Чтобы жизнь понять -1

                ЧТОБЫ  ЖИЗНЬ  ПОНЯТЬ

                Рассказы


                В  ПРЕДЧУВСТВИИ …

     Когда мы о ком-то или о чём-то скучаем, мы, собираясь на отдых, мечтаем о том, чтобы нам это хотя бы увидеть во сне.
     Каждый человек старается не думать о смерти, но эта мысль, как тень, преследует нас.  Очень не хочется думать о том, что там, за гранью – пустота. Вечная пустота. Мне это представляется, будто меня просто переселят на необитаемый остров. И я, как садовод, хотела бы взять с собой семена всех тех растений, которыми я любовалась при жизни, вырастить деревья, посеять хлеб… Даже пусть не семена, а воспоминания о том, что в этом мире мне дорого.
     И тут я задумалась: - А что же мне, в самом деле, дорого? С чем бы я не хотела расстаться???

     Я очень зимой скучаю по дождям: тёплым, холодным, проливным, с громами и молниями, с радугами в полнеба, с чистым воздухом после дождя. Не хотелось бы мне расстаться со слепыми дождями, с перестуком капель об оконный сток и торопливыми ручьями…

     В грустное предзимье ничто не радует. По сёлам и деревням в годы моего детства не так часто можно было услышать детский смех. А всё потому, что одеться-обуться дошколятам было не во что. Дети по хатам сидели и за непоседливость подзатыльники огребали. Но и школьники далеко не все имели одежду по своему размеру. Перешивали, перелицовывали одежду взрослых, зачастую тех, кому уже не придётся в ней ходить. Теперь, нынешним школьникам и на ум бы подобное не пришло. А я, ох и находилась в маминых юбках, в больших клетчатых платках, а уж кирзовые сапоги – вспоминать о них не хочется. Что тут скажешь: грязь, распутица. Это даже на Новогодние праздники – не новость. А в морозы ноги к сапогам примерзали. Стою босиком в тазике с холодной водой, боль такая, слёзы сами катятся. А иначе нельзя – ноги от мороза отходят. Скажи о таком нынешним детям – не поверят. А тогда мой дедушка строго следил и сверял время по заходу солнца. И ещё считал дни до того счастливого дня, когда придет на землю Милость Божья – солнцеворот. С этого дня световой день будет только прибавляться, а ночь убавляться. Но и тут народная мудрость не даёт разгуляться нашей детской радости, предупреждая, дескать: Солнце на Лето, а Зима на мороз! Оно и правда так в Природе происходит. Подойдут Крещенские морозы, по ночам деревья потрескивают. Тут уже береги нос, уши и руки мил человек! Снегу наметёт по самые окна, да и сами окна затянет изморозью так, что только по самому верху тоненькая полосочка чистого стекла останется. При нынешних «пластиковых окнах» мы уже и забыли об узорах на стёклах.
     Вот, бывало, малая, лежу на печи и размышляю: - Почему так происходит? Мы солнцу рады, а Зима на нас свою обиду вымещает. Век Зимы через половину перекатился, как не суровится зима, а нутром чует: Весна денёчки считает и длинными сосульками о себе напоминает.
     И тут уже, хочешь в сказку верь, хочешь – нет, а каждый человек, как в осознанный возраст войдёт, о сроках своей жизни задумываться начинает. А кому за пятьдесят лет  уже перевалило, степеннее становятся, молчаливее. Какие думки их перед сном тревожат, о чём вздыхают, об этом как-то не принято говорить, да никто и не спрашивает. Как ручьи к речке свой путь находят, так и мысли людские к Богу тянутся… А срок всё короче с каждым прожитым днём. Одно  человеку не даёт впасть в уныние – никому не ведомо, когда навсегда закроются глаза…

                *
     С детских лет я имею склонность к одиночеству, страшно устаю от пустопорожней болтовни, от суеты, от торопливой спешки. Всё это ворует жизнь человеческую, становится препятствием рассудительной мысли… И вот, я разменяла восьмой десяток лет. Тихонько, с палочкой в руке, иду по своим делам, сажусь передохнуть на придорожную скамейку и, в забытьи, внутренней полудрёме, смотрю на мир со смиренностью, воспринимая его как Замысел Божий, уже без тех бурных порывов что-то изменить, переиначить. Ломать планы чьи бы то ни было, это же чуть ли ни бандитское вторжение в чью-то жизнь, в чью-то выпестованную мечту…
     Я возвращаюсь домой усталая, как выпотрошенная рыба, еле-еле у меня хватает сил дойти до дивана. Ложусь, закрываю глаза и наслаждаюсь покоем, просто тем, что так хорошо, отпустив все мысли - лежать. Тело не отзывается болью и это уже хорошо. Нет уже сил даже ворочать камни застарелых мыслей. Только теперь я понимаю, что это труд, быть может - самый тяжкий…
     Проходит 30-40 минут, силы постепенно возвращаются. Нет, это ещё не те силы, с помощью которых я смогла бы из принесённой сумки переложить продукты в холодильник. Но мне уже совестно от того, что время проходит мимо меня, а я бездействую.
     На столике у дивана всегда лежат недочитанные книги, тетради с бумажными закладками. Эта горка служит мне упрёком и напоминанием о незавершённости моих замыслов. Не глядя, на ощупь, беру книгу. Оказывается, Судьба вложила мне в руку сборник стихов Осипа Мандельштама. По закладке открываю непрочитанное: «Пешеход». Читаю и перечитываю, но замысел автора совсем не совпадает с тем, что я видела, когда только что сама была пешеходом…
     Постепенно память начинает возвращать мне те пройденные мгновения и картины увиденного, прочувствованного. Нет, я не вступала с кем-то в разговор, осторожно переходила дорогу, никому никоем образом не мешая. И всё же я была на людях, я была пешеходом, так сказать – одна и не одна. Оказывается это тоже важно для человека…

                *
Паденье – неизменный спутник страха,
И самый страх есть чувство пустоты.
            Осип Мандельштам  1912 г.

     Я ещё и ещё раз перечитываю эти строчки. Сама себе удивляюсь: как же так? Ведь, поскользнувшись зимой, на скользкой дороге падала и не раз. А если удавалось мне сохранить равновесие, то всё равно бросало меня в холодный пот… от нахлынувшего страха. От чего во мне зарождался этот страх?.. Я всего лишь теряла опору, уходила земля из-под ног, и я, на какое-то мгновение оказывалась ничьей, не относящейся ни к чему… И будь ты хоть каким умным, сильным и богатым, если ты ничей, «неприкаянная душа», то это и есть самое страшное из прочих страхов. Снежинку ветер несёт, а у неё одно лишь желание – прильнуть к телу матушки Земли…

                *
     Каждый месяц, девятого числа, в мои двери стучится почтальон, пенсию приносит. Вот уже, года два в нашем посёлке почтальонами работают мужики, в основном те, кому трудно найти работу по специальности, по возрасту, по здоровью, да мало ли как у кого жизнь сложилась…
     Человек приходит в твой дом и отношение к нему более тёплое, чем к кассиру за стеклянной перегородкой. Почтальон становится близким тебе человеком. (Это в моём случае, может быть у других людей отношения складываются по-иному). Встретившись на улице, мы с улыбкой здороваемся, иной раз перекинемся парой слов. А как иначе? Мы же люди и отношения между людьми должно быть человеческое.
     Как-то я спросила почтальона:
     - В наше время, когда телефоны в карманах чаще встречаются, чем кошельки, пишут ли люди письма?
     - Пишут. Пишут те, кто с молодых лет письма писал… Те, кому приходят эти письма, бережно хранят их. Слово – летучее. А написанное на бумаге совсем иной вес имеет…
     Почтальон ушёл, а я, закрыв за ним дверь, всё ещё продолжала думать о письмах. В былые годы и я писала письма мужу, маме, брату, сынам. Каждый день, с замиранием сердца открывала почтовый ящик. А что теперь? В ящике только газеты и платёжки за коммунальные услуги. Что тут поделаешь, писать мне больше некому.  Мои адресаты в Мир Иной ушли. Дети и внуки – рядом со мной живут. Но я продолжаю писать, немножко по-иному совсем незнакомым людям. Делюсь своими мыслями, впечатлениями. Пусть я, то, что написанное моею рукой не запечатываю в конверт, и выглядят мои послания совсем по-иному, но это письма, письма от человека к человеку, тёплые, сердечные, в которых я делюсь своим наболевшим, просто – желая выговориться. Понятное дело, я не жду ответа, от кого бы то ни было совета, сочувствия. Просто из глубины души тихом шёпотом звучат просьбы: «Сохраните мои письма…» В них я – человек, тоненькая былинка под солнцем. Наступит осень в моей жизни и я уйду, вслед за моими предками, туда – в зазеркалье. А письма останутся в этом мире, между обложек моих молчаливых книг. В ровных строчках незаметны мои восторги и страхи, моё волнение и удивление, но только до той поры, когда буковки сложатся в слова и заговорят моим голосом, не войдут в контакт двух трепетных сердец. И это всё я, пишу Вам издалека, без адреса, без почтовой марки, просто – на предъявителя. Поверьте, мой Привет не остыл за давностью лет. Он такой же сердечный, живой и горячий. Прошу Вас, сохраните мои письма!..
                Искренне Ваша, А. Боднарук

                *