Вагонные истории. Почти серьёзно

1.Окно в Азию. 1996 год.
Неровные строчки в походном блокноте: «3 августа. В поезде было жарко и душно. Очень жарко и очень душно. Особенно, на стоянках».

Да, всё так и было: лето, жара на улице, а в плацкартном вагоне поезда «Симферополь-Свердловск» – вообще, жуть. Ладно, потерпим, когда поезд  тронется – может, прохладнее станет. А пока … как бы самим не «тронуться».

Рядом с нами на нижней полке – молодая женщина с ребёнком. Дитё капризничает, мамаша нервничает. Мы сочувствуем ей, а больше (вот, сволочи такие!) – себе: ну, как эта плакса и ночью не успокоится?!

В какой-то момент женщина попросила меня открыть окно: дескать, может, будет хоть чуточку прохладнее – глядишь, и ребёнок успокоится, поспит.

Поднимаюсь, мысленно ругая себя, что не додумался до этого раньше. Стараясь не смахнуть со стола съестные припасы и посуду, ухватился за ручку, нажал на защёлки и потянул вниз. Не идёт. Жму и тяну сильнее – без толку.

- Ну-ка, пусти, - это Лёша поднялся.

Пошли буграми мышцы на спине под майкой. Фигушки!

- Заело что-то. Давай, вдвоём.

Вот, совсем другое дело! Р-раз, и оконная рама легко и быстро … провалилась вниз, проигнорировав боковые стопоры. Мы в тот момент на это как-то не обратили внимания, с удовольствием подставив разгорячённые физиономии свежему ветру.

Спустя пару часов…

Уж, не помню, уснул ли плаксивый малыш, только нам с Лёшей было не до сна.

Бурный восторг от «окна в Азию» и благодарность соседки остались в прошлом, а в настоящем – сгущающиеся сумерки за открытым окном, свежесть из которого последовательно сменялась прохладой, затем ощутимым холодком. Неудивительно: на Северный Урал едем…

Теперь соседка попросила окно закрыть, а то, неровён час, ребёнок простудится.

Закрыть… То есть, поднять раму…

После нескольких неудачных попыток вытащить раму, провалившуюся в нижний паз, соседка уже раздражённо обвиняла нас с Лёшей едва ли не в злонамеренном покусительстве на здоровье её дитяти. Потом демонстративно завернулась в одеяло.

Приехали! Вот, уж действительно, «не делай добра…».

А делать нечего. Надо делать.

Ох, уж, помучались мы с Алексеем, пока сумели-таки выковырять раму. Отдышались и на «раз-два» двинули её вверх до упора. Упор получился мощный. Но недолгий. Можно сказать – мгновенный. Только мы убрали руки, как рама снова рухнула вниз. О-па!

Процесс повторился дважды. Руки от напряжения противно дрожат. Внутри тоже всё дрожит от злости. На себя – «добренького» такого, на соседку, на РЖД, на погоду …

Прежде, чем попытаться ещё раз, подумали, что хорошо бы как-то зафиксировать раму в верхнем положении. Девчата предложили «что-то туда засунуть», на что Лёша пробурчал в заоконную тьму что-то явно не слишком цензурное. Я же вспомнил классическое: «Выслушай женщину…».

В итоге – ничего лучшего в голову не пришло - приготовили пригоршню спичек, которые в нужный момент напихали в щели по периметру рамы, и – ура, получилось! Какое-то время мы с Лёшкой дышать боялись, замерев, как львы, нет – бери выше - барсы перед прыжком. И гипнотизировали треклятое окно. Не знаю, уж, что реально подействовало – волшебные спички или наши гипнотические взгляды, но конструкция держалась. Уф-ф!

Но это ещё не всё. Погодите, главное впереди.

Когда немного успокоились и стали укладываться спать, Света поманила меня и, выразительно так взглянув, молча указала на окно. Я, было, нервно дёрнулся, оглянулся, но (ф-ух!) рама стояла на месте. Глянул недоумённо: «И чё?»

Она сокрушённо вздохнула и снова пальцем – на окно.
- Нич-чо не понимаю!
Тогда Светлана негромко так, прямо мне в ухо: «Табличку над окном видишь?»
- Какую ещё таб..? Твою ж!..

Сейчас надпись на прикреплённой над окном табличке дословно не воспроизведу, что-то там про «окно не открывать» и про запасной выход. Нет, кажется – про аварийный. Ну, да, правильно, в аварийных случаях окно должно быстро открываться. Причём, специальным ключом. У проводников такие есть.

Во-от, почему оно не сразу открылось: без ключа потому что. А вы думали …

2.Три в одном. 2001 год.

Раннее утро в поезде Свердловск-Бокситы.

Проснувшись, глянул за окно – там вчерашний дождь. Верно говорят, что поздний гость ночевать остаётся.

Лёша на верхней полке читает купленную на вокзале книжку. Свесился головой вниз: «Может, кофейку, Начальник?»
- Я всегда – за!
- Отлично, тогда дуй за огненной водой!
Подул…

Когда с двумя кружками кипятка вернулся в купе, Алексей уже накрыл стол. Куском полиэтилена. Ну-у, на тот случай, если прольём чего-нибудь. А то в прошлый раз вагон та-ак качнуло - Танюшка тогда чуть с полки не свалилась!

Или это она от смеха … Да уж, было от чего!

Лёшка тогда (в 93-м году) прихватил – только для «настоящих индейцев» - контрабандный кофе. Целый … пакетик, правда, немного помятый. На нём ещё орёл был нарисован - наверное, индейский.

Я, помню, удивился: «А почему всего один, индейцев-то настоящих – двое?
На это Лёша демонстративно поднёс пакетик мне прямо к носу: «Читай!»
Читаю: «Три в одном. - Ну?»
- Чё – ну? Там три в одном, а нас всего двое. Получается, полуторная порция.

Не получилось. Полуторная не получилась. Так, бурда какая-то жиденькая.

Мы с Лёшей даже расстроились. И, видно, так громко расстраивались, что разбудили девчонок. Света просто махнула рукой и отвернулась к стенке досыпать. А в лице Татьяны мы нашли благодарного слушателя и – ну, жаловаться ей на таких-сяких америкосов с их бескофеиновыми заморочками!

Как она … нет, не смеялась – хохотала! Потом к ней присоединилась Светлана, пытаясь сквозь всхлипы и утирание полотенцем говорить, что «он … никогда … не … читает … инструкций».

Как оказалось, «инструкция» оказалась на обороте кофейного пакетика – ну, то есть, с этой стороны – голова орла, а с другой – «Кофе+сливки+сахар».

Кто ж знал?! Мы такую гадость никогда прежде не покупали (Ох, уж мне эти девяностые!..)

Ну, да, ладно, дело прошлое. А в этот раз кофе был отличный. И сгущёнки много. Потому что девчата спали. Да и не пьют они кофе… (Прислушался. Тихо. Всё верно: не пьют!)

Потом Лёша достал пачку «Петра Первого» и ушёл курить в тамбур, а я остался за столом – носом в вагонное стекло. Там, вопреки календарю, хозяйничала поздняя осень.

По окну бежали струи воды. За окном бежали мокрые телеграфные столбы, толпились чёрные ёлки, придавленные низким туманом. Вдоль насыпи – залитые водой колеи, болотца в обрамлении иван-чая.

И тут – время пришло – включилось вагонное радио. Шевчук, «Осень».

«Что такое осень? Это небо,
Плачущее небо под ногами.
В лужах разлетаются птицы с облаками.
Осень, я давно с тобою не был.»

С тех пор, услышав первые аккорды этой песни, ставшей для меня своеобразной визитной карточкой группы «ДДТ», неизменно уношусь памятью в тот утренний вагон северо-уральского поезда …