Вступление. Возвращение в блиндаж

Ветер над степью свистел тихо, но упорно, неся с собой пыль и лёгкий аромат полыни, что напоминал о мирных полях вдали от фронта. Осень уже вступала в свои права, окрашивая траву в рыжеватые тона, а небо над линией горизонта висело низко, серое и тяжёлое, как намокший плащ. Далёкие разрывы звучали приглушённо, словно эхо далёкого грома, но в этой ложбине у холма тишина держалась крепко, хотя и была хрупкой, готовой сорваться в любой момент.
Блиндаж был надёжным укрытием, вырытым в земле с умом: стены из хорошо подогнанных брёвен, пол из хорошо выстроганных досок, гладких и тёплых на ощупь, как пол в родной избе. Внутри царил порядок — воздух пропитан запахом свежезаваренного чая и кофе из термоса, смешанным с лёгким ароматом сосны, исходящим от новых, не очень широких коек, сделанных из свежей древесины. Свет от LED-лампочки на аккумуляторе падал ровным потоком, освещая каждый уголок, не оставляя места для теней. В углу стояли зарядные станции с пауэрбанками, тихо жужжа, как далёкие пчёлы, а на полке лежали пачки сухпайков, разложенные аккуратно, — всё это создавало ощущение временного дома в хаосе войны.
Алексей, парень лет двадцати семи, с лицом, где усталость смешивалась с упрямством, только что вернулся с поста. Он аккуратно вытер ноги о лежащую на пороге тряпку, снял каску, бронежилет и бушлат, повесив их на самодельную вешалку у входа, чувствуя, что напряжение спадает и почти домашняя обстановка начинает обволакивать его.
Сержант, сидевший в углу и чистивший оружие, поднял голову:
— Лёха, как ты умудряешься всё успевать? Мало того, что ложишься позже всех, постоянно что-то перечитываешь, так и утром все спят, а ты уже на улице зарядкой занимаешься!
Алексей усмехнулся, качнув головой:
— Привычка, сержант. Без этого — как без воздуха.
Он наклонился и достал заветную коробку из-под койки. Она была простой, картонной, но для него — сокровищницей. Письма внутри не были свежими — они накопились за месяцы, перечитанные десятки раз, помятые от прикосновений, с потёками от дождя, когда он прятал их в карман под ливнем, и одним пятном засохшей крови на конверте от невесты — его собственной крови, когда лежал раненый в окопе и крепко сжимал письмо, ожидая помощи, и кровь смешалась с грязью, но слова остались нетронутыми. Потёки дождя на других появились в моменты, когда он читал их под открытым небом, не замечая, что начинался дождь. Коробка стала его личным архивом — напоминанием о том, что за грохотом войны бьётся настоящая жизнь. Он сел на койку, открыл коробку медленно, словно открывая книгу, и письма оказались перед его взором. Каждое несло свой рассказ, полный деталей и эмоций, где он оживал в чужих воспоминаниях, и с каждым словом блиндаж отходил на задний план.