Глава 9. 1998 год

Саныч был необычайно счастлив окунуться в столичную советскую атмосферу прошлого, оказавшись в квартире Клавдии Семёновны. Огромный стол в просторной кухне сталинского дома был накрыт белоснежной скатертью, обрамлённой ручным кружевом. В центре возвышался пятилитровый медный самовар. Отчищенный заботливой рукой старушки, он горделиво поблескивал двенадцатью тиснёными медалями тульского завода и наградными клеймами российского императорского двора.

Клавдия Семёновна кипятила в нём воду уже забытым деревенским способом. Она выносила самовар на каменный балкон и, ловко насадив заранее подготовленные лучины, поджигала. Водрузив на жерло голенище сапога, умелыми движениями раздувала огонь, тут же прикрывая отверстие медной трубой с прямоугольным изгибом. И у неё с первого раза получалось раздуть самовар так, что дымок тонкой струйкой тут же взмывал в воздух, возвещая окрестностям, что баба Клава дома и готовится к чаепитию.
— Как ловко у вас всё получается! — восхищённо захлопала в ладоши Марина.
— А то! Всю жизнь, почитай, с ним вошкаюсь! — гордо ответила старушка.
— Соседи не жалуются на дым-то? — уточнил Саныч.
— Пытались поначалу, — вытирая руки о передник, улыбнулась баба Клава, — участкового вызывали, пожарных. Так я их всех чайком-то деревенским, из иван-травы угощу, с мёдком пасечным, липовым, да плюшками моими. И всё, те умлеют и за лесами-прибаутками позабудут, с чем пожаловали-то!

А от стола и вправду веяло ароматом свежей выпечки. Тут и ватрушки, и пирожки с капустой да ягодой, пастила коломенская да леденцы костромские. Ну и как без конфет с легендарной фабрики "Красный Октябрь"? А как начнёт вспоминать Клавдия Семёновна про жизнь свою молодую, так и сказки смотреть по телевизору больше не захочется.
Усадила старушка гостей на деревянные табуреты, изготовленные из берёзы. Это вам не магазинные изделия из прессованных опилок. Крепкие, добротные, не один десяток лет прослужат. А чтобы мягко было, под каждой подушечка специальная. Да не ватой набитая, а перьями куриными, и наволочки, которые вышивались с любовью долгими зимними вечерами.

Саныч заинтересовался многочисленными фотографиями, в основном чёрно-белыми, развешанными вдоль стен. Незнакомые лица молодых парней и девушек на фоне изумительной природы. Счастливые, улыбающиеся, в ещё военной форме Российской Империи, в рабочей одежде и костюмах.
— А это кто? — поинтересовалась Марина, указывая на молодую пару времён ранней советской власти.
— Так энто мы, молодые ешо, в геологоразведочной артели работали. Вон та красотка — я, а чё рядышком-то примостился, муж мой — Никодим Миронович, мир праху его… — перекрестилась баба Клава. — Мне тогда шестнадцать было, а ему двадцать один! Встретились мы в 1931-ом году. Всю Сибирь с ним исколесили, и для Советской власти искали золото и другие богатства, упрятанные в земле нашей!
— Много нашли-то? — улыбнулась Марина.
— На наш век хватило! — с юмором ответила баба Клава. — Чай вон хлебайте, пока не застыл, да плюшки пробуйте. Утром спекла.
— А я и не узнала вас, Клавдия Семёновна! — смущённо улыбнулась Марина Изольдовна, - вы такая тут красивая, прям киноактриса!
— Скажешь тож, — скромно махнула рукой бабушка. — Не мудрено, не узнать-то, сколько лет уж прошло. Почитай, мне в этой пятилетке столетие справлять. Ой, я кажись, уж говаривала об том.

Саныч всё продолжал рассматривать исторические фотографии. В его голове снова проснулись воспоминания из прошлого. Семейный альбом, который он нашёл в шкафу, замотанный в покрывало. Мама, которая испуганно посмотрела на эту находку сына. Она сказала тогда, что ему пора узнать некоторые семейные тайны. Ему то ли пятнадцать было, то ли шестнадцать уже стукнуло.
— А вот супруг ваш мне кого-то очень напоминает, — задумчиво проговорил он. — В артели, говорите, работал? А больше нигде?
— Да как же нигде? — возразила баба Клава. — Как нас в экспедицию в тридцать девятом году-то отправили изучать следы тунгусского гостя, так он и ушёл в НИИ работать.
— Ой, а можно поподробнее! — загорелась Марина. — Я так обожаю всякие там тайны!
— Ну, милочка, я тут тебе не помошник, — вдруг став очень серьёзной, резко ответила Семёновна. — Бумаги подписаны, и рот на замок.
— Это вы, значит, попали в последнюю экспедицию Леонида Алексеевича Кулика? — уточнил Саныч.
— Говорю же, разговор на эту тему закрыт! — стояла на своём старушка, и тут же заинтересованно спросила: - а ты откель про то знашь?
— Мама рассказывала, — пожал плечами Саныч, как-то странно взглянув на бабу Клаву, — я не про ваши исследования, а про мужа спрашиваю. Он, получается, ушёл из геологии?
— Ну чё вот он у тебя неугомонный такой, а? — всплеснула руками баба Клава. — Говорено ж не раз, что про то не время ешо сказывать.
— Ну раз нельзя, то нельзя, — расстроилась Марина Изольдовна. — Не давите на бабушку, Сан Саныч. Она лучше всякой партизанки. Не выдаст секретов.

И тут Саныча осенило.
— А не внучатый ли дядя он Борису Борисовичу, внуку Глебовой Варвары Мироновны?
Клавдия Семёновна вытаращила глаза и медленно села на табурет. Ложка выпала из её руки.
— Чаво? — тихо спросила она, уставившись на Саныча.

Марина недоумённо оглядела обоих, пытаясь понять произошедшее.
— Так уж получилось, баба Клава, что я, скорее всего, прихожусь вам дальним родственником. То ли внучатым двоюродным племянником, то ли троюродным внуком, сам чёрт ногу сломит в этих названиях. Одним словом, я правнук Варвары Мироновны, так проще понять.

Клавдия Семёновна охнула и схватилась за сердце.
— Вам плохо? — вскочила Марина. — Может, скорую?
— Валидол тащи из ящика в серванте, — простонала старушка.
— Да, да, сейчас! — метнулась в комнату Марина.

А баба Клава тем временем схватила рюмку со стола и одним залпом осушила её.
— Вы что творите? — теперь заволновался и Саныч. — Это не самое лучшее лекарство!
— Учи меня жизни, мальчишка, — зыркнула на него старушка. — Ты что, самого президента нашего внук, получается?
— Не совсем. Отца-то моего, его мать от него нагуляла, получается! — Саныч заговорил шёпотом. — Это, к слову сказать, тоже государственная тайна, всё засекречено ещё тогда было. Ну вы понимаете меня?
— Ой, плохо-то мне как, — закатила глаза баба Клава и тут же, глянув на Саныча, спросила: — А как докажешь?
— Жил он тогда на Урале, будучи тренером в женской спортивной команде по волейболу, где тренировалась и моя мама.
— Господи, — перекрестилась Клавдия Семёновна. — Внучок! Я ж ничего про тебя и слыхом не слыхивала!
— Так не удивительно, — улыбнулся Саныч. — Я то по родству сам "седьмая вода на киселе", и потом в опале мы тогда жили, так что…
По щекам обескураженной такой новостью старушки потекли слёзы.
— Да всё это в строжайшей тайне до сих пор хранится, — вздохнул Саныч. — Не подобает человеку такого уровня быть замеченным в непристойном поведении.
— Ой ты, Господи Боже милостливый, Маринка, где там валидол-то мой? — вскрикнула она. — Тебя только за смертью и посылать!

Марина возникла на кухне так же неожиданно, как и исчезла.
— Вот, я уже накапала, осталось воды плеснуть.
— Давай скорей сюды, пока я копыта свои не отбросила, — Клавдия Семёновна быстро схватила стакан, осушила его и тут же сморщилась, словно губка.
— Да кто же так лекарство-то принимает? — ужаснулась Марина, уже протягивая старушке стакан с водой. — Его запивать сразу надо.
Казалось, Клавдия Семёновна запивала не лекарство, а нахлынувшие воспоминания из непростой судьбы их многочисленной семьи.
— Ты хоть помнишь кого-то из семейства нашего? — чуть отойдя от шока, спросила баба Клава.
— Смутно, — уклончиво ответил Саныч. — Я обо всём узнал поздно, найдя старый фотоальбом. Отец мой нас защищал от этой неприятной страницы семейной истории, как мог, и потому в семье про это не говорили. Да и к тому времени, как всё выяснилось, в живых мало кто остался, наверно, только вы - баба Клава.
— Огорошил ты меня, внучок, прям буквально с ног сбил, — покачала головой старушка, — Не зря говорят, что Москва маленькая. Через полвека встретиться, а?
— Вы мне-то объясните, что тут происходит? — не понимая, о чём идёт речь, заговорила сбитая с толку Марина.
— А ну, дочка, тащи из серванта, где лекарства доставала, альбом мой с фотографиями. Сейчас всё по полочкам вам обоим раскладывать и буду.

Самовар уже давно остыл. Выпечка, казалось, начала заветриваться, а гости Клавдии Семёновны с неподдельным интересом слушали, как она рассказывала про свою родню, про их проблемы и горести, про партийную работу и тяжёлый труд советских рабочих и крестьян. И тут, на одной из фотографий, сделанной в каком-то правительственном кабинете, Саныч заметил знакомую бутыль. Баба Клава уже стала переворачивать страницу, как он остановил её.
— Не торопись, бабушка. Это что за спиртное?
— Да я что, помню что ль? Времени-то прошло. Я не всегда вспомню, какой кефир вчерась покупала, а ты хошь, чтобы я такое упомнила, — заволновалась старушка.
— Не юли, баба Клава, — взяв её за руку, Саныч серьёзно взглянул в глаза. — Я видел эту бутылку.
— Не мог ты её видать, — ловко высвободив руку и всё же перевернув страницу альбома, мягко, но уверенно заявила она.
— Это почему же? — настаивал Саныч, пытаясь вывести Клавдию на разговор.
— Да потому, что импортная она. Из Америки привезённая.
— Запутались вы, Клавдия Семёновна, в показаниях, — улыбнулся Саныч. — Сами же сказали, что не помните её. Так откуда же тогда уверенность, что она из Америки?
— И ничего я не запуталась. Что оттуда — помню, а что за название — запамятовала.
— Вам точно в разведке работать нужно, — удивилась изворотливости старушки Марина.
— Ой, как скашь, чего, дочка, хоть стой, хоть падай! — рассмеялась баба Клава, пытаясь перевести разговор в другое русло. — С меня-то разведчик, как с тебя колхозница! Как что ляпну, потом диву даюсь, как тако в мою бошку вообще залететь могло.
— Так, бабуля моя новонайденная, — строго перебил её Саныч. — Я такую же бутылку не так давно в мусорке нашёл и забрал себе, да и попиваю нет-нет из неё. Могу принести и показать!

Клавдия Семёновна, начавшая вначале хохотать над его словами, вдруг закашлялась, поперхнувшись невесть чем. Марина принялась стучать по её спине.
— Совести нет у вас, Сан Саныч, — она с укором посмотрела на него. — Вы хотите, чтобы баба Клава тут дух испустила? Нам ещё с генералом разбираться! А вы тут такое устроили!
— Правду Мариночка говорит, — откашлявшись, поддержала её старушка. — Дайте хоть в себя-то прийти. Сил уж нет. Вот принесёшь кода бутылку-то, тогда и поговорим.
На том и закончили этот разговор.
Старушка засуетилась, схватившись за самовар, стала причитать, что генерала что-то долго нет, как бы чего не случилось с ним. Тоже уж не молодой.

***

Василий Владимирович сидел мрачнее тучи. Баба Клава второй раз вскипятила самовар и хлопотала у стола.
— Успокоился, гроза преступного мира? — поинтересовалась она, глянув на генерала. — Ишь, ворвался в мой дом, как туча громовая! Наметал тут молний, шум поднял!
— Я бы посмотрел, как бы вы отреагировали, если бы к вам так ворвались, — прогремел его басистый голос.
— Прям напужал, щчас в обморок рухну! — съязвила баба Клава. — Ко мне вон чёрный воронок в своё время приезжал, я и то не испужалась. Нашёл с кем сравнивать! На вот, чаю с липовым мёдом испей да успокойся. Подумаешь, к нему в дом зашли. Крепость его попортили слегонца.
— Слегонца? — глаза генерала метнули молнии. — Да они мне полкухни разворотили!
— Вот чё врёшь-то, бесстыдник, — слегка огрев генерала по лысеющей голове полотенцем, пристыдила Клавдия Семёновна. — А то я там не была и не видала, чё там за дела делались. Вот знала, что ты туману нагонишь, и потому в свидетели к ним подалась. Ну, чё теперича скажешь? Не стыдно на честных-то людей наговор чинить?
— Так всё ж вон какую дыру там расковыряли! — стал оправдываться генерал, отхлебнув чай.
— И чё теперь? Посадишь их за то? — подбоченившись, поинтересовалась старушка. — Давай и меня уж заодно арестовывай. Считай, я пособница их, ключи дала, в кухню спровадила.
— Да хватит уже защищать их, — стукнул кулаком по столу Василий Владимирович. — Кто они тебе, что ты так за них стеной встала?
— А то, причём тут? И хватит мне мебель фамильную портить! Сила есть — ума не надо? — зацепилась за его слова баба Клава. — Или у тебя как при союзе, если кум да сват, то им и ответ глад? Ну уж не разочаровывай меня-то. Чё они нарушили? Какой закон? То, что без полиции в дом твой вошли? Так с моего на то позволения. Ежели то преступление, повторюсь, и меня с ними забирай. Или они должны были дождаться, пока твои оглоеды соизволят на место приехать? Их пока дождёшься, тебя пять раз убить могут, три раза хату спалить, да раз десять всё твоё богатство вывезти, причём на фуре.
— Ты, бабка, говори, да не заговаривайся! — строго глянул на неё генерал. — Загнула тут.
— А сам-то? — тут же ответила баба Клава. — Полкухни ему разнесли. А ты давай, прежде на них заявление напиши. Самому себе! Вот смеху-то будет! Я на суде ухохочусь. Голубь нанёс непоправимый урон служителю народа! Генерал не смог залатать дыру на кухне! В стране вон латает политические дыры и помалкиват, а тут — ну никак!
— Клавдия Семёновна! — умоляюще попросил генерал. — Ну хватит уже! Сколько можно?
— Столько, сколько нужно! — строго ответила старушка. — Али забыл, что у меня пожизненная неприкосновенность? Вот когда дашь стране столь золота, сколь я дала, тогда и командовать тут бушь. А пока помалкивай да слухай, что тебе заслуженный работник говорит! Ты от ребят отстань, дыру хошь вон Саныч тебе залатат, чтобы твоя душонка успокоилась. Порадуйся лучше, что стояк не завонял падалью, так как мы спасли голубя. Вон, живее всех живых порхает. А нет, так я-то уж постараюсь, с превеликим удовольствием порассказываю, как начальник МВД по Москве сам себе заявление писал, на то, что в его квартире, причём по документам казённой, спасали застрявшего голубя. А ежели бы тебе там всё разворотили МЧСники? Ты на них тоже бочку бы катить стал?
— Да ну тебя, Клавдия Семёновна, — отмахнулся генерал. — С тобой спорить, что против ветра мочиться.
— То-то и оно, — мягче заключила старушка. — Жуй вон пироги. Твои любимые, с капустой. И забыли об энтой мелочи. Вон лучше познакомься с моим внучком. Сан Саныч — Василий Владимирович.
— Как это внучком? Он очень молодо выглядит для него, — чуть не подавился надкушенным пирогом генерал, пожимая протянутую руку Саныча.
— А вот так, молча! — спокойно ответила баба Клава. — Я сегодня сама только узнала, вот на энтом самом месте, чуть и не окочурилась от такой новости.
— С этого места поподробнее, — попросил заинтересованно генерал.
Саныч с Клавдией принялись наперебой рассказывать, каждый свою историю. И только Марина Изольдовна, втянутая в этот клубок политически-семейных интриг, молча слушала, уставшая от такого количества невероятных событий.