Дом над морем. Пролог

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Никогда не прощу!

Полные злобы слова звучат и звучат ушах, в голове, проникают в мозг, расползаются по телу и отравляют душу. Глаза не видят — влететь бы в стену! Но руки крепко держат руль, ноги вовремя жмут на педали. Она всю жизнь так: стальная хватка, зубы сцепила — и вперед. И все в себе, все в себе…
Тормоза визжат, вода из луж окатывает кусты по обеим сторонам подъездной дорожки, дождь стеной — платье и волосы моментально становятся мокрыми, ткань липнет к телу. Трясет, но не от холода. На крыльцо выбегает Варвара.
— Господи, мы не знали, что и думать, где ты была?! В такую погоду можно и в аварию угодить!
Она уже в гостиной, причитания Варвары почти не достигают ее сознания. Что делать теперь, что делать?
— Юля! — это Макс. Встревожен. — Ты совсем обалдела?! Я черти что себе напредставлял! Что ты разбилась, лежишь где-то в расщелине, уже звонить хотел по больницам и моргам. Я тебя сколько раз умолял, чтоб ты не ездила в такую погоду по этим дорогам?!
— Я по шоссе ехала, сделала крюк, поэтому дольше добиралась, — она почти не слышит свой голос, он вообще звучит?
Макс смотрит с тревогой:
— Нормально все?
“Нет, родной мой, не нормально. В груди страшно болит, кашель замучил, а сегодня вечером мне разбили сердце. Но я не могу этого сказать, я слишком тебя люблю”.
— Я тебя ждал, не ужинал. Да ты вымокла вся! Холодно? Иди, согрею…
Что он делает, сумасшедший, какие объятия?! Ну вот, теперь они оба мокрые. А ему смешно! Ей всегда так хорошо от его улыбки. Она сама не умеет смеяться. У нее душа давно высохла — ни слез, ни радости. За что он ее все еще любит?
— Я пойду переоденусь, — она отстраняется.
Не нужно было этих поцелуев, теперь будет тяжелее.
— А я доделаю кое-что, встречаемся в столовой.
Он идет в кабинет, у дверей поворачивается — шлет воздушный поцелуй. Ох, Макс, милый, любимый Макс…
У лестницы Варвара. Как всегда в глазах преданность и нежность. Тоже ее любит. Как и многие другие. Вот только тот единственный человек, чья любовь ей важнее всего на свете, отверг. И ничто не имеет больше смысла.
Подниматься тяжело. Она хватается за перила и еле переставляет ноги. А у Иисуса перил не было, сам как-то дошел до своего креста.
Время могло бы помочь, сгладило бы, дало бы возможность что-то изменить… Но у нее этого времени нет. Сколько там осталось? Месяцев пять с операцией и лечением и меньше двух без лечения… Ничтожно мало в любом случае. Она не успеет. А раз не успеет, зачем тянуть?
Как же болит сердце… Почему оно такое сильное, почему никак не разорвется?
Почему все нужно делать самой?