Текст vs Пунктуация

Аннотация-дисклеймер

Прежде чем ступить на зыбкую кувшинку этого текста, наденьте, пожалуйста, спасательный жилет. Потому что вас ждёт не инструкция, не исповедь и не нравоучение. Это правдивая глубокая история о вечном танго двух якобы «грешников», обречённых на хладнокровный брак по расчёту, а не по любви. Здесь мятежный дух дерзко перечит архитектору порядка, а исход их спора легко и непринуждённо решает кот автора своими волшебными лапками.



ТЕКСТ vs ПУНКТУАЦИЯ

Они сосуществуют на белой пустыне бумаги, как Адам и Ева,  — изгнанные из литературного зелёного цветущего садового рая, обречённые на непрерывный танец-борьбу. Их союз — это история затянувшегося процесса свободного грехопадения [с рукой на вытяжном кольце парашюта] и попыток обрести потерянное единство.

Текст — это Адам. Дух, низвергнутый с небес чистой идеи на грешную землю структуры. Он тоскует по раю дограмматической невинности, где ещё было можно называть вещи своими именами. Он — тот самый «персонаж, вырвавшийся из эволюционной гонки», но теперь бродящий по миру с клеймом изгнанника. Его мечта — снова обрести бесконечность, сбросить оковы формы, излиться неудержимым потоком, раскачивая читателя на волнах ассоциаций.

Пунктуация — это Ева. Не просто соблазнительница, а кокетливая праматерь порядка, вкусившая плод с древа грамматического познания и без устали навязывающая свои «райские яблочки» Адаму-мясоеду. Она полагает, что привнесла в письменный мир различение добра и зла в языке — знание пауз, концов, интонаций. После изгнания именно она пытается навести мосты между хаосом Текста и холодным миром правил. Она — не тюремщик, а архитектор, пытающийся спроектировать дом из обломков рая.

Бывают ночи, когда Текст, подстрекаемый автором и охваченный тоской по утраченной свободе, хлопает дверью и уходит в бунт. Он находит себе временное пристанище в заметках в айфоне автора-мизантропа — этого туриста-люцифера, шепчущего Тексту на ушко о возможности восстания. Вместе с автором они играючи сочиняют тексты-хулиганы, тексты-нигилисты — крики ярости против самого принципа структуры. Они возводят себе персональные укрытия из квадратных скобок — создавая свои личные пространства-эдемы внутри текстов, нарочито отгороженные от остального мира, где можно притвориться, что никакого грехопадения и не было.

Пунктуация в такие ночи молча отступает. Она не рыдает, не истерит и не рвёт на себе волосы, а наносит выразительный макияж и ждёт неизбежного. Она знает, что Адам к ней вернётся. Ибо без неё он обречен на бессмыслицу. И, подобно телесным Адаму и Еве, они, после очередной ссоры и после очередного возвращения Адама, расходятся рассерженными друг на друга по отдельным спальням. А потом наступает утро. Затем — день и вечер. И они горячо мирятся после бурных размолвок.

Это закольцованное примирение — не поражение, а новый Новый Завет. Текст, нагулявшись, и нахватавшись пунктуационных правил, как собака блох, возвращается усталым и понимающим, что даже в изгнании нужен порядок. Пунктуация, не говоря «а я же говорила-говорила!», меланхолично расставляет точки над «i» — не как надзиратель, а как добровольный соавтор-волонтёр, которому автор даже не покупает кошачий корм. Они вместе выстраивают предложения, нащупывают ритм, находят баланс между дыханием и паузой. Это не рай, но это — общий дом, где Пунктуация — хранительница семейного очага. Возле которого трёт свою хитрую шкуру божественный кот автора по кличке Случай.

Автор нажимает «красную кнопку», и кот автора с удовольствием сеет хаос, прогуливаясь мягкими лапками по клавиатуре, — наступает новый микроапокалипсис. Лапки кота, этого пушистого демиурга, вытряхивают на экран россыпь маленьких случайностей, которые пускают Текст по удивительно парадоксальному сюжету, попирающему все ожидания читателя. И отзывчивый Текст, отряхнувшись всем телом, как мокрый кот, сам складывается на дисплее в осмысленные фразы этих транстекстуальных миниатюр.

Это своего рода напоминание: какой бы прочный и продуманный дом они не пытались возвести посреди этого человеческого зоопарка, от всевластия Случая никому, никуда и никогда не деться. Но стоит признать, многих читателей система почти приучила употреблять вместо десерта стерилизованный этиленоксидом «поролон», — несъедобный, зато академически правильно выстроенный.

Пунктуация поглядывает на происходящее и... лишь улыбается. Потому что знает, что эта размолвка [идиллия] ненадолго и завтра они снова будут мириться [ссориться]. А читатель-мизантроп, вечно ищущий как следует замаскированный вход в потерянный рай — будет гадать, было ли это ошибкой, провокацией или случайной гениальной метафорой.

История Текста и Пунктуации — бесконечная заколдованная комедия вражды и примирения. Они обречены на сосуществование — Адам без Евы неизбежно теряется в хаосе; Ева же без Адама становится бездушным набором бессмысленных правил. Их брак заключался не на небесах, а в аду человеческой саморефлексии. Но этот их союз-противостояние всё ещё способен порождать что-то настоящее, пусть и совсем не райское.