У счастья есть имя. Глава 24

Анастасия

Анечка сегодня легла спать рано - ещё не до конца восстановилась после болезни, да и слишком много эмоций было от праздника.
Я в одиночестве пила чай на улице. Уже было прохладно. Сентябрь в первый же день заявил свои осенние права. Идти в дом за теплой одеждой не хотелось, я немного замёрзла и села, поджав под себя ноги.
С медленными глотками ароматного чая постепенно приходило спокойствие.

Я попала... Влюбилась в Костю по уши. А когда сегодня увидела его празднично одетым, думала, что сердце вообще выскочит из груди.
Тахикардия стала моим постоянным спутником: как увидела, так сердце и заныло, написал - ухнуло вниз.

Он такой... Красивый - не то слово, которым можно охарактеризовать мужчину, но он был красив - правильные черты лица, будто вылепленные талантливым скульптором. Аристократ. Такой спокойный, уверенный, искренний. Мне не доводилось встречать таких мужчин. И к Ане хорошо относится. Заботится.

Отец Насти меня завоевал харизмой, улыбками, шутками и пустыми обещаниями. Увлёк. Я думала, что влюбилась. Впервые и навсегда. Оказалось, что нет.

Выросла я в семье с очень строгими правилами. Ребёнком была единственным, берегли и охраняли, как могли. Отличная учёба, отличное поведение, участие в конкурсах, музыкальная школа - это был тот минимум, который даже не обсуждался и не вызывал похвалу. Как само собой разумеющееся. Я мечтала быть учителем. Хотела быть рядом с детьми, потому что друзей почти не было. Когда папа служил - это были поселения военных, где и детей то не было. А потом, когда мы переехали в город, были метания по кружкам, а все подруги отметались, как неблагонадежные. Я знала, как правильно сидеть, как правильно есть, как надо молчать и беззвучно уходить, чтобы не мешать взрослым. Я не противоречила, была удобным ребёнком. Да и желания противоречить не было. Всё устраивало.

Мне разрешили поступить в педагогический. Именно разрешили. Папа сначала был недоволен, считая, что лучше медицинский. Но когда я несколько раз упала в обморок от вида крови, смилостивился.

Я с лёгкостью поступила в Ростовский педагогический институт - город выбирали родители, хотя до Краснодара было ближе, но документы подали именно в ростовский ВУЗ. В общежитии жить родители мне не позволили и снимали отдельную квартиру, хотя это и было накладно. Училась я на отлично, по-прежнему почти ни с кем не общаясь. Заучка.

На четвертом курсе нам разрешили преподавать. Меня распределили в большую школу, где было много учителей, и никак не получалось их запомнить. Тут я тоже держалась особняком, ни с кем близко не общаясь. С удовольствием учила детей, слушала советы старших, бегала на лекции, дома готовилась к занятиям. Ничего необычного. Так прошёл год.
А в сентябре из другой школы к нам перевёлся учитель Кирилл Константинович. Это был красивый, харизматичный мужчина лет тридцати. Он всегда шутил, глаза так и искрились задором, уроки были интересными и весёлыми. Дети его сразу полюбили. А он полюбил меня. Так сразу и заявил.

В школе мы никак не показывали взаимную симпатию, вели себя, как обычные коллеги. Разве что Кирилл часто подбрасывал мне записки с плохо рифмованными короткими стихами или сердечки-оригами. Я была счастлива и впервые влюблена. Свидания были в самых неожиданных местах - городская библиотека, выставочный зал, дневной сеанс в кинотеатре, парк за городом. Я готовилась к последней сессии и госэкзаменам, Кирилл помогал. По набережной или по городу мы не гуляли ни разу, хотя осень в тот год была на редкость тёплой и не дождливой. Он говорил, что не любит бродить по пыльному и шумному городу.  И цветов не дарил, конфеты дарил, а вот цветы ни разу.

Это была чудесная осень, наполненная романтикой, нежными поцелуями и пониманием, что ты кому-то очень нужна.
А потом случился Новый год. Он не принёс чудо и волшебство, как я ожидала. Праздник я встречала совершенно одна. Родители приехали несколькими днями ранее и хотели забрать на праздники домой. Но я сказала, что надо готовиться к сложному экзамену и ездить туда-сюда я не могу. Папа тогда очень разозлился, но мама его успокоила - последний курс, диплом на носу,  работа, - надо потерпеть.

Родители уехали 30-го, а я решилась и пригласила Кирилла в гости. Я так ждала ответ, ежеминутно заглядывая в телефон. Но телефон молчал. К вечеру, когда пришло сообщение, я была уже совершенно зарёванная.

"Малыш, радость моя, я уехал по делам из города, буду 3-го. Не обижайся."
И я не обиделась, просто в одиночестве встретила Новый год и стала ждать третье января.

Кирилл приехал с шампанским и тортом. Он был такой красивый - высокий, слегка небритый и уставший, в волосах застряли снежинки, искрившиеся на чёрных, как смоль, волосах.

Праздничный ужин остывал на столе, красивый мужчина смотрел влюблёнными глазами - я снова была счастлива. А потом мы пили шампанское, глупо смеялись, смотрели бестолковый фильм, снова пили шампанское и целовались. За почти полгода наших встреч это было первое подобное свидание, Кирилл ни разу ко мне не приставал, но в тот день был более настойчив, и я сдалась. На самом деле ничего особенного и не запомнилось. Поцелуи запомнились, а близость нет. Вот такой парадокс.

Потом Кирилл снова уехал из города по делам и на сообщения отвечал редко. Я ждала окончания каникул, чтобы его увидеть.

А десятое января бабахнуло по мне реальностью взрослой жизни.
Первый день в школе я еле выдержала несколько уроков, чтобы не сорваться и не побежать к нему в кабинет физики. Пошла в конце первой смены, когда учеников в школе уже не было. Кирилл собирал какие-то приборы, чтобы отнести в лаборантскую.

- Привет. Ты не ответил на сообщение. Занят?

Он, рассмеявшись, затянул в лаборантскую и начал целовать. Поцелуи быстро стали переходить в нечто большее, я сопротивлялась. Никакого желания продолжать не было. Я оттолкнула Кирилла и возмущённо спросила:
- Ты что творишь? Так нельзя!
А он, ухмыльнувшись, грубо схватил меня и толкнул на стол, заметив, что ему можно всё.

Ударив его, куда давно следовало, я сбежала.

Или школа была настолько большая, или я умело избегала встреч, не знаю, но больше мы не виделись. Да и не хотелось. Влюбленность лопнула, как мыльный пузырь. И от того мыла постоянно текли слёзы.

А потом, когда в начале февраля я поняла, что забеременела, Кирилл показал все чудеса неуловимости - уволился.

Найти человека в огромном городе было невозможно. Что делать я не знала. Подруг, чтобы попросить совет, не было. Родители не поймут, оставалась бабушка. Я уныло брела по парку, нисколько не радуясь на редкость тёплому февральскому дню, как вдруг увидела его. Красивый, как всегда, но только сердце больше сладко не ныло.

С криком: "Папа, смотри!", к нему бежал мальчик лет пяти.

Папа. А вот и жена подошла. Семья на прогулке. Как мило...

Я встала, как вкопанная - такого сценария в моей голове не было. В том, что мужчина соблазнил и бросил симпатичную дурочку, ничего необычного не было, но вот женатый мужчина - это уже другая история.

Я решительно подошла к парочке.
- Кирилл, привет! - попыталась изобразить радость, - гуляете?

Кирилл, казалось, даже не удивился встрече, совершенно буднично поздоровавшись:
- Привет, Настя.
- Марина, - обратился он к жене, - это коллега, нам надо поговорить.

Марина согласно кивнула.

Мы отошли на соседнюю аллею и Кирилл зло прошипел:
- Ты что творишь, ненормальная?!
- Жена, ребёнок?
- И что? Напридумывала себе, я не виноват, ничего не обещал тебе.
- Я беременна.
Кирилл матюкнулся.

Он молчал. Я молчала. На соседней аллее стояла жена и бегал его сын.

- Надо делать аборт. Срок небольшой, ты молодая, здоровая, ничего страшного.
- Ты идиот? Это ребёнок! Он живой! Я его уже видела на УЗИ.
- Настя, ты уверена, что я отец? Один раз не считается.
Я влепила ему звонкую пощёчину и ушла.
Надеюсь, что жена это увидела.

Я рыдала так, что думала меня вывернет наружу от боли. Но вывернуло по другой причине - начался токсикоз.
И я по-прежнему была одна. Хотя нет- не одна. Теперь я никогда не буду одна, чтобы ни случилось.

Родителям я смогла обо всём рассказать только через несколько недель и только по телефону. Поехать не решилась.

Мама рыдала, папа орал. Оказывается, он меня уже сговорил на брак с сыном своего друга. Я этого сына в глаза не видела, но по родительскому сценарию должна была выйти замуж после получения диплома, вернуться жить в наш город, родить детей и далее по списку. Всё было решено.

И я впервые взбунтовалась. Теперь уже я орала на родителей, что я не кукла и сама хочу решать, как жить.
- Решила? Ты уже решила! Семью опозорила. Мы тебя этому учили? Видеть тебя больше не желаю!

Это звучало, как приговор.

Я снова рыдала, как ненормальная. А потом вдруг поток слёз иссяк. Я неожиданно, но совершенно чётко поняла, что у ребёнка, которого ношу под сердцем, никого, кроме меня нет. Отца нет и других родственников тоже нет. Была только моя бабушка, живущая в маленькой станице в нескольких часах езды от Ростова. Туда я и уехала в выходные.

Бабушка была рада видеть меня, а услышав, что произошло, сразу поддержала:
- Дело молодое, родишь, вырастим. А мужики, что с них взять? Получай диплом и приезжай сюда. Жить будешь у меня, а работать в нашей школе. Дочке тут хорошо будет.
- Дочке?
- Да, девочка будет, я уверена.

Бабушка не ошиблась. Анечка родилась в сентябре, а к бабушке я переехала к конце июня. Как бы отец не злился на меня, но квартиру до окончания института оплатил, и мне не пришлось искать жилье после нашей ссоры.

Я год сидела с ребёнком, не работала, было очень тяжело жить на бабушкину пенсию и пособие, но мы справились. А осенью я пошла работать учителем в школу и всё вроде наладилось. Несколько лет всё было просто замечательно - бабушка сидела с Анечкой, я работала. Родители ни разу не позвонили, даже не узнали родила ли я.

Я отпустила эту ситуацию и жила ради ребёнка.
Второй раз я повзрослела в тот день, когда вдруг поняла, что бабушка больше не проснётся. Она умерла внезапно и я была совершенно не готова остаться одна.

До сих пор не могла привыкнуть и часто плакала ночами.

И вот теперь появился Костя. И я просто не могла себе позволить ошибиться ещё раз. У меня не было на это права.
Поэтому он будет просто друг.

Чай остыл, а я окончательно замёрзла.
Слёзы всё текли и текли, не переставая, хотелось громко закричать, чтобы отпустить всю боль и обиду. Но вместо этого, громко шмыгнув носом, я вытерла досуха лицо и молча пошла в дом.