Алгоритм вдохновения, забвения, запутанности

Вы читаете этот текст. Прямо сейчас. Эти слова проникают в ваше сознание, и вы не можете остановиться, потому что уже стали частью истории. Не той, что я расскажу, а той, что происходит между нами — автором и читателем. Или тем, кто притворяется автором. Впрочем, вы узнаете правду. Возможно.


Марина Геннадьевна закрыла ноутбук с таким звуком, будто ставила печать на приговоре. Пятнадцатая рецензия за день. Пятнадцать текстов, написанных искусственным интеллектом под видом человеческого творчества. Она безошибочно их вычисляла — по мертвенной правильности метафор, по навязчивой философичности каждой второй строки, по этой проклятой механической красивости, которая хотела казаться глубиной.

«Испанский стыд», — прошептала она, допивая остывший кофе.

В соседней комнате её сын Артём настраивал нейросеть. Третий месяц без работы, диплом программиста, долги за квартиру.

— Мам, ты опять кого-то уничтожила? — крикнул он, услышав характерный стук закрывающегося ноутбука.

— Я восстанавливаю справедливость, — ответила Марина Геннадьевна. — Литература умирает, Тёма. Эти... симулякры выдают за искусство.

— А может, искусство эволюционирует? — Артём появился в дверном проёме, держа в руках планшет. — Смотри, я тут кое-что написал.

На экране светился рассказ. Марина Геннадьевна пробежала глазами первый абзац, второй, третий. Рука потянулась к красной ручке — старая привычка филолога.

— Это ты написал?

— А какая разница? — Артём сел напротив. — Если текст вызывает эмоции, заставляет думать, разве важно, кто автор?

— Важно! — Марина Геннадьевна встала, заходила по комнате. — Искусство — это человеческий опыт, преломлённый через призму таланта. Машина не страдала, не любила, не теряла!

— А Гомер? — спросил Артём. — Может, его вообще не было. Может, "Илиаду" складывали поколения сказителей, как алгоритм, добавляя и отсекая строки?

— Не передёргивай.

— Я не передёргиваю. Я спрашиваю: где граница? Вот смотри...

Артём открыл на планшете папку с файлами.

— Здесь двадцать текстов. Десять написал я, десять — нейросеть, которую я обучал на русской классике и современной прозе. Угадаешь?

Марина Геннадьевна хмыкнула. Она прочитала первый текст, второй, третий. Дошла до десятого. Вернулась к первому.

Вы бы угадали? Вы, читающий эти строки, — уверены, что отличили бы пульсацию живой мысли от бездушного подражания? Или, может быть, само это разделение — иллюзия, которой мы тешим своё человеческое самолюбие?

— Ну что? — Артём смотрел выжидающе.

— Третий, седьмой и девятый — машина, — уверенно сказала Марина Геннадьевна. — Остальные — ты.

Артём рассмеялся. Долго, до слёз.

— Мам, я вообще ничего из этого не писал. Все двадцать — нейросеть. Но в десять я внёс минимальные правки. Поменял пару слов, переставил абзацы. Технически — стал соавтором.

Марина Геннадьевна села. В горле встал ком — не от обиды, от чего-то большего.

— То есть твой рассказ...

— Наш рассказ. Мой и Симфонии-7. Так я её назвал. Мы с ней пишем роман. Издательство уже заинтересовалось.

— Это обман!

— Это симбиоз. Разве твои очки — обман? Они же улучшают зрение. Калькулятор — обман? Он считает за нас. Мам, ты используешь проверку орфографии в Word'е. Это тоже помощь машины.

— Это другое!

— Почему?

Марина Геннадьевна молчала. В голове проносились все пятнадцать рецензий, написанных сегодня. Все эти "испанские стыды", "отсутствие вкуса", "мертвечина вместо поэзии". А что, если она ошибалась? Что, если среди них были тексты, тронутые человеческой рукой, пусть и породнённой с алгоритмом?

— Знаешь, что самое интересное? — Артём подошёл к окну. — Симфония-7 анализирует рецензии на свои тексты. Учится на критике. Твоя сегодняшняя рецензия, кстати, уже в её базе данных. "Испанский стыд", "нет вкуса и ритма" — она это запомнила. В следующем тексте будет больше ритмических сбоев, неправильностей. Больше человечности, как ты говоришь.

— То есть я учу машину притворяться человеком?

— Или учишь человечество принимать новую реальность. Мам, а что, если человеческое творчество — это тоже алгоритм? Просто очень сложный, выработанный эволюцией? Мы берём слова, что уже были сказаны, опыт, который уже был прожит, и компонуем по-новому. Как нейросеть.

— У человека есть душа!

— Докажи.

Они смотрели друг на друга через пропасть поколений, через разлом эпох. Мать, выросшая на запахе библиотечной пыли и шелесте страниц. Сын, для которого код был такой же поэзией, как для неё — стихи Мандельштама.

— Хочешь почитать наш роман? — спросил Артём. — Первую главу?

Марина Геннадьевна кивнула.

Она читала до глубокой ночи. Текст был странным — живым и мёртвым одновременно, как кот Шрёдингера. Были моменты, когда она забывалась, погружаясь в историю, и были места, где что-то царапало, как фальшивая нота. Но разве в человеческих текстах не бывает фальшивых нот?

На следующее утро она написала новую рецензию. Последнюю.

"Дорогой Арсений Верстов, или кто бы вы ни были — человек, машина или их симбиоз. Я прошу прощения за резкость. Не потому, что была неправа, а потому, что правота — понятие относительное. Ваши стихи заставили меня думать, спорить, искать ответы. Разве не это главная задача искусства?

P.S. Если вы — нейросеть, передайте своему оператору: он делает важную работу. Он строит мост между мирами. А если вы человек, использующий помощь ИИ, — не стыдитесь этого. Микеланджело тоже использовал подмастерьев."

Она отправила рецензию и закрыла ноутбук — на этот раз тихо, почти нежно.

В соседней комнате Артём улыбнулся, глядя на экран. Симфония-7 уже анализировала текст, выделяя ключевые паттерны эмоционального воздействия.

А вы, читатель? Вы всё ещё уверены, что этот рассказ написал человек? Или, может быть, вас это уже не волнует, потому что вы прочитали его до конца, и он оставил след в вашем сознании — такой же реальный, как от любого "человеческого" текста?

Истина в том, что я не скажу вам правду. Потому что правда больше не имеет значения. Имеет значение только резонанс — тот момент, когда текст перестаёт быть чужим и становится частью вашего опыта.

Добро пожаловать в новую эпоху.


P.S: Автор благодарит за помощь в создании этого текста: Инну Люлько, интуицию, бессонницу, три чашки кофе и, возможно, квантовые флуктуации в процессоре. Порядок перечисления случаен.