Чтобы жизнь понять - 2

     Бледно-серая невзрачная обыденность беззубым ртом съедает время нашей жизни. Всё идёт своим чередом, привычно, как пасмурный осенний день вчерашний, сегодняшний и завтрашний вряд ли будет лучше. Утро, неразличимый  в мутном небе полдень и, вот уже сгущаются сумерки.
    
…
На ветер брешет шавка во дворе,
Меняется число в календаре,
Зевота выворачивает скулы,
Околица без задних ног уснула.
               Сергей Самойленко

     Скучные, тоскливые, ничем не выделяющиеся дни, без малой тени вдохновенья, редко у кого из людей пишущих остаются в памяти, тем более в рифмованных строчках. А Сергей Самойленко сумел описать то, на что и глазам не хочется смотреть. Зауважала я этого незнакомого мужика из страниц журнала «Литературная учёба», за 1991 год. Он смотрит на мир сердцем, а это редко кому удаётся…

                *
     Долго стою у края тропинки у дороги, жду, пока проедут машины в одну и другую стороны, чтобы появилось «окно» на проезжей части дороги, позволяющее мне, моим медленным шагом перейти улицу. И, вдруг, не доезжая несколько шагов до меня, останавливается дорогая иномарка. Водитель рукой показывает мне, мол – переходите, я подожду. Согласно кивнув головой, торопливо стараюсь перейти проезжую часть дороги. Оглянулась, водитель смотрит на меня. Я слегка поклонилась ему и сказала Спасибо. Машина начала движение и набрала скорость. Проводив её взглядом, пошла в своё двор.
     Казалось бы, ничего особенного, обычный, рядовой случай. И то, что за стоящей машиной выстроилась очередь куда-то спешащих машин, а в них сидят и нервозно, совсем недружелюбно поглядывают на меня водители, тоже ничем непримечательный случай в жизни, пусть даже десяти человек. Запомнили ли мы друг друга? В этом я сильно сомневаюсь. Но Судьбе было так угодно, чтобы наши пути пересеклись. Вопрос в другом. Машин туда-сюда проехало много, а человечность проявил один, всего один водитель. Нужно ли было сказать ему Спасибо или принять, как должное?
     Помню из своих школьных лет, когда учительница строгая и ученики дисциплинированные, а один оболтус выделится своим хулиганским выпадом, тут же поднимается волна возмущения. Теперь ситуация с точностью до наоборот. Так, как же было мне не сказать человеку Спасибо? Пусть я не запомнила его лицо, и моё лицо вряд ли отложилось в его памяти, но «сладкая ягодка среди горьких» запомнилась…

                *
          Песня «Подари мне платок» стала истинно народной песней. В ней сама женская душа. Ведь ещё с древних времён девушке, женщине, матери дарили платок и жена, мать, сестра дарила платок суженому, сыну, брату в знак того, что именно её любовь будет хранить дорогого ей человека от бед и напастей. И этот дарёный платок, если и не мог спасти бойца от вражеской пули, то оставался с ним «на веки вечные».
     Я носила платки и косынки со дня моего рождения и, уверена в том, что и в «последний путь» меня отправят в платочке. Уже восьмой десяток лет разменяла, но и до сих пор ношу мамины платки. Есть у меня платки подаренные другими людьми: мужем, сынами, невестками. Мои знакомые тоже считают, что лучшим подарком для меня будет платок: летний, осенний, зимний. И если в застолье родные и близкие мне люди начнут петь песню «Подари мне платок», из моей памяти выплывает, как тогда говорили «газовый платок», нежно голубенький с белыми завитками. Его подарила мне свекровь, Василиса Артёмовна. Я долго носила его, и до сих пор храню его, как память об этой хорошей женщине. И это не просто подарок, а знак того, что я принята в их семью.
     Нет, не сразу, а может быть только сейчас я поняла, что платок – далеко не простая вещь, которой прикрывает тело от солнца или от холода, он греет душу при любых житейских обстоятельствах.
     Когда распадается семья, кровавой пеной над сосудом слёз вздымаются нанесённые обиды. Даже два десятка лет после развода боль ещё не улеглась. Лично я жалела женщину, которая после меня вошла в его дом, прекрасно понимая, что счастья не будет, он не способен изменить свой характер. Но, при всём, при этом, какой силы было моё удивление, когда после смерти их обоих, я вошла в садовый дом моего старшего сына, Григория, унаследовавшего отцовский сад, и увидела вещи, второпях забытые мной, когда «навсегда» покидала этот дом. Нет, мы мирно разошлись, не устаивая скандальную делёжку… Оказалось, он два моих платка не бросил в весенний костёр. И новой жене не позволял их носить. Как, что удерживало его от этого поступка?..
     Так, зачем же мы всё-таки дарим платки? Для того чтобы просто порадовать человека, может быть даже задобрить? А может быть этот ритуал, дошедший до нас из глубины веков, имеет другой посыл? Ибо вещь можно сжечь, просто выбросить на помойку, но память ластиком не сотрёшь…

                ***

                В О Д А

Мы воду пьём,
Мы ею грядки поливаем,
Мы с собой в поход берём,
Лицо и руки умываем.

     Святую воду в крещенские морозы, выстояв у Храма длинную очередь, несём домой в бутылках, в банках, как самую дорогую, животворящую и защищающую ценность, соединяющую наш бренный мир и Небесную Святость. Несём в свой дом, туда, где родители наши и наши дети, где прошлое и будущее на ладони времени.
     Вода течёт, вода струится и зеркальной гладью вбирает в себя Мудрость Неба и Святость Земли-Матушки. Это дожди и снега, это росы и туманы, и яблочный сок на столе в гранёных стаканах, сладкий берёзовый сок и солёные слёзы.
     Всё это - Вода, кровь Земли и Неба, потом уже огонь в печи и запах хлеба. Потом мать и сын в пелёнках… Это всё то, из чего весь мир наш соткан.
     Вода! Без запаха и вкуса.
Хлебный колос,
Волосы девчушки русой.
Всё она – Вода Святая!
Мы её ещё цены не знаем…

                ***

                Д В Е Р И

«Красивая запретная дверь не всегда скрывает что-то таинственное и интересное. Частенько за ней кроются лишь серость и пустота».
                Ли – Ло

     Был случай, ещё в далёком моём детстве. В нашей хате, на малой половине было два окна, рамы буквой «Т». Жили мы очень скромно. Каждая копеечка на счету. Но, вот беда, ещё зимой под боковым окном глинистая стена обвалилась. Как уж там бабушка с дедушкой эту дыру размоченной глиной, из той же стены, пополам с соломой залепляли, я не видела. Я в это время в школе была. Худо-бедно, а до лета мы дожили. А там бабушка среди своих знакомых разузнала, что в Лыпныках, (это часть села со стороны кладбища), у своей сестры живёт мужик один. По слухам он на мебельной фабрике работал, по дереву – на все руки мастер. Но, нет-нет и с ним конфуз случается, который в простонародии называют – запой. Держали его на производстве только на тот случай, когда кому-то из начальства понадобится «шедевр» сработать. Его тут же, срочно вызывали, объясняли, что да как, запирали на ключ в мастерской и только два раза в день супу из столовой приносили. Но он и это забывал поесть. Как загорится в нём творческая жилка, то уж ни дня, ни ночи для него не существовало. А сработает вещь, требует, чтоб его под душ сопроводили и чистую спецодежду выдали. Тогда, к нему, чистому, накормленному, заказчика приглашали. А уж заказчик нахваливает его, языком прищёлкивает. И бригадир рядом стоит, довольно улыбается. Однако, как только он деньги получил, всё-о – пропал человек… Так всё продолжалось, пока пенсионный срок не подошёл. Проще говоря – турнули его… Деваться ему некуда, приехал в село к сестре. А у той муж – язвенник. Как ему не угождай, ему всё не так. И так некстати забулдыжный братец жены объявился. Еле уговорили хозяина пустить пожить братца на большой половине хаты. А в старых хатах как было? На малой половине хозяева жили, а через сени – то ли овцы, то ли козы зимовали. Вот в этот пустующий хлев его и поселили. Мол, сам обживайся как можешь. Конечно же, кровать он для себя знатную сработал. Досок где-то достал, пол настелил. В нашем селе только в школе были деревянные полы, да ещё у него. Вот он, в этой своей хате жил, перебивался мелкими заработками: кому калитку, кому ворота починит. Мама же моя ему оконную раму собралась заказать. Тут и я за ней увязалась. Посмотреть охота было, что за дядька такой, что бабы его наперебой хвалят.
     Приходим. А тут ещё по дороге в Лыпныкы, на тот конец села, нас дождь прихватил. Хозяева нас в сени впустили и на скамейку, застеленную рядном, усадили. А того мужика на тот момент дома не было. Куда пошёл и когда вернётся – не ведомо. Мама сидит, тяжело вздыхает, у неё выходной даром пропадает. А мне, малой да глупой – и горя мало. Сижу себе в сенях и на новую дверь, на большую половину, во все глаза гляжу. А дверь жёлтенькая такая, резная. Прямо картина с резными жар-птицами, ручка медная – рыбка с чешуёй. Уж мне-то, ничего краше не видевшей, сладостно грезилось, будто бы за дверью, не больше, не меньше – сказочная страна. А в действительности вышло так, что я даже расплакалась.
     Пришёл тот мужик, потолковала мама с ним. А он, прежде чем цену назвать, прямо так и говорит: «Поесть бы…». Мама тогда вспомнила, что принесла ему ещё тёплый с печи, бабушка испекла, круглый хлебушек и десяток варёных яиц. (Это был такой неписанный в селе закон: нести ему хлебину и что-то там ещё до хлеба. А при расчёте – бутылку самогонки и чем-то закусить. Это помимо денег).
     Вот, тот мужик, метнулся во двор, в бочке руки сполоснул, об себя вытер и перед нами красивую дверь открыл. Сам, первый, зашёл и на столике, на газете свой обед разложил. На деревянном блюде яички раскатились, вперемешку с луковицами и яблоками, давно потерявшими свою привлекательность. Нож был острый, но ручка у него, как у нашего ножа, которым наша бабушка тыкву свиньям нарезает. «Вот тебе и мастер!» Но больше всего меня разочаровали облупленные, не беленные стены и на некрашеном полу опилки и разные деревянные обрезки валяются. Мне, от обиды и разочарования ком к горлу подкатил. А дядька тем часом чуть ли ни пол хлебины умял и теперь дольками яблоко нарезал, смачно хрустя. 
     Домой мы шли уже втроём. Дядька шёл с нами, охал и ворчал, дескать далеко идти пришлось… Пришли. Как он там обмерял окно, я этого не видела. Меня послали в огород яблок-паданок ему насобирать.
     Где-то, через неделю, я, уже с бабушкой, пришла в его дом, узнать: как там наш заказ? Красивой двери не было. Дверной проём был завешан какой-то полосатой тряпкой. Оказалось, дверь заказчик выкупил. А мастер всё негодовал, что если бы не наш заказ, то «он бы уже водку пил и песни пел!»
     Стёкла для окна нам наш дедушка принёс. Одним словом, это окно радость внесло в нашу хату. До сих пор вспоминаю. Когда уже уехала из села, в письме к маме о том дядьке однажды спросила. Ответ был коротким: «Нет уже его. Какой-то нехороший человек с ним палёной водкой расплатился…».
     А мне жаль его. Руки у него золотые, да жизнь неладная…

                ***