениях души является необходимым условием не только добродетельной жизни, но и целью произволения – к чему стремиться и чего опасаться. Это знание, своего рода, кнут и пряник, оберегающие и направляющие душу по пути праведности, где кнут – это точное представление о мучениях в преисподней, а пряник – уверенность в блаженствах Царствия Небесного. О последних я говорить не буду, поскольку они просты в своей онтологии, как прост по Своей природе Бог. Все праведники – едины в радости пребывания со Христом, хотя места в обителях Вечной жизни зависят от заслуг и земных подвигов души. Пример тому девять чинов ангельской иерархии. Гораздо больший интерес представляет знание о мучениях в аду, которые весьма многообразны и несут глубокий богословский смысл для совершенных, поскольку, как писал выдающийся богослов V в. Евагрий Понтийский: «Уровень постижения Священного Писания зависит от уровня духовного преуспеяния читателей, и не все могут вмещать таинственный смысл его. Поэтому подлинно духовное толкование Писания могут представить только гностики, то есть преуспевающие и в делании, и в мистическом созерцании».
                Когда мы слышим про вечный огнь, тартар или про червя неусыпающего, воображение рисует жуткие картины страданий и боли, аналогичные тем, что встречается в жизни или в фильмах ужасов. Это обусловлено грехопадением праотцов, после которого ум, утратив способность созерцать божественное, прилепился к чувствам и подпал под их власть. С тех пор чувственное, то есть ложное, заменило в уме духовное или истинное. Максим Исповедник писал: «Диавол уводит умное созерцание души от духовных смыслов, которые существуют во всех тварных вещах, ограничивая умную силу человека лицезрением внешнего вида чувственных вещей». Вот эти чувственные вещи и формируют ложные представления разума, поскольку: «Ни в чём из вещей видимых нет для их владельцев ни надёжности, ни устойчивости», – замечает Максим. Поэтому все муки ада ничего общего с нашим преставлением о страданиях не имеют.  Мучения и блаженства души относятся к невидимому миру, в котором чувства не действуют, ибо умирают, как и грех, вместе с телом. Руководствуясь этим, попробуем разобраться, что происходит с душой после осуждения на вечную смерть.
                Учение Церкви о загробной жизни знает три главных вида мучений грешников: огнь вечный, тартар и червь неусыпающий. Все они являются аллегориями, призванными раскрыть ужас страданий души в преисподней. Поэтому в прямом смысле их воспринимать нельзя. Нам важно разобраться в этом вопросе, иначе вся христианская жизнь становиться бессмысленной по своему содержанию. Причем, выяснить, насколько нам это возможно,  не только то, что такое огнь вечный, тартар и червь неусыпающий, но и понять их суть и механизм действия. В связи с этим, нам предстоит разобрать каждое из эти понятий, поскольку они имеют важное значение для понимания посмертной участи души.
                Огнь вечный. О геенне, как о Царстве мертвых, известно еще со времен Ветхого Завета. В иудаизме оно называется «шеол» или ад. «Сниду к сыну моему сетуя во ад» (Быт.37:35), – сетует Патриарх Иаков о себе и святом сыне своем Иосифе. Христос обращается к грешникам на Суде: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф.25:41). Примечательно, что ветхозаветный ад не содержит упоминания о неугасимом огне. В представлении древних иудеев шеол: «Описывается как место мрачное и тёмное (Иов.10:21–22), где царят тишина и забвение (Пс.93:17; 113:25). Там не вспоминают о Боге и никогда не воспевают Его (Пс.6:6; 29:10; 113:25)».  В Новом Завете к понятию ада добавилось значение «геенна». Согласно открытым источникам: «Греческое слово "геенна" является переводом арамейского "гехиннам", которое в свою очередь восходит к еврейскому имени Хинном (в Синодальном – Енном). Так называлась долина некоего "сына Енномова" на южной стороне Иерусалима, где во времена Ветхого Завета идолопоклонствующие иудеи сжигали своих детей в честь Молоха (2Пар.28:3; Иер.7:31). Царь Иосия в 620-е гг. до Р. Х. отменил эти жертвоприношения, а само место осквернил во избежание возобновления здесь мерзкого идолослужения. Впоследствии здесь образовалась свалка, на которой поддерживали огонь и где сжигали трупы казненных преступников и погибших животных, мусор, нечистоты». Синонимом ада и геенны является преисподняя.
                С точки зрения высшего богословия, упоминание Христом огня, как меры вечного наказания грешников, представляет особый интерес. Для того, чтобы разобраться в этом, необходимо обратиться к предыдущей беседе «О времени, вечности и бессмертии». В ней я говорил, что всякое движение в загробном мире отсутствует. Вместе с ним отсутствуют и чувства, точнее их проявление. Это обусловлено тем, что в вечности нет изменений и течения времени в нашем понимании, и нет присущего нам естества. Соответственно, ни обжигающий жар огня, ни сам огонь, к «огню гееннскому» Христа отношения не имеют, поскольку нет тела, способного чувствовать и нет условий горения как движения. Так о каком огне идет речь в Евангелие? Вопрос крайне непростой и вместе с тем очень важный. Тайна раскрывается в записках помещика Н. Мотовилова – «служки» Серафима Саровского, как он себя называл. Попущением Божиим, ему было суждено испытать в теле все три муки ада, и пережитое он подробно записал в назидание потомкам и всем православным.
                Вот что он рассказал о своих мучениях (язык оригинала сохранен): «Вот ведь каковы будут то муки огня геенскаго и того не светимаго и негасимаго пламени, в коем грешники будут вечно гореть не сгораючи; [потому что] что не попекся [грешник] об исполнении заповедей Господних и хранении Закона Божияго в здешней временной жизни, а потому лишился отрады в жизни будущаго века; Бог мне, кончившему полный курс наук в Университете дает испытывать [это] — и вполне чувственно осязать на себе для того, чтобы я всё [поведал] и ученой собратии моей, что мука геенскаго огня вечнаго будет имянно такова же и не одною совестию или сожалением о преждних грехах или стыдом и укоризною будут мучиться грешники в аде сначале и потом в геенне — но истинными физическими болями ибо по воскресении из мертвых все мы восприимем туже самую теперешнюю нашу плоть. Муки вечныя проповедуемыя Евангелием будут не привидением но истинною, таковы как писано и как я отчасти и на себе самом испытал, то и они сами на себе самих действительно испытают тоже, если не тягчайшее сжение от огня геенскаго, которым я тогда горел не сгорая; но видимо для всех по воле Божией покрываясь сажею в уверение всех того, — что муки сжения внутренняго во мне не есть иллюзия или обман чувств; но истинно фактическим событием в глазах свидетелей посторонних».
                Здесь необходимо прерваться, чтобы разъяснить сказанное. Сам того не ведая, Н. Мотовилов раскрывает главный догмат эсхатологического учения Церкви: после Всеобщего воскресения каждый получит свое тело, чтобы либо в нем блаженствовать в Царствии Небесном, либо вечно мучаться в аду. И муки, и блаженство будут реальными физическими ощущениями воскресшего тела, что только многократно усугубит и то, и другое. Но в период Частного суда над душой при конце жизни, мучения сохраняются только на духовном плане, что не делает их менее болезненными. Более того, Мотовилов реально покрывался веществом, похожим на сажу, что и засвидетельствовали очевидцы его страданий.
                Далее он продолжает: «Я всё то разсказывал подробно Высокопреосвященному Антонию [архиепископ Воронежский и Задонский] и он заповедал: "Храня до времяни всё то в сердце и сообщая боящимся Господа Бога, возвестить когда время придет и целому миру", — и вот его собственныя слова неоднократно мне сказанныя по сему случаю: "А разве на то Господь так много чудодействовал в жизни вашей и такия дивныя дела свои открыл вам, чтобы это нужно было только для одного вас самих утверждения в вере своей, вы и без таких чудес были бы верны Ему — и мог ли бы спастися; но это нужно было миру — во уверение истинны — что Иисус Христос вчера и днесь той же и во веки что Дух Божий как прежде действовал в избранных своих, так и ныне дает емуже хощет свои дарования — так и вам это всё не для вас только дано одних; Но для возвещения целому миру, — о чем, когда не будет меня и кончится термин страданий ваших возвестите во славу даровавшаго вам то Господа Бога в пользу и назидание всем хотящим спастися — и не только им но и нехотящим своего спасения или непонимающим крайней и необходимой нужды в этом великом деле для каждаго человека». Необходимо отметить, что Владыка Антоний весьма серьезно отнесся к происходящему со своим духовным чадом, и не считал его рассказ выдумкой или бредом. Более того, он всячески поддерживал и окормлял Мотовилова в понесенных им скорбях.
                Однако вернемся к страданиям помещика: «Но продолжая разсказ о бедствиях моих скажу, что к концу третьих суток огонь геенский жегший и несжигавший до смерти меня, а только неимоверно и неизобразимо мучивший меня до того усилился, что кости мои в ногах затрещали ощутительно и явственно для меня — от пламени пожиравшаго их».    Облегчение муки бедолага получил только после того, как архиепископ Антоний, выслушав его, дал несчастному стакан виноградного вина, отправив на исповедь к старцу Варлааму.
                Завершая историю первого искушения бедного «служки» о. Серафима, необходимо отметить следующее. Огонь, о котором идет речь, не является пламенем в прямом смысле этого слова. Он лишь символизирует особые мучения души, сравнимые с ожогом тела. Эти муки являются следствием лишения благодати Божьей, то есть богообщения. Для примера можно привести страдания матери, у которого отнимают ребенка, но только многократно усиленные. Эту скорбь описать иначе, как обжигающей сердце, невозможно. Какая мука может быть сильнее?
                После Всеобщего Воскресения праведники соединяться со Христом по благодати, а грешники приобщаться к Нему, лишаясь милости Божьей. Это очень важное замечание, поскольку раскрывает суть учения Церкви о апокатастасисе или восстановления всего сущего в Боге при конце мира. Нет ничего, чтобы не вернулось к Источнику своего бытия, то есть к Богу. Это высший закон Православной догматики. Иногда в богословии он называется «дыхание Бога». Поэтому и праведники, и грешники неизбежно придут к Богу, но с разными последствиями для себя. Первые будут испытывать неизреченное блаженство со Христом в Царствии Небесном, а вторые, – такие же по силе муки от лишения божественного присутствия и орошающей душу благодати. Понимая это, Максим Исповедник писал: «Безблагодатное соединение грешников с Богом будет для них источником мучения». Поэтому Христос и вводит понятие об огне вечном, уготованным не только дьяволу и аггелам, но и не раскаявшимся грешникам. Этим Он подчеркивает особую силу гееннской муки.
                Тартар. Согласно святителю Исидору Севильскому (VII в), автору первой средневековой энциклопедии (VI в.): «Тартар был местом вечного холода и оцепенения, в темноту которого не проникает даже свет солнца. Там не дуют ветры и не возникают под воздействием лучей испарения». Всякие крайности как в природе, так и в духовной жизни – весьма губительны для человека.  Во времена Ивана Грозного была такая пытка. Осужденного сначала опускали в горячую воду, а затем резко – в холодную и поднимали на веревке. От такого перепада температур кожа с нечастного слезала сама. В духовной жизни одинаковы опасны как пренебрежение Писанием, так и неуемное стремление его постичь; и то, и другое  опасно для души как холодная и горячая вода для тела. Сам человек состоит из двух крайностей: тела и души на физическом уровне,  рождения и возникновения – на духовном. Максим Исповедник исследовал обе и пришел к выводу, что: «Крайность возникновения (Адамово происхождение) – нетленность, ибо начало безгреховности.  Крайность рождения – греховность, ибо это причина всякой страсти и желания». Вот между двумя этими крайностями – нетленной и первозданной природой Адама и падшим естеством проходит вся жизнь человека.
                Раскрывая для посвященных эту диалектику человеческой природы, Христос и вводит понятие гееннского огня, противоположностью которого является Тартар. Это равная по силе и мучениям область наказания осужденных: одни мечтают согреться, а другие – получить прохладу. Пока душа не обретет своего тела в День Господень, она будет испытывать обжигающее действие холода и огня, но не в прямом смысле  физической боли, а как особе состояние отчаяния и безысходности.  От боли одиночества человек одинаково страдает и сходит с ума как в тюремной камере, так и на необитаемом острове.   В день Всеобщего воскресения, как я уже сказал, тела грешников восстанут, чтобы помимо душевных страданий испытывать вечную боль и муку. Однако вернемся к несчастному Н. Мотовилову.
                Продолжая рассказ о постигших его искушениях, он пишет: «И немного времяни спустя [после мучения огнем], — сколько? — в точности не помню, а лгать на истинну Божию и в не важном счислении дней нехочу — напал на меня такой не стерпимый холод, или лучше сказать лютый мраз, — что я не только на горячей лежанке или печке легши; но даже и противу огня в печи горевшаго ставши никак не мог нимало согреться и что еще и того страшнее и страннее, что и самый огонь как будто в отношении меня лишился своей огнепалительной силы и не мог нимало сжигать плоти моей — студенее льда охолодевшей, — если бы я например клал на горящий огонь руку мою и долго держал оную над ним, то он не только не сжигал, но даже и не согревал нимало её, а только всю покрывал ея сажею. И когда подали свечу, то я с четверть часа продержал руку мою на ней, и она не только не опалилась; но даже и не согрелась нимало, а была холодна как лед — и только вся покрылась сажею от копоти свечной. Этот нестерпимый холод продолжался двое только суток, — в которыя я был чисто как окаченелый».
                Затем, повествует бедняга, ему было чудное видение: «Кто то опять невидимый тем же как [в предыдущих видениях] и прежде тихим и любвеобильным — разтворенным радушием — голосом, разъяснял мне, что это тот самый мраз лютый вечнаго тартара — ниже всех миров находящагося и ничем несогреваемаго и ни под каким видом кроме Всемогущей силы Божией согреться немогущаго; существование котораго с прочими муками от Святой Церкви Божией проповедуемыми, хотя и отвергают новые богословы, — но он действительно существует и будет по преимуществу их жребием в бедственных мучениях геенских и во тьме кромешней; затем он [неведомый голос] продолжал: "В каковой бездне Тартара суть и пребывают во веки, с огнем геенским несветимым и негасимым этот мраз лютый и червь неусыпаемый и смерть вторая, которой и демоны или бесы трепещут уготованныя Диаволу и Аггелом его"».
                Здесь необходимо прерваться, чтобы обратить внимание на один очень важный момент. Мотовилов характеризует адский огонь как «несветимый и негасимый». Это подтверждает сказанное выше о его мистических свойствах:  несчастного обжигало не  пламя в нашем понимании, а терзала неведомая на земле мука, которая, намного страшнее всякого костра, поскольку в нем боль и смерть мгновенные, а страдания от невидимого огня намного мучительнее, и главное, – они вечные. С эсхатологической точки зрения Тартар символизирует оцепенение души от ужаса и одиночества. Главный смысл «тьмы кромешной» – одиночество грешника. Даже при жизни любая боль переносится легче, если ее можно с кем-то разделить. Каждый нуждается в общении с себе подобными, ибо, будучи изолированным от мира, испытывает жуткие страдания. Не зря говорится: «На миру и смерть красна». Одним из видов сурового наказания за тяжкие преступления – отбывание части срока в тюрьме или в одиночной камере, потому что осужденный лишается общения с другими. И только святые угодники находили в затворе сладость и упокоение души, но это уже другая тема. И что примечательно: праведники блаженствуют в купе со святыми и ангелами, а грешники страдают в глубоком одиночестве. И в этом усматривается противоположность и диалектика посмертной участи души, тяжесть и непреложность вечных мук.
                Завершает мытарства многострадального помещика третье искушение – червь неусыпающий. Должен предупредить, что рассказ Мотовилова не для слабонервных и впечатлительных. Вот как он описывает эту казнь: «После трех или четырех дней сладчайшей благодатной отрады [после Тартара] — я опять испытал на себе и еще вечное третие мучение: — Это мука червя неусыпающаго — но уже это продолжалось только 1 1/2 сутки, а и за всем тем — это такая страшная мука и востолько крат страшнейшая преждних двух мук вечных же, но показавшихся мне легчайшими — противу этой последней и до того ужасной, что при всей очевидной и ясно сознаваемой помощи Божией подававшейся мне — каким образом я оную вытерпел и до сих пор понять не могу, — эта мука страшнее всех мук на свете, и если она и в 1 1/2 сутки или вероятно не более 50 часов показалась мне так страшною, то каковаже она будет в несветимой тьме кромешней в отсутствии всякой  помощи Божией и в безотрадной уверенности, что она вечная ни чем неутоли мая? — !!! — Представте себе: что в вас кишат как мошки — ползают, гомозятся, грызут вас во всех частях тела вашего и готовы сей час же из всех отверстий тела вашего выползти наружу миллионы червей, что бы покрыть всю поверхность плоти вашей столь же разнообразными, но более лютейшими муками, ибо видимыми для глаз и осязаемыми руками, — без всякой возможности хоть на мгновенье от них избавиться, вообразите что всё к чему бы вы не прикоснулись, всё в одно мгновенье, несмотря на то, что до этаго времяни ни чем не было вредимо — а тут закишат видимо для вас одних образом и осязаемых, но вами лишь одними, видимыми и осязаемыми червями — так что вам ни пить ни есть ни чего невозможно — в противном случае принуждены будете и пить и есть лишь одних этих вечных и ни чем уничтожиться немогущих червей — и вы получите только слабое и отчасти познаваемое понятие о том, что это такое есть за мука вечнаго не усыпающаго червя».
                Как и в предыдущих мытарствах, он испытывает действия червя на физическом плане, поскольку жив. Это слабое отражение тех мук, которые люди понесут при Всеобщем воскресении в своих телах. И по милости и человеколюбию к страдальцу, Господь, я уверен, показал ему лишь сотую долю мучений, ожидающих нераскаявшегося грешника, ибо большее человеческая природа вынести не способна. Именно поэтому Николая Мотовилова так любил преподобный Серафим. Он для него был открытой книгой Промысла Божьего о мире и человеке. Святитель Игнатий Брянчанинов говорил, что каждый человек – это инструмент Промысла Божьего, а святые отцы дополняли: «Бог находит Себе человека и через него свидетельствует о Себе». Но для души Частного суда, не имеющей тела, прожорливость червя – это угрызения совести и вечного стыда, сверлящие все ее естество нескончаемыми напоминаниями о срамных делах и причиненном зле. Но в воскресшем теле к ним добавится еще и физическая боль.
                Далее страдалец вспоминает: «И что я претерпел в эти должайшими многих столетий показавшияся мне полторы сутки или много что как я выше помянул пятьдесят часов времяни, — и едвали более, потому что и тут я едва не умер с голоду; потому что мне вовсе ничего нельзя было ни пить ни есть от ужаса и омерзения и неизъяснимой тошноты неудовлетворявшейся рвотою, — ибо сколько сама по себе рвота ни тяжка для человека, а в этом бедствии и она могла бы почесться желательнейшею и сладчайшею отрадою — «таково то будет в вечности  страшное мучение этаго червя неусыпаемаго сказав мне преждний Священнотайный на всегда отраду приносивший мне голос благодетельнаго невидимаго существа присущаго тогда мне и все страдания мои подробно мне объяснявшаго».               
                Как говорится, добавить нечего. Остается только надеяться, что Господь помилует и избавит от такой казни.  Так выглядят самые тяжкие муки ада, открытые Господом помещику для вразумления живущих. Одни, конечно, не в полной мере отражают все, что уготовано нечестивым. Формы и сила мучений зависят от личности и грехов каждого и не являются универсальными для всех. Максим Исповедник замечает: «Степени небесного блаженства праведников весьма разнообразны, и зависят от способности праведных душ к восприятию небесных благ, обуславливающейся той или иной высотой их добродетельной жизнью на земле. А адские мучения душ грешников состоят в лишении наслаждения». Здесь под наслаждением следует понимать единственное блаженство души – богообщение. Других в загробном мире нет.
                Высший нравоучительный смысл откровений, которых сподобился Н. Мотовилов заключается в следующем. Наказание Страшного Суда, – неотъемлемой части эсхатологического учения Церкви о посмертной участи души, – не являются литературным пассажем или образным выражением Евангелие. Это вполне реальная действительность потустороннего мира, которая неизбежно ожидает всякого не ведающего Бога. В день Всеобщего воскресения ужас,  ожидающий грешников, раскроется перед ними во всей полноте, и от увиденного вопль, плач и скрежет зубов потрясет Вселенную и ангельский мир до самых глубин. Кроме того, описанные казни  направлены на возбуждение в душе  Страха Божьего, при помощи которого только и возможно следование Христу. Знающий, что ожидает не радеющих о своем спасении, сделает все что в его силах, дабы избежать невиданных и невозможных для ума и естества человеческого вечных мук.