Палыч

В середине октября перед началом серьёзной операции из больничной палаты позвонил Палыч.
В его голосе чувствовалось некоторое радостное возбуждение, не соответствующее предстоящей важности события:

-Жека, а ты помнишь, как мы с тобой ползали по-пластунски в лагере, - без предисловий начал он.

Я почему-то подумал, что он вспомнил наши первые лагерные сборы, когда все проходили «курс молодого бойца».

-На лагерных сборах после первого курса, - уточнил Сергей, - когда мы с тобой после отбоя помогали соседским домохозяйствам избавляться от урожая крыжовника, красной и чёрной смородины.
Мы подползали по-пластунски к заборам соседских домов, затем ложились на спину и ели ягоды, глядя в звёздное небо. Это же было так романтично.

-А ты романтик, оказывается, - сказал я, с трудом представляя себя даже в компании Палыча, под покровом ночи ползущего на опустошение чужих садов, лежащего на спине под звёздным небом, поглощающего крыжовник, или смородину, не важно какую, чёрную или красную.

Это просто не вписывалось в собственный положительный образ, сложившийся в моей голове. Может быть, я слишком хорошего мнения о своей персоне? А на самом деле, ничто человеческое мне не чуждо. И я тоже романтик, как и мой друг Палыч.

Я тогда тянул лямку командира учебной группы. А это подразумевало личный положительный пример для подчинённых. Это совсем не вязалось с налётом на чужие владения за ягодами. Этого просто не могло быть. Память почти не сохранила ничего подобного. Чистый лист бумаги. Всё стёрлось. 

Кроме одной совместной самовольной поездки из Москвы в Ленинград.

На всякий случай я уточнил у Палыча:
-А на кой нам эти ягоды сдались? Мы что голодали?

Опять же променять сон на вероятность быть пойманным и позор - в голове не укладывалось.

-А витамины? Нам тогда очень не хватало витаминов, - быстро нашёлся товарищ. А адреналин? Помнишь, как мы с тобой и в Питер на выходные на пятом курсе ездили, хотя покидать гарнизон без разрешения начальства было запрещено.

Поездку в Питер я действительно помнил.  Она из памяти почему-то не стёрлась.
По уставу, который являлся законом для военнослужащих и регламентировал практически все стороны их жизни, покидать гарнизон, то есть Москву, без разрешения начальства и в самом деле запрещалось. Но кто всерьез рассматривал эти ограничения свободы, если выпадала возможность их нарушить на свой страх и риск, уповая на молодость, удачу и везение?

Подаренные судьбой несколько праздничных дней, не омрачённых нарядами и караулами, мы с моим другом и товарищем Сергеем задумали провести в Ленинграде, или Питере, так он и тогда негласно назывался.

- Жека, давай съездим в Питер, чего здесь торчать на праздники. У тебя ведь там тоже родственники. Повидаешься, отдохнешь, сменишь обстановку. Поехали, а? Вдвоем ведь веселее, - уговаривал однокашник.

- А вдруг нас хватятся, - я попытался еще как-то возразить.

- Брось ты, Жека, х… городить, кому мы нужны….  Главное - вовремя возвратиться и ни в какие истории не вляпаться. Мы ведь умные, куролесить не станем.  Решайся. 

В последних словах, особенно в том, что мы «умные», я не сомневался.  В душе с самого начала согласился отправиться в путешествие, просто хотелось проверить доводы собрата по будущему предприятию. А он, зная меня, подыгрывая, сказал именно то, что я хотел услышать. 

Без особых проблем взяли билеты в «сидячий» вагон поезда   "Красная стрела" и отправились в увлекательное путешествие, в красивый город Питер, где его ждали мать и члены семьи, а меня бабушка, тёти, дяди и их многочисленные родственники.  Встречи с ними были еще традиционно частыми, не повидаться было немыслимо.

За время относительно длинной дороги проговорили все темы, которые нас тогда волновали. Радовались жизни, смеялись, строили свои нехитрые планы на будущее.

Но одно дело на пятом курсе съездить в Северную столицу, когда уже несколько лет не было казарменного положения, без пяти минут лейтенанты, а другое дело после первого курса освобождать от урожая соседские сады. Пазлы не складывались. И я
сопротивлялся его видению тех далеких событий. Чужая слава мне ни к чему.

Против опустошения чужих садов у меня существовала прививка ещё с юного возраста Нахимовского училища. Тогда я не был пойман, попался мой последователь. Его быстро убедили признаться и назвать соучастников проступка недостойного звания юного нахимовца. Последствия и для меня оказались запоминающимися: в комсомол из-за этого случая не приняли. Моя добрая репутация, как сказал тогда офицер - воспитатель, капитан 3 ранга Федоренко Сергей Федорович, была «залита яблочным соком». Надо было перевоспитываться. И я перевоспитался. Больше на чужие сады с тех пор не зарился и налётов не совершал. А тут такие свидетельства.

-Палыч, про ягоды я не помню, ведь ты ещё тот сказочник. Фантазия у тебя богатая, - подытожил я.

- Наверно, со стороны интересно послушать, о чём мы тут с тобой говорим перед операцией, - смеясь, сказал он.
В этот момент кто-то из медперсонала зашёл к нему в палату и разговор прервался.

Я вдруг ясно осознал, что мой друг и давний товарищ переживает, на ум лезут всякие весёлые воспоминания из прошлой жизни. Парадоксальная защитная реакция мозга.

Поэтому я перезвонил и коротко, чтобы больше не отвлекать его от глубокомыслия предстоящего события, напутствовал:
-Палыч, не бзди, всё будет хорошо.
-Я знаю, - просто ответил он.

Через несколько часов после завершения сложной операции, уже, жуя колбасу, он перезвонил, чтобы продолжить прерванный разговор.

-Основной инстинкт не потерян, операция прошла успешно, - заключил я удовлетворённо.