Перо войны

Едва ночное время к концу подходит, и первый лучик рассвета за горизонт цепляется, как в стольном Солнцеграде пробуждается весь люд городской – глаза протирает, бороду расчесывает, суставы разминает… Столько всего сделать до вечеру стремится, что и сам, отходя ко сну, всего совершённого и несовершённого не упомнит. Заведено так под сенью солнца издревле, испокон веков позабытых. Казалось бы, за бытом человеческим тут и присматривать не надобно, ведь само светило дневное наблюдает… Но всякое оно случается, не лишне будет и людским глазом за жизнью града приглядеть. На то власть княжья в Солнцеграде и поставлена!

Раньше зари просыпается князь, приводит свой облик к почтенному виду, и идёт на балкон терема своего высокого - с утром встретиться, и заботливым взором город родной окинуть. Неспокойно бы было на душе градоправителя, коли не убеждался он взглядом, ежедневно, что порядок под светилом по-прежнему чтим и соблюдаем. Коли пойдёт кто против устоев положенных, с тем, власти держатель и приказчики его, днём, непременно, разберутся. Кому за провинность денежкой платить, кому в острог дорога, а с кого и оплеухи достаточно – обо всём рассудить потребно и надобно.

-Жарко у вас тут до одури, - раздался голос над головой князя, - перышки мои, прям потом изливаются! И как вы живёте-то тут? Суетитесь, бегайте, прыгайте, но всего никогда не успеваете… Суматоха мне по душе, но ваша сплошную скуку навевает! Эх вы, солнцеградские…

Обернулся, поднял голову князь, и видит, на краю крыши ворон расселся, нахальным глазом, единственным, окрестности озирает и ворчит.

-Коли не нравится тебе наш быт, так ступай туда, где для тебя уют и довольство, - нахмурился глава городской, осерчав малость.

-Да скоро отбуду, чего уж там, - отвечала птица, - только вот тоску местную чуточку развею, житие чуточку покачну! Можете не благодарить, хотя благодарность приемлю!

Гаркнул одноглазый что-то птичье, хамоватое, вспорхнул с крыши, но напоследок, не преминул в высокую особу помёта шматок метнуть. Отшатнулся князь, отступил на шаг, однако, белая гнусь на плечо ему всё ж плюхнулась, кафтан и плащ попортила. Пуще былого рассердился градоправитель, не терпел он дерзостей в манерах и хулиганств мелких. Пришлось ему одеяние сменить… И на том, наверно, позабылся бы сей досадный случай, более важные дела как-никак предстояли… Но стали поступать ему жалобы, одна за другой! Злодействует, говорят, пернатый разбойник в Солнцеграде, по крышам прыгает, честной народ помётом забрасывает, и ругается притом грязно, непотребно. Такого вреда порядкам, князь без внимания оставить не мог! Объявил негодяя одноглазого в розыск, для суда и воздания.

Минуло с часок, и прибыл ко двору княжьему местный купец, человек хитрый, жадный и ухватистый. Гробаром его звали, а за глаза вороньим сыном прозывали. В руках у него клетка была, а в ней сам нарушитель пернатый брыкался и словами без умолку сквернил.

-Здравие Вам, правитель наш благочестивый, - поклонился купец, - изловил я птаху шальную, как видите.

-Здравия Гробар, - ответствовал князь, - благодарю тебя от имени всего Солцнеграда! Как у тебя получилось, расскажи, и откуда к нам бандит этот залетел, поведай, будь так добр.

-Ну, в делах торговых я умелец, сами знаете. Выкуп дал воздуху, ветру приплатил, они негодника и сдали. А прилетел поганец из Луноградья, откуда ж ещё такому взяться! Под кровом луны порядка не водится, там даже шалости дороже монеток могут статься! И как вообще живут подлунные бедокуры, не понять мне…

-Хорошо живём! – гаркнул ворон за решёткой, - Тебе и не снилось, торгаш!

-Что же, благодарю тебя ещё раз, Гробар, поставь преступника на пол, и угощайся с моего стола, чем пожелаешь, - кивнул правитель града.

Купец, времени не теряя, нахватал со стола заморских сластей и угощений, сколько унести мог, и откланяться поспешил. Жалко ему было клетку оставлять, пусть и дешёвую самую, железную, ржавую, но надеялось ему с кормёжки вкусной выгоду заиметь, да и княжья благодарность лишней не бывает… Может и пригодится, коли его на тёмных делишках словят!

Посоветовался князь с окружением своим, дал слово подсудимому, да только тот лишь бранью грубой балаганил. Тогда вымолвил над ним вершитель слово краткое, строгое, но, как есть, справедливое – за хулиганства и проказы дурные, приговорил он галдящего осуждённого к вырыванию одного пера, завтра, поутру. Едва приговор был вынесен, отправили одноглазого бесстыдника в темницу, утреннего часа ждать и перо избирать, коего предстоит лишиться.

Так бы и потерял, наверно, пернатый одно из перышек, коли не было бы у него в Солнцеграде союзника. Он же не один сюда заявился, а с приятелем своим луноградским – Хапкой. А тот, между тем, был главным мастаком в воровском промысле, первым виртуозом по всей земле.

Дождался Хапка вечера, темноты излюбленной, и тотчас к казематам княжьим отправился. Сторожили заключенного пятеро стражников, каждый при оружии остром и щите надёжном. Не всякий отряд бойцов бы с ними управился… Но мастеру воровскому, боя и не требовалось, всего-то и надо было слух у стражи стащить, у двоих ещё и зрение прикарманить, а у одного саму ясность сознания, чтоб он сном забылся. Во всём этом Хапка не нуждался, и как только он дружка пернатого на волю проводил, возвратил страже всё изъятое. Те лишь глазами похлопали, ухо почесали, да ничего не поняли…

Рассердился поутру князь, выговор страже суровый сделал – пятеро удальцов да за хилой птицей не доглядели! Снова пришлось воронье зловредное в розыск объявлять! Да пропал тот уже из Солнцеграда… Ни сегодня, ни завтра никто его не замечал… Но слово княжье крепкое, во времени не растворимое! Сколько бы дней не ушло на исполнение, приговору должно быть свершённым!

Минуло дней пять и донесли градоправителю слух, что объявился одноглазый негодник в родимом ему Луноградье, где озорничает вовсю, и бед не знает. Позвал князь писаря, и надиктовал ему послание для княжны лунного городища. Твёрдым словом, требовал судия выдать ему беглеца, чтобы вырвано было ему перышко и приговор сбылся. За то, что наказания он избежать попытался, лишал его князь права самому выбирать перо, кое у него отобрано будет.

Когда речь княжья на бумагу легла, призвал правитель сокола своего верного, вручил ему послание и отправил с ветром попутным в Луноградье. Легок был полёт для гонца, но лишь половину пути… Как только солнце убывать начало, хмурые тучки небо заволокли, и морось с высей попадала – заплутал в родной стихии сокол, чуть не потерялся… Вроде бы и прямым было направление пути, вдоль дороги между градами, а всё равно, чем ближе к Луноградью, тем более прямота дороженьки искажалась. Словно плутовскую игру она затеяла, вестника дурача и так и этак! Но недаром сокол в личном услужении у самого князя был! Не было ему равных в верности, упрямстве и силе намеренья. Добрался он всё же до цели, до палат управительницы луноградской, а как послание вручил, пал истомленный на пол и уснул. Погладила его княжна по головушке, на перинку уложила, и с интересом письмо распечатала…

 Ознакомилась она со словом на письме запечатлённым, но вникнуть в смысл до конца не смогла… Сообщал ей управитель Солнцеграда, что хулиганствовал её подопечный в его вотчине, и был за то приговорён к изъятию пера, однако ж, потом преступник вероломно из темницы бежал и наказания избегнул! Непонятно высокой особе это было, ведь под ликом луны тюрьмы добровольными были, для уединения и розмысла, а наказывался любой проступок несмертельной казнью – подвешивали нарушителя на часок другой, под присмотром палача, дабы виселица казнимого не покалечила и слишком уж болезненной не сталась.

Посоветовалась княжна со своими приказчиками и позвала писаря, чтоб ответ записать… Тот правда не нашёлся, так что пришлось ей самой по бумаге черкать. Отвечала управительница Луноградья, что раз шалил в соседнем городе её подопечный, готова она его под луной на виселице подвесить - пусть шалопай от светила ночного выслушает назидание, усовестится, а петля болью упрочит то поучение. Иного, у царицы ночного неба, не принято, а значит и княжной неприемлемо.

Отправилось ответное письмо в лапках совы в сторону солнца. Но совушка не сказать, что стойкой памятью отличалась – как рассвет забрезжил, совсем уже позабыла, зачем и куда летит, и чего такое в коготках несёт. Так бы и потерялось послание, коли не нагнал бы её сокол отдохнувший, коему она, с радостью, непонятную бумажку всучила. Потому ответ всё же на руки князю прибыл, и был им внимательно прочитан.

Возмутился правитель Солнцеграда словам княжны, сразу писаря кликнул, очередное слово в бумагу умещать! Требовал князь выдачи беглого и пера его, довольно жёстким глаголом, твёрдым, хотя пока и без угроз. Сокол только в себя пришёл, а ему снова задачу подали, опять письмецо доставлять в Луноградье.

И пошла с тех пор переписка меж высокими особами – твердил князь желание заполучить осуждённого, поначалу призывно, потом с вызовом, а затем с толикой устрашения. Княжна же, первое время, пыталась разъяснить ему, как в её местах заведено и как не принято. Но после третьего, неизменного настояния, стала воспринимать письменную беседу за забаву и отвечать озорными прибаутками! То ответствовала к луне гонцов слать, то предлагала царя всех птиц сыскать, а то и к Гробару, купцу из его городка обратиться – того же сыном вороньим кличут, авось подсобить чем и сумеет. Князь такой игры не оценил, лишь гневался всё более! В конце концов, метнул он молнии из глаз, громыхнул кулаком по столу, и велел завернуть в бумагу последнее его слово – войны объявление! Раз не выдают ему поганца, то силой оружия и мощью рати боевой, государь одноглазого заполучит.

Только вспорхнул с балкона сокол, как ринулся управитель Солнцеграда дружину скликать, в доспехи облачаться, и мечом подпоясываться. Вскочил полководец на коня, оглядел воинов своих удалых, и прогремел по всему городу речью – идёт он на битву с Луноградьем, потому как не признают они их законов и смущают их порядки! Если кто с ним вместе в бой идти готов, пусть вступает в ополчение, и узнают все под луной чего стоят приближённые солнца!

Княжна, последнее письмо заполучив, растерялась от прочитанного. Ни что такое битва, ни, тем более, война, она не смыслила, потому спросила о том всех советников. Они тоже, читая и перечитывая, содержания не разумели… Лишь один смекалистый догадался, что битва схожа с большой дракой, а война, состязание в них, али ещё в чём, кто там разберёт…

Такому делу княжна обрадовалась! Подумалось ей, что предлагает собеседник в письме, турнир затеять, празднество игровое учинить. Пусть и не понимала государыня, в чём именно соревноваться они будут, но тем больше азарта и любопытства в ней зрело. Тут же велела она глашатаям народ созывать, всем и каждому сообщить, что готовит им соседский князь великие гулянья, неизведанный доселе досуг и развлеченье. Кто пожелает, пусть собирается в толпу, и поведёт сама княжна их ораву в бесшабашное приключение.

Луноградцы интересным затейкам завсегда были рады, и часа не прошло, как собрались они уже весёлым собранием, шумным табуном. И княжна, со всем тем сборищем, двинулась по большой дороге к Солнцеграду, навстречу неизвестным никому событиям и явлениям.

Всю ночь шагали луноградцы, до середины дороги добрели, но там уж рассвет забрезжил… Притомились они малость, разбрелись по лесу, что вдоль дороги высился – кто под деревцем прилёг, кто в кусты забрался, али в овраге прикорнул. Лишь бы в тени, и подальше от лучей светила назойливого!

Ради княжны, само собой, лежбище соорудили! Листья, тряпки, ветки, что сыскалось из вещей и находок, из того и покои для высокой особы построили. Отблагодарила своих подопечных княжна улыбкой, и забралась в домишко ветхий. Благо ветра сильного не было, а то б он, не ровен час, развалился…

Тем временем, едва утро приблизилось, солнцеградцы, тоже по главной дороге двинулись. Сам князь, на коне и в доспехе, во главе войска шёл. За ним дружина, стройным порядком вышагивала, а следом ополчение, с обозами припасов, плелось, не отставая. Весь день боевая рать вперёд следовала, без привалов и остановок, но когда потеснил вечер солнце за горизонт, решил полководец лагерь раскинуть, прям на середине пути.

Пока дружинники палатки ставили, присмотрелся князь к окрестным лесам, и подумал было, что засада впереди ожидает! Тут и там, скрывались в кустах и среди деревьев неизвестные ему чужаки. Он уже и меч из ножен потянул, но тут увидал впереди холмик громоздкий, да шаткий, всем ветрам открытый… Сошёл с коня князь, приблизился к бугру загадочному, и опознал в нём жилище на скорую руку слепленное – всякий хлам и мусор ему фундаментом служили. Внутри же обнаружилась сама княжна луноградская, мирно спавшая дивным сном… Отступил князь прочь, отвернулся, постыдился, что за спящей ненароком подглядел…

-Совсем луноградцы свою государыню не берегут, - вздохнул полководец, - похоже, западни они не замышляли, а просто встали тут биваком. На таких нападать, что дитяток поколачивать… Нет в том ни чести, ни достоинства, лишь срам для настоящего воина, - так раздумывал княже, возвращаясь.

Решил он обождать, пока его соперница проснётся, а там уж решать, как битву повести, и какую стратегию задумать. Пока же, собственным людям передышка не помешала бы... Дозорные за покоем лагеря присмотрят, служаки они надёжные, протрубят ежели что стрясётся.

Уже и вечер поздний наступил, ночь близилась, луна проявлялась… Начали пробуждаться луноградцы, позёвывать, отряхиваться, в потёмках блуждать. Кто-то, невзначай, на обитель княжны налетел и развалил её до основания. Но разбуженная обиды не подумала… Выбралась кое-как из под обносков, глаза протёрла, потянулась, волосы распустила, и вперила взгляд в лагерь неприятельский.

-Ой, смотрите! Вот и князюшка искомый, из самого Солнцеграда нам праздник принёс! – воскликнула она во всю радость, - Чего же мы дремлем? Там уже и факелы, и костры разожгли, только нас дожидаются! Распотешим же гостей, и сами радушными гостями будем!

Каждый, кто под луной не спал, голос княжны заслышал… Услыхали его и дозорные в лагере, навострили уши, вгляделись в потёмки. Стоило шуму тишь ночи тронуть, как затрубили караульные в рога, изготовились к бою.

-Трубят! Приветствуют! – раззадорились луноградцы, светилом ночи ободряемые.

Сколь бы ни было войско из под солнца сплочённым, не успело оно ни одного меча, копья и щита поднять, как ворвались к ним чужаки, развесёлым потоком! Все сторожевые посты смели разудалым плясом, песнями и гомоном! Тех, кто не проснулся ещё, щипали и щекотали, тех, кто на ногах стоял, захватили в упоительный праздник! Всё смешалось в суматохе, да так, что идею войны ненароком затоптали! Лишь восторженному переполоху находилось сейчас место под луной, какие уж там битвы!

Князь из палатки в один прыжок выскочил, в полёте кое-как кольчугу накинув и меч подхватив. Перво-наперво решил он, что разбойный люд на них облавой кинулся, но когда огляделся, что вокруг творится, мыслью и вовсе потерялся… Пели вокруг песни, хмельным заливались, танцевали и оживленно пересуды вели! Не лагерь боевой, а балаган на выезде! И ладно чужие… Так и его собственную рать, праздный дух покусал! Не понять даже, где свой, а где пришлый – все в едино глумилище спутались, не разобрать!

 Мелькнула в весёлой толчее княжна луноградская, аки звездочка ночная… Её-то полководец и задумал изловить, и объяснения затребовать. Да разве эту хохотунью легко поймаешь! То она в хороводе блеснёт, то пару слов в песнопениях вставит, а через миг уже смех её в ночи звучит, со всех сторон сразу! Лишь когда ночь к концу подходила, замедлился, наконец, безудержный пляс затейницы…

-Ну-ка стой, вояка, - властно задержал княже своего подданного, - сними с плеч девицу, беседа у меня к ней есть.

Воин чуть замешкался, как-никак наперегонки соревновался, но государя ослушаться не смел… Пришлось ему аккуратно всадницу наземь поставить, и проигравшим уходить.

-У нас бега сейчас, кольчужная ты голова, всю игру испортил, - обидчиво скривилась княжна луноградская.

-Не бега, а война у нас, - ответствовал полководец, - признаю, дерзкую вы вылазку удумали, весь лагерь мне развалили, руины одни оставили.

-Ты о чём? – озадачилась собеседница, - Всего лишь ночь слегка приукрасили увеселеньем, не за тем ли и собирались?

Вздохнул князь, тяжело и обескуражено, ясно ему было, что луноградцы военного ремесла не ведают, и схватки с ними, сколько ни старайся, не получится.

-Вот как рассудить предлагаю, - наконец, повёл речь князь, - в скором времени, когда луна ещё с неба не сойдёт, но уже поблёкнет, а рассвет начало проявит, но лучами себя ещё не кажет… Будут наши города в поединке честном состязаться, ваш молодец против нашего. Кто наземь упадёт, тот на стороне неправой окажется, а кто стоять останется, за тем и правда, значит, водится. Так и решим дело, без больших битв, в коих ваш народ ничего не разумеет.

-Почему бы и нет! Мы только рады! – захлопала в ладоши княжна, едва о состязании заслышала.

-Вот и уговорились, через половину часа, меж нашими становищами, пусть схватятся бойцы.

Оглядел нахмуренным взором князь свой полковой лагерь, ноздрями пыхнул, но возмущаться обождал. Думу надо было держать, кого на бой выставить. Тут, на удачу, приметил он хромающих и стонущих людей, из разных городов родом… Они, не иначе, в свару этой ночью ввязались, в драку хлёсткую, раздольную. А где брань кулачная, там всегда Курич оказывался, человек нрава незлого, но задиристого. Всякий день, в Солнцеграде, он потасовки искал, костяшки на кулаках обколачивал.

-Курич, будь добр, подойди, - призвал подопечного княже.

Тот себя ждать не заставил, сию минуту явил – морда расквашенная, в синяках, кровоподтёках и ссадинах, но только таковая, она у него довольной и могла быть.

-Вскоре биться тебе предстоит, за правду солнца и честь его города, готов?

-Всегда, - хрустнул суставами Курич, с ухмылкой кулачищи потирая.

-Вот и славно!

Княжна, в свой черёд, своих приближённых созвала, кого сумела. Объявила, что вскорости, в состязание поединком готовится, и надо бы распотешиться сим действом! Да так, чтоб даже хмурый полководец, наконец, улыбкой сподобился.

-Хапка! Ты в воровском деле умелец, значит, соперником можешь оказаться нежданным, на выходки способным, не хочешь поучаствовать? – с хитрецой княжна предлагала.

Воровскому гению то что, он только плечами пожал и кивнул. Поединок, разве не кража, коли ты победу у другого забираешь?

Настал час, когда солнце с луной в силе сравнялись, и вышли двое на дорогу, меж становищами. Курич, разочаровался несколько… Хлипкий ему соперник достался, тощий парнишка в неряшливый плащик замотанный… Такой ему на одну костяшку, и то, того гляди, хлюпика переломишь! Хапка же, бойца по-иному оценивал, рассматривал, чем тот богат, и что покрасть впервой надобно.

 Махнул Курич кулаком наотмашь, без старания, думал, и того дохляку с избытком хватит… Не знал, задира, с кем бой ведёт! Хапка лишь складкам плаща порхнул, голову с плеч соперника выкрал, и карманом, добычей обогащенным, под кулак подвернулся. Сошёлся в ударе кулачище Курича с его же головой, чего ранее не случалось, и на опыте, забиякой, не испытывалось! Рухнул боец солнцеградский наземь, но, одновременно с ним, и Хапка повалился, всё ж и, правда, не очень-то он стойким был, к дракам непривыкший.

Ничья вышла итогом, а раз так, то суждено, значит, поединку повториться в тот же час, и в то же время, но уже завтрашним утром. Пока все разошлись по сторонам – солнцеградцы лагерь отстраивать, луноградцы дрёму в теньке обнимать.

Князь к ночи загодя готовился, частоколом стан обнёс, караул утроил, чтоб никакой праздный люд их покой теперь не тревожил. Ближе к заре, вышел он проверить оборону лагеря, и вот досада, всё равно забрались к ним луноградцы, и хоть не бесчинствовали, как в прошлый случай, немало смуты в порядок нанесли.

Кого бойцом теперь поставить князь уже обдумал - окликнул он купца Гробара. Тот, наживы ради с ними отправился, понадеялся на войне обогатиться.

-Знаю, смекалистый ты Гробар, горазд на выдумки, когда прибыль возможна. Так, может, послужишь выгоде города родного?

-Готов, ваша светлость, - изобразил купец почтение, отвечая поклоном. Честь города им невысоко ценилась, но вот признательность лица верховного, большим доходом обернуться могла.

Княжна думе о поединке времени не уделила, попросту выбрала первого за кого взгляд зацепился. Приметила она отшельника с болот, колдуна местного, во многих чародейских науках преуспевшего. Старым он мог показаться, неухоженным, но это от того, что лишь познание и освоение ведовских тайн его интересовали, а во внешности, только чистота плеши заботила…

-Лешун! Ты в волшебстве знаток, любой морщиной умеешь ворожить! Не хочешь явить свой талант публике? – так к нему княжна обратилась.

-Мои искусства не для потехи, - сморщился колдун, - но показать себя могу.

Настал час, когда солнце с луной влиянием сравнялись, и вышли двое на дорогу, меж становищами. Кислой миной встретил соперник соперника, потому как приходились они друг другу братьями, и на дух один другого не переносили.

Лешун буркнул под нос что-то чародейское, чиркнул двумя ногтями по воздуху, так и положил родича на лопатки. Но Гробар, однако, не ушибся, да и не сказать, что поражению расстроился.

-Я победил, - едко хмыкнул колдун.

-Не угадал! У нас ничья, - развалившись на земле, будто на подушках, отвечал купец.

-Как так?!

-Так я же загодя ничью купил, и мягкость земли для падения приобрёл. Мог бы и победу заиметь, да больно дорога, зараза! Пускай ничьей Солнцеград обходится…

Снова без победы и поражения поединок состоялся. Не нашлась правда! То бишь, до следующего утра, до очередного поединка, вряд ли ей сыскаться!

Минули и день, и ночь… К третьему противоборству время подступило.

Князь, всё взвесив и обдумав, направил на бой кузнеца Ковушу, парнишку крепкого, статного, молотом махать привыкшего. Хотя в стычки с кем-либо он, как правило, не вступал, потому как характером был мягок, а манерами вежлив.

Княжна, к моменту состязания, о нём, наконец, вспомнила! Быстро считалочку зачитала и пальцем на палача указала.

-Кузьма! Ты в нашем граде с верёвкой лучше всех обращаешь, сколько народу уже, вон, без смерти казнил! Говорят, ты петлёй, что угодно уловишь, и на чём угодно подвесишь. Не хотел бы показать мастерство? Всего и труда-то, противника за ногу на облаке подвесить, а потом и самого себя, вослед! Забавно же, если никто из вас земли коснуться не сможет, и тем самым поражения не потерпит и победы не узнает! Лихо ведь придумала, да?

 Палач Кузьма чуть замялся, потоптался на месте. Нравом он был добр, сердцем чувствителен, и хоть справлял ежедневно казни, всякий раз следил, чтоб виселица человеку избытка вреда не причиняла.

-Подвесить умею, но… - заговорил было висельник…

-Вот и славно! - хлопнула его по плечу княжна, - Ступай!

Вновь пришёл час, когда солнце и луна в весе уравнялись, и вышли двое на дорогу, меж становищами. Ковуша с молотом у плеча, Кузьма с мотками вервей и арканом, наскоро сплетённым. Посмотрели они растеряно друг на друга, и встали в недоумение.

-Тебе на что верёвка, земляк? – нарушил молчание кузнец.

-Подвешивать люд, луне не угодивший, - отвечал палач, - у нас на лобной площади перекладины выстроены, вот на них, по приговору, я и оставляю осуждённых висеть. Следить приходится, чтобы петля сверх меры руку, ногу или поясницу казнимому не натёрла, а то ещё пострадает больше необходимого…

-Умно, - потёр подбородок Ковуша, - у меня другое призвание, я в кузнечном деле кудесник, творю из металла, хоть оружие, хоть посуду, хоть инструмент какой, всем на загляденье.

-Мне сказали, тебя на облаке подвесить, да и себя тоже, но боюсь оно не получится… Над тобой же приговора никакого не выносили, в нарушениях не признавали. Даже имя твоё мне не ведомо.

-Ковушой меня звать, - кивнул кузнец, - мне тоже распоряжение дали, молотом тебя свалить. Вот только я им над наковальней махать умелец, а её-то тут нет! Да и была бы, и пусть бы даже ты лёг на неё, металла в тебе всё равно нету, и ничего, выходит, из тебя не выковать. Победы в поединке так уж точно! Как зовут тебя, кстати, палач?

-Кузьмой звать. Слушай, Ковуша, коли мы ничего сделать не можем, может, просто разойдёмся, и будем довольны знакомством?

-Неплоха мысль.

Пожали борцы руки и пошли назад, к своим сторонам.

Князь, узнав, что снова толку в состязании не было, рассерчал не шутя! Вышел на дорогу меж становищами, и главу луноградцев принялся выкликать.

-Чего тебе? – вышла из-за дерева княжна, в кулачок хихикая.

-Не переговоров! Не битвы! Не поединка! Ничего с вами не ладится! А, между тем, стоит сейчас Солнцеград почти безлюдным, унылым и бездеятельным. Довольно прохлаждаться, нужно решить вопрос с пером!

-Ты всё об этом… - закатила глаза собеседница, - говорю же тебе, нет под луной обыкновения, перья рвать по приговору.

-Зато под солнцем есть! Ваш же житель под солнцем преступничал! Пусть перед ним ответ и держит!

-Ладно, - вздохнула княжна, - подойди сюда, разбойничек одноглазый, - и поманила рукой кусты.

Из листвы, нехотя, ворон одноглазый вылез. На князя, он с дерзостью поглядывал, а на свою владычицу, тем же оком, с почтением.

-В Солнцеграде безобразничал? - вопросила княжна.

-Самую малость, - буркнул пернатый.

-Выходит, что наш луноградец, под солнцем куролесил, и предписаниям его перечил. Получается, ответить ему должно перед светилом, и, по закону, пера лишиться. Однако! Он под сенью луны рождён, и луны дитя, как есть. Потому, верный суд над ним, светом дня в ночи предстать обязан. То есть, по допущению луны, по изволению солнца, можешь ты судия вырвать перо, но не у закон преступившего, а у его тени…

-Что? – возмутился княже.

-Что?! – еще громче вознегодовал ворон.

Ухмыльнулся полководец, видя недовольство одноглазого. Как раз рассвет в силу вступал, тени наземь опадали. Повёл рукой князь, и ущипнул силуэт птичий, теневой.

-Да как ты… - разразился было ворон, но княжна его на руки подхватила, перышки погладила, приголубила. В её руках как-то зазорно было злиться, пришлось пернатому замолчать, и гневное око в нежных дланях запрятать.

На том и разошлись два войска, возвратились в родные пенаты. В самой середине дороги они встретились, там, где путь любой излом учудить может, любому событию дозволяет сбыться. Хоть и прямым кажется тракт этот, города соединяющий, но лишь по виду своему, по внешности. Так-то и не угадаешь, каким явлением он ровное направление сменит, куда завёдет, и чем для путника предстанет.

Луноградцы о войне той и забыли вскоре, для них дорога никогда прямой не бывала, вечно неожиданностями дивила. Солнцеградцкий люд, напротив, событие то в летописи внёс, а на том самом месте, где сошлись две армии, поставили они памятный камень.

“На этом самом месте, могло произойти сражение двух городов, но не случилось”, - о том надпись на камне гласила.

Луноградец, ежели пройдёт мимо, и внимание обратив, прочтёт написанное, то о чём речь не припомнит, но облегчённо расстроится, что чего-то там  не случилось, хоть и могло… Только ворон забыть ту войну не мог. Памятно и совестливо ему было, что за его проказы тень пострадала, а не он сам… В Солнцеграде, теперь, если и случалось пернатому бывать, много он там не резвился, жителям особливо не досаждал. Вдруг опять тень его обидят, с них станется!

Однако, мимо камня памятного пролетая, не мог уж ворон пойти против настроения – непременно помётом его украшал, чтоб неповадно было!