Зайка

За окном вечерело. Почему-то захотелось расположиться возле него и молча смотреть, не отрываясь, уместив подбородок на ладонях, туда, в беспросветную, захваченную лишь пятнами света, погружающуюся в предвечерний сумрак территорию.
Город готовился ко сну. Пожалуй, не так: город готовился встречать и провожать вечер. Ещё сновали по улицам люди с портфелями, сумками, котомками. Ещё проносились, шелестя шинами, троллейбусы, набитые разношёрстной публикой. Ездили туда-сюда автомобили. За всё это время проехала лишь пара грузовиков. Почему-то запомнились именно они, и я даже запомнил цифру: их было два. Ветер бросил в окно горсть ледяных крупинок, отчего я встрепенулся. Начиналась позёмка, перекатывая небольшие волны мелких, колючих льдинок вдоль дороги. Прохожие как-то сразу все съёжились, подав тела немного вперёд, ускоренными шагами пытаясь преодолеть встречный ветер, при этом забегая, не останавливаясь, в теперь уже ярко освещённые магазинчики. И, выходя, обязательно останавливались, перед тем как отдать себя стихии вечернего города. Дорожные столбы стали отдавать свой желтоватый свет фонарей рядом стоящим домам. Да и окна этих гигантов всё больше зажигались всевозможными оттенками света, в большинстве своём такого же тона. Но то там, то тут появлялись и бледно-розовые цвета, изредка синеватые. Нашёл взглядом несколько зелёных свечений.
    Люди возвращались домой после трудовых будней. Кто сразу за стол, кому-то надо было ещё и приготовить что-то на ужин. Да мало ли домашних дел у каждого отдельно взятого человека: кому уроки с детьми сделать, другому и работу на дому продолжить. Иной располагался сейчас у телевизора, окуная себя в мир эфирного волшебства. Многообразие действий в своём заключительном акте заканчивалось сном, по крайней мере, для большинства людей.
Я сидел у не зашторенного окна номера гостиницы, в которой поселился по приезде, и молча смотрел на всё это действие.
    В какой-то момент созерцание мне наскучило, и я решил спуститься в ресторан.
Народу было немного, звуки аккордеона наполняли внутреннее пространство зала. Подошедшая администратор предложила мне место под зелёным абажуром у бокового столика. Я согласился.
Меню порадовало своим разнообразием. Оставалось не потерять эту положительную эмоцию при приёме пищи.
Всё оказалось очень даже съедобным. Я внутренне взбодрился от положительных эмоций, полученных при поглощении всего того, что мне было предложено.
Сзади послышался шорох и звук шагов. В зал вошла молодая женщина, толкая впереди себя кресло-каталку, в которой сидела девчушка. То, что ребёнок был болен, было очевидно по жестикуляции. Она вертела ладошками и головкой, увенчанной двумя бантами ярко-жёлтого цвета, при этом пытаясь что-то выговаривать. Женщина наклонилась к её уху и негромко стала шептать что-то. Ребёнок стал вести себя потише, лишь немного покачивая головой и выставив одну ладонь. Мне показалось, что девочка своим видом пыталась таким образом что - то утвердить, оставляя тему под вопросом.
К ним подошла администратор и отвела пару за дальний столик, заранее приготовленный для них. На матери ребёнка было надето шикарное платье с большим разрезом. Платье опускалось до самого пола, вспыхивая блёстками звёзд в полутьме зала, облегающее, струящееся по стройной фигуре женщины. Её вид контрастировал с обязанностями, которые ей приходилось выполнять. Расположившись за столиком, мать и дочь вели только им понятный разговор. Девочка сидела спиной ко мне, а её мать расположилась напротив, и я не мог увидеть лица ни одной, ни другой. Оттуда доносился лишь негромкий разговор.
    Мой ужин подходил к концу. Обильная и вкусная пища, напитки, поглощённые мною с особым удовольствием, подвигли меня на необдуманный поступок. Хотя в тот момент мне так не казалось. Я поднялся со своего места и прошёл в конец зала, туда, где сидела пара, и, театрально поклонившись сначала девочке, а потом её маме, предложил последней потанцевать со мной. Пауза с ответом на моё предложение затянулась. На меня смотрел холодный, испепеляющий взгляд. Видимо, моё предложение не отозвалось в душе женщины положительной эмоцией.
Я было уже решил откланяться, как вдруг девчушка закрутила ручками и, наклонив на бок головку, стала что-то говорить. Мне послышалось, что она просит свою маму принять предложение. Женщина перевела взгляд на дочь, и на её глазах навернулись слёзы. Девочка неуклюже захлопала в ладошки. Я понял, что поступил необдуманно.
— Простите великодушно,— проговорил я и уже собрался уйти, как женщина снова резко перевела взгляд в мою сторону и произнесла:
— Затея ваша абсолютно неуместна, но раз просит Зайка, так тому и быть,— и протянула мне свою тонкую, изящную руку.
Я принял её в свою, и мы вышли на середину зала. Девочка самостоятельно повернула своё кресло и продолжила хлопать неумело в ладошки, при этом что-то бормоча. Началась новая мелодия, и мы неспеша закружились в танце.
Я молчал, молчала и моя партнёрша, легко двигаясь и не отрывая взгляда от меня.
Это её холодное рассматривание моей физиономии нервировало и заставляло то и дело переводить взгляд то на её тонкую шею, украшенную золотой цепочкой с кулоном, то на открытые плечи.
— Не ёрзайте по мне своим взглядом, пожалуйста, — вдруг негромко проговорила женщина. — Вы итак допустили несуразный поступок, так сосредоточьтесь на моём лице и хоть немного примите серьёзный вид, при плохой игре.
Мне эта тирада показалась пощёчиной, и, вперив в неё взгляд, я произнёс:   — Ещё раз приношу свои извинения, но мне захотелось сделать что-то приятное понравившейся мне женщине.
Она без раздумий продолжила:— Ну, это и понятно, разомлев от выпитого и съеденного, вас понесло к облакам, и неуместное решение показалось вам ничем иным, как благородством!
Я был неприятно удивлён, так как поступок, казавшийся мне вначале вполне уместным, оказался в её понимании некой неуместностью.
— Я не желал вам доставить какое-либо неудобство,— ответил я.
— Вы увидели во мне объект противоположного пола, возможно, я и показалась вам симпатичной, но присутствие со мной ребёнка - инвалида почему-то не остановило вас.
— Впрочем, ваша затея пришлась по душе моей Зайке, и я выполняю вашу нелепую просьбу. Музыка закончилась, и со стороны их стола послышались хлопки.
Моя спутница повернулась к дочери, что и меня заставило сделать тоже самое, и мы оба, не сговариваясь, поклонились в её сторону. При этом женщина негромко произнесла:— Хоть тут вы сообразили правильно! На что я ответил, что наказан жёстким словом лишь за порыв к понравившемуся мне человеку. Она стояла прямая как струна, и, не моргая, вновь сжигала меня своим взглядом.
Я взял её за руку и отвёл к столику. Поклонившись, повернулся к смотрящей на нас девочке и, подойдя к той, чмокнул её в макушку. Ребёнок заулыбался, крутя своими ручками, и я услышал не очень разборчивое слово "Спасибо".
— Будь счастлива, — проговорил я ей, и, погладив по голове, отправился за свой столик. Расплатившись по счёту и не глядя по сторонам, отправился к себе в номер. Ополоснувшись, забрался в свежую, мягкую постель и сон унёс меня в невероятные миры.
    Утро выдалось солнечным.
И по наметившейся внутренней весёлости резко
чиркнуло тёмным мазком вчерашнего происшествия. Я вспомнил вечер и осознал всю нелепость произошедшего. Вчерашний, мой казавшийся безобидным, поступок сегодня выглядел и право неуместным, а сказать точнее: чудовищным.
Мне было не по себе. С голубого небосвода зарождающегося дня на меня смотрели строгие глаза той, которая вчера так хлёстко отчитала меня, оставив в смятении чувств за свой казалось бы невинный поступок. Смахнув наваждение с глаз, начал собираться. Сегодня была запланирована встреча в издательстве местной прессы по вопросам выпуска  публицистической статьи. Необходимо было обговорить детали. А потом хотел заскочить в Преображенскую церковь к своему хорошему знакомому: отцу Михаилу, как и я, занимающемуся творческой деятельностью,уже издавшему замечательную книгу о нашем крае, о природе, людях населяющих эту благодатную землю, сдобренную темой веры в Господа Бога и примеров беззаветного служения ему.
Справившись с делами, отправился в Преображенскую церковь.
Каково же было моё удивление, когда на лавочке в храме я увидел отца Михаила с беседующей и сидящей ко мне спиной вчерашней знакомой, с дочерью, сидящей в своей коляске рядом с мамой.
Учащённо забилось сердце. и на лбу появилась испарина, ладони вспотели. Никак не ожидал встретить здесь вчерашних знакомых. Но скрип двери и мои шаги отвлекли батюшку от беседы, и он, заметив меня, мотнул головой с обрамлённой окладистой бородой в мою сторону. Женщина обернулась, и все отрицательные эмоции, свойственные человеческому лицу, пронеслись перед моими глазами. Она так и застыла в неудобной позе, сверля меня своим взглядом. Девочка старалась изогнуться, что бы посмотреть, что там так привлекло её мать. А увидев меня, что-то защебетала, и ладошки её завертелись в игре некоего танца. Я расслышал слово : «дядя».
Разрядил обстановку отец Михаил. Тот встал и пригласительно раскинул руки, улыбаясь своей доброй и обворожительной улыбкой.
Ничего не оставалось делать, как подойти, поздороваться со всеми и,  аккуратно взяться за руку девочки, чмокнуть её играючи. Похоже, я снова сморозил что-то неподходящее. Я подошёл к батюшке и, наклонившись, прильнул к его руке. Тот, перекрестив меня и источая неподдельную радость, произнёс:— Вот, Лариса Дмитриевна, рекомендую, мой товарищ по перу и, можно сказать, друг. Лариса Дмитриевна повернулась в мою сторону и, протянув руку, произнесла: — Лариса, мама этой зайки, — и погладила ту по голове. Девочка замычала, довольная похвалой матери.
— Она всё понимает, — продолжила женщина, глядя на меня в упор.
— Сергей,— ответил я в ответ.— Мы вчера не успели познакомиться поближе.
Женщина немного улыбнулась, при этом ответив:— Ну да, ну да.
— Так вы, знакомы? — с вопросом обратился отец Михаил к женщине.
— Да, — кратко ответила моя новая знакомая.
—Ну вот и хорошо, тогда покину вас всех, дела!— проговорил священник и торопливо удалился. Мне показалось неестественным, при его неторопливой обходительности к ближнему, так резко ретироваться. Я с вопросом на лице посмотрел на маму Зайки, на что та, растеряв всю напряжённость, ответила мне тем же.
— Вам куда теперь? — решив продолжить разговор, произнёс я.
— А, пожалуй, в гостиницу, — ответила Лариса Дмитриевна, — и вас заодно прихватим, если вы не против? — проговорила женщина.
— Сергей Дмитриевич, мы, — в очередной раз бросил я нелепую фразу.
Та приподняла играючи бровь, взглянув на меня, и продолжила: — Ну что же, приятно, что отцы наши носили одинаковые имена.
— Ну почему же носили?— спросил я, — мой и сейчас жив и здоров.
— А моего уже нет, как, впрочем, и мамы, — и на этой грустной ноте повернула коляску с зайкой, и они пошли к выходу, кутаясь перед тем, как попасть во власть холода и ветра. Впрочем, битва с непогодой продолжалась недолго. У Ларисы оказался припаркованный недалеко автомобиль, и после небольших манипуляций мы ехали в тепле с абсолютным комфортом.               

Договорившись поужинать вместе, вечером мы встретились в фойе, и в доброжелательной атмосфере провели вечер в разговорах друг о друге. Каждый вкратце рассказал свою историю. И если моя не изобиловала чем-либо невероятным, то история матери и дочери могла бы занять достойное место среди драматических сюжетов о несчастной любви.
    Лариса, с её слов, была женщиной волевой, в маму, как она сама  определила свой статус. Училась, влюблялась и даже работала, пока, как это бывает, не повстречала того самого, из-за кого бросила всё и уехала с ним. Позже пришла беда, откуда не ждали: заболела мама. Отец пережил её всего на четыре месяца. Вот так, неожиданно Лариса осталась одна, на всём белом свете. Потом была беременность и новое горе: дочь родилась больной. В доме начались упрёки в её неполноценности и тому подобное. Правда, мужа урезонил его отец, человек авторитетный в определённых кругах общества, и что бы сын не портил авторитет отца своими действиями, отправил того за границу, а Ларисе и дочери предоставил дом, в котором они и живут с прислугой, имея машину и денежное содержание на лечение и жизнь теперь уже не полноценной семьи.                Женщина взвалила на себя все заботы о ребёнке. Ни о какой работе не могло идти и речи. Вот так, день за днём, и потянулась их совместная жизнь с Зайкой. Прошло уже несколько лет. Муж перестал появляться в их доме. Его отец на Новый год и день рождения приезжал с подарками. На этом их общение в принципе и заканчивалось. Но такое положение дел даже радовало женщину. Она жила для ребёнка, у них были средства для постоянного лечения, крыша над головой и, главное, автомобиль. Они много путешествовали, когда хотели, ездили по святым местам. Им нравилось посещать и общаться с отцом Михаилом, случайно узнавшим об их судьбе и взявшим над ними моральную опеку. Всё, впрочем, было не так уж и плохо. То, что теперь уже бывший муж, не так давно потребовавший развода, ставил ей условия по её обеспечению, не трогало её душу, так как этим вопросом занимался его отец, и Лариса лишь смеялась, слыша угрозы в прекращении финансирования в случае её замужества с кем-либо.
Да и какое могло быть замужество, имея на руках больного ребёнка.
Всё это она и рассказала, сидя втроём за столом в ресторане гостиницы.
    Сергей был менее многословен, да и рассказывать было, впрочем, и не о чем. Учился, пошёл в армию. Вернулся и, отказавшись идти по стопам отца, в то ещё время известного оперативника, пошёл учиться на филологический факультет педагогического института. Работал. Сейчас преподаёт и пишет стихи, прозу и публицистику. Это занятие нравится ему. Отец уже пенсионер. Мама ушла из жизни, так и не пожив в их новом доме, строящемся для неё. Теперь они, отец и сын, живут вместе. Семейными узами пока не обзавёлся, что портит их взаимоотношения. — А в общем, всё не так и плохо, — это были его последние слова недолгой автобиографической речи.
Оба сидели и молча смотрели друг на друга. Зайка посапывала в кресле, склонив головку на бок.
Надо было закругляться, и все неспеша отправились укладываться спать.
На предложение Сергея помочь, Лариса, помолчав, ответила: « Спасибо, Сережа, но я сама привыкла», — и, немного помолчав продолжила: «Пока сама».Они попрощались и разошлись.                Утро обещало быть добрым. В окно светило яркое солнце. По тротуару дворник скрёб лопатой. Уже ходил транспорт. Сергей вскочил, так как ещё со вчера  решил увидеться с Ларисой и Зайкой. Наскоро умывшись и одевшись, он хотел уже выходить, как с той стороны двери кто-то негромко и как-то неуверенно стал стучать.
Он открыл тому, кто был по ту сторону двери, и улыбнулся. Зайка, повернувшись боком, пыталась стучать в его дверь. Сзади стояла её мать и тоже улыбалась.
— Похоже, мы опередили вас, Сергей Дмитриевич, — проговорила та.
Я только развёл руками.
— Необходимо подкрепиться перед дорогой и в путь, — продолжила женщина.
Мы стали спускаться на лифте.
Женщина продолжила: «Зайка и я, конечно, решили подбросить вас до вашего жилища, а потом уже ехать к себе. Как вы на это смотрите?»
Я был немного сконфужен. Женщина предлагает мне подвезти меня домой.
У меня уже созрела мысль пригласить их к себе домой, но что это можно будет сделать так быстро, просто не предполагал.
Перекусив, мы отправились в путь. Мне не хотелось быстрого окончания нашего знакомства, но эту мою тайную мысль помог разрешить отец, который встречал нас после моего звонка.                Старик стал сосредоточен, когда увидел Зайку, и без лишних слов взялся её опекать. Уже через час эти двое были не разлей вода, что-то нашёптывая друг другу на ушко и смеясь при этом так весело, что это казалось чем-то ненормальным. Дед и внучка, — теперь только так они себя называли, и что примечательно, девочка настолько старалась произносить слова, что даже мне, человеку новому и непривычному к разговорной речи ребёнка, становилось всё понятно.
Такое поведение обоих отражалось на лице матери то светлой улыбкой, а то и внезапно нахлынувшей задумчивостью. Впрочем, всё дальнейшее решили именно те двое, объявив нам с Ларисой что, остаются ночевать в нашем доме. Женщина поначалу стала отнекиваться, решительно уговаривая дочь шёпотом об необходимости отъезда. Но мой отец, Дмитрий Сергеевич, поставил точку в этом вопросе как-то резко, что ни у кого не нашлось желания ему перечить.
Лариса прозвонила домой прислуге и объяснила, что они с дочерью останутся переночевать у знакомых, заметив нам с отцом, что сегодняшний их с дочерью поступок может нехорошо аукнуться им обеим в будущем. На что мой папа уверенно возразил ей. Им отвели мамину комнату, и, пожелав каждый другому спокойной ночи, все отправились спать. Утром я намеревался проводить Ларису с дочерью домой, попросив отца съездить со мной, так как сам водить автомобиль не умел, за что был обруган в очередной раз за леность.
Дозвонившись на работу, я решил вопрос с выходными, и мы все, весело и шумно позавтракав, отправились в путь на двух автомобилях.
При подъезде к дому Лариса нахмурилась, стала вновь прямой и холодной. Посадив дочь в коляску и чертыхнувшись, как мне показалось, покатила ту к дому. Она первой прошла через открытую калитку, я приостановился ожидая отца и не дал той автоматически закрыться. На пороге дома в расстёгнутом пальто стоял внушительных размеров мужчина, довольно грозного вида. Он что-то негромко спросил у Ларисы.                Та, повернувшись в нашу сторону, ответила что-то ему, молча уставившись на мужчину.
Разрядил обстановку снова мой отец. Подойдя, заглянул мельком во двор и проскочив мимо меня произнёс:
— Может, пригласишь в дом незваных гостей, Альберт Филиппович? — вопросом обратился он к стоящему мужчине.
Тот не двигаясь, вдруг резко повернул голову в нашу с отцом сторону, и через мгновение из его уст полилась много словная тирада.
— Какими судьбами у  нас, Дмитрий Сергеевич? Сколько лет, сколько зим?
— А сколько государство нарезало, столько и не виделись, Альберт Филиппович. Мне показалось, что лицо тестя Ларисы, а это был именно он, немного задёргалось. Мой отец без церемоний подошёл к мужчине и, на секунду задержавшись, пожал протянутую ему руку, при этом задержав пожатие в своей руке немного больше обычного. Мужчины молча сверлили друг друга взглядами. Хозяин первым отвёл свой взгляд и жестом другой руки пригласил в дом. Мы не заставили себя долго ждать и зашли внутрь довольно шикарного здания. Раздевшись и перейдя в гостиную, мы, не дожидаясь Ларисы и дочери, разговорились. Мужчины оказались давними знакомыми. И если мой отец выступал в роли догоняющего оперативника, то его оппонент играл роль убегающего преступника. Но об этом мы узнали немногим позже. А пока мужчины вели свой понятный только им разговор. Альберт Филиппович предложил партию в шахматы моему отцу. И тут произошло событие, которое и перевернуло нашу общую жизнь с ног на голову. Мой отец, немного помолчав на предложение оппонента, вдруг произнёс:
— Хорошо. Можно и партию. Пока дети будут собирать вещи, мы как раз уложимся.
Наступила гробовая тишина. В зал вошла до этого не появлявшаяся, видимо, жена хозяина, и поднеся руку к лицу, в немом вопросе смотрела то на Ларису, то на своего мужа.
А мой папаша, видимо, поймав кураж, продолжил:
— Так как моей дочери Ларисе и моей внучке Леночке понравилось в нашем с сыном доме, то мы все решили, что им обеим будет у нас жить комфортнее. Лариса стояла вытянувшись и казалась сейчас выше. Я подошёл к ней и встал с ней рядом. Папа умел преподнести сюрприз.
Альберт Филиппович громко сглотнув, произнёс:— Вам с девочкой было тут неуютно?— вопросом обратился он к Ларисе.                Но та молчала. Её скулы ходили ходуном. Невозможно было понять, кого в этот раз она молча стирала в порошок: меня непутёвого, или того, другого, который знал всё об "уютной" жизни бывшей жены своего сына и внучки.
Женщине удалось взять себя в руки, и, с усмешкой улыбнувшись в пустоту,  произнесла:— А вот Зайка и скажет нам, где хочет жить, у деда или в этом доме.                Ребёнок, понимая, что к ней обратились с вопросом, произнесла: — Деда.
Так как хозяина дома девочка так никогда не называла, всё стало понятно и без дальнейших разъяснений. В углу всхлипнула жена хозяина. Тот попытался что-то ей сказать, но Лариса опередила его, попросив женщину помочь ей в сборах.
— Ну что же, Дмитрий Сергеевич, вновь ты меня переиграл в жизни. Будь    по-твоему. Присаживайся, и сыграем на дорожку. Мой отец проиграл предложенную ему партию в шахматы. Специально или нет, но эта игра никак не отразилась на его положительном настроении.
Когда всё было собрано и уложено в автомобили, мы распрощались с обитателями дома и отправились в обратный путь.
Зайка поехала с дедушкой. Я — со своей будущей женой.
Лариса так и сказала: — Теперь ты обязан на мне жениться и взять меня в жёны со всем приданым.
На что я, не найдясь что ответить, проговорил — Согласен. Эта очередная нелепость рассмешила нас до коликов в боках. Я на фоне такого положительного момента расхрабрился и чмокнул Ларису в щёчку, на что услышал:— Но-но, молодой человек, я ведь, между прочим за рулём. А то, если отвечу, то не исключена авария. А нам с вами этого никак нельзя допустить. Дождитесь приезда и получите по заслугам.
Я летал, хихикал как дурачок, что вызывало в глазах моей феи лишь      какую-то теплоту и ласку. По приезде, пока наша парочка, дед с внучкой, занимались собой, я получил то, что было мне обещано.
Всё оказалось просто и вкусно. Именно вкусно.
А главное, что проснулась доселе невиданная страсть. Желание покорять. Быть значимым в этой жизни. — Вот и тебе повезло, и ты влюбился. При этом господь подарил тебе дочь. Она обязательно станет моей дочерью, — говорил я про себя.
Я не часто выслушивал упрёки от отца о своей холостяцкой жизни. А после того как не стало мамы, вовсе перестал ставить тему семьи в свои приоритеты. Просто ушёл в то, что меня увлекало. Хотелось быть рядом с папой, которому, как он сам и говорил, просто обрубили крылья.
А теперь случай, видимо, решил поправить ситуацию, и нас всех сразу стало много. Отец неотлучно занимался с ребёнком, так как постоянно находился дома. Лариса поначалу даже расстраивалась от того, что у неё отняли часть её жизни. Но, будучи женщиной мудрой, она старалась скрывать свои чувства. Но папа не был бы папой, если бы не заметил чувства, переполнявшие женщину. В один из дней они втроём пошли на мыс, на то место недалеко от дома, где земля обрывалась, представляя взору долину с сотнями отражающих небо рукавов реки, уносящей свои воды к расплывающиеся горизонту.
И, просидев там, рассказали друг другу всё, что только можно было рассказать.
После этого разговора в доме появилась хозяйка. Лариса взвалила на себя все семейные заботы. У каждого члена семьи появился смысл в жизни и приятные заботы друг о друге.                В один из дней на пороге дома появился Альберт Филиппович с супругой. Но мы были так заняты нашим общим домом, что ни у кого не оказалось желания каким-либо образом нагрубить этим людям. Напротив, их встретили с особой доброжелательностью. Женщины занялись готовкой, негромко переговариваясь о чём-то, а старики уселись за своё излюбленное занятие —  игру в шахматы. А мы с Зайкой решили заняться рисованием. С некоторых пор ребёнок начал проявлять желание к живописи, и я, как неплохо зарекомендовавший себя в юности специалист, стал заниматься с ней. В этот раз проиграл Альберт Филиппович, и мужчины по окончании партии вышли подышать воздухом. Состоялся отличный вечер с вкуснейшей едой, песнями и даже танцами.                Родственники, а мы стали величать наших гостей именно так, стали частыми гостями в нашем доме, но и мы стали бывать у них.                Но главное событие произошло тёплым весенним вечером. Старики повезли Зайку полюбоваться закатом. Мы, обеспокоенные их затянувшейся отлучкой, вышли поискать наших гуляк. Я, болтая о красотах родного края, и не заметил, как обе женщины остановились. Столкнувшись об них, я остановился.                Впервые моя Лариса плакала вместе со своей свекровью. Тихонечко, их всхлипывания были слышны только мне. И далее я услышал: « Как долго я этого ждала»: — это произнесла моя жена. Всматриваясь в даль, были  видны силуэты трёх фигур на фоне красного заходящего солнца: тоненькую, стоящую на ногах, и по бокам у неё двух исполинов.                Кресло-каталка стояло в стороне.