Берлин. Двадцать лет назад

Берлин.
Двадцать лет тому.
Дым коромыслом.

Одна невзрачная средненькая транснациональная фирма проводит так называемый Sales’n’Marketing meeting, который мы предпочитаем называть Садо-Мазо-митинг.
Боссы неистовствуют. Что за фак-перефак! Где анализ? Вы уволены! Да нет, не вы, а вон тот!

На вторые сутки экзекуции – Все! Генуг! Инаф! Баста! Свободны!

И вся банда – человек сорок восточных европейцев, слегка поднашпигованная немцами и даже парочкой итальянцев – с гиканьем мчится в Потсдам, в любимый португальский ресторан. Там нас ждет веселый затейник Теобальдо, который вечно всех удивляет – то огромной меч-рыбой, запеченной в морской соли, то молочными поросятами на вертеле, то кошмарной двенадцатилитровой бутылкой «Навуходоносор» - старого порто…
 
Мисс «Наша фирма» этого года – это эстонская девушка по имени Ыйю, щуплая и белесая, не признающая русский язык, и говорящая на интереснейшем английском. Знаете, сколько букв «к» в слове «маркетинг»? Ни в жисть не угадаете. Четыре. Марк-к-к-кетинг.
 
И – подлинное украшение конторы – варшавянин Эдвард. Консультант по Стратегическому Планированию Международного Дивизиона, мать-перемать, еще немного, и в Папы Римские…  Роскошный шляхтич, выправка гусара, нордический типаж, выпускник МГИМО.

Но – при этом – постоянно кислая рожа и вечная обида. На всех. Ууууу, эти москали, как эти, пся крев, умудряются столько продавать? А адольфы? А эта калабрийская шелупонь, которая мной, Мной, МНОЙ- командует????

Приехали. Тео, каро, вивер, саудасао, где портвешок – твой ровесник?! Быстро выдули, и перешли к плебейским – Граппа! Дуо Доппио! Иштван, твоя сегедская палинка – это душевно, шарики за ролики мигом уходят… А этот поганый сингл-молт – это просто сивуха, настоянная на горелых покрышках, фу, водки мне…

Ну и наступила пора травли (травления? потравы?) баек, притч, анекдотов. Наступил мой черед:

- Варшава. Год этак тридцать третий. Вечер. Пан Потоцкий, шляпа-канотье, трость, крахмальный воротничок, фланирует, но чувствует – скучновато, надо бы взбодриться, и вдруг видит – красный фонарь. Мгновенно вспоминает, что уже давно не был в этом борделе.

Подходит, звонит в колокольчик, распахивает дверь, и видит – за конторкой сидит его старая знакомая, пани Ядвига, «мамка» данного заведения, и раскладывает пасьянс.

- Пани Ядвига, целую ручки, сколько лет, сколько зим! О, пан Потоцкий, давно вас не было, выглядите прекрасно, чем и как пана порадовать? Хотелось бы знать, пани Ядвига, практикует ли у вас по-прежнему пани Зося, этакая субтильная блондиночка? О да, пан Потоцкий, девочка всегда к услугам пана! И что, сейчас свободна? Безусловно. Для пана – всегда. И, как я припоминаю, блюдете традиции, плата – всегда авансом? Всенепременно, ясновельможный пан, нынче такие смутные времена…

Пан Потоцкий отсчитывает деньги, взлетает по лестнице на второй этаж, оттуда немедленно начинает раздаваться звонкий женский смех – О, пан как был озорником, таким и остался!

Через несколько минут пани Ядвига поднимается наверх, и стучит в дверь.
-Да-да? Кто там? Это я, Зосенька, пани Ядвига. Что-то случилось, я могу быть полезна для пани именно вот сейчас? Да, Зосенька, можете. Скажите, пан Потоцкий уже вструмил? Да, пани Ядвига, вструмил, а что? Так вот, милая, сделайте все, чтобы пан ни в коем случае не получил удовольствие, так как пять минут назад он мне вструмил кучу фальшивых злотых…

Ржут. Нескромно, но ржут сильно, показывая друг другу на Эдварда. Укатывается даже как бы не говорящая по-русски эстонка с именем на букву «Ы». Почему? Потому что джентльмен, слегка посиневши, и кусая губы, машет мне, типа, пойдем, выйдем… Выходим. У Эдика пропал блестящий мгимошный диалект, попёр акцент и даже какие-то родные ему обороты.

- Александр, я естем… разочарован. Я думал, ты… интеллектуалист, а ты… Ты знаешь, кто такие Потоцкие? То ест щвятое… Коронные гетманы, маршалки, философы… один чуть не стал крулем…

Я прервал оратора, приобнял за плечико, и начал:

- Эдуардик, это не ты, а я разочарован. Ты в нашей конторе, вроде бы, на жаловании спеца по эксплуатации стереотипов и ассоциативного мышления? Ну, займемся анализом? Какие польские фамилии будят у русского феномен узнавания? Дзержинский? Пилсудский? Наконец, Рокоссовский? Вряд ли. Свою историю не знают, польскую – тем более. Кшепшицюльский? Салтыкова-Щедрина читали? Не смеши. А Потоцкий – безошибочно – поляк. Неведомый и среднестатистический. Был бы чех – был бы Страшлипка-Водичка. Румын – Стамеску-Занавеску. Грек – Самтыкаки-Недопопуло. Убедил? 

И еще – немного личного. Я в свободное от нихренанеделания время поигрываю в интеллектуальные игры, и у нас давно образовался прелюбопытнейший социум – кого там только нет, от безработных до академиков, короче, там попадаются историки, с которыми тебе было бы, возможно, невредно пообщаться. Ребята могут примерно годик-полтора непрерывно трепаться на тему генеалогии  Ягеллонов, Пястов, Понятовских, Радзивиллов, Сапег, Любомирских, Сангушек, Массальских, Огиньских, Вишневецких, тех же Потоцких… Никого не забыл?

Эдик в ответ как-то бледно улыбнулся, и мы пошли доедать сапатейру и калдейраду, и допивать ледяные, белые, с цитрусовыми тонами - Энкрузаду и Алваринью.

Вечерний Берлин бывает прекрасен.