Дальневосточная сага японские военнопленные

Предисловие. Все наши воспоминания, согласно науке, являются «нарративами»: трансформированными историями, реконструированными нашим мозгом из собранных остатков воспоминаний.  Любое из наших воспоминаний и описаний событий даже дня сегодняшнего, это продукт интерпретации нашего мозга реалий, после которого любая история, сегментированная и архивированная в мозге человека, в различных его отделах, а потом реконструированная им же в единую «историю», уже не может на сто процентов соответствовать действительности. Очень сложно восстановить историю событий дней минувших совершенно объективно. Когда мы, люди, не в состоянии дать объективную оценку даже дней сегодняшних. У каждого человека свой нарратив, своя история, своя оценка одного и того же, исходя из текущей «конъектуры» и личных интересов. Некоторые, неприятные, факты могут опускаться, незначительные вещи становиться значительными, для «гротеска» в рассказе. Так же могут появляться события, которых или не было вовсе, либо которые были, но в иное время и иных обстоятельствах. Мы можем боготворить или демонизировать, приукрасить или очернить всё, что только захотим, в своей истории. И, тем не менее, описывая судьбы наших предков, я постараюсь сохранить максимальную объективность, насколько это возможно, исходя, главным образом,  из полученных рассказов моих родителей, которые, в свою очередь, были ими собраны из обрывков воспоминаний и «разговоров на кухне» их родителей. А их родители - мои бабушки и дедушки были не многословны в описании такого рода событий. Нередко это прошлое было сложным  и неоднозначным. И люди боялись болтливости своих детей, которая могла принести много бед в семью. Люди, вероятно, боялись оказаться причисленными к «врагам народа»,  по чьему-то наговору, поэтому скрывали и прошлое и настоящее, которое могло навредить «светлому настоящему». Наверное, поэтому многие темы были «табу» и многое мы стали узнавать, и осознавать лишь в период пресловутой «перестройки» в 80-е и, особенно, в 90-е годы прошлого столетия. Идеология является инструментом политики и власти, а история является  основой идеологии. Именно поэтому в современном мире и идёт жесткая борьба за «правильную историю», ту, которая бы соответствовала выбранной политиками «конъюнктуре», для достижения выбранных кем-то целей. Многим не нужна правда, многим нужна лишь «красивая картинка» в их личный «портфолио», именно та, которая будет им выгодна теперь.
Молодым людям сейчас сложно себе представить, но в те далекие годы после Великой октябрьской революции 1917-го года, потрясшей Российскую империю, и последовавшую за этим кровопролитную гражданскую войну, люди в нашей стране неохотно вспоминали об истории предков. Ведь любая революция и гражданская война непременно заканчиваются безграничными репрессиями оппонентов. (И будет совершенно наивно полагать, что сегодня что-то изменилось в лучшую сторону, история легко может повториться, а для некоторых уже и повторилась…) Часто эти репрессии превращаются в беззакония, поскольку люди так и не научились Христианскому человеколюбию и всепрощению. Но мир божий - это бумеранг. Человеку всё в этом мире возвращается. Он собирает ту жатву, что сам и посеял ранее, прошу об этом никогда не забывать!
В последующем описании прошлого своих предков, я так же не смогу целиком сохранить объективность описанных событий, и не только за отсутствием многих фактов, а и в силу того, что и я и источники моей информации так же - всего лишь люди, а людям свойственны и ошибки и заблуждения.  Но эти возможные «заблуждения», не будут больше, а, скорее всего, будут менее заблуждений тех, кто мнит, что и вовсе не заблуждается.
***
 На краю России, где сопки Приморья упираются в волны Тихого океана, начинается история моей семьи по линии отца — сплетение казачьей отваги, украинской стойкости и глобальных потрясений ХХ века. Здесь каждый камень, каждый ручей помнит наших предков. 
·         Последний поход белых казаков
• Мой прадед, по отцовской линии, рос в семье уссурийских казаков, чьи предки охраняли границы империи с 1889 года, когда выходцами из Амурского и Забайкальского казачеств и было создано Уссурийское казачье войско. До революции его семья владела  крепким хозяйством. Но в 1917 году в Российской империи свершилась социалистическая революция. Казачество было в числе тех, кто ее не поддержал. Разгорелась кровопролитная гражданская война.  В 1922 году прадед вступил в белую армию генерала Михаила Дитерихса, чей «Земский собор» пытался отбить Владивосток у красных. (генерал Дитерихс произнёс пророческие слова: "Я верю, что Россия вернётся к России Христа, России Помазанника Божьего.)  14 июня 1922 года у станции Угольная колонну белых казаков расстреляли из орудий кораблей Амурской флотилии. По данным историка А.А. Хисамутдинова, это сражение стало последним крупным боем Гражданской войны на Дальнем Востоке.
·       Из тайги, тайги дремучей, От Амура, от реки, Молчаливо, грозной тучей В бой идут сибиряки. (*Марш Сибирских стрелков 1914 г.) Амурское казачье войско было создано в 1858 г.)
• Другой мой прадед, по материнской линии - родился  на берегах реки Амур, п. Асташиха Амурской области, что на самой границе с Китаем.  Это был суровый таёжный край, край первооткрывателей, край ссыльных. Но для моих предков этот не ласковый край и был их Родиной. Реки – полны рыбы. Тайга – кормилица: в лесу – дичи, не говоря уж про грибы и ягоды: брусника, изюбрятина,  лосось, таймень и ленок. Здесь же валили лес: и местные и ссыльные. Для ссыльных - мера наказания, для местных - обычная жизнь, привычная, хоть и тяжёлая работа. А по другому берегу Амура - уже китайская земля. От того здесь и устраивались казачьи станицы, для защиты границ Российской Империи. Казаки тогда были не только первооткрывателями, но, по-сути, и пограничниками того времени.   
• Репрессивная машина: Расказачивание. Раскулачивание. Расстрел.      В Российской Империи случилась революция в 1917-м. Казачество, в своей массе, не поддержало власть большевиков, кто-то выступал за «Царя, отечество и Веру», кто-то за  «Советскую власть, но без коммунистов», были и те, кто вошли в ряды «Красного казачества». По земле пронесся беспощадный и бессмысленный вихрь гражданской войны. Дальний Восток, наиболее удалённая от столицы территория, стала «белой армии оплотом». Но и этот оплот рухнул под ударами победоносной Красной армии. России уже никогда не будет суждено стать прежней! Много хорошего было утрачено вместе с плохим, много плохого привнесено вместе с хорошим! Ибо, как говорится, «благими намерениями… дорога ведет в ад» (или «хотели как лучше, а получилось как всегда»). Важно помнить, что на чужой беде своего счастья не построишь! И цель не оправдывает средства! В гражданской войне нет правых, все виноваты.      16 марта 1938 года мой прадедушка был расстрелян по ложному обвинению, решением так называемой «тройки НКВД» (в те годы три уполномоченных сотрудника НКВД имели право вершить высший суд над жизнями людей). 
• Украинский след. Другой мой прадед, говорят, был настоятелем православной церкви на территории Украины.   Утверждают ещё, что он писал иконы. Говорят, образ Богоматери в местной церкви был создан с лица его жены — моей прабабушки. Судьба мне не известна, ведь после революции были страшные гонения на церковь. Многие церковнослужители были репрессированы.  Когда отец в молодости приезжал в Украину, он описывал самые колоритные украинские сцены. Мазанка, соломенные крыши, земляные полы, с настланной пахучей травой, ароматный хлеб, выпеченный на капустных листьях в русской печи. Сон на печи в шубах… песни…, певучие украинские песни в многоголосие… Я там никогда не был, но ярко представляю .
• Мой же дед окончил Полтавский политехнический институт и в 1927 году. В звании техника-лейтенанта, и был отправлен служить на Дальний Восток… как раз в приграничье, где и связал свою дальнейшую судьбу с моей бабушкой (казачкой).
•
•    Роковые Сороковые - Великая Отечественная Война.
22 июня 1941 года западные границы СССР были атакованы немецко-фашистскими войсками. Началась война, самая кровопролитная в истории человечества. И именно на плечи советского народа легла её самая значительная ноша. А семья моего деда жила на восточных рубежах страны - на заставе Краево Гродековского района Приморского края. Там, где по «другую сторону» начинался Китай (Маньчжурия), в то время оккупированная Японией, являвшейся тогда союзником Германии.
Детство моего отца — это землянка с дощатым полом, под которым хлюпала талая вода, ватник, переделанный из взрослого, и вечное недоедание и много другого «недо…». «Рукава ватника лоснились от соплей, — вспоминал он, — а зимой мы редко их снимали: холод пробирал до костей». 
В августе 1945-го, когда советские войска громили Квантунскую армию (официально война с Японией длилась с 9 августа по 2 сентября 1945 г., через их заставу нескончаемым потоком шли воинские эшелоны без остановки! Рокоссовцы! Это была грозная сила, закаленная в боях в Европе. Грохот артиллерии, шум летящих снарядов над крышами домов в приграничье.
Мой дед, служивший в инженерных войсках, строил переправы для наступления. Его медаль «За победу над Японией» (учреждена 30 сентября 1945 г.), я позже нашел среди прочих.
Американцы, видя бесспорные успехи Советской Армии, поспешили сбросить две атомные бомбы на мирные японские города Хиросиму и Нагасаки, вследствие чего погибло великое множество людей и, через этот акт устрашения, американцы приписали себе победу над Японией!
- Солдатские галеты.
Потом после разгрома японцев, возвращались колонны наших солдат.
Отец, пятилетний мальчишка, бежал вместе с другими детьми, за грузовиками, крича «Ура!», а солдаты кидали им галеты — жесткие, но такие ценные. - Шоколад войны - Совсем не детский шоколад. Бедное было время. Дети не знали шоколада. Однажды какой-то американский (?) летчик подарил из своего пайка шоколадку  моему отцу, 5- ти или 6-ти летнему тогда мальцу.  Шоколад был горький. Мой отец не оценил его совсем.  «Я сперва думал, что это «коровья лепешка», — смеялся отец, — потом откусил и выплюнул: горько!» Это неудачное знакомство с шоколадом оставило след на всю жизнь, даже сейчас, понимая, что это ни какие не «коровьи лепешки», он не смог его полюбить…)
- Японцы.  ( *Постановление ГКО СССР № 9898 «О приеме, размещении и трудовом использовании 500 000 военнопленных японской армии». 23 августа 1945 г.
После капитуляции Японии в Приморье остались тысячи военнопленных (по данным Минобороны РФ, всего в СССР их было около 640 тыс.). Они работали на стройках, а японские офицеры, вопреки слухам, даже сохраняли сабли — как знак достоинства. Японцы содержались относительно свободно, если учитывать, что все же это были военнопленные!  Совсем не так, как содержались русские пленные в японском плену, когда их рубили саблями забавы ради и тренировок (вместо соломенных кукол)! (Мне довелось читать дневники японского офицера на сей счёт. И, скажу я вам, дорогие мои, это не для слабых нервов). Отношения же пленных японцев с местным населением СССР складывались довольно «ровные». «Они носили нас, детей, на плечах, — рассказывал отец, — пели  японские песни  и мастерили игрушки детворе». Тогда многих японцы научили местных жителей своему ремеслу: строить, мастерить. Я знаю такие истории не из одного источника. Когда в 1949–1950 гг. пленных репатриировали в Японию, местные, в особенности дети загрустили: бывшие враги стали частью их жизни.   Источники подтверждают, что многие японские военнопленные, работавшие в СССР (особенно в Сибири и на Дальнем Востоке), устанавливали дружеские связи с местными жителями, включая детей. Когда началась массовая репатриация (1946–1950), некоторые советские граждане действительно грустили.
(В книге "Сибирский плен: Японские военнопленные в СССР (1945–1956)" (С. Кузнецов) описываются случаи, когда дети в сибирских деревнях плакали, провожая японцев, с которыми они успели подружиться. Воспоминания бывших пленных, опубликованные в японских мемуарах (например, "Сибирская одиссея" Такусиро Хаттори), упоминают теплые прощания с советскими семьями) Я пишу об этом, что бы подчеркнуть человечность русских людей. Наш культурный код не позволяет проявлять излишнюю жестокость даже к побежденному врагу. Побежденный для нас перестает быть врагом. Беспощадные в бою, русские милосердные в мирной жизни. -Благодарность бывших японских военнопленных в 1990-е После распада СССР некоторые японцы, бывшие военнопленные, пытались разыскать советских охранников или командиров лагерей, чтобы поблагодарить их за человеческое отношение. Но чаще находили только родственников. - В документальном фильме "Долгая дорога домой: Японские военнопленные в СССР" (NHK, 1995) есть интервью с бывшим пленным, который в 1993 году приехал в Бурятию, чтобы найти советского офицера, спасшего его от голодной смерти. Офицер уже умер, но его сын передал японцу семейные фотографии с отцом. - В газете "Асахи симбун" (1998) опубликована история о группе японцев, посетивших Красноярский край, чтобы встретиться с семьями лагерных врачей, Почему возникала благодарность? Несмотря на тяжелые условия, некоторые пленные отмечали, что советские охранники, медперсонал и местные жители часто относились к ним по-человечески: - Делились едой (особенно в голодные зимы 1946–1947,  я ещё напишу об этом) - Врачи самоотверженно спасали больных японцев. - Разрешали контакты с детьми — японцы учили их оригами, а дети приносили им овощи с огородов. (из письма бывшего узника лагеря под Читой, 1989 год.) Моя бабушка так же, по воспоминаниям отца, частенько передавала через него овощи японцам. Хотя жили голодно сами. Все эти данные совпадают с воспоминаниями моего отца. Он до сих пор помнит, как японцы, его, мальца, катали на своих плечах.
·         Послевоенный быт. Битва за выживание.
Послевоенные годы постепенно приносили в Приморье мирную жизнь, наполненную надеждами светлого будущего.
 - Голод 1946–1947 гг. заставил людей вываривать клейстер из топографических карт — густая масса хоть как-то напоминала еду. Народ в СССР голодал. В то время, как СССР снабжал продуктами питания всю Восточную Европу,  (Так, только в случае с Австрией, сразу же после освобождения Вены в апреле 1945 года советские власти передали только населению Вены: 45 тыс. тонн зерна, 4 тыс. тонн мяса, 2,7 тыс. тонн сахара, 225 тонн кофе и другие продукты. Эта помощь помогла избежать голода в разрушенной войной стране. СССР не только освободил Австрию, но и восстановил 33 моста в Вене, обеспечил продовольственную помощь и отказался от жёстких репараций).  Из письма канцлера Австрии Карла Реннера Сталину от 16 мая 1945 г.: «Глубокоуважаемый товарищ!.. Особо подчеркиваю, что пришедшая на помощь Красная армия оказывает нам ценную поддержку, не ограничивая нашу собственную свободу действий... Из десяти недель, которые остаются до нового урожая, мы обеспечены продовольствием только на три недели; мы не знаем, как будем поддерживать жизнь нашего населения в последующие семь недель». На что Сталин велел выделить Австрии продовольственную помощь. И эту помощь оказывала разрушенная войной страна! Такая была она – «страшная советская оккупация Европы». СССР не только освободил Австрию, но и восстановил 33 моста в Вене, обеспечил продовольственную помощь, и отказался от жёстких репараций. Канцлер Австрийской республики тогда заверял, что «народ Австрии никогда не забудет эту неоценимую помощь…». Но, как говорится, «никогда не говори НИКОГДА»… Итак, советский народ-победитель бедствовал. Женщины шили белье из марлевой основы этих же карт, а те, кому повезло найти парашют, щеголяли... «Парашютный шелк был роскошью, — говорил отец, — его берегли для невест».   В те годы любая одежда была в цена, и военная форма считалась достойным и добротным её вариантом. Многие бывшие военнослужащие донашивали форму, не имея ничего, кроме солдатской гимнастерки, да шинели.         Моему отцу, тогда ещё пацаненку, солдаты перешили гимнастёрку под детский размер, и он щеголял  в настоящей форме ефрейтора, чем очень гордился! Но дети военного времени не только внешне походили на взрослых, они и были взрослыми, неся на своих детских плечах далеко не детскую ношу. - Смертельные игры.             Дети в конце 40-х играли, как по «Монтессори»: с палками и камнями, какие там игрушки! Но чаще занимались чем-то полезным, например, удили рыбу, собирали кедровые орехи, забираясь на высоченные кедры, те самые, что «вонзаются в небо», разбивали их, и бросали в реку на расстеленную ткань — шелуха уплывала, а зерна оставались... Мирная жизнь тяжело, со скрипом, все же налаживалась! Но война напоминала о себе и после Победы: в 1948 году группа мальчишек нашла в овраге противотанковую мину, и решили с ней поиграть, не осознавая опасность. «Смотрите, как я прыгаю!» — закричал какой-то щуплый мальчишка, прыгнув с обрыва на ржавый корпус. Потом прыгнул другой, третий, наконец, …взрыв разметал тела. Отец, позванный матерью домой, избежал гибели. Такие случаи были, к сожалению, не единичны.
- Кирпичный завод.
Моя бабушка, после ухода японцев, пошла работать на кирпичный завод — туда, где раньше трудились пленные. (Рабочие места, где раньше трудились военнопленные, теперь занимали бабы и дети). Она рубила глиняный брус на кирпичи специальной струной, потом сырые кирпичи отправляли в печи на обжиг, где они находились около недели, потом доставали из печи. Пыльная, тяжелая работа, особенно для женщины, а мой отец, еще мальчишкой, помогал ей. «Руки в мозолях, спина в пыли, — вспоминал он, — но она никогда не жаловалась».   Из папиных записей: «В те времена детей официально на работу не брали, поэтому мы работали с родителями. Мама со своими подругами работала на кирпичном заводе резчицей кирпича, а я и мои друзья, такие же бедолаги, были откатчиками вагонеток. Вначале катали вагонетки с глиной, потом с сырцом, а уже в 15 лет были уже на обжиге кирпича. Эти заработки были хорошим подспорьем в семье, мама могла купить нам для школы одежду. После работы на кирпичном заводе отдыхать было некогда, по дому было много дел, огород, перечисленная скотина и так далее…»
- Школа. А куда в мирной жизни без образования!?  И взрослые, кому война не позволила выучиться, и  дети учились.
В те годы у школьников была форма: так, у мальчиков была цвета асфальта, ремень, фуражка с кокардой. У девочек: гимназистские платья и фартуки. «В школу детей тогда возили на санях» - отец с улыбкой вспоминал, как их погружали, накрывали тулупом и ехали…
Сперва школы для мальчиков и девочек были раздельные, потом их объединили. Но дети всё равно ещё долгое время продолжали рассаживаться внутри класса раздельно. Учителя педагоги заставляли рассаживаться по парам «за шкирку».  Школы на селе были малокомплектные. Не хватало кабинетов. В одном классе учились дети разных возрастов. Можно было слышать, чему там учат других. Что бы одни меньше отвлекали внимание других, в один кабинет объединяли классы и темы, удаленные друг от друга, например, классы 1 и 4,  или 5-й и 9-й. Таким образом, одновременно в классе находились две разновозрастные группы детей. Одни изучали, например, алгебру, а другие - физику. Учителя сменялись, а дети оставались на своих местах.

- Послесловие.    
 До нашего поколения мало что дошло достоверного о наших предках. Вся информация — лишь собираемые по крупицам истории из того, что кто-то где-то и когда-то слышал и смог интерпретировать в некую историю, семейную легенду.      В 90-е годы XX века, в период краха СССР, ушаты грязи полились на весь советский период без разбора. Но нельзя прошлое оценивать лишь чёрными или лишь белыми красками. Мир и реальность устроены гораздо сложнее.        И всё же очень многие из нас, впервые стали искать историю своих предков, узнавать вещи, о которых и не догадывались ранее. Это оказалось задачей не простой и легко подверженной вымыслу в угоду «моде»: появились как грибы «потомственные дворяне», да со ссылками на некие «компетентные источники», не сложно меняемые на денежные купюры. Но доступ к действительной информации был и остаётся ограничен. Мало что сохранилось в семейных архивах. Современная молодёжь удивляется: «Как вы не можете знать о своих дедушках и бабушках, о собственных родителях?»       В нашей стране в те годы благословили свержение и убийство царя и всей царской семьи, отвернулись от Бога, рушили храмы, и сжигали священные иконы, отвергая Веру Православную, в лоне которой сформировалось, и выросло наше государство, выстоял все невзгоды наш многострадальный русский народ. А людей, отвернувшихся от Бога, Бог оставляет один на один со своими грехами и беззакониями — и наступает хаос, и тогда «живые завидуют мёртвым». А ведь всё начиналось такими благими намерениями — «…земля — крестьянам, заводы — рабочим, а вся власть — рабочим и крестьянским депутатам…», но, как известно, «благими намерениями дорога в ад выстлана»… Так и случилось тогда. И даст Бог, чтобы мы (наш народ) сумели сегодня сделать нужные выводы, извлечь нужные уроки и не наступить на те же грабли снова, ведь исход будет тот же…  Так, как раньше каждый второй козырял историей про деда — героя революции, так сегодня некоторые козыряют «жертвами политических репрессий». Многих объективная правда мало интересует, как и ранее не особо-то интересовала. Так было, так есть и так, увы, будет.       Особенно в условиях внешней «идеологической интервенции» — когда манипулирование сознанием масс стало ключевым инструментом.      События XX века стали следствием всей скверны века XIX-го, а грехи XX-го мы разгребаем по сей день. И ведь мир так и не настал, и до сих пор существует гражданское противостояние, и не только «в душах». И ответ по сегодняшним грехам ещё предстоит получить. Бог долготерпелив, но терпение его не бесконечно: «Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло». ( Екклесиаста 8:11–12)

* Мои детские воспоминания об Арсеньеве.
Вспоминая своё детство, летние месяцы, проведённые мной в Арсеньеве, у бабушки и дедушки, передо мной возникает удивительная картинка настоящего детского счастья. Такого настоящего, светлого, искреннего, беззаботного. Я буквально ощущаю запахи избы, огорода, слышу хруст гальки под ногами, бурление льющейся в ведро воды в колонке, зубы ощущают холодную свежесть   воды из ковшика, чую запах утреннего мыла в умывальнике с «соском», и слышу треск поленьев в печи, и шкварение яичницы с кровянкой в сковороде, ощущаю сочный вкус зернистых на разломе помидоров «Бычье сердце», политых мёдом, запах смолистых бревен за забором…
Кажется, можно снова войти в эту картинку детства, но нет, всё это растаяло как дым, словно и не было никогда. Бабушке и дедушке досталось много труда. Помню бабушку, её платочком подобранные волосы, сплетенные рогаликом вокруг головы. Очерствевшие от труда руки, которыми она с кажущейся легкостью, передвигала горячие чугунки на плите. Дедушка , в серой робе, в неизменной кепке, очках и карандаше, за ухом…, вечно что-то мастерит. Говорил он редко, мало, но веско и метко. В конце 1960-х или начале 70-х, он брал меня, малого, на свою лесозаготовительную базу или биржу: я помню бесконечные штабеля бревен, гул пилорам и длинную лестницу в небо — к его кабинету, как казалось, под облаками, где пахло смолой и деревом. Так это были или иначе, не знаю, но в моей детской памяти отпечаталось как то так.
Мой дед был настоящим инженером, головастым, с математическим складом,  и в шахматы и карты ему не было равных! Он так же был большим мастером по дереву. Все его жилые и нежилые постройки и даже мебель по их адресу г. Арсеньев, пер. Украинский,  были созданы его собственными руками. Он делал все чертежи, дети помогали строить. Штукатурку месили из глины, навоза и соломы…, как рассказывает мой отец.
В сараях осталось множество его различных инструментов из дерева и металла, которые сейчас можно было назвать раритетными и поместить в музее. Все довольно аккуратно было развешено по стенам сараев, где пахло какой-то смолой, дёгтем и паклей. Я в детстве любил там играть. Этот запах я чую ноздрями и сейчас, кажется закроешь глаза, откроешь и откажешься в своем детстве. Там, где бабушка с раннего утра уже топит печь в кухонной пристройке, гремят ведра, в большом казане варится картофель для свиней, а на сковороде шкварчит яичница или кровянка. Стоит в углу на лавке цинковое ведро с колодезной ледяной водицей, такой вкусной, пахнущей свежестью, а рядом - ковшик, плавает на поверхости…
Запах простого мыла, свежей воды в умывальнике с соском, смешанные с запахом трав и огорода…., гремит цепь сторожевого Бобика, который радостно виляет хвостом. А ты, еще полусонный, сидишь на заваленке и рассматриваешь гигантского паука, сплетшего за ночь огромную паутину на пути в туалет… Где то поодаль дедушка уже что-то строгает рубанком, машет рукой, наверное, зовет помочь… Всё просто, может даже примитивно. Ничего изысканного. А «где просто — там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного" (народная мудрость). Простота ближе к Богу, потому что в ней нет обмана, гордыни и суеты. Истинное благо — чистое, скромное и искреннее. Именно таким и было всё вокруг. Но ничего этого больше нет, только часть детских воспоминаний, без которых я себя не могу представить, без которых я был бы уже не я… Этого нет, но это есть во мне. В каждой моей клеточке, это стало мной. Это всё и называется словом Родина! У меня это есть. Меня сможет понять только тот, у кого она тоже имеется. Горе тому, кто Родины не имеет, для кого «весь Мир-Родина». «Всё- это ни-че-го!» Но кто этого не имеет, тому этого и не понять. "Ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет" (Евангелие.)

Посвящение Верхнебуреинского району Дальнего Востока. Лето. Мари. Мы поднимали высоко ноги в сапогах - болотниках, утопая во мхах мари, динамично пробираясь сквозь рододендроновые кустарники, резкий запах которых кружил голову. За моим поясом был топорик. За плечами – рюкзак с банкой тушёнки, сгущёнки, кирпичиком серого хлеба... так обычно мы ходили в тайгу.

 Осень. Рыбалка «на мыша». Река Амгунь (пр. Аргуни-Амура). Верхнебуреинский район.  Моторная лодка неслась по шумной извилистой таежной реке, среди отмелей и кос, едва не черпая бортами воду на резких крутых поворотах. Шум мотора и бурной реки глушил уши. Вокруг ничерта не видно. Архипыч – капитан этой лодки, как-то виртуозно ею управляя, вёл лодку, ловко маневрируя по бурным потокам необузданной реки.
– А-а-архи-и-ипы-ы-ыч! – орал во всю глотку отец, перекрикивая шум воды.
– Что-о-о-о, Миха-лыч – орал тот ему в ответ.
– Ка-ак ты-ы о-ориенти-ируешься-я, а? – Со-опки! – только ткнул Архипыч пальцем в сторону сопок, сочленявшихся макушками с небом. Для этого таёжного жителя этот «сопочный рельеф» был подобен карте. Он летел не глядя, ведомый лишь этим путеводителем - «сопочной навигацией»!
– Что, мышкари, приехали! – лодка, сбавив обороты, медленно двигалась в темноте. Раздался скрежет гальки и все, находившиеся в лодке, подались вперёд от резкого толчка. Сильный гул мощной реки, казалось, усилился, не споря более с рёвом моторки! – Архи-и-ипы-ы-ыч! – кричал во всё горло отец.
– Што-о-о, Ми-ха-лыч?! – орал тот в ответ, стараясь пробиться своими звуковыми волнами сквозь стихию дикой природы... Вскоре, вооруженные снастями, в кромешной мгле, ориентируясь лишь по отдельным фрагментам, блёкло отражающим лунный свет, рыбаки рассредоточились вдоль береговой линии. Я, наконец, запулил своего «мыша» в бурлящую черную пучину, принялся крутить катушку спиннинга…. На десятый раз нечто тюкнуло за леску, та напряглась, как струна, удилище изогнулось дугой, вырываясь из рук. Я закричал.
- Пойма-а-ал! Пойма-а-ал! Пойма-а-ал! Па-а-апа-а-а! Архи-и-ипы-ы-ыч! Пойма-а-ал! - Споко-о-ойно! Где-е сачо-ок? - Не рви-и-и! - По ти-и-иху тяни-и-и!  - отец уже бежал к воде. Взволнованный, я, боролся с удилищем. В тёмной кипящей ледяной пучине что-то неистово бесновалось, словно стремясь перетянуть канат на себя. Мне показалось в эти мгновения, что это не я вытягиваею рыбу, а та пытается затянусь меня в свою жуткую речную бурлящую обитель! Вдруг словно резкий удар и всё. Леска словно лопнула, удилище выпрямилось, и катушка стала вращаться свободно без усилий.
- Со-орва-ался! Чё-ёрт! - досадовали рыбаки. - Здоровый был, чертяка! - Здоровый! Но это был ещё не Таймень! Таймёшка! Килограмм на 7-8. С этим нужно осторожно! Бывает, попадётся килограмм на 28 и более! Мне раз такой зверь лодку перевернул, чуть самого в реку не утянул! Думал уже - капут пришёл! – Архипыч похлопал меня,- осторожненько рыбачь! Зови, если только клюнет! А лучше тягай себе Ленка’ да Хариуса! Переполненный  адреналина и азарта, я спешно стал забрасывать удилище вновь и вновь…. пока не поранился. Снова лодка летела во мгле среди рельефа сопок, проступившего более отчётливо. Едва близился рассвет где-то ещё очень-очень далеко! Горе-рыбаки везли свой «улов»!
– Мария! Грей воду! Ещё водку и зелёнку давай! – Архипыч с порога крикнул жене. – Ох, боженьки ты мой! Угораздило же! А вы, архаровцы, куда смотрели?! – запричитала та, суетясь по кухне. Архипыч только отмахнулся, дескать – «баба, что с неё взять! Пускай себе трындит на здоровье сколько влезет», но вскоре, всё же, не выдержал и прикрикнул на жену. – Мария! Угомонися! Уже аж в ушах звенит от твоёвого гомона! Та осеклась, надула губы, бухнула на стол водку с зелёнкой, поставила таз с тёплой водой, и растворилась в избе, продолжая причитать, только уже гораздо тише, практически себе под нос и уже по новому поводу…
- Молодец! Не ноешь! Теперь потерпи, казак, малость, атаманом будешь! – Архипыч залил мою рану водкой… Ночь минула. Я потянулся в постели. Утро золотистыми лучами проникало в запотевшие от утреннего тумана окна. Откинув мягкое пуховое одеяло в явно несвежем пододеяльнике, пахнущее каким-то особыми деревенскими запахами, я встал на прохладный деревянный, скрипящий половицами пол. Окинул взглядом малюхонькую выбеленную комнатку без каких бы то ни было излишеств, где, собственно только что и помещалось, то кровать и комод, прикрытый домоткаными белыми кружевами, да с фотографиями в рамках и разбросанными швейными принадлежностями сверху. В соседней комнате – кухня, где хозяйка кромсала сырые грибы, с налипшими листиками и хвоинками прямо в сковороду, не утруждая себя их чисткой. Преимущественно белые, но попадались и подберёзовики и подосиновики... Светлые кучерявые детские головы крутились тут же, выполняя нехитрые мамкины поручения. Они с любопытством стали разглядывать меня, нарисовавшегося пред ними. В печи потрескивали горящие поленья, наполняя комнату теплом и каким-то особым запахом живого огня, от которого приятно кружилась голова. На плите уже скворчала другая сковорода с грибами. Смуглая белобрысая девочка с косичками, помешивала их ложкой, вылавливая невозмутимо вылезающих белых червячков. Меня передёрнуло. Этим лесным жителям всё природное естество было совершенно делом привычным! Оттого-то они и не пытались оградить себя от таких мелочей! Красная икра. На столе появилась миска с несколько минут назад засоленной красной икрой.
– Во те раз! – Во те – и два! Ну, рыбаки, за улов! – стукнулись кружки с водкой.
– Ух, знатная икорка! –  отец запустил ложку в миску со свежими красными блестящими жемчужинами икры. – Икорка у нас лучшая! А знаете почему? – Архипыч зажмурился от удовольствия, давя зубами лопающиеся икринки.
– Почему? – Здесь лосось нерестится. Поэтому икра самая вызревшая, самая вкусная. Вон какая! Отборная! Икринка к икринке! Зато мясо лосося здесь бледное, как вы заметили, не такое красное и не такое вкусное. И это опять же от того, что рыба здесь идёт на нерест, уже уставшая от путешествия….
– Вот это грибочки! – Отец  с явным аппетитом жевал лесные ароматные грибы, преимущественно белые – королевские. Я поморщился. У меня эти лесные деликатесы, сдобренные «таёжными протеинами», не вызывали никакого аппетита, так же как и эта сырая, как  я считал, икра. Я пододвинул к себе сковороду с жареным ассорти из рыбных «субпродуктов». Это было действительно вкусно! Печень, молоки, икорка… И вскоре снова моторка бешено неслась по бурной своенравной реке. Усталые рыбаки сидели молча. Это был путь домой. Мокрые, пропахшие рыбой рюкзаки – битком набиты лесными трофеями. Мы наблюдали за макушками сосен, меняющими рельеф неба и сопок, словно пытаясь запомнить путь, подобно Архипычу. Щека под повязкой успокаивалась, и уже почти не пульсировала. Яркий красный круг солнца медленно опускался, озаряя всё вокруг чудесным светом заката…

Весна. Тайга. Багульник. В тот холодный майский день ещё лежали островки снега в тенистых местах. Но вся природа активно пробуждалась от долгой зимней спячки. Сопки вспыхнули алым цветом феерично цветущего багульника, хотя листвы ещё не было. Стоял щебет птиц. Но уже тысячи цветов наполнили этот суровый край своим великолепием. Всё благоухало. Корни тысяч растений цеплялись за пяти-десяти сантиметровый слой почвы, в местах по суше, на сопках, превращая его в сплошное сплетение корневищ, которое было невозможно вскопать, да и разрубить обычной тяпкой это было не под силу.

Зима. Охота. Многие говорят «трескучие морозы», но не все знают, что это в действительности такое. Здесь, в Верхнебуреинском районе, морозы стоят действительно трескучие. А это значит, что ничто живое зимой не может здесь выжить, надёжно не укрывшись в своём гнездовье. Не просто здесь спастись от этой зимней стихии. Деревья издают стеклянный треск. А земля покрыта толстым слоем снега и льда, сомкнувшимся в любовном соитии с вечной мерзлотой так, что до почвы зимой не достучаться! Снежная целина. Тайга. Стройные пирамиды хвойных деревьев. И тишина… Раздался сухой хлопок, срикошетив звуком по звенящим морозом стволам деревьев. Это Отец пальнул из своей вертикальной двустволки  по рябчику. Попал! Птица свалилась в снег. Отец подошёл к снежной лунке, достал из снега добычу, показал  мне.
– Жалко! –   только я и выговорил при виде мёртвой птицы.
– Жалко?! Ничего, вот когда мы пожарим такого красавца, жалко не будет! Будет жалко одного – что мало! Так что надо бы ещё добыть! Вообще, рябчика нужно в снегу искать. Рябчик, он обычно посидит себе на ветке, а потом – бух, и в снег сиганёт. Только его и видели. Вот такие у него прятки! Спит потом себе там спокойненько. Но филин это знает. Летает ночью над целиной, ищет, где рябчик зарылся!
– Ух, мороз! – поёжился батька. – Охотнику, чтобы ночью выжить, нужно не просто костёр развести, а положить в огонь бревно или лучше пару брёвен, а по мере сгорания, ночью, пододвигать. А ещё лучше, вдобавок спалить большой пень, вынуть угли и в образовавшиеся углубления от корневищ всунуть ноги. Грязно, а по-другому ночь не переживёшь! Тут уж выбирать не приходится...

Зима
Там, далеко, на сопках хмурых, Лежат пушистые снега. А на реке, под льдом Амура, Бежит игривая вода. Там ветви инеем покрыты. То ветер свищет, то – покой, Снегов объятия раскрыты, Там мир далёкий, Мир иной… Изюбр, ветви задевая, Бежит, не чувствуя земли. За ним несётся волчья стая, Поджав косматые хвосты Там рябчик, с дерева упавший, Уснул в снегу под вой ветров. И филин, крылья распластавший, Исследует простор снегов… Там соболь медленно крадётся, Виляя бархатным хвостом, Там заяц маленький трясётся, Скрывая уши за кустом…. Там, далеко, морозной ночью, Костёр не гаснет до утра. Пока луна покинет небо – Ночная кончится пора.
(1981 г.)

Осень
Лес окутан белой дымкой, ветер листья ворошит. Туча хмурая гуляет в небесах седых, молчит. Тишина, лишь где-то тихо слышно пенье ручейка, И тоскливые берёзки наклоняются слегка. Ручеек бежит, искрится, лижет камушки на дне, Средь коряг прогнивших рыба засыпает в глубине. Слёзы свежие сверкают на завянувшей листве, Ветер листья обрывает и гуляет в серой мгле. Вся природа словно плачет, осень дышит дремотой по земле таёжной скачет, принося тайге покой.
(1981г.)