Дом над морем. Глава 2

Максим старался сдержать смех, видя, как распирает от обиды и гнева эту маленькую красную, как помидор, девушку. Сколько ей лет, интересно? Выглядит совсем юной, кожа нежная, взгляд абсолютно наивный и этот тонкий детский голосок… Как непохожа на прожженных хищниц, с которыми он сталкивался каждый день почти пятнадцать лет своей жизни, пока не перебрался сюда, в этот райский уголок. Сие бесхитростное создание даже не подозревает о том, какие страшные вещи творятся на свете, у нее одна беда — картина не получается. Эх, девочка, мне бы твои проблемы!
— Не кипятитесь, — примирительно поднял он руку, — признаю: неудачно пошутил. Но я прав, вы художница?
Она надулась, однако ответила:
— Кто же еще будет стоять здесь с мольбертом?
— Любителей много, но мне что-то подсказывает, что вы профессионал: так умело ведете линию, и ваши поиски ракурса… Нет, вы явно не дилетант.
Девушка все еще пыталась сохранить на лице выражение оскорбленного достоинства, но Максим видел, что комплимент достиг цели, и она уже не сердится. Он вдруг заметил, как она красива. Льняные волосы и яркие янтарного цвета глаза — необычное сочетание.
— Да, я художница, училась в академии…
— А здесь в отпуске? Охотитесь за натурой?
Максиму хотелось продолжить эту беседу. Вообще, он любил гулять в горах в одиночестве и совсем не рассчитывал встретить здесь кого-то еще этим утром, а вот поди ж ты, не смог заставить себя пройти мимо, оставив эту незнакомую и, в сущности, не нужную ему девицу позади.
— Я живу и работаю здесь, — ответила она, и он удивился:
— Работаете? Где же и кем? Даже странно, не представляю, где выпускница художественной академии может найти работу в этом забытом богом месте. Ландшафт красивый, бесспорно, но в плане карьерных перспектив…
— А вы все с точки зрения перспектив оцениваете? — она вздернула подбородок.
Какая гордячка! Росту в ней полтора метра, рядом с Максимом воробушек воробушком, а боевая! Эх, молодая еще…
— Вижу, опять вас обидел. Простите, в науке этикета у меня пробелы, — попытался он отшутиться, и с удовольствием увидел на лице девушки улыбку.
— Да не обиделась я!
— Так что же держит вас здесь? — вновь поинтересовался Максим. — Впрочем, погодите!
В его голове внезапно мелькнула мысль… Идея странная, но… Это надо обдумать, а пока…
— Что если вы расскажете мне о своей точке зрения на карьеру за завтраком? Сейчас самое время отведать где-нибудь сырников.
Глаза девушки округлились и полезли на лоб. Она совершенно точно не рассчитывала на такое завершение утра, однако совладала с собой, снова улыбнулась, на этот раз нерешительно… Боже, какие очаровательные ямочки у нее на щеках…
— Я ведь вас не знаю, — медленно проговорила она, словно одновременно решала в уме сложную задачу.
Все понятно: незнакомец в безлюдном месте приглашает на завтрак. Как минимум неизвестно, не завершится ли их встреча в ближайшем кустарнике, куда он затащит ее хладный труп, натешившись перед тем. Или она просто не хочет показаться ему любительницей перекусить за чужой счет?
— Максим! — он протянул руку, и когда девушка подала ему свою, галантно прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.
Руку не отдернула, хоть и засмущалась.
— Майя, — представилась она.
Майя… Как там у индуистов… Майя-иллюзия, Майя-обманка? Говорящее ли это имя?
— Очень рад знакомству, Майя, — улыбнулся Максим. — Ну так что, спустимся и поищем кафе?
Она оглянулась на свои художественные принадлежности и растерянно пожала плечами.
— Об этом не беспокойтесь, я сильный, донесу, — сказал Максим. — Итак?
— Идемте, — кивнула Майя и улыбнулась снова.
«А почему бы и нет?» — подумал он, пропуская ее вперед по извилистой тропке.

***
Будущего, о котором мечтали бабушка и внучка, не случилось. Когда Майе исполнилось двенадцать, бабушка заболела. Вера Николаевна слегла не сразу: сначала у нее начал болеть живот, потом заныла спина. Она мужественно терпела дискомфорт, не прекращая трудиться то на работе, то в огороде. По вечерам ложилась и тихонько стонала, запивая водой какие-то таблетки. Майя отчаянно хотела хоть чем-то помочь, но бабушка твердила, что все в порядке, что она поправится, обязательно поправится, надо только к врачу сходить, а ей ведь некогда, вон сколько дел!
Однажды вернувшись из школы, Майя не застала бабушку дома. Подумав, что та еще на работе, девочка помыла руки и сунулась на кухню, чтобы поглядеть, нет ли там какой-нибудь еды. В животе урчало, есть хотелось страшно. Майя вообще в последний год все время ходила голодная. Бабушка говорила, это потому что она активно растет — возраст такой. Вот организм и требует…
Никаких кастрюль ни на плите, ни в холодильнике не было. Майя удивилась: бабушка никогда не уходила, не приготовив обеда. Подумав немного, девочка решила узнать, не случилось ли чего, у тети Тамары, соседки из дома напротив. На улице было прохладно и сыро, осень как-никак, и Майе ужасно не хотелось снова влезать в разваливающиеся старенькие сапоги и хлюпать в них по лужам, потому что дорогу, отделяющую их домик от дома тети Тамары, в дождь всегда размывало, но что поделать… Накинув курточку, Майя доплелась до соседки и заколотила кулачком в дверь. Залаяла псина, сидевшая на цепи во дворе у Тамары, но сама хозяйка отпирать не спешила. Майя растерялась: что же это делается? Ни бабушки, ни соседки… Дальше пойти, по другим домам? И тут ее окликнули:
— Майка!
Это была тетя Тамара, только что вернувшаяся откуда-то. Майя кинулась было к ней, радуясь, что сейчас все узнает, но глянула на лицо соседки и остановилась как вкопанная. Сердце пропустило один удар — теперь девочка почувствовала, как это бывает. Еще не зная, что именно случилось, она поняла: что-то очень, очень плохое…
А Тамара прижала Майю к своей необъятной груди и погладила по растрепанным косичкам:
— Бабуля твоя в больнице, я вот только оттуда… Давай-ка, накормлю тебя… Пойдем!
— А что с бабушкой? — Майя настойчиво дергала Тамару за рукав, заглядывала ей в лицо, а та только отводила глаза и твердила:
— Заболела Вера Николаевна, сильно заболела… Ничего, бог даст, поправится… Ну, а как же… Поправится…
Только бабушка все не поправлялась. Уже неделю лежала она в больнице, и за все эти дни Майю к ней ни разу не пустили.
— Не положено! — слышали они с тетей Тамарой каждый раз, когда приходили в регистратуру и спрашивали, нельзя ли хотя бы внучке повидаться с Верой Николаевной.
Усталый, вымотанный дежурствами врач объяснял, что бабушке сделали сложную операцию, что она очень слаба и ее категорически нельзя волновать, но это было то, что он говорил при Майе. А когда Майя отбежала на минутку в туалет и вернулась, то услышала, как этот же врач сказал Тамаре что-то непонятное. Девочка расслышала слово «кома» и загадочные буквы «и», «в» и «л». Что это значит, она не понимала, но тетя Тамара потом чуть не плакала и молчала всю дорогу до дома. А на другой день после этого она пришла за Майей в школу и забрала ее с уроков. Сначала Майя даже обрадовалась, потому что математику совершенно не понимала и рада была пропустить ненавистные задачки… И только дома, накормив девочку вкуснейшим супом, который умела варить лучше всех, тетя Тамара сказала ей, что бабушка умерла…
Майя смутно помнила похороны. Прощались с Верой Николаевной чуть ли не всем поселком, и люди жалели оставшуюся круглой сиротой девочку, которую теперь куда ж девать-то, а ведь какая хорошая женщина была Николавна, надо ж так, запустила болезнь, хотя разве такое вылечили бы… До Майи долетали обрывки разговоров, из которых она мало что понимала. В голове билась одна мысль: бабушки нет, бабушки нет, бабушки нет… И она, Майя, осталась совсем одна на этом свете. Что делать, как жить?
Мольберт и краски пылились в углу. Не было ни сил, ни желания рисовать, и Майя все сидела у окна, глядя на унылый пейзаж и моросящий дождь и вспоминала, как барабанили такие же капли по крышке бабушкиного гроба, приминая искусственные лепестки на венке. В школу она ходила, но ничего не слышала из того, что говорили учителя, а те девочку старались не дергать, давая ей время свыкнуться с горем.
Сколько так продолжалось, Майя не могла сказать, потому что прожила те дни, как в тумане. Она оставалась в бабушкином доме, а тетя Тамара и другие соседки забегали приготовить какую-то еду и помочь по хозяйству да в огороде. Может быть, прошло несколько дней, может, неделя… И однажды в дом пришли две женщины. Одна из них, постарше, угрюмая и молчаливая, осмотрела дом и вещи Майи, а другая, улыбчивая и располагающая к себе, сказала:
— А мы за тобой, Майя! Давай помогу тебе собраться?
— Куда? — насупилась девочка, еще не понимая, что делают здесь эти тетки и куда они хотят ее увезти.
Вбежала, запыхавшись, тетя Тамара. Она набросилась на женщин, отругала их за то, что вошли в дом без нее, напугали ребенка и все такое. А потом подошла к Майе, усадила ее на диван и сама села рядом.
— Вот что, Майя… Маму твою мы отыскать не смогли. Про отца сама понимаешь… Нет у тебя никого. А одной жить нельзя.
— Так я не одна, — возразила Майя. — А вы? А тетя Галя, а дядя Семен?
Тамара тяжело вздохнула и ответила:
— Мы тебя любим все, конечно… Но нельзя тебе вот так и дальше… По закону положено, чтобы был опекун. Но кто же решится? Да и не дали бы нам, условия не те. А раз никого нет из родных, то придется тебе жить в другом месте… Закон такой… Ты за дом-то не переживай, он твой, а мы присмотрим…
— Где же я буду жить?! В каком еще другом месте?! — опешила Майя.
Уже через час она стояла на пороге этого самого «другого места». Две женщины словно тени замерли за ее спиной и молча ждали, пока с высокого крыльца к ним спустится женщина средних лет в огромных очках в темной оправе и убранными в высокую пышную прическу пепельно-русыми волосами.
Она представилась директором Ольгой Михайловной и, сжав ладонь Майи крепкой рукой, повела ее внутрь трехэтажного серого здания, обнесенного высокой металлической оградой с единственными воротами, на которых Майя приметила огромный-преогромный замок. Из окон на них глядели дети. Много детей, и все худые, с голодными злыми глазами. Майя поежилась, поняв, что она там, где никогда не хотела бы оказаться: это был детский дом. Приют для детей, у которых ничего и никого нет.
Она еле заставила себя переступить порог. Ноги не слушались, из глаз вот-вот хлынут горькие слезы… И вдруг сбоку метнулась тень. Ольга Михайловна необычайно ловко для своего возраста и комплекции извернулась, ухватила отчаянно сопротивляющуюся фигурку, выволокла на свет и уже приготовилась отчитать, но Майя не услышала гневных слов директорши. Во все глаза она смотрела на злобно фыркающую тощую девчонку и теперь уже действительно плакала, но то были слезы облегчения, потому что перед ней стояла Вика! Та самая Вика, которая когда-то защитила Майю! Она тоже признала давнюю знакомую и задорно подмигнула ей:
— Ни фига себе! Художница?! Ну, привет!
И глядя на свою героиню-амазонку, Майя вдруг успокоилась и поверила, что все у нее будет хорошо...