Дом над морем. Глава 1

Майя увидела старика однажды утром. Она пыталась поймать свет и запечатлеть восход солнца над горной грядой таким, каким видит его в эту минуту, а старик появился из-за выступа скалы и встал неподвижно, молча наблюдая за ней.
На самом деле старым он не был, просто Майе в ее двадцать пять любой человек, в чьих волосах мелькает седина, а лицо испещрено складками и заломами, казался таковым. Сейчас, глядя в его суровое лицо с намертво пристывшим к нему выражением печали, девушка поняла, что именно глаза добавляли мужчине лет, потому что в них мрачной тучей висели уныние и тоска. И еще, наверное, боль, но ее она, скорее, не увидела, а почувствовала. Болело у него что-то, у этого странного человека.
Взгляд у него был такой тяжелый, что Майя физически ощущала его на своей коже, и время от времени поводила плечами, словно сбрасывая липкую паутину, которой он ее, казалось, обволакивал. При этом что-то мешало обернуться и прямо сказать, чтобы не пялился. Напряжение и страх сковывали, мешая сосредоточиться и лишая руку твердости, но в то же время не давали сопротивляться и защищать свои границы.
Так она и стояла, борясь с собой, а на холсте не появлялось новых красок. Солнце двигалось, свет ускользал, Майя злилась на себя… И вдруг услышала его голос. Хриплый от долгого молчания и чуть насмешливый:
— Я думал, вы художница.
Майя с ужасом почувствовала, как к глазам подступают злые слезы. Утро испорчено безвозвратно, она не сумела за себя постоять, а он еще и издевается! И не поворачивая головы в сторону проклятого старика, она буркнула:
— А я думала, люди вашего возраста лучше воспитаны и не подглядывают тайком, мешая другим заниматься их делами. Хотя возможно… — она все-таки решила взглянуть на него, — вы уже забыли правила этикета, ведь вас должны были учить им очень и очень давно!
Выпалив эти обидные для любого человека, будь то мужчина или женщина, слова, Майя осеклась, почувствовав, как горячей волной обдало щеки. Не хватало еще покраснеть! Краснела она очень легко: ее тонкая прозрачная кожа мгновенно розовела, стоило девушке понервничать или рассердиться, и выглядело это весьма несолидно, особенно, если учесть, что Майя была учительницей, а дети очень часто заставляют сердиться и нервничать. Она всегда боялась, что эта ее особенность помешает добиться авторитета у учеников, и никто никогда не станет воспринимать всерьез девчонку, которую так легко бросает в краску. Майю подводил и голос, слишком высокий и звонкий, почти детский, который к тому же исчезал до шепота в минуты сильного волнения. Хорош учитель! Одно облегчало задачу — справляться приходилось только с учениками. Доказывать и объяснять что-либо их родителям не приходилось, потому что родителей у подопечных Майи не было.

***
Майя не помнила свою мать, ушедшую в закат почти сразу после рождения дочери, а отца, если верить скупым отговоркам взрослых, и вовсе никто никогда не видел. Отчаявшись дождаться возвращения непутевой дочери, бабушка Вера Николаевна тянула ее ребенка, как могла, хватаясь за любую подработку, уже выйдя на пенсию. Жили бедно и голодно. Городок маленький, работы не хватало даже молодому трудоспособному населению, так что приходилось и огород держать, чтобы не остаться без овощей, ставших непомерно дорогими, а чтобы в этом огороде хоть что-то выросло, бабушка все летние дни проводила на грядках. Маленькая Майя вертелась вокруг, ища чем бы помочь, но ничего тяжелее игрушечной леечки удержать в руках не могла, и носилась туда-сюда, часами поливая один-единственный куст, пока у бабушки не начинало рябить в глазах.
Однажды Вера Николаевна усадила внучку за стол и разложила перед ней какие-то палочки. Оранжевая, зеленая, желтая, красная, синяя, коричневая — трехлетняя Майя не понимала, что это, так что попыталась попробовать на вкус, но бабушка вовремя остановила девочку:
— Куда в рот? Гляди-ка, — она положила на стол лист бумаги и взяла синюю палочку. Провела одним концом по бумаге горизонтально — и Майя увидела синюю линию. Потом бабушка взяла желтую палочку и нарисовала над синей линией желтый кружок, а из кружка — расходящиеся в разные стороны лучики. Затаив дыхание, Майя следила за бабушкиными руками и увидела, как на глазах синяя линия превращается в море с барашками пены, а желтый круг — в яркое солнышко. За морем выросли коричневые горы, покрытые зеленой травой, а в небо взмывали стаи птиц.
— Это цветные карандаши, — сказала Майе бабушка. — А это альбом. Поняла, как рисовать? Вот и сиди, а бабушка в огороде спокойно поработает. И ушла, оставив девочку в волшебном мире разноцветных образов.
С этого дня и до конца лета Майя больше не носилась по садовому участку, рискуя истоптать грядки или разбить коленки. Она теперь если и гуляла, то только с альбомом под мышкой и зажатыми в кулачке цветными карандашами. Садилась под куст или на холм, откуда было видно море, и рисовала. Сначала на бумаге появлялось только то, что Майя видела своими глазами, но потом она начала додумывать, и ее альбом наполнился летающими рыбами, шагающими на огромных лапах деревьями, животными в человеческой одежде. Иногда бабушка только диву давалась, обнаружив в рисунках внучки оранжевое море под зеленым небом. Она показывала рисунки Майи соседям, те умилялись и хвалили, потому что рисовала Майя все лучше. А ведь никто ее не учил: острый глаз и умение наблюдать — вот и все, чем располагала маленькая художница.
Осенью Майя, наконец-то, пошла в детский сад. Там тоже нужно было рисовать, и воспитательница, быстро заметив, что Майя умеет уже многое, стала помогать девочке. Майя узнала, что, кроме цветных карандашей, существуют краски, а еще уголь, и можно рисовать невероятно красивые картины, пользуясь всего одним цветом, растушевывая штрихи, где-то затемняя, а где-то высветляя рисунок.
— Она у вас талантливая, ведь как цвет чувствует! — восхищенно говорила воспитательница Вере Николаевне. — Учиться девочке надо! Она, может, большой художницей станет! Подрастет, глазомер разовьется, а композицию она уже сейчас отлично выстраивает. Я в этом понимаю, поверьте!
Бабушка слушала, улыбалась и кивала. Она и сама видела, что внучка не просто отлично рисует, но и любит это дело, горит им!
— Подрастешь — отдам тебя в школу специальную, — говорила она Майе. — Денежек подкоплю только.
У Майи замирало сердце, когда она представляла себе, как пойдет в школу, где рисование — не просто урок, а основной предмет, где все-все ребята будут такими же, как она. Сейчас ее друзья-мальчишки предпочитали гонять мяч по пустырю, заменяющему детворе футбольное поле, а подружки с удовольствием нянчили старых ободранных пупсов, подражая своим матерям: накормить, убаюкать, спать уложить, переодеть… Майе все это было неинтересно. Вот нарисовать играющих в куклы девочек — это всегда пожалуйста! Но человеческие фигуры у нее пока не получались. Вроде и пропорции те самые, и лица, а чего-то рисункам не хватало. Однажды Майя подошла к бабушке с мучающей ее проблемой и пожаловалась. Бабушка долго разглядывала очередной неудачный портрет, вертела его так и сяк и наконец сказала:
— Я в этом не особенно разбираюсь, хорошая моя… Ты знаешь, вот эта девочка с куклой ведь играет, движется, а у тебя она застывшая.
— А как же мне сделать, чтобы она двигалась? Она же рисунок! — округлила глаза Майя.
— Вот уж не знаю, — вздохнула бабушка.
А через неделю она повезла Майю в большой город. Майя впервые была в таком шумном и людном месте. Бабушка нарядила ее в старенькое, но симпатичное платье с оборками, заплела светлые волосы в две косички и украсила их огромными бантами. Майя чувствовала себя самой красивой девочкой в мире и радовалась поездке, как приключению, но увидев, куда привела ее бабушка, позабыла обо всем и только ходила, раскрыв рот, по огромным залам с высоченными потолками, где всюду на стенах висели картины. И это были не привычные альбомные листочки, а огромные полотна, с которых на Майю смотрели и суровые лица богато одетых людей, и лица попроще, крестьянские. На одной стене разворачивалась баталия между бесчисленными войсками, и Майя буквально слышала, как грохочут пушки и ржут кони, а солдаты, сраженные штыками, кричат от боли. На другой стене маленький кораблик накрывало огромной волной, и Майю оглушал треск ломающихся мачт и рвущихся парусов. Вот бал, толпа танцующих и звуки вальса. А тут мирный пейзаж, утро в деревне, щебечут птицы, а где-то на лугу тонко поет свирель и мычат коровы… И все это двигалось, жило, дышало!
Всю обратную дорогу Майя молчала.
— Тебе что же, не понравилось в музее? — озабоченно спросила бабушка.
— Что ты, бабуля — тихо ответила Майя, — ужасно понравилось… И я теперь понимаю, что такое, когда картины живые…
На седьмой день рождения бабушка подарила Майе краски, а сосед сколотил мольберт, и теперь у Майи появился свой уголок художника. Они с бабушкой договорились, что в сентябре Майя пойдет в первый класс в обычную школу, а потом бабушка узнает, где есть школы для тех, кто рисует, и девочку переведут туда.
Время шло, но бабушка не спешила выполнять обещание. Майя не знала, что для этого нужны большие деньги, которых у пенсионерки из маленького поселка, конечно же, не было, и немного сердилась на бабушку, думая, что та позабыла о данном внучке слове. Но бабушка не забыла и изо всех сил старалась откладывать хоть копеечку со скудных своих доходов, да куда там… То ботинки у Майи каши запросят, то в школе очередные поборы объявят, да и питаться маленькой ученице нужно хорошо — растет ведь, как без мяса и витаминов мозги нагружать?
А Майе тем временем исполнилось десять лет, она перешла в четвертый класс. Еще год-другой, и уроки рисования в школе закончатся: останется она совсем одна со своим увлечением, потому что никаких кружков и дополнительных классов по рисованию попросту не было, как не было рядом с ней и других ребят, также увлекающихся рисованием. Маленькая художница проводила все дни на природе, погруженная в мир красок и образов. Она не сторонилась людей, но как-то само собой так вышло, что старые друзья от Майи отдалились. Им было неинтересно с ней, а ей с ними, поэтому она все время была одна, особенно летом, когда не нужно было ходить в школу.
В один из дождливых августовских дней Майя, временами с тоской глядевшая в серое, затянутое облаками небо, стояла за мольбертом над самым обрывом. Она сосредоточенно пыталась воспроизвести свинцовый цвет морских волн, а потому не заметила, как к ней подкрались. Вдруг девочка ощутила сильный толчок в спину и едва не полетела вниз, в расщелину, но вовремя сгруппировалась и удержалась на краю, больно поцарапав ладони и колени. А вот альбом, упав в грязь, был безнадежно испорчен, как и краски. Еще не понимая, что произошло, Майя подняла голову и увидела сначала две худые ободранные ноги в потрепанных кедах, потом джинсовые шорты и застиранную рубашку, а еще выше ухмыляющееся лицо незнакомого мальчишки. Поднявшись, Майя обнаружила, что мальчишка явился не один. Ее окружила целая ватага таких же оборванцев. Они недобро разглядывали девочку, подбираясь все ближе. Майя попятилась, но вовремя оглянулась и поняла, что отступать некуда.
— Ты кто такая ваще? — задал вопрос толкнувший ее паренек.
— Да из домашних она, — подал кто-то голос.
Майя не поняла, что значит “из домашних”, но испугалась. Она чувствовала враждебность, исходившую от мальчишек.
— Типа художница что ли? — вожак, а Майя не сомневалась, что именно так были распределены роли в этой стае, поддел носком кеда ее выпачканный в грязи альбом.
— Че молчишь?! — взвился он, не дождавшись ответа. — Здесь наша территория, ясно тебе?
— Чья — ваша? — голос Майи дрогнул, но она все же выпрямилась и постаралась не подать виду, что напугана.
А бояться было чего: десятилетняя девочка против банды жилистых мальчишек. Они могут побить ее или вообще… с обрыва сбросить…
Вожак сделал еще один шаг и резко подался вперед. Майя непроизвольно отшатнулась и чуть не полетела вниз! Она удержала равновесие и сдвинулась в сторону, но мальчишка снова шагнул, тесня ее к пропасти.
— Прыгай, — прошипел он. — Ходите тут, чистенькие, сытенькие… Сейчас я тебя…
Майя зажмурилась, готовясь к удару и падению. Выживет ли она после такого? Вряд ли. Бабушку жаль, как бабушка-то без нее…
— Прыщ, вообще офигел?! — раздался вдруг звучный низкий голос, и Майя почувствовала какое-то движение воздуха перед носом.
Она приоткрыла один глаз: угрожавший ей пацан присел и с опаской смотрел куда-то вбок, а остальные члены его банды бросились врассыпную, потому что в спины им летели комья грязи и самые настоящие камни!
— Бей их, девки! — прозвучал все тот же зычный бас, и Майя с изумлением увидела, что принадлежит он девчонке! Рослой тощей девчонке, которая ловко раздавала пинки направо и налево, пока сопровождавшие ее подруги пуляли в мальчишек подручными материалами. Наконец девчонка подлетела к Майе и со всей дури пнула между ног парня, который все так же стоял, не зная, что ему делать.
— Ах ты ссссс…, — взвыл тот, согнувшись пополам, и девчонка, извернувшись, отвесила ему хорошего пинка в зад, заставив улететь головой в кусты.
После нейтрализации противника она повернулась к Майе и спросила:
— Ты че, дура тут ходить? Не знаешь, что это наша территория? Тебя бы сейчас завалили и все.
— Что? — Майя перестала что-либо соображать и во все глаза уставилась на свою спасительницу. Обладательница низкого, совсем не девчачьего, голоса была как будто одного с ней возраста, но гораздо выше, из-за чего казалась старше. На бледном лице горели азартом драки черные глаза, девочка от души радовалась победе.
— Здесь мы гуляем, дурища, — терпеливо объяснила она, отводя Майю от края обрыва. — Твое? — она указала на валяющийся на земле альбом.
Майя печально кивнула, обозревая втоптанные в грязь карандаши и бумагу.
— Ладно, главное, сама в порядке, — резюмировала ее спасительница и подтолкнула Майю: — Вали отсюда и больше не приходи. Это наши места, вас, домашненьких, тут не любят.
Майя посмотрела на девчонку и спросила:
— А вы тогда кто?
Та угрюмо покосилась на нее и коротко бросила:
— Ты че, в натуре не курсах? Детдомовские мы.
Детский дом! Майя знала, что дети, у которых нет родителей и даже нет бабушек, как у нее, живут в детских домах, но она и не предполагала, что одно из таких заведений находится совсем рядом. И тем более ей в голову не приходило, что воспитанники детского дома могут быть так опасны.
— Я запомню, — очень серьезно сказала она и представилась: — Майя. Меня зовут Майя.
Девчонка дернула острым плечиком:
— Нафиг мне твое имя, пошла отсюда, пока эти дебилы не вернулись! Тебе конкретно повезло, что мы с девчонками мимо шли.
— Спасибо, — улыбнулась Майя.
Незнакомка расхохоталась. У нее была удивительно красивая улыбка и в голосе при смехе звучали теплые переливчатые нотки. Майя была очарована и настойчиво попросила:
— Скажи свое имя!
— Да на фига? Ну Вика я, — пробасила девочка. — Все, вали, я сказала! Собирай свои штуки и вали!
С этими словами Вика повернулась и, одним махом перескочив через лужу, скрылась в высоких зарослях.
Майя вернулась домой вся перепачканная, за что получила нагоняй от бабушки, но не обиделась. Она сама постирала сарафан и отмыла от жижи карандаши. Альбом пришлось выбросить, но в нем и не было ничего важного, одни наброски, а у Майи был еще один, чистый. Весь вечер девочка увлеченно рисовала, и когда она легла спать, бабушка тихонько подошла к ее столу и открыла альбом. Все его страницы были заполнены эскизами, на которых стремительно бегала, прыгала, перелетала со скалы на скалу одна и та же тонкая изящная фигурка. Это была амазонка с копьем в одной руке и луком со стрелами в другой. Отважная героиня смело вступала в бой с врагами и не просто изображала определенные позы — она по-настоящему двигалась, она была живая! Вера Николаевна закрыла альбом и улыбнулась. Майя тихо посапывала к кровати, и ей снились волшебные сны о желанном будущем...