Между красным галстуком и смартфоном

В нашей гимназии сегодня "День открытых дверей" — я веду экскурсию для родителей будущих первоклашек. Хожу по коридорам с толпой взрослых, рассказываю про интерактивные доски, робототехнику и систему электронных пропусков. И ловлю себя на мысли: как же всё изменилось с тех пор, когда я сама сидела за партами.

— А школьная форма у вас обязательна? — спрашивает мама будущего первоклассника в дорогом костюме.

— Да, у нас дресс-код: тёмно-синий низ, белый верх, — отвечаю я, вспоминая свою коричневую форму с кружевным воротничком и черный фартук, который мы носили до 1991 года.

Я закончила школу в 1995-м — на переломе эпох. Пришла первоклашкой в 1985-м с огромными белыми бантами и букетом, а выпустилась под "Ветер перемен" в мини-платье и с американской жвачкой во рту.

Мы с одноклассниками до сих пор называем себя "Дети перемен". Начинали учиться в одной стране, а заканчивали школу в совершенно другой.
1 сентября 1985 год, фото из семейного архива
Родители будущих учеников рассматривают светлые коридоры, новенький спортзал, современную столовую. Они спрашивают про экзамены, олимпиады, репетиторов.

И никто не спрашивает, сколько длятся перемены, чем дети будут заниматься во время перерывов, что будет сделано для сплочения класса, будут ли их учить помогать друг другу…

— А у вас есть школьный музей? — вдруг интересуется единственный папа в нашей группе.

— Конечно, — улыбаюсь я, — Мы как раз направляемся туда.

В маленькой комнате на втором этаже — вся история школы. Старые фотографии, вымпелы, горн и барабан, красный галстук под стеклом. Школьная форма образца 1980-х годов на манекене. Учебники и тетрадки с портретом Ленина на обложке.
— Ого, какая древность, — хихикает кто-то из мам, снимая все увиденное на смартфон.

— Древность не такая уж и древняя. Это моё детство, — говорю я неожиданно даже для себя. — Я сама ходила в этой форме, носила такой галстук и училась по этим учебникам.

Они смотрят на меня с удивлением, многие из группы годятся мне в дочки.

— Вы не представляете, какие это были времена, — говорю я, забыв про официальный тон. — Мы писали друг другу записки на уроках и складывали их треугольничками, вели песенники, которые давали друг другу почитать, собирали макулатуру всем классом, тайком обменивались фотографиями зарубежных исполнителей, менялись вкладышами от жвачек,

— Это точно, у нас есть что вспомнить. — Вдруг единственный папа вступает в разговор. — А вот что будут вспоминать наши дети? Лайки в соцсети и какой смайлик им поставили?

Хороший вопрос. Я смотрю на фотографии сегодняшних учеников на стенде — все с телефонами в руках, даже на школьных мероприятиях. Что останется в их памяти? Сторисы, удаляющиеся через 24 часа?
После экскурсии я возвращаюсь в свой кабинет. Ко мне подходит девочка из 9-го класса, Соня:

— Марина Сергеевна, вы не видели мой телефон? Кажется, я забыла его в вашем кабинете.

— Пойдем поищем, — отвечаю я.

По дороге Соня жалуется, что без телефона как без рук — ни с кем не связаться, ни домашку посмотреть, ни музыку послушать, даже доехать никуда нельзя - карты с движением транспорта нет.
— А мы в твоём возрасте звонили друг другу по домашнему телефону и договаривались встретиться во дворе, — говорю я. — И если кто-то не приходил, то просто ждали. Никаких сообщений, никаких статусов "прочитано".

— Ужас какой, — искренне ужасается Соня. — Как вы так жили?

— Весело жили, на улице играли, — улыбаюсь я. — Знаешь, у нас была игра "Казаки-разбойники" — мы носились по всему району, рисовали стрелки мелом, устраивали засады.

— А что, приложения такого не было? — с серьезным лицом спрашивает она.

Я смеюсь, а потом понимаю — она не шутит. Для нее непостижимо, что игра может существовать вне цифрового мира.
Вечером я перебираю старые школьные фотографии. Вот мы с подругой Ленкой — обе в пионерских галстуках, с одинаковыми косами - начало седьмого класса.

Вот девятый класс, 1994 год — уже без галстуков, с растрепанными волосами и в разномастной одежде. Такие разные фотографии, а снимались в одном и том же кабинете, с разницей в три года. Портреты уже поменяли, а вот полки и другая мебель все та же.
Я листаю альбом и вспоминаю, как в третьем классе нас принимали в пионеры, и я так волновалась, что забыла текст клятвы. Как в пятом мы ходили строем на первомайскую демонстрацию с транспарантами "Миру — мир!". Как в восьмом продавали из-под полы переснятые фото западных артистов. Я так увлеклась просмотром, что даже не заметила как дочь —шестиклассница Ксюша зашла в комнату.

— Мам, ты чего тут сидишь? — Она замечает альбом в моих руках и присаживается рядом.

— Вспоминаю свою школу. Знаешь, я ведь училась там же, где ты сейчас ты. Раньше это была обычная школа.

— Да ты миллион раз говорила, — вздыхает дочь. — Ой, а это что за форма такая странная?

— Это школьная форма, в СССР она у всех была одинаковой, — объясняю я. — Все девочки носили коричневые платья и черные фартуки. А по праздникам — белые.

— Жуть какая, как в фильмах ужасов, — хихикает Ксюша. — А тебе нравилось?

Я задумываюсь. Нравилось ли мне?
— Знаешь, тогда мы не задавались таким вопросом. Так было принято. Зато не было ежедневных мучений "что надеть" и никто не выделялся.

— Всё равно странно, — дочь вертит в руках фотографию. — А это что - галстук?

— Да, пионерский галстук, — я невольно улыбаюсь. — Символ принадлежности к пионерской организации. Мы носили его с гордостью.

И сразу вспомнила знаменитые строчки Степана Щипачёва (тогда автора я не знала):

Как повяжешь галстук,
Береги его:
Он ведь с красным знаменем
Цвета одного...
— Как шарфики фанатов на футболе? — пытается понять дочь.

— Что-то вроде того,— киваю я. — Но для нас это было священно. Мы слишком серьёзно ко всему относились. Собирали макулатуру, потому что верили, что спасаем деревья. Помогали ветеранам, потому что считали это важным. Маршировали на парадах. Мы искренне гордились своей страной.

— А сейчас всё не так, да? — вдруг спрашивает Ксюша. — Вы, взрослые, всегда так говорите — раньше всё было по-настоящему, искреннее, а сейчас всё показное.

Я обнимаю дочь за плечи.

— Нет, малыш. Просто всё другое. Мы жили в аналоговом мире — без интернета, без смартфонов, некоторые даже без телефонов. Общались вживую, ссорились вживую, мирились вживую. Нам приходилось словами выражать чувства, смайликов не было, — я улыбаюсь, представив, что прежде, чем что-то сказать, мы рисовали бы смайлики в тетрадке и показывали своим подругам...

— Без смайликов? — округляет глаза дочь.

— Представь себе!

Ксения задумчиво перелистывает страницы альбома.

— А что самое классное было в твоей школе? То, что ты до сих пор помнишь?

Я закрываю глаза и вижу солнечный весенний день 1994 года. Последний звонок. Мы стоим во дворе школы — взрослые, красивые, готовые покорить мир. Впереди экзамены и выпускной, а потом — свобода. Мы улыбаемся. Мы ещё не знаем, что будет дальше, что нас ждут лихие 90-е, развал всего привычного, полная неопределенность и новая жизнь. Мы просто счастливы, потому что мы — вместе.

— Дружба, — отвечаю я. — Настоящая, крепкая дружба. Мы до сих пор встречаемся с одноклассниками. И знаешь, о чём говорим? Не о работе, не о деньгах. Мы вспоминаем те годы: как играли в снежки на школьном дворе, как сбегали с химии, как помогали друг другу на контрольных.

— У нас тоже есть дружба, — немного обиженно говорит Ксюша.

— Конечно, есть, — соглашаюсь я. — Просто она другая. Вы часто общаетесь в чатах, а не вживую. Вместо того чтобы зайти к подруге домой, ты отправляешь ей голосовое сообщение.

— Зато я могу общаться с друзьями из других городов!

— И это здорово, — киваю я. — У каждого времени свои преимущества. Я не говорю, что наше детство было лучше. Оно было другим. Когда мне было двенадцать, мы стояли в очередях, на некоторые товары были талоны. У нас не было такого количества магазинов, не было красивой одежды, гаджетов, возможности путешествовать за границу. Телевизоры и те у большинства были черно-белые.

— Талоны на еду и черно-белые телевизоры? Серьёзно? — Ксюша не верит.

— Серьёзно. Начало 90-х — это были трудные времена. Распад страны, экономический кризис, пустые магазины. Заходишь за продуктами, а в магазине только ряды с консервированной морской капустой…и хлеб. Мы взрослели в эпоху перемен — всё рушилось и строилось заново.

— И что же тогда хорошего? — недоумевает дочь.

Я снова смотрю на фотографии. Вот мы с Ленкой и Наташкой — в одинаковых вязаных свитерах, которые наши мамы доставали по блату. Вот наш выпускной — все разные, девчонки платья шили, а не покупали. Сейчас у выпускниц зачастую и лица, и прически, и стиль одежды почти одинаковые…
— Мы умели радоваться мелочам, — говорю я. — Новая жвачка — событие. Кассета с западной музыкой — сокровище. Джинсы "Montana" — предмет гордости на год. Вещи берегли. Мы ценили то, что имели, потому что добыть это было непросто.

Ксюша молча листает альбом дальше и вдруг останавливается на фотографии, где наш класс сидит на ступеньках школы.

— Ты тут такая счастливая, — говорит она.

— А я и была счастлива. По-настоящему. И улыбались мы для себя, а не для того, чтобы потом запостить фотку. Мы были настоящими. Без фильтров, без отретушированных улыбок. С прыщами, с неровными зубами, с торчащими волосами. Но счастливые.

— А что, по-твоему, запомню я? — Вдруг спрашивает дочь.

Я задумываюсь. Что останется у поколения, выросшего со смартфонами в руках? Что они будут вспоминать с той же теплотой, с какой я вспоминаю свои школьные годы?
— Знаешь, — говорю я наконец, — несмотря на все гаджеты и соцсети, человеческая природа не меняется. Вы так же влюбляетесь, дружите, ссоритесь, мечтаете. Может быть, ты будешь вспоминать, как вы всем классом снимали видео для соцсети или придумывали челлендж. Или как прятали телефоны от учителей. Или первую любовную переписку в мессенджере.

— Мама! — возмущается Ксюша.

— Что? Думаешь, я не знаю, что ты переписываешься с Даней из параллельного класса? — подмигиваю я.

Дочь краснеет, но не спорит.

— Главное, — продолжаю я, — не в том, есть ли у вас гаджеты или нет. А в том, как складываются у вас отношения. Дружба, первая любовь, поддержка, взаимовыручка — вот что остаётся в памяти навсегда.

Вечером к нам заходит моя школьная подруга Ленка — та самая, с косичками с фотографии. Теперь она успешный дизайнер с короткой стрижкой и в модных очках.

— Привет, пионерка! — обнимает она меня. — О, альбомы достала? Дай посмотреть, сто лет не видела.

Мы с Ленкой сидим на диване, перебирая старые снимки. Она смеется, вспоминая наши школьные приключения.

— А помнишь, как мы в восьмом классе сбежали с химии и пошли в видеосалон на "Терминатора"? А потом химичка застукала нас в очереди за мороженым!

— Еще бы! Нас чуть из пионеров не исключили, — я поворачиваюсь к дочери. — Тогда это было серьезное наказание. А теперь максимум что грозит — отберут телефон на день,

— Это пострашнее, чем исключение из пионеров, — фыркает дочь.

— Ну не скажи…

— О, кстати о телефонах, — Ленка достает свой смартфон. — Смотрите, что я нашла, разбирая старые вещи у мамы.

Она показывает фотографию на экране — наш рукописный журнал "Комета", который мы с девчонками тайно выпускали в восьмом классе. Там были стихи, рассказы, рисунки, анекдоты — всё написано от руки, иллюстрации нарисованы фломастерами.
— Ты сохранила? — я не верю своим глазам.

— Представь себе! Мама нашла на антресолях, — Ленка листает фотографии. — Смотри, тут твое стихотворение про учительницу истории и мой рассказ про летние каникулы.

Ксюша с интересом разглядывает наше творчество.

— Это как блог, только на бумаге, да? — пытается понять она.

— Точно! Только читателей было от силы человек десять, — смеюсь я. — Не то что сейчас — выложил пост, и сразу тысячи просмотров.

— Зато это было только наше, — задумчиво говорит Ленка. — Для своих. Ручная работа, знаешь ли.

— А покажи свою выпускную фотографию, — просит дочь.

Я нахожу снимок — выпуск 1994 года, мы стоим на фоне школы, такие взрослые и серьезные.

— Знаешь, что странно? — говорю я. — Когда мы фотографировались, мы и представить не могли, как изменится мир через десять, двадцать, тридцать лет. Что будут смартфоны, соцсети, нейросети... Что можно будет мгновенно связаться с человеком на другом конце света. Что музыку не нужно будет записывать на кассеты. А прошло-то всего несколько десятков лет.

— А что бы ты сказала себе тогдашней, если бы могла? — спрашивает Ксюша.

Я смотрю на свое юное лицо на фотографии. Что бы я сказала той девчонке в выпускном платье, с высокой прической и мечтами о светлом будущем?
— Я бы сказала: "Всё будет хорошо. Не так, как ты планируешь, но хорошо. И однажды твоя дочь будет листать твой школьный альбом и пытаться понять, как вы жили без интернета."

Ксюша смеется и обнимает меня.

— Интересно, что будет, когда я закончу школу? Может, у нас будут летающие машины или телепортация?

— Кто знает, — улыбаюсь я. — Но уверена в одном — когда-нибудь ты тоже будешь с теплотой перебирать школьные воспоминания. Потому что школа — это не про технологии. Это про время, когда ты растешь, меняешься, ищешь себя. Время, когда всё впервые — первая дружба, первая любовь, первые победы и поражения.

Позже, когда Ленка уходит, а дочь уже спит, я сижу с чашкой чая и думаю о нашем разговоре. Что останется в памяти у сегодняшних школьников? Что будет их "красным галстуком", их "самодельным журналом", их "походом в видеосалон"?
Возможно, Ксюша будет вспоминать свои школьные чаты, видеозвонки с подругами, совместные фотографии с фильтрами. Может быть, она будет рассказывать своим детям, как они всем классом записывали видео для школьного проекта или как придумывали пароль для секретного чата.

А может, в их памяти останется то же, что и в нашей — не технологии, не гаджеты, а чувства. Радость от встречи с друзьями, гордость за первую пятерку, бабочки в животе от взгляда симпатичного одноклассника, поддержка друзей в трудную минуту. Некоторые вещи не меняются, несмотря на все технологии.

На следующий день я отправляюсь в свой старый двор, где выросла. Захожу в подъезд, поднимаюсь на крышу, где мы с Ленкой сидели летними вечерами и мечтали о будущем. Иду в парк, где был наша "секретный штаб" — заброшенная беседка, скрытая кустами сирени.

Многое изменилось — двор заставлен машинами, на крыше теперь антенны и кондиционеры, беседки в парке уже нет. Но суть осталась — те же деревья, то же небо, тот же воздух. И где-то здесь, среди этих кирпичей и асфальта, живут мои воспоминания — о дружбе, о первой любви, о мечтах, о юности.

Через неделю в школе проходит день самоуправления. Я захожу за Ксюшей и вижу, как она с одноклассниками сидит на подоконнике в коридоре. Они что-то увлеченно обсуждают, смеются, толкают друг друга локтями. Телефоны лежат рядом, но никто в них не смотрит. Я вдруг понимаю — они точно такие же, как мы тридцать лет назад. Только в других декорациях.

— Представляешь, — говорит мне дочь по дороге домой, — мы с ребятами решили сделать настоящую рукописную газету! Как в старые времена!

— Рукописную? — удивляюсь я. — Но зачем, если можно сделать электронную версию?

— Затем, что это круто! — в глазах дочери загораются знакомые огоньки. — Будет что-то настоящее, что можно подержать в руках. Может я ее тоже сохраню, чтобы потом, лет через тридцать, достать и посмотреть.

Я смотрю на дочь и вижу в ней себя — ту самую девчонку, которая писала стихи в самодельный журнал "Комета", мечтая, что их прочитает весь мир.

Вечером звонит директор школы и просит провести для старшеклассников встречу, посвященную школьным годам 80-90-х. "Им интересно, как жили их родители," — говорит она.
И я понимаю, что круг замыкается. Мои школьные воспоминания — уже не просто личная ностальгия, а часть истории, которую нужно сохранить и передать. Как красный галстук в школьном музее, как черно-белые фотографии в альбоме, как истории о "казаках-разбойниках" и талонах на хлеб.

Может быть, в этом и есть главная ценность воспоминаний — они соединяют поколения, показывают, что при всей разнице технологий и обстоятельств, человеческая суть остается неизменной. Мы все проходим один и тот же путь — от испуганного первоклассника до уверенного выпускника, от детских игр до взрослых решений.

Я достаю из шкафа свой пионерский галстук — выцветший, но все еще хранящий память о том времени, когда мир казался простым и понятным. Повязываю его на шею и смотрю в зеркало.

Странное чувство — будто часть меня никогда не уходила из той эпохи. Будто где-то во мне всё ещё живет та девочка с косичками, которая верила в светлое будущее и писала клятву пионера каллиграфическим почерком, чтобы быстрее выучить.

Я не знаю, что запомнят сегодняшние школьники: свой первый пост в социальной сети, школьный чат, ошибки в учебниках, первый ОГЭ или последний ЕГЭ. Не знаю, будут ли они распечатывать свои фотографии, чтобы сложить в отдельный альбом или просто сохранят в своем смартфоне. Но я точно знаю, что через тридцать лет они тоже будут вспоминать свои школьные годы и удивляться, как быстро меняется мир.

Школа — это не здание, не предметы и не технологии. Школа — это отпечаток времени в сердце, люди, которые были рядом, моменты, которые сформировали тебя как личность. И неважно, был ли на тебе красный галстук или наушники, был у тебя бумажный дневник или электронный — школьные годы всегда остаются особенным временем, когда ты становишься собой.
А наша задача — не сравнивать эпохи, не спорить, чьё детство было лучше или интереснее, а просто передавать свои истории следующему поколению. Чтобы они знали, откуда мы пришли. Чтобы понимали, как мы стали такими, какие мы есть. Чтобы видели, что несмотря на все перемены, главное в жизни остается неизменным — способность любить, дружить, мечтать и верить в будущее.

И когда Ксюша показывает мне первый номер их рукописной газеты, с кривыми строчками и неровными рисунками, я понимаю — связь не прервалась. История продолжается. Только теперь её пишут они — дети цифровой эпохи, которые, к счастью, хотя бы иногда прикасаются к ценностям аналогового мира.

Между красным галстуком и смартфоном — целая жизнь. Но в сущности, это одна и та же история о взрослении, поиске себя и своего места в мире. История, которая никогда не заканчивается, а просто передается из рук в руки, из поколения в поколение, меняя форму, но сохраняя суть.

От всего сердца поздравляю всех с Днем знаний!