Я пришёл к тебе с приветом...

— Как же так? Зачем? Ну что же это такое?
Ольга даже зажмурилась на секунду. Но внешняя картинка дополнилась голосом:
—Добрый день! Простите! У меня к Вам необычная просьба.
Ой! Это как? Куда бежать – то…
Вошедший. Как описать? Ранний Фет и Достоевский, но с глазами какого – то героя недавно просмотренного турецкого сериала и с улыбкой бывшего одноклассника - Гарика Папазяна. А голос. Тут и сравнить не с кем: такой чувственный, бархатный, но не слащавый. Собралась. Расправила плечи:
—Добрый день. Я слушаю Вас. Чем могу помочь?
— Простите, как к Вам лучше обращаться?
Умный прищур донжуановских глаз.
— Меня зовут Ольга Алексеевна. Вы хотели бы записаться к нам?
Долгий взгляд немного исподлобья, потом улыбка и панорамное оглядывание полок.
— Видите ли, Оленька…Ох, простите, это Вас не смутило? Такое обращение? Но «Ольга Алексеевна» — это как – то напомнило школу. А вы – Оленька.
— Нет, можно и так. Как лучше обращаться к Вам?
— Я Афанасий.
— Удивительно, как Фет.
— Да, все сразу вспоминают Фета…А Вы знаете, как переводится моё имя?
—Нет.
Афанасий наклонился к ней ближе и доверительно произнёс: «Бессмертный»
Потом улыбнулся и добавил, смеясь: «Но не Кощей».
—Так чем я могу Вам помочь, Афанасий. Не Кощей! Вы хотите записаться в нашу библиотеку?
—Нет, Оленька, увы. Я в Вашем городе проездом. До моего поезда ещё час. И тут я убеждаюсь: телефон разрядился, пауэрбанк я забыл дома, книг не взял. И тут я вижу: библиотека! Вы, Оленька, разрешите мне зарядить телефон у Вас и почитать книгу? Это возможно?
Ну почему же Таня отпросилась сегодня на родительское собрание дочери? Она бы сейчас отправила этого красавчика на вокзал, где можно подзарядить телефон, а потом в читальный зал, может, ещё куда – нибудь послала. Но Тани рядом нет, а Оля уже поплыла под взглядом этих глаз.
— Хорошо, Афанасий. Что бы Вы хотели почитать? У нас есть журналы.
— Если можно, Чехова.Рассказы.До его драматургии я, как видно, не дорос.

Чехова! Ну, так не бывает! Чехова! Олиного любимого Антона Павловича!
— Хорошо, конечно.
Он взял книгу, будто это было особенное сокровище.
— Я присяду здесь? Можно?
— Хорошо, конечно, располагайтесь. Вот тут можете подзарядить телефон.
Хотите кофе?
Последний вопрос вылетел из уст бесконтрольно.
— А можно?
— Сейчас сделаю. У меня и пирожки с яблоками есть, но книгу нужно будет отложить и перейти сюда.
Что она делает? Оля с ужасом поняла, что уже поддалась чарам. Её несло это чувство, мозг разрядился, как телефон Афанасия.
Оля положила на стол бамбуковые салфетки, разлила кофе в низенькие синие чашки. Был расчёт: съесть пирожки вместе с Таней к вечеру, но та убежала, а Оля совсем про них забыла. Как предусмотрительно получилось!
— Кофе готов.
— Божественно пахнет! Знаете, я сейчас перечитывал «Пари». Чудный рассказ. Какие пласты Чехов здесь поднимает! А Вы бы смогли добровольно подвергнуть себя заточению за деньги?
— Ну, я практически в нём и живу. Шучу. Нет, я бы не согласилась. Мне кажется, что нет ничего ценнее общения.
Афанасий с явным удовольствием отпивал кофе. Потом попробовал пирожок.
— Это изумительно. Только не говорите, что Вы это сами сотворили!
— Не скажу. Творец — кулинария через дорогу.
Он так искренне рассмеялся! Сколько ему? Лет пятьдесят? Небольшие залысины, совершенно его не портящие, компенсировались пышной, но аккуратной бородой. Статный такой. Красивый рисунок бровей. А какая улыбка! Интересно: это продукт коррекции стоматолога или первооснова природы – матушки?
Отставляя чашку, Афанасий думал: «Сколько ей? Лет пятьдесят?» Таких дам он давно рассматривал только в качестве мамочек своих возлюбленных. «Природно одарена, что уж. Фигура хорошая, волосы. Однако никакого специального ухода, скорее всего, нет. И одежка на рынке куплена. Маникюр отсутствует. Есть аккуратно постриженные короткие ноготочки. У мамы такие были. Смотрит по – телячьи. Уже попалась. Задача оказалась не самая сложная. Конечно, дальше нужно пускать тяжёлую артиллерию. Роман с ровесницей – это что- то. Но отторжения нет. Улыбчивая. Красивый рисунок губ. И глаза…Напоминают Струйскую у Рокотова. А остальное…Мне же не жениться».
— Спасибо, Оленька!
Взял руку, поцеловал едва ощутимо. Он знал, что это отшлифует результат на сто процентов.
Кожа оказалась нежной, пахнущей детским мылом почему -то.
— Ну что Вы…, —смутилась, начала убирать чашки, — я Вам заверну пирожки в дорогу? Вам же понравились?
—Это нахальство с моей стороны, но я не откажусь.
И опять эта улыбка!
Вернул книгу, забрал пакет с пирожками. Ушёл, помахав рукой на прощанье.
Оля села, подперев щёку рукой. Ей казалось, что он попросит её телефон или оставит свой. Оставит свой!
— Он забыл телефон!
С такой скоростью Оля не бегала никогда! Отпросилась, ринулась на вокзал.
Как его найти среди толпы? Начал накрапывать дождь. Листья клёнов шуршали под ногами вполне приятельски, но в этот момент ей было не до них. Оля вдруг поняла, что не знает, куда едет Афанасий, какой у него поезд. От платформы какой – то уже уходил, овевая провожающих лёгким привкусом грусти.
Вдруг он уехал и только в вагоне обнаружил, что забыл телефон.
— Так, без паники. Он у кого – нибудь попросит позвонить, она ответит…
Размышления Оли прервал возглас:
— Оленька!
Он шёл навстречу, улыбаясь, будто только приехал. Даже приобнял её, поддавшись вокзальному настроению.
—Оленька! Вы нашли его! Вот я рассеянный!
Она кивнула, отдала ему телефон. Он задержал её руку с телефоном в своих ладонях.
— И что теперь? Вы опоздали на поезд?
—Да.Решил, что проще будет вернуться и уехать позже, потому что в телефоне множество важных рабочих контактов. Сейчас куплю другой билет. Ничего страшного! Я уже глянул: утром будет поезд в моём направлении.
— Утром? А где Вы будете ночевать?
—Ну, из гостиницы я уже выселился, поселюсь вновь.
— На одну ночь? Вы можете переночевать у меня. То есть…
Оля поняла, что городит какую – то чушь. Незнакомого мужика зовет домой ночевать! Это же кому рассказать!
— Оленька! Какое у Вас сердце! Мне неловко, что я с ходу так соглашаюсь, но так не хочется опять в эту официальную обстановку гостиницы. Я обещаю, что буду вести себя прилично, как пионер – всем ребятам пример! Честно- честно!
        Он даже пионерский салют сделал. А она при этом не спросила, что это за движения такие. Просто улыбнулась и ответила салютом.Ровесница!
      Когда Оля накормила Афанасия гречкой с котлетой, напоила чаем с домашним вареньем и предоставила диван, заправленный пахнущим лавандой бельём с абстрактными цветочками, гость подытожил увиденное: двухкомнатная квартира в старинном доме с хорошей планировкой и высокими потолками. Ремонта не было лет десять - пятнадцать. Но чисто и уютно как – то, будто в детство попал: пледики, салфеточки, абажуры. Впрочем, он же не брачный аферист, отбивать хлеб у Димочки не будет. И у вора Лёни тоже.
— Афанасий, а как Вас звала мама?
Оля принесла фрукты и присела на краешек кресла.
— Зайчик.Да, она так меня звала всегда, даже тогда, когда мне было двадцать пять. Она умерла рано. Ну, с учётом восприятия возраста. Ей было пятьдесят, как мне сейчас. Онкология.
— Я сочувствую Вам. Простите, если заставила Вас вспомнить то, что болит.
Вдруг для Афанасия стало очевидно, что он впервые за время включения  в неоднозначный бизнес сказал правду. Он рассказал о маме без вранья. Ему даже стало страшно. Почему?
Оля поняла это по – своему. Она решила, что не имела права спрашивать о личном. Чтобы перевести тему, стала рассказывать о полотенце, халате и гелях для душа. Афанасий смотрел на Олю и не понимал, почему у него ощущение, что он дома. Так. Нет! Просто работа. Никакой лирики. Ему нужно выведать у этой особы, где она хранит рукопись чеховского рассказа. В идеале было бы хорошо, если бы Оля подарила эту рукопись страстному любителю Чехова. Лёня тут бывал. Ничего не нашёл. Но надёжные источники точно сказали, что   рукопись у Оли. Афанасий чтил уголовный кодекс, как и его литературный ориентир – Остап Бендер. Что же, сделаны верные шаги. Оля наверняка расскажет ему обо всем. Только не стоит торопиться.
«Зайчик, его мама так называла! Как погрустнели его глаза! Интересно, есть ли у него самого дети?» —Оля вздохнула, но не стала задавать вопросы.
— Вы принимайте душ, спокойной ночи!
Зашла в комнату, закрыла дверь, прилегла. Лунный свет проникал через не задёрнутое шторами окно. Как это необыкновенно и странно! Он же джентльмен и не войдет в незапертую дверь. Да и не запиралась она никогда. Шум воды стих. Вдруг лёгкий стук:
— Оленька, я не побеспокою вопросом?
Она набросила шаль, вышла. Он стоял в папином махровом халате, который ему был маловат.
— Простите меня, Вас не смутит моя просьба? Когда я был маленький, мама всегда пела мне колыбельную песню. Мы вспомнили её сегодня. Вы не смогли бы спеть мне что- нибудь?
Она смотрела на него с удивлением, а он говорил с полной сосредоточенностью и серьёзностью, будто от её решения зависела его жизнь.
Оля улыбнулась.
—Хорошо, ложитесь.
Он с готовностью исполнил приказание.
Она поправила одеяло и села в кресло.
— Только я не знаю колыбельных. Я Вам спою «Ясный мой свет». Когда – то мне нравилась Таня Буланова.
—Кстати, мне тоже. Но я чаще слушал «Тучи» «Иванушек», «Студент»
—О, это «Руки вверх». Мне они тоже нравились!
Афанасий очередной раз удивился, сколько пользы в общении со сверстницей. И тут она запела:
Живу я без тебя, словно во сне,
Горю я без тебя, словно в огне,
Прошу я, напиши весточку мне,
Хоть строчечку ты напиши...
Голос у Оли был хороший. Она знала об этом. Не зря же занималась вокалом с Полиной Петровной!
Афанасий был удивлён. Он даже зааплодировал в конце!
—Оленька! Да у тебя талант! Ой, прости- у Вас!
— Спасибо! За   такой комплимент можешь говорить мне «ты»!
—Скажи, а ты сможешь ещё мне спеть.
И она пела. Афанасий задремал, чему – то улыбаясь. Оля поправила одеяло и погладила его по голове:
— Спи, зайчик, добрых снов!
Оля пошла к себе в полной уверенности, что её нежданный гость на самом деле спал и не слышал её пожеланий.
А тот кусал кулак, чтобы не разрыдаться в голос. Впервые за двадцать пять лет откуда – то засветилась нежность. Нежность в нём? Это профессиональная деформация! Нужно брать себя в руки!
Оля долго вертелась и не могла уснуть. Ситуация была форс – мажорная. Сначала она опасалась, что Афанасий нагрянет к ней и будет покушаться на её честь, потом переживала, что не нагрянет. Уснула неожиданно и спала сладко. Да так, что, проснувшись, забыла про Афанасия. Вышла, потягиваясь, в своей видавшей виды пижаме и даже не набросила элегантную шаль, которая вчера спасала ситуацию с образом.
Шум на кухне обо всём ей напомнил. Она попыталась ретироваться, но из кухни со сковородкой в руке уже выходил Афанасий. Он был в футболке и джинсах, особенно молодо выглядящий.
— «Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало»! Спящая красавица! Я пришёл к тебе с яичницей. Сейчас будет кофе.
— Волшебно!
Оля поторопилась в ванную, чтобы спрятать свою неподготовленность перед встречей с мужчиной утром: «Вот он красавчик – умытый, причёсанный, благоухающий. С едой, со стихами, с улыбкой. Да ещё и Фета читает!»
Придирчивый взгляд в зеркало показал, что и у неё не всё так трагично: волосы растрепались, но легли как – то художественно, кое – кто за такой лук деньги отваливает. Мешков под глазами нет. Красавица!
 Волосы в высокий хвост, лёгкий макияж, спортивный костюм. Вполне себе!
Афанасий накрыл стол на кухне.
— Оленька! А кто сделал эти витражи? Это же так красиво!
—Это папа. Он одно время увлёкся темой. Изучал потом, в какое время и как падают лучи солнца. Он вообще азартный человек. Теперь я вхожу в комнату, как в калейдоскоп. Помните, игрушка такая была в виде подзорной трубы?
—Конечно, помню. А почему мы опять на «вы»? Мне вновь нужно сделать комплимент? Говорю: Вы прекрасно выглядите!
— Афанасий, я просто забыла! Какой вкусный омлет! Ой, а у нас ещё пирожки с яблоками остались. Или ты их возьмёшь в дорогу сегодня?
— Нет, лучше сейчас съедим с кофе.
Афанасию нужно было остаться ещё на день. Он выспался, хорошо покушал и даже приятно пообщался. Но рукопись…Где она?
— Ты знаешь, сейчас вспомнил, как однажды учительница предложила принести из дома какие – нибудь ценности, реликвии: письма с фронта, какие – то старинные фотографии бабушек и дедушек. А мы попритащили кольца, серьги, старинные монеты. Это было в пятом классе. Помню, как Александра Фёдоровна переживала, чтобы мы это всё донесли домой в целости и сохранности, чтобы ничего не пропало. Я вообще притащил хрустальную салатницу, потому что мама всегда  говорила, что она ценная, переживала, чтобы её никто не разбил. А ты бы что принесла?
— Не знаю, если выполнять указание учительницы правильно, наверное, медаль прадедушки «За отвагу» …А впрочем, у меня же есть ценность! Как же я забыла! Тебе же это будет очень интересно!
Ольга рванулась к шкафу в другой комнате. Афанасий поспешил за ней.
Достала коробку со старыми письмами и открытками, порылась, вытащила листок:
— Вот! Это подлинная рукопись чеховского рассказа! Представляешь?
—Да ладно! Ты шутишь? Откуда он у тебя?
Да, Лёне бы в голову не пришло, что ценная вещь будет храниться так небрежно среди всякого хлама.
Афанасий взял лист. Узнаваемый летящий почерк, рисунок, изображающий что- то вроде кардиограммы. Бумага старинная. Лист явно был смят, а потом выровнен бережно.
— Похоже, это рассказ «Rara avis».
— Точно! Как ты сразу понял?
— Ты забыла? Я чеховский поклонник. Так как такая бесценная вещь оказалась у тебя?
—Давай собираться. Ты опоздаешь на вокзал, а я —на работу. По дороге расскажу.
Оля положила лист в коробку и разместила её на прежнем месте.
Через пятнадцать минут они уже шли по аллее по направлению пунктов назначения. Афанасий отметил, что сегодня его спутница одета вполне элегантно: классические брюки, белая блуза, летящий кардиган, кожаные туфли. Макияж уместный, причёска подходящая. А эта Оля не так проста!
Она взяла Афанасия под руку и начала рассказ:
— Моя пра-пра-пра….бабушка была «антоновкой». Ты же помнишь, кто это такие?
— Конечно, фанатки Чехова! Я отчасти тоже «антоновец»
— И я! Так вот, бабуля, впрочем, в то время она была институткой – училась в Институте благородных девиц в Питере, приехала в Москву, чтобы встретиться с Чеховым и признаться ему в любви. Встретиться не удалось, однако она очаровала какого – то посыльного или слугу, который работал в доме Чехова. Всем было известно, что Антон Павлович черновики не сохранял, а почти сразу уничтожал. И вот этот вхожий в дом Чехова человек ради Любоньки крадёт листок, который был уже брошен возле печи на сожжение, подкладывает какой – то другой скомканный лист. Любонька одаривает смельчака нежным взглядом и хранит ценность, осыпая её каждый вечер поцелуями!
— Оленька! Да тебе самой нужно писать рассказы! Вот так история!
Расстались как – то буднично, хотя Афанасий традиционно поцеловал руку на прощание. Перед тем, как уйти, он попросил номер её телефона и сказал:
—Ты же понимаешь, что Чехов свёл нас. В этом что- то есть!
Оля кивнула, пытаясь сохранить вид нейтральности.
Позже она рыдала на плече Тани, которая своеобразно её утешала, сделав выводы из рассказа подруги:
— Ты больная на всю голову! Хорошо ещё, что жива! Но замки в квартире нужно сменить! Это же надо! Брачный аферист к тебе пришёл или наводчик для воров. А ты с приветом. Совсем ненормальная стала со своим Чеховым и Фетом! Тебе сорок девять! Через месяц – полтос. А она всё ещё Ассоль из себя корчит! Сейчас позвоню Славику, чтобы он купил замок. Поменяем сегодня же! Сейчас же! Точнее, в обед!
Оля всхлипывала, но кивала. А воображение рисовала Афанасия в разноцветных витражных лучах, потом без перерыва— его, спящего на диване, с ладошкой под щекой. А ещё машущего на прощание и уходящего в сторону вокзала в чёрном пальто.
В обед съездили домой.  Славик поменял замок. Таня заставила всё проверить. Ничего и не пропало. Да и ценного нет в доме. Ценного? Рукопись! Она оказалась на месте.
Оле даже стало стыдно, что она поддалась Тане, усомнилась в порядочности своего ночного гостя. А если бы он хотел что – то украсть – утреннего времени было бы достаточно. Оля бы ничего не заметила— так крепко спала.
Он не звонил, хотя обещал сообщить о приезде. Оля поняла, что номера  его телефона у неё нет, поэтому если он не позвонит, эта история не будет иметь продолжения.
День тянулся особенно долго, но идти домой вообще не хотелось. Там всё теперь будет напоминать об Афанасии.
Ей часто не хотелось домой и раньше. Когда бабушку привезли из деревни после инсульта, практически обездвиженную, испуганную. А мама заявила, что она слишком брезгливая, чтобы ухаживать за ней. Пришлось за это браться зятю и внучке, то есть Оле. Папа делал всю тяжёлую работу, Оля обеспечивала личную гигиену бабушки. Мама чувствовала свою вину в том, что отстранилась, но при этом старалась особенно много скандалить. Потом вообще уехала в деревню, в родительский дом.
Бабушки не стало через пять лет.  Перед смертью она успела поисповедаться, причаститься и выпорхнуть душой из тела, как из клетки. Блудная дочь вернулась. Что было дальше? Мама вдруг слегла. Врачи ничего не находили, а она угасала, будто что- то съедало её изнутри. Может, это была какая – то психосоматика, может- чувство вины. Она не проснулась однажды, пережив маму на три года.
Папа сильно плакал. Он будто потерял смысл жить. За время болезни этот смысл заключался в поиске хороших врачей, клиник, лекарств. Были потрачены крупные суммы.
Потери средств были не единственными. Оля расставалась с потенциальными женихами, потому что не могла оставить папу наедине с такими бедами. Ей казалось, что она всё успеет, наверстает. Но женихов вокруг тридцатипятилетней Оли как – то было всё меньше, потом они вообще растворились. А вот папа обрёл новую семью. Ещё во время болезни мамы они были в израильской клинике. Там он познакомился с доктором Леей, она вела маму какое – то время. Оля не особенно вникала, как после ухода мамы они начали контактировать, но отец сейчас женат на этой женщине, живёт в Тель - Авиве. Он счастлив. Иногда приезжает. Зовёт Олю в гости, но она почему – то не хочет.
Болезни, ссоры, горе — вот внешние причины, почему не хотелось домой раньше. Но вот уже лет пятнадцать она живёт одна. Привыкла. Работа ей нравится, есть друзья. Она танцует и поёт в самодеятельном коллективе, который иногда гастролирует. Всё хорошо! Лет пять назад был бурный роман, который ничем не закончился, даже болью. Просто всё растворилось, как туман под лучами полуденного солнца. А вот теперь Афанасий…
Он ждал её возле подъезда с хризантемами в руках. Рядом на скамейке стояли большие пакеты.
— Ну, Оленька! Что ты так долго! У меня мороженое! Оно растает же!
Он приобнял её, она взяла цветы, похожие на брызги гречишного мёда.
Поднялись молча. Оля перепутала ключи, достала старый. Тот не подходил, вспомнила, открыла новым. Афанасий всё понял: вразумили на работе.
—Давай разберём продукты. Я сегодня ответственный за ужин. Будет паста с необыкновенным соусом. Ты оценишь! Я купил красное вино. Не знаю твои предпочтения. Мой руки.
—Хорошо.
Она отправилась в ванную комнату и взглянула на себя в зеркало. Танины слова сделали своё дело: в её глазах было теперь недоверие, какое – то обречённое недоверие.
— Почему ты не уехал?
— Я не смог.
Он сказал это глухо, продолжая что – то размешивать в чашке.
Она присела к столу, вытащила из пакета лук и начала чистить его. Слёзы не заставили себя ждать. От лука?
— Ты плачешь? Оля?
Он развернулся и присел перед ней на корточки.
— Это от лука!
Она старалась не смотреть на него.
Он поднялся сам, поднимая Олю за собой.
—Оля!
Прижал к плечу и начал гладить по голове.
— Оленька!
— Я испорчу тебе рубашку…
— И пусть.
Он поцеловал её где – то в районе виска.
Она разрыдалась не на шутку.
— Да что же это! Оля! Садись и рассказывай! Да оставь этот лук!
—Нет, это ты рассказывай! И начни с того, как тебя зовут на самом деле. Не забудь упомянуть причину всей игры, которую ты затеял со мной.
Только закончив фразу, Оля поняла, что выглядит весь этот разговор довольно странно: они стоят друг против друга, у неё в руках большой кухонный нож, помахивая которым, она предлагает рассказать всю правду.
— Меня зовут Анатолий. Афанасий – творческий псевдоним. К тебе я нагрянул, чтобы обольстить и выпросить чеховскую рукопись, о которой я знаю. Это поручение босса. Откуда он знает о рукописи – не спрашивай. Нашёлся какой – то богатый любитель литературы, который готов выложить круглую сумму за рукопись. Я выполняю задание.
Оля повернулась и вышла, на ходу вытирая руки подхваченным со стула полотенцем.
Вернулась. В руках тот самый листок.
 — Забирай и уходи. Пожалуйста, побыстрее.
Анатолий взял листок и вышел в прихожую. Быстро оделся и сам того не заметил, как оказался возле подъезда. Витражные окна найти было нетрудно. Она не подошла посмотреть, как он уходит.  Но Анатолий и не собирался уходить. Ему было важно понять: что же сейчас произошло – то.
Сказать правду — это был один из вариантов изначально. Гордая, она должна была бросить ему в лицо этот листок. Задание выполнено. Ей рукопись, как видно, не особенно и нужна. А Анатолий получит солидный куш на этом задании. Опять – таки у Оли было приключение в её пресной жизни. Ей тоже хорошо. А страдания помогают росту души!
Почему – то не уходилось. Вспомнилось, как она погладила его и назвала зайчиком. Как смеялась, потешно щурясь. Как вышла в полинявшей пижаме, такая сладкая после сна.
— Ну и ладно! Не убьют же меня! Скажу, что не получилось. Что рукопись украдена кем – то раньше, или что хозяйка подарила её музею.
Вернулся. Она не открыла. Позвонил. Не ответила.
Утром прошла мимо, не поднимая глаз.
— Оля, пожалуйста! Возьми рукопись! Нам надо поговорить!
— Поезжайте домой, Анатолий.
—Оленька! Я мёрз здесь всю ночь, потому что понял, что,наверное, люблю тебя…Вас. И это правда. Я не могу…Заберите рукопись.
—Это не профессионально, Анатолий. Заканчивайте свою работу.
Она ушла. Даже не оглянулась.
«Ну и ладно! Ей плевать на его чувства. Он ведь душу ей открыл. Тогда рукопись отправится к боссу, он получит деньги. Его утешит Марина или Ирина, кто у него сейчас? Да, та, губастенькая – Ирина. Тоже мне! Звезда престарелая!» —стало противно от собственных мыслей.
Он пришёл к ней в библиотеку и выволок на улицу под ор Татьяны.
— Таня, подожди, всё хорошо.
Они сели на лавочку. Анатолий долго говорил, сжимая руки в замке. Он объяснял, просил ему поверить.
Оля слушала и понимала, что вот сейчас этот человек, показавшийся родным, говорит правду.
—Возьми рукопись. Оля, пожалуйста! Это будет знак, что ты меня простила!
И вдруг она как- то легко поднялась, провела рукой по его щеке.
— Я почему – то тебе верю. Но ты отвезёшь рукопись, порвёшь все контакты, приедешь ко мне новым, чистым. Мы поговорим. И, возможно, начнём нашу историю. Согласен?
— И ты расстанешься с семейной реликвией?
—Это всего лишь бумажка, которую Чехов хотел сжечь!
—Моя, ты понимаешь? Ты моя!
— Не нужно! Чувствуются интонации Афанасия.
Улыбнулась немного скорбно.
—Поезжай. Я буду ждать тебя.
Вечером позвонил папа. Рассказал о сложной политической обстановке и о том, что они с Леей засолили много оливок.
Оля почему – то заговорила о чеховской рукописи, и папа признался, что у Оли хранится копия. Её сделал один талантливый художник на специально купленной в букинистических развалах бумаге. А подлинник папа продал, когда очень нужны были деньги на лечение мамы.
«Интересная история, — подумала Оля засыпая. Она вкусно поужинала. Выпила красного вина. И сейчас ей было хорошо. А явится ли Анатолий? И как: с приветом или нет? Посмотрим!