Призрачная надежда. Глава 1

На краю освоенного космоса, где редеют звёзды и законы, тускло сияет жёлтое солнце системы Скарца. Семь планет неспешно кружат по орбитам — от обожжённого Каврия до тёмного, почти мифического Эгриса, чьё магнитное поле вызывает сбои даже у новейшей техники. За Эгрисом начинается пояс Аретиса — хаотичное скопление астероидов, где любят прятаться те, кому больше нечего терять.

Леда — третья планета от звезды, единственная обитаемая. Она давно превратилась в отдалённый узел, куда всё реже заходят даже грузовые суда. Её три материка — Калориан, Сенракс и Мералия — несут на себе следы былых надежд, освоения и разочарований. Калориан всё ещё скрыт под зелёными стенами древнего леса, Сенракс изрезан шахтами и угасшими факелами добычи, а на Мералии, где почти всегда стоит мягкая, благодатная погода, жизнь теплится в городках, построенных с запасом на лучшее будущее.

В последние годы Леда казалась забытой. Реестр межзвёздных прибытий пустел, патрули пролетали мимо, даже не отмечаясь. Поэтому, когда в системе Скарца внезапно возникли сразу пять тяжёлых кораблей, следовавших к Леде безо всяких предварительных запросов, это стало событием.

Они не отвечали ни на один вызов. Их силуэты — массивные, тяжёлые, словно созданные не для полёта, а для давления — приближались к планете. Они шли со стороны Гелиора, скрывшись ранее в тени его колец. Прямой курс. Идеально слаженное движение. Без маяков. Без переговоров. Лишь чёткая, неумолимая поступь тени.


С орбитальной станции вызовы повторялись — в ответ была лишь тишина.

Тем временем на главном космодроме Мералии, у побережья города Тал-Мерис, зашевелилась жизнь. Дежурная смена встретила известие с воодушевлением: не один корабль, а сразу пять — это был шанс. На новости. На товары. На приключения.

В старом баре при терминале вспыхнул азарт: кто-то спешно приводил себя в порядок, а несколько молодых женщин всерьёз спорили, что надеть — синий комбинезон с золотым шевроном станции или винтажное платье «из старых голографических фильмов о переселенцах».

Станционные дроны полировали посадочную полосу, а старший инженер подгонял техников к терминалам:
— Пять кораблей, девочки и мальчики! Груз, ремонт, стоянка, новости! Готовим всё!

Никто ещё не знал: корабли шли не за причалом и не за доброй встречей.
Они не несли новости — они несли угрозу. И она приближалась, чтобы изменить всё.


***

Пока всё внимание Леды было приковано к приближающимся пяти громадам — слаженной флотилии неизвестных кораблей, ещё один гость уже скользил сквозь безмолвие межзвёздной тьмы.

Он двигался со стороны малоисследованных регионов — тех, где почти нет звёздных карт, где навигационные узлы молчат, а древние маяки словно молятся о помощи в пустоте.

Огромный. Чёрный. Безымянный. Он не просто скрывался в тенях — он сам был тенью, способной заслонить не одну звезду, а целый кусок неба.

Ни огней. Ни сигнала. Ни вибрации по радиоканалам.
Корабль не светился — он поглощал свет.
Там, где он проходил, звёзды исчезали.

Громада двигалась по траектории, которую ни один человек не смог бы предсказать.
На его корпусе не было опознавательных знаков.
Ни один прибор Леды, ни один сканирующий узел приближающихся кораблей не зафиксировал его.

Он был невидим.
И приближался.

Словно он не шёл — а плыл во сне Вселенной, проникая сквозь ткань времени и пространства, ведомый не навигацией, а чьей-то волей… или памятью.

Пока космопорт подбирал праздничные баннеры, пока барышни спорили, какие платья надеть к встрече гостей, пока инженеры ждали грузы и сводки — тени пяти кораблей уже вытягивали невидимые щупальца к планете.

А гигантский корабль всё ближе и ближе приближался к системе Скарца.

Он ещё не достиг её, но уже скользил по внешнему периметру — оттуда, где желтоватое солнце лишь касается теней колец Гелиора. Он был настолько велик, что заслонял фрагменты звёздного поля: чёрная тень, не отражающая свет, не излучающая тепло. Его нельзя было засечь — только почувствовать. Не приборами, а кожей. Подсознанием. Инстинктом.

Он посылал редкие импульсы, зондируя пространство. Один. Другой. Третий.
Тонкие, как дыхание сквозь вакуум.
Они шли далеко вперёд, прощупывая поле: движение, гравитацию, сигнатуры. И возвращались — принося информацию.

И вот один из них вернулся.

Сигнал был другим. В нём были фрагменты — образы, тепловые сигнатуры, интерференция движущихся объектов. Он рассказывал о кораблях, что приближались к третьей планете.
Пять единиц. Масштаб. Координация. Архитектура сигнала.

Анализ... завершён.
Статус: ВРАГ.
Протокол: АКТИВАЦИЯ.

Словно вся тьма корабля — проснулась.

Глубоко внутри, под слоями сплава и памяти, сдвинулись механизмы. Запустились контуры — древние, как забытая война.

И там, в чреве молчаливого колосса, впервые за долгие столетия вспыхнуло внутреннее движение.

Корабль, который до сих пор спал, теперь просыпался.

И разворачивался. Медленно. Беззвучно. Но неумолимо.



Сначала это был просто отблеск в глубине тьмы — где-то на границе видимого, на фоне ледяного вакуума и редких звёзд.
Один огонёк.
Потом другой.
Потом — сотни.

В недрах корпуса корабля, покрытого вековой пылью космоса, вспыхнули тонкие огни — как будто кто-то заново перечерчивал его внутренности, контур за контуром. Потоки энергии медленно пошли по магистралям, оживляя давно обесточенные отсеки.

Из внешнего слоя брони начали подниматься антенны и сенсоры, прежде спрятанные в защитных нишах. Одни двигались рывками, другие — с плавной точностью, как будто растягивались после сна длиной в столетия.

На капитанском мостике, в центре мрака, из воздуха начала подниматься голограмма.

Сначала — великолепная модель корабля, каким он был когда-то: мощный, гладкий, идеальный, будто только что сошёл со стапелей. Его силуэт излучал мощь, симметрию, скорость.

Но затем время наложило свой отпечаток.

Голограмма дрогнула — и словно началась перемотка.
По корпусу, этаж за этажом, начали проявляться следы былых сражений: ожоги от плазменного оружия, разрывы на броне, замятые переборки. Некоторые фрагменты и вовсе исчезали — как будто были выжжены даже из памяти.

Следом вспыхнула вторая волна сигнальных огней — тестирование корпуса: этаж за этажом, секция за секцией.
— жёлтый: в процессе проверки,
— зелёный: пригоден для жизни,
— красный: разрушен, отрезан, опасен.

Красного было много.
Очень много.

Некоторые отсеки не реагировали вовсе. Другие сигнализировали об утечках, разгерметизации, остаточном излучении. Целые инженерные блоки, шлюзовые тоннели, ангары — всё оказалось мёртвым, выжженным, непригодным.

Но даже в этом изломанном виде корабль жил.

Он пульсировал огнями, сбрасывал избыточное давление, продувал воздуховоды, запускал резервные цепи.

Он собирался продолжать свою миссию.

Даже наполовину мёртвый, он готовился стать щитом для тех, кто всё ещё спал в его чреве.

Он был построен, чтобы защищать.

И он будет защищать.



Внутренние системы ожили. Потоки данных хлынули по инфо - проводам, как кровь по венам. Один за другим включались модули сканирования, анализаторы, ядра жизнеобеспечения и медподдержки.

Корабль переходил ко второму этапу — к тем, ради кого он существовал.

На основном экране вспыхнула схема креосектора: разветвлённая, уводящая вглубь корпуса сотни криогенных капсул.
Каждая — чья-то судьба. Сны и страхи. Молчаливая просьба о втором шансе.

Пошёл сбор данных. Цифры стекались в таблицу — графики, сигналы, показатели.

Капсул на борту: 980
Активировано:  573
Жизненные признаки зафиксированы: 83

Остальные — тишина. Ни пульса. Ни мыслей. Ни шанса.

Корпус тихо скрипнул — металл реагировал на движение внутренней массы. Сканеры вновь прошлись по секторам, в поиске любого шанса.

Дополнительная проверка:
70 из 83 выживших — в разгерметизированном отсеке.
Капсулы уцелели, но вокруг — вакуум. Ни тепла. Ни кислорода.

Лишь 13 капсул находились в секторе максимальной безопасности. Давление, питание, теплообмен — всё в норме.
Теоретически, их можно было пробудить относительно безопасно.

На главном мониторе загорелись тринадцать ячеек — мягкий голубой свет, как островки надежды среди хаоса.

Именно на них корабль сосредоточился.
Секунда. Другая.
Курсор переместился к панели активации. Замер.

Не алгоритм. Не протокол.
Выбор.


Он не знал, кто именно спит в этих капсулах.
Офицеры или солдаты. Руководители или подчинённые.
Но они были живы.
И они нуждались в нём.
А он — в них.

РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО
ПРОТОКОЛ ПРОБУЖДЕНИЯ: АКТИВИРОВАН

В отдалённом отсеке что-то загудело.
Одна за другой начали открываться креокамеры.
Пробуждение началось.

Пронзительный вой сорвал тишину.
Сирена разнеслась по кораблю, врываясь в пустые коридоры, скользя по холодному металлу, отражаясь от стен, как рёв давно забытого зверя.

Когда-то, в былые времена, эта тревога означала одно: корабль в опасности.
Экипаж занимал свои места согласно штатному расписанию. Слаженно. Молниеносно.
Все знали, кто они и что должны делать.

А теперь — тишина.

Коридоры пусты.
Шлюзы молчат.
Каюта капитана — темна.
Экипаж спит. Даже после активации протокола экстренного пробуждения.

Тревога воет всё громче. Это уже не просто сигнал.
Это последний крик корабля. Его попытка достучаться до тех, кому он служил. Кого спасал. Кого оберегал.
И, кажется, он был услышан.

***
Кара почувствовала это первой.

Сначала — странную слабость, будто тело больше не принадлежало ей.
Потом — калейдоскоп образов.
Лица. Вспышки. Звёзды. Пламя. Крики.
Миг. Ещё миг.
Она не знала, сколько это длилось — час? День? Неделя?

Тело отказывалось выходить из креосна.
Мысли путались, проваливались, вязли.

И вдруг — музыка.

Навязчивая. Повторяющаяся.
Монотонная, но до боли знакомая.
Прямо вглубь сознания — словно стук в дверь извне.

Сознание Кары дрогнуло.
Где-то на уровне рефлекса оно узнало этот ритм.
Это был не сон.
Это была боевая тревога.

Словно взломанный замок, воспоминания начали возвращаться.
Битва. Ад настоящей войны.
Разлетающиеся в огне корабли союзников.
Гибель Левиафанов, сгорающих у чужой звезды.
И — приказ: ВОЗВРАЩАЕМСЯ ДОМОЙ.

НАЧАЛО ПУТИ.

Креосон должен был длиться девять месяцев.
Их должны были встретить родные небеса.
Но вместо этого — тьма. Тревога. И этот ритм.

Что-то пошло не так.
Очень не так.
И Кара поняла это.

Её пальцы дёрнулись.
Губы дрогнули.
Тело, с трудом, но начало бороться.
Она возвращалась.

Словно нащупав границу между сном и явью, Кара попыталась принять сидячее положение.
Она знала: сигнал боевой тревоги не звучит просто так.
Надо действовать. Надо разобраться.

Но тело отказалось подчиняться.

Руки подогнулись, мышцы предательски не среагировали.
Тяжесть в конечностях была невыносимой. Каждое движение — как сквозь вязкий гель.
Кара рухнула на пол.
Холодный металл встретил её с равнодушной прямотой.

Боли не было.
А вот растерянности — с избытком.
И злости — ещё больше.

"Чёртова креостазия…" — пронеслось в голове.

Тело казалось чужим.
Как будто оно осталось в той битве, сгорело вместе с Левиафанами, утонуло в чёрной бездне.
Чтобы поднять ногу, требовалось усилие воли, соизмеримое с запуском двигателей класса «Титан».
Чтобы шевельнуть пальцами — нужно было напрячься до дрожи.

Единственное, что по-прежнему подчинялось ей — голова.




Она подняла голову, зажмурилась от резкого света над капсулой, но через мгновение решительно осмотрелась.
Голова кружилась, но взгляд Кары понемногу фокусировался.
Свет. Тени. Контуры креокамер.

В одной неподалёку мерцали индикаторы, в другой — дрожал слабый синий огонёк.

И вдруг — шорох.
Возня. Едва различимое дыхание.
И голос. Хриплый, едва живой, но до боли знакомый:

— Кара?.. Это ты?..

Она повернула голову.
Ибис.

— Я пошевелиться не могу. Помочь сможешь?.. — голос был всё таким же, каким она его помнила — с мягкой интонацией и упрямой надеждой.

Кара хрипло рассмеялась и тут же закашлялась — лёгкие отказывались работать нормально.

— У меня те же проблемы, Ибис. Поверь, я бы с радостью встала и вытащила тебя на руках.

Он зажмурился, потом снова открыл глаза:

— Где ты?.. Я вижу только пустую капсулу.

— На полу, — буркнула Кара.

Небольшая пауза. Потом голос Ибиса:

— И что ты там делаешь?..

— Шнурки завязываю, — отрезала она с привычной долей сарказма, хриплым голосом, в котором сквозили злость, слабость и чертовски живое упрямство.

А потом, уже тише, добавила:

— Выпала. Из капсулы. Просто… выпала.

Молчание повисло между ними, но оно было другим.
В этом молчании не было одиночества.

Кто-то проснулся.
Кто-то жив.
И это меняло многое.




— Что, чёрт возьми, случилось? — голос Ибиса дрожал от напряжения. — Почему мы не можем пошевелиться?.. Это креосон так сработал?.. Или...

Ответ пришёл не от Кары.
Слева, из полутёмной ниши между капсулами, послышался третий голос — хрипловатый, но спокойный, с тем самым фирменным скепсисом, что раздражал их ещё до войны:

— Сбой в системе жизнеобеспечения.
Классический.
Нарушена подача нейростимулов при выходе из стазиса. Придётся ждать медиков.

— Медиков?.. — Ибис закашлялся. — Янус, мать твою, ты слышишь эту сирену?! Если бы тут была хоть одна бригада, мы бы уже купались в тёплой пене, а не валялись в капсулах, как мешки с запчастями!
— И на полу, — мгновение спустя добавил он.

Несколько секунд — тишина. Даже сирена будто стала тише, словно прислушивалась к их разговору.

— Ну, тогда… нам капец, — спокойно заключил Янус. И на мгновение показалось, что он серьёзно.

Ты не замыкайся, а думай! — с трудом выдохнула Кара. — Ты ж доктор! Хоть кто-то из нас должен соображать!

— Думаю, — процедил Янус.
Прошла минута. Может, две. Время будто остановилось.
Ибис уже собирался что-то сказать, но Янус наконец продолжил:

— Около каждой камеры есть аварийная ячейка.
— И?.. — почти зарычал Ибис.

— В ней лежит шприц со стабилизатором.
Если вколоть себе — начнёт восстанавливаться двигательная функция. Не сразу. Но хватит, чтобы доползти до ближайшего медицинского узла.

— Замечательно, — с сарказмом отозвался Ибис. — Может, ты ещё и вколешь его мне? Потому что я, чёрт возьми, не двигаюсь!

— Хочешь жить — ползи, засранец, — выдала Кара с таким удовольствием, что даже в голосе Януса послышался едва заметный смешок.

Сирена по-прежнему выла.
Спасения не было.
Но была команда. Живая. Настоящая.
И шанс на спасение.

Кара действительно поняла: выбора не было. До ячейки с препаратом стабилизатора — каких-то два с половиной шага от того места на полу, где лежала девушка. Два с половиной шага для здорового солдата — пара пустяков, а для бойца, не способного как следует управлять своими конечностями и телом, — экстремальное испытание с непредсказуемыми последствиями.

Мышцы девушки напряглись в попытке переместить руку. Взгляд ухватился за видневшуюся впереди ячейку со стабилизатором, как за спасительный канат — и тело, всего мгновение назад беспомощно лежавшее на полу, зашевелилось. Сдвинулось с места. На сантиметр. Ещё на сантиметр. И ещё.

Если до этого свои конечности Кара практически не ощущала, то после нескольких попыток приблизиться к заветной дозе всё изменилось. В руки и ноги девушки словно впились тысячи игл. Спину сковал ледяной холод. А по лицу одна за другой катились капли пота от прилагаемых усилий.

Сознание Кары то и дело хотело покинуть измученное тело, но железная воля солдата удерживала его в этой болезненной реальности. Кара медленно приближалась к цели, полностью сосредоточившись на этом процессе.

Воспоминания девушки ещё сохраняли ясность, когда она добралась до ячейки и сумела её открыть. А вот как ей удалось непослушными руками вколоть себе препарат, Кара уже не помнила.

В какой-то момент, среди множества неудачных попыток осуществить задуманное, девушка ощутила, как в её правой ноге начало что-то меняться. Это было похоже на поток холодной субстанции, растекающейся по телу и гасящей очаги нестерпимой боли — словно вода, истребляющая пожар.

Кара чувствовала, как препарат потёк по телу, начиная с правой ноги. Поднялся по позвоночнику вверх, снял боль с непослушных рук и достиг головы. Перемена в состоянии была столь значительной и стремительной, что измученное тело девушки на мгновение расслабилось, утратило контроль и позволило сознанию ускользнуть — даруя возможность погрузиться в благотворный исцеляющий сон.

Кара не могла знать, что Янусу удалось добраться до ячейки и вколоть себе препарат стабилизации на каких-то три минуты раньше её, а Ибису на путь к спасению потребуется на полтора часа больше.

Сознание будет раз за разом ускользать от Ибиса, а непослушное тело — отказываться двигаться вперёд, вплоть до того момента, когда солдат испытает настоящий страх — от того, что уже никто не отзывается на его зов, и движения тел пробудившихся с ним членов экипажа не слышно долгое время. Только тогда Ибис сумеет заставить себя сделать то, что перед этим сделали Янус и Кара: добраться до ячейки и вколоть препарат.

Погрузившись в исцеляющий сон, Янус, Кара, а затем и Ибис не могли знать, что для того, чтобы просто встать на ноги и спасти остальных членов экипажа, им потребуются целые сутки. А чтобы добраться до капитанского мостика — долгих три дня.
Но это будет позже.
А пока Кара, Ибис и Янус крепко спали. Сигнал боевой тревоги всё так же продолжал звучать на корабле — но это уже никак не нарушало их исцеляющий сон.