Цветы запоздалые. Глава 8 Беседа у камина

Роман-ремейк-продолжение ранней повести А.П.Чехова "Цветы запоздалые" и одноименной экранизации.

Иллюстрация:авторское право.

 Цветы запоздалые. Глава 8 Беседа у камина
Зера Черкесова1
В черновом варианте: Глава 9. ЦЗ. Новая беседа и гипнотический транс


Князь Гагарин сидел в своём кабинете за книгами и бумагами.

В кабинет постучали.

— Войдите.

Вошла горничная Элиза и сказала, что мадемуазель, что гостит у них, просит аудиенции.

— Вот так прямо, и аудиенции, словно я король? — не отрывая глаз от бумаг, иронично ответил он и добавил: — Простите.

— Слушаюсь.

И тут же в кабинет несмело вошла стоявшая тут же Мари.

Князь встал ей навстречу и предложил сесть в кресло.

— Итак… — начал он за неё. — Я вас слушаю. Чаю, кофе?

— Нет, благодарю.

— Но себе я всё же хотел бы и для вас пусть прибор принесут.

Он позвонил, горничная снова вошла и без слов сразу поняла, чего от неё хотят, едва взглянув на князя. Видимо, у них уже установился телепатический контакт.

С горничной говорили по-французски, русских слуг отчего-то он избегал.

— Прикажете кофе?

— Да, полагаю, для беседы кофе более подходит, как тоник и улучшитель настроения. Два прибора.

Она ушла.

А князь подошёл к окну и выглянул на улицу. За окном громыхали тяжёлые повозки, мчались кареты, по обочине шли мужчины, женщины, дети — был центр Ниццы.

Но пейзаж был уныл и навевал усталость погодой сумрачной, без солнечного дня, с моросящим дождичком, то и дело возобновляемым.

— Это просто Лондон какой-то, который день туман и моросит, а не Ницца в сентябре, — усмехнулся он.

С этим он подошёл к камину и перевернул дрова и уголь, стало ярче и теплее, дровешки весело заискрились огоньками.

Он снял длинный стёганый мужской халат и остался в белоснежной рубашке и брюках. Золотые запонки сверкнули на запястьях.

Вытащив часы на цепочке, он произнёс: «Без четверти двенадцать».

— Вы что-то сегодня рано поднялись, мадемуазель, после всего пережитого вам это может быть трудно, и ещё требуется постельный режим.

Мари взглянула на него, и её глаза увлажнились, она произнесла:

— Но я не хочу постельного режима…

— Это понятно, — охотно согласился Владимир. — Вы молоды, в таком возрасте никому не хочется лежать, даже если этого требует врач.

— Но всё же благоразумие, мадемуазель! Вы много себя нынче перетруждаете, прежде всего эмоционально, это не есть хорошо для вас сейчас.

— Может быть, стоит уже говорить начистоту? — ответила она. — Вы находите моё положение безнадёжным, рекомендуя постельный режим и благоразумие. Я не хочу вас стеснять, я и так обязана вам.

— Ну вот ещё… Ничем вы мне не обязаны, выкиньте это из головы. Вы обязаны только одному: сделать всё, чтобы вылечиться и жить.

— Но в прошлый раз, Владимир Иванович, вы не ответили мне на вопрос, почему вы уверены, что я вылечусь, когда мой лечащий врач, доктор Николай Семёнович…

— Я уже написал ему депешу и отправил домой, в Россию. И ваша семья, разумеется, тоже в курсе, я послал срочный телеграф и письмо следом пространное.

— Вы всё решили за меня?

— Мне казалось, что в прошлый раз мы обо всём договорились, разве нет?

— О чём?

Пауза.

Подумав, он спросил, словно спохватившись:

— Вы просили у меня аудиенции? Вы хотели мне что-то сказать или спросить?

— Да. Я хотела попрощаться.

Снова пауза.

Он взял кочергу и снова задумчиво помешал в камине угольки и головешки.

Затем, сев за свой письменный стол, он ясно и с некоторым металлическим отливом в голосе сказал следующий вердикт:

— Мадемуазель Мари, если позволите и по имени тоже. Я понимаю вас. Вы молодая девушка, одна здесь, без семьи, в доме, где вы оказались случайно. Разумеется,вам боязно вот так соглашаться оставаться здесь, что противоречит вашему воспитанию, этике, чувству безопасности. И, конечно, я не смею и не имею ни юридического, ни морального права настаивать и удерживать вас против вашего желания. Вы вольны в любой момент поехать домой, в Россию, и я окажу вам в этом всяческое финансовое и прочее содействие, даже пошлю с вами свою служанку, чтобы вы не были в дороге одна. Я готов буду и в дальнейшем оказывать вам посильные услуги, оставиввам свой адрес для контактов. Я не возражаю против ваших решений. Но есть одно «но»…

Вы больны. И время работает против вас, и я не имею права, как врач, вас вводить в заблуждение. Если бы вы были здоровы или ваше состояние более или менее стабильно, я бы не уговаривал вас оставаться. Вы понимаете меня?— О, да, мерси. Вы всё правильно за меня сказали, избавив меня от этого… Так трудно было решиться всё это вам высказать. Но я всё ещё не понимаю, каким методом вы хотели бы лечить меня, коли все средства исчерпаны и положение безнадёжно. Да и зачем вам в вашем доме заразная больная с открытой формой чахотки?

Сказав это, она опустила голову на грудь, словно стыдясь сказанного.

— Не волнуйтесь об этом. У меня и моих слуг абсолютный иммунитет. Я не признаю концепцию заразных болезней. Эта концепция ложна.

— Вот как? — удивилась Мари. — Но разве люди не заражаются…

— Нет, — оборвал он её.

— Но…

— Это долго объяснять, вам нужно много учиться, чтобы я мог говорить с вами наравне.
— Я понимаю, — ответила она смиренно. — Я так немного училась.

— Ну не прибедняйтесь, — улыбнулся он. — Золотая медаль Института благородных девиц Российской империи тоже чего-то стоит. Как база. В России аристократии дают крепкую образовательную базу юношеству обоего пола. Но недостаточная, а только первая ступень. Вы многому учились, но ещё большего не знаете. Как, впрочем, мы все. Даже и окончившие университеты.

— Я хотела бы в университет…

— Я мог бы вам в этом помочь, но сейчас перед вами стоят другие задачи.

— Какие же?

— Абсолютно довериться мне и делать то, что я сам велю для вашего исцеления. Не сомневаться ни в чём и не прерывать курс. Вы готовы?

— Я не знаю… А как это будет выглядеть?


Он подошёл к ней и, взяв в свои руки её русую головку, провёл по волосам. Она зарделась от смущения и хотела было встать, но он властно указал жестом сидеть.

— Это будет частью лечебных сеансов, — сказал он. И добавил: — Вы должны к этому относиться спокойно, моим прикосновениям. После получаса сеанса вы будете покидать мой кабинет и возвращаться к себе.

— Это поможет? — неуверенно спросила она.

— Наверняка не могу сказать, — честно ответил он. — Ваш процесс в лёгких, к сожалению, зашёл далеко, и вас травили массой ненужных химических препаратов, ещё больше навредивших вам. Но мы будем работать. День за днём.

— Что же это за метод?

— Это метод доктора Месмера. Слыхали о таком?

Она покачала головой:

— Нет.

— Ну разумеется. Всё истинное дискредитируется.

В этот момент она стала заходиться в кашле, то красная, то бледнея, от натуги, разрывавшей её изнутри. Князь позвонил, и вошедшая только теперь с подносом горничная, поставив поднос на овальный стол, взяла Мари под руку и помогла ей добраться до её комнаты.

Спустя несколько минут, когда она лежала под одеялом, раздетая до рубахи и вся пылала, заходясь в кашле, к ней по знаку горничной зашёл князь и её ныне доктор и сел у постели. Горничная теперь оказалась умелой ассистенткой врача, подавая нужные инструменты и снадобья, выполняя указания чётко и молча.

Он развёл тут же некое снадобье и дал ей выпить. Ей почти мгновенно стало легче. Кашель удалось унять. Она с облегчением вздохнула.

— Спасибо, доктор, — прошептала она. — Что это помогло мне, раньше мне ничего не помогало, пока не вымучает до последнего.

— Это средство, привезённое мной из Юго-Восточной Азии, — ответил он. — Но вы не должны сейчас говорить и волноваться. Вы должны спать.

Спать… спать… повторял он, поглаживая её льняные волосы, разбросавшиеся по подушке. И она тут же глубоко и крепко заснула.

02.09.2025 18:10

02.09.2025 13:28