Выживание - 3

3.

Мы выехали на улицу. Скай одной рукой крутила руль, объезжая разбросанный по асфальту хлам, а другой нащупала кнопку радио. Из динамиков полился треск помех, который она быстро прогоняла, крутя шкалу настройки.

— Может, что-то будет интересное в эфире… — пробормотала она.

Большинство частот молчали или шипели. Одна вещала какую-то безумную христианскую проповедь о каре господней. На другой слышались лишь повторяющиеся гудки аварийного оповещения. Но вот поймали относительно чистый сигнал. Голос диктора, мужской, срывающийся от напряжения, без всякой выучки, торопливо сыпал информацией:

— Повторяем экстренный выпуск! Ситуация в городе стремительно ухудшается. По последним данным, районы Нижний Ист-Сайд и Чайнатаун в Манхэттене полностью потеряны. Сообщается о массовых… о массовых нападениях. Полиция и Национальная гвардия пытаются удерживать периметр вокруг Сити-Холла и Финансового квартала, но… Господи… толпы… они просто накатывают волнами…

Скай и я переглянулись. У меня в животе похолодело.

— В Бронксе, — продолжал голос, — эпицентром беспорядков стали Клэйсон-Пойнт и Хантс-Пойнт. Из больницы Линкольна поступают сообщения, что… что персонал и пациенты забаррикадировались на верхних этажах. Призывы о помощи… Мы не можем ничего сделать…

Диктор задыхался. Было слышно, как он громко пьёт воду прямо у микрофона.

— В Куинсе… Боже… Аэропорты Ла-Гуардия и Кеннеди… Там ад. Полный ад. Взлётные полосы забиты машинами и… и телами. Сообщается о стрельбе… Национальная гвардия пытается расчистить подъезды, но… Потери… Потери среди военных огромные. Они не ожидали такого… такого ожесточения…

— Чёрт, — прошептала Скай с побелевшим лицом. — Кеннеди…

Я молча кивнул. Моя первая, наивная надежда рухнула окончательно. Туда теперь дороги нет. И хорошо, что не сделал попытку отправиться в том направлении.

— Бруклин…

Голос на радио стал ещё тише, почти шёпотом.

— Бедфорд-Стайвесант, Браунсвилл, Ист-Нью-Йорк… Там уже никто не контролирует ситуацию. Полиция отступила к центру района, к зданию суда на Адамс-стрит. Сообщается… сообщается о случаях мародёрства и стрельбы между выжившими… Гражданская война на фоне всего этого… Официальный приказ для всех оставшихся в живых: не пытаться прорваться в Манхэттен. Все мосты… Все мосты и тоннели либо заблокированы Нацгвардией, либо… либо захлёбываются толпами…

Он сделал паузу, и в эфире было слышно только его тяжёлое дыхание.

— Это… это студенческое радио WKCR. Мы… мы, кажется, остались одни в этом здании. Если кто-то слышит… Молитесь. Или держитесь. Не знаю…

Радио снова захлебнулось в помехах и умолкло. Скай выключила его. В салоне воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только гулом мотора.

— Становится только хуже, — заметила она, не глядя на меня.

— Это ещё не хуже, а пока терпимо, — поправил я её, стараясь звучать увереннее, чем чувствовал сам. — А вот дальше… Дальше, боюсь, будет по-настоящему хреново.

— Слышал, что он сказал о мостах?

— Слышал. Но у нас нет вариантов. Будем надеяться, он ошибается.

Мы ехали по Граham-авеню. Мертвецов видно не было, как и живых людей. Картина оказалась скорее унылой, чем ужасающей. Хотя неподвижные тела валялись на тротуарах и у подъездов. В витринах нескольких магазинчиков, лавка с сэндвичами, прачечная, были выбиты стёкла. На кирпичных стенах зияли свежие следы от пуль. Похоже, здесь недавно была перестрелка. Только между кем и кем?

— Останови, — вдруг попросил я, увидев одну конкретную машину.

— Зачем? — повернулась ко мне Скай, нахмурившись.

У обочины, частично въехав на тротуар, стоял полицейский Ford Police Interceptor. Его боковая дверь и лобовое стекло были испещрены пулями. Дверь со стороны водителя приоткрыта.

— Останови, — вновь, уже настойчивее, попросил я.

Скай затормозила, недоумённо глядя на меня. Я выскочил из салона, озираясь по сторонам. Улица была пуста. Я подбежал к полицейской машине. Сердце сильно колотилось. Помня, где копы в фильмах возили свой арсенал, я рванул ручку багажника. К моему удивлению и облегчению, он поддался с глухим щелчком.

«Отлично!»

Внутри, аккуратно закреплённый в креплении, лежал полуавтоматический дробовик «Remington 870». Рядом, картонная коробка с патронами. Красные пластиковые гильзы. Это были патроны с картечью, смертоносные на короткой дистанции. Без промедления я схватил дробовик и коробку.

— Просто прекрасно, — прошептал я сам себе.

Я спешно рванул назад к нашей «Кии», швырнул трофеи на заднее сиденье и плюхнулся на своё место, захлопывая дверцу.

— Думаю, лишним не будет, — сказал я, запыхавшись.

Скай только усмехнулась, совсем мимолётно. В её глазах мелькнуло одобрение.

— Наконец-то у нас появилось что-то посерьёзнее моего ствола.

«Киа» тронулась с места, выезжая с Граham-авеню на более широкую и оживлённую Бродвей. Здесь уже не было так пусто, к сожалению. Дорогу перегораживала перевёрнутая и дымящаяся грузовая машина. По тротуарам медленно бродили одинокие фигуры. Одна из них, бывший почтальон в синей униформе, вся в тёмных подтёках, заинтересованно повернула голову в нашу сторону и заковыляла к проезжей части.

— Приехали, — мрачно констатировала Скай, прибавляя газу.

Нам предстояло найти путь через этот хаос. И теперь, с дробовиком на заднем сиденье, наши шансы на это хоть на чуть-чуть, но возросли.

Мы продолжали двигаться вперёд, как вдруг раздался глухой хлопок, и наше заднее стекло треснуло, оставив пулевое отверстие. Следом донёсся отдалённый звук выстрела. В нас стреляли!

Скай принялась ругаться, видимо, от страха и ярости. Её нога вдавила педаль газа в пол, и автомобиль рванул вперёд, словно ужаленный. Мы на полной скорости врезались в плетущегося по дороге мертвеца в униформе дворника. Существо ударилось о капот с глухим стуком, перекатилось через него и зацепилось за что-то снизу. Послышался ужасающий скрежет и стук по днищу. Машину трясло и бросало из стороны в сторону. Скай, стиснув зубы, резко затормозила, и окровавленное тело наконец вывалилось из-под нас, оставаясь лежать на асфальте. Педаль снова в пол.

— Какой дебил в нас пальнул? — выдохнул я, вертя головой и пытаясь понять направление выстрела.

Крыши, окна… Непонятно.

— Понятия не имею, — сквозь зубы процедила девушка. — Какой-нибудь мудак на крыше, решивший поохотиться на живых. Или просто прих**вший от страха и безумия хрен.

Я подался назад, сгребая с заднего сиденья тяжёлый полицейский дробовик и коробку с патронами. Руки мелко тряслись, душа чуть ли не отлетала от тела. Всё казалось нереальным, кадром из какого-то дурного боевика. Впервые в моей жизни в меня стреляли, чёрт возьми! Хотя, если подумать, всего час назад, впервые в моей жизни, меня чуть не сожрал зомби-сосед Стив. Вот такие дела. Всё, в конце концов, когда-нибудь происходит впервые.

Повернувшись назад, я взял дробовик. Расстегнул предохранительную скобу на коробке, вытащил горсть красных пластиковых гильз. Палец нащупал кнопку защёлки магазина под стволом «Ремингтона», нажал, и трубчатый магазин опустел. Дрожащими пальцами я начал один за другим, до характерного щелчка, вталкивать патроны в подающее окно. Семь штук. Восьмой я дослал в патронник, передёргивая цевьё с привычным металлическим скрежетом. Теперь оружие было заряжено и готово к бою. Это действие немного успокоило меня.

— Со времён армии не держал оружие, — пробормотал я себе под нос.

Хотя нет, врал. С тестем иногда ходил на охоту. Но то было не часто. Раз в несколько лет. Да и ситуация совсем иная. Не было угрозы для собственной жизни.

— Бывает, — протянула девушка. — А я часто стреляла. Не по людям, конечно. Ходила на курсы по стрельбе. Да и дружок Бобби учил как-то…

— Бобби?

— Да так… Был один…

Наша «Киа» промчалась по улице, лихо объезжая бредущих мертвецов и брошенные автомобили. Иногда нам приходилось разворачиваться и искать объезд, потому что некоторые улицы оказались наглухо забиты застывшими навсегда пробками, настоящими стальными кладбищами.

На улицах не было спокойно. Совсем не спокойно. Отовсюду долетала канонада выстрелов. Одиночные хлопки, длинные очереди, доносившиеся из других кварталов. Над головой с рёвом промчался армейский «Блэк Хок», почти задевая крыши, и исчез за домами. Были и живые люди. Кто-то бежал куда-то с дикими глазами, другие, забаррикадировавшись на верхних этажах, отстреливались от ползущих на них тварей. Иные, заметив нашу машину, выскакивали на дорогу, размахивая руками, умоляя остановиться. Мы никогда не останавливались. Слишком опасно было подбирать чужаков в этом аду.

Скай, не отрывая взгляда от дороги, одной рукой стянула с себя косуху и швырнула её на заднее сиденье, оставаясь в своей просвечивающей чёрной майке с короной.

— Жарко, чёрт возьми, — пояснила она на мой немой вопрос. — И так трясёт, а тут ещё эта телогрейка.

Как раз в это время у меня в кармане завибрировал телефон. Сердце ёкнуло. Думал, что от Вероники, но нет. Сообщение было от мамы.

«Сынок, ты где? Я смотрю новости, у вас там какой-то ужас! Всё правда? Ты жив? Дозвониться до тебя не могу».

Пальцы побежали по экрану, пытаясь найти нужные слова, чтобы не пугать её ещё сильнее.

«Ма, всё в порядке. Я жив, здоров. Уже выезжаю из города. Всё не так страшно, как показывают. Преувеличивают».

Почти сразу пришёл ответ, будто она не отходила от телефона.

«Как выезжаешь? Аэропорты же закрыты! И границы! По телевизору сказали, что никого не выпускают!»

«На машине, мам. С друзьями. Улететь, да, вариантов нет. Пока дороги более-менее проходимы. Как у вас? В Краснодаре всё спокойно?»

Пауза была чуть дольше.

«Пока тихо. Но народу на улицах меньше. Много полиции, Росгвардии. На въездах в город какие-то проверки. Все смотрят новости про Америку. Береги себя, сынок! Позвони как будет возможность!»

«Обязательно. Я тебя люблю. Передавай привет отцу».

Я выдохнул и потёр переносицу. Эта короткая переписка вымотала не меньше, чем перестрелка. Я соврал ей. Но что я мог сделать? Сказать правду? Что мы заперты на острове с миллионами живых мертвецов? Она бы с ума сошла от беспокойства.

Когда я поднял глаза, то увидел, что мы приближаемся к въезду на Вильямсбургский мост. К удивлению, прямо перед ним не было тотального затора. Дорогу перекрывали армейские «Хамви» и мешки с песком. За баррикадой сновали солдаты в полной экипировке. Они медленно, после беглого досмотра, пропускали автомобили, формируя из них подобие колонны. Вокруг валялись десятки тел тех, кого уже не назовёшь людьми. Их отстреливали с крыш и из-за укрытий, как только те появлялись в зоне обзора.

— Боялась, что не проедем, — откинулась на сиденье Скай, глядя, как медленно движется перед нами очередь.

— Ну, пока вроде бы всё выглядит цивилизованно, — неуверенно заметил я.

Девушка повернула голову в мою сторону, уставшие глаза скользнули по телефону в руке.

— Жена?

— Что? — не понял я с первого раза.

— Переписывался с женой?

— Нет. С мамой. А что?

— Ничего. Просто.

— А твои родители где? — спросил я, чтобы перевести тему.

Скай пожала плечами. Взгляд её снова стал отстранённым и холодным.

— Понятия не имею. Сбежала из дому в пятнадцать, прихватив пару сотен баксов из маминой сумки. Обычная история. Папаша алкаш, мамаша наркоманка, дыра в Олбани. Потом скиталась по Нью-Джерси, работала на улицах, пока не встретила одного парня, Бобби. Он был не самый плохой тип. Не бил почём зря и колоться не заставлял. Он и устроил меня в клуб. Нормальный такой, подпольный, в Квинсе. А оттуда я уже сама переметнулась в танцы. Деньги лучше, И клиенты… не так пахнут».

Что значит, «работала на улицах», для меня в пояснениях не нуждалось. Удивительно, как она не подсела на иглу и не сгинула в подворотне. Хотя, кто их знает, этих наркоманов. У некоторых на лице не написано, что они принимают.

— Наверное, так бы и продолжала танцевать за деньги для похотливых мужиков, если бы не это ебу**е дерьмо, — закончила она свой рассказ, и в её голосе не было ни жалости к себе, ни сожаления, просто Констатация факта.

В этот миг подошла наша очередь. Скай остановила автомобиль перед шлагбаумом. К нам подошёл чернокожий сержант Национальной гвардии в каске и с «М4» на груди. Он заглянул в салон, устало скользнув взглядом по нашим лицам. Его взгляд задержался на груди Скай, на её полупрозрачной майке дольше, чем следовало, но лицо оставалось каменным. Он совсем не обратил внимания на полицейский дробовик, который стоял у меня между ног, глядя дулом в потолок. Сейчас, видимо, было не до этого. Иное время.

— Будьте осторожны на мосту, не останавливайтесь. Если увидите баррикады, разворачивайтесь и ищите другой путь. Держитесь левой полосы, правая заминирована.

Он быстро отбарабанил заученную фразу и махнул рукой.

— Проезжайте.

Скай кивнула и плавно тронулась, въезжая на длинный пролёт Вильямсбургского моста. Мы поехали по нему, вклинившись в небольшой поток таких же беглецов, оставляя Бруклин позади. Куда ехать дальше, было загадкой. Но сейчас главным было проехать этот мост.

Наша «Киа» медленно, в потоке таких же беглецов, пересекала Вильямсбургский мост. Я отвлёкся от наблюдения за колонной и уставился на воду внизу, на свинцовую гладь Ист-Ривер. На секунду меня отбросило в прошлое, буквально в июнь этого года. Мы всей семьёй, я, Вероника, Ксюша, отдыхали на Азовском море, дикарями, в станице Должанская. Поставили палатку прямо у кромки воды. Жарили шашлык и на костре рыбу, купленную у местных рыбаков. Загорали на пляже. Ксюша пыталась лепить замки из мокрого песка, а мы с Вероникой пили холодное вино и смотрели на закат. Теперь, похоже, всё это мне больше не светило. Я смутно подозревал, что никогда не смогу вернуться обратно к тому простому, нормальному счастью.

«И нахрена я вообще согласился на этот чёртов контракт? — горько подумалось мне. — Сидел бы себе в Краснодаре, работал удалённо на тех же самых пендосов. И без того неплохо зарабатывал, хватало на жизнь и на отдых у моря. Так нет же, потянуло на другой континент…»

Вздохнув, я потянулся за телефоном, доставая его из кармана олимпийки. Ловил обрывки связи и пробивался в интернет. Пробежался по новостным лентам, останавливаясь на видео, которое было опубликовано буквально минуту назад и уже набирало миллионы просмотров.

— Слушай. Твой президент выступил с обращением, — проговорил я, включая видео на полную громкость.

На экране появился Овальный кабинет. За своим знаменитым столом сидел президент США. Он выглядел уставшим, но собранным. Голос звучал ровно, с привычными, отработанными паузами.

— Мои дорогие сограждане, — начал он. — Страна переживает беспрецедентный кризис. В ряде наших городов, в первую очередь в Нью-Йорке, произошла вспышка необъяснимой агрессии. Мы работаем в тесном контакте с ведущими учёными и вирусологами мира, чтобы установить причину этого явления. Я призываю всех граждан сохранять спокойствие и бдительность. Избегайте контактов с лицами, проявляющими признаки неадекватного поведения. Не покидайте свои дома без крайней необходимости. Силы Национальной гвардии и регулярной армии приведены в состояние повышенной готовности и работают над стабилизацией ситуации и оказанием помощи пострадавшим. Мы делаем всё возможное, чтобы обеспечить вашу безопасность и вернуть порядок и спокойствие на наши улицы. Мы обязательно справимся с этим испытанием, потому что мы, одна нация, под Богом…

Дальше он говорил о единстве, о молитвах, о светлом будущем. Много красивых, пафосных и абсолютно пустых слов.

— И что думаешь?

— Ничего! — фыркнула Скай, когда видео закончилось. — Пустобрёх. Ничего не сказал такого, чего бы мы уже не знали. Небось, этот старый пердун уже сидит в безопасности, в каком-нибудь сверхсекретном бункере под горой. И семью свою, конечно, прихватил. Оставил нас тут, простой народ, разбираться с этим дерьмом. Чего бы не записывать видосы, сидя в кресле.

— Да все правительства, по сути, одинаковы, — заметил я, выключая телефон. — Главное, вовремя сделать серьёзное лицо и сказать общие фразы.

Мы в этот момент как раз съехали с моста на землю Манхэттена и двигались дальше, мимо армейских блокпостов, следуя за колонной таких же испуганных беглецов. Вокруг царила гнетущая картина. На перекрёстках стояли армейские «Хамви» (HMMWV) с установленными на крышах крупнокалиберными пулемётами «Браунинг M2». Возле них в полной боевой выкладке, каски, бронежилеты, разгрузки с магазинами, находились солдаты Национальной гвардии со штурмовыми винтовками M4. Их лица были напряжены, взгляды бдительно сканировали окна домов и боковые улицы. Они провожали нашу колонну внимательными, готовыми к мгновенной реакции взглядами. Казалось, они ждали, что из любой тени хлынет поток этих тварей.

На одной из площадей, прямо на кольце, зияла жуткая картина. Там громоздилась огромная, в человеческий рост, гора тел. Их облили бензином и подожгли. Чёрный, жирный, отвратительно пахнущий дым столбом поднимался к небу, а языки пламени лизали почерневшие конечности. Даже сквозь закрытые окна автомобиля доносился тошнотворный смрад горелого мяса. Военные методично сжигали заражённых прямо здесь, на улицах.

— Ты думаешь, это поможет? — поинтересовалась Скай, брезгливо морщась и стараясь не смотреть на кошмарное аутодафе.

— Вряд ли, — честно признался я. — Видя масштабы всего этого… я совсем не уверен. Их слишком много. Становится только хуже.

— Вот и я так думаю. Всё это еб**ее собачье дерьмо. И правильно мы делаем, что уносим ноги отсюда, пока это ещё хоть как-то возможно.

Мы продолжили путь, следуя указанному маршруту. Аллен-стрит, Уорт-стрит, Уэст-Бродвей. Улицы здесь были пустынны и выглядели как после бомбёжки. Разбитые витрины, брошенные машины, разбросанный мусор. Но, к нашему удивлению, тотальных заторов не было. Колонна машин двигалась медленно, но верно. Наконец мы свернули на Канал-стрит и увидели въезд в тоннель Холланда, тот самый подводный путь под Гудзоном, что вёл в Джерси-Сити, в Нью-Джерси.

Перед въездом также стоял армейский кордон, но машины не разворачивали, а, наоборот, пропускали внутрь, в темную пасть тоннеля. Солдаты выглядели особенно напряжёнными здесь, наверное, ожидая атаки из узкого, замкнутого пространства.

— Нам прямо везёт пока, — негромко заметил я, чувствуя, как сердце начинает колотиться чаще. Два с половиной километра под рекой. Ловушка идеальная.

— Только бы не встать тут, — прошептала Скай.

Её пальцы снова побелели на руле.

— Всё будет нормально.

Но нет, наша «Киа» и другие машины, впереди и позади, въехали в тоннель и направились вперёд. Оранжевые огни аварийного освещения мерцали, выхватывая из полумрака стены, покрытые граффити, и потёки ржавчины. Воздух внутри был спёртым и пах выхлопными газами. Мы ехали, затаив дыхание, боясь, образно говоря, чихнуть или кашлянуть, чтобы не привлечь внимания того, что могло прятаться в служебных нишах или между брошенными автомобилями.

Казалось, эти два с половиной километра тянулись вечность. Но вот впереди забрезжил свет. Свет дня. Мы набрали скорость и вырвались из подземной темноты на божий свет, оказываясь на другой стороне реки, в Джерси-Сити.

Тоннель остался за спиной. Впереди были новые, незнакомые улицы и новая, пока ещё неясная опасность. Но первый, самый психологически трудный рубеж остался позади. Мы перевели дух, но расслабляться было ещё рано.

Мы ехали по унылым, серым улицам Джерси-Сити, и пейзаж за окном мало чем отличался от бруклинского. Разве что чувствовалась какая-то провинциальная обречённость. Брошенные машины, разграбленные заправки, но главное, люди. Их было видно больше, чем в Нью-Йорке. Они сновали по тротуарам с оружием в руках. Кто с охотничьими ружьями, кто с битами, а кто-то и с внушительными автоматами. Они смотрели на наш белый «Киа» настороженно, оценивающе, но не проявляли агрессии. Выживали. Охраняли свои кварталы. Удивительно, но некоторые бары и забегаловки даже работали. Правда, двери были укреплены импровизированными баррикадами, а у входа стояли вооруженные до зубов мужики, впуская, видимо, только своих.

И вот один такой «свой», явно перебравший в одном из таких заведений, вывалился прямо на проезжую часть, едва не угодив нам под колёса. Он был огромен, в грязной фланелевой рубахе, и шатался как медведь-шатун.

Скай резко затормозила, вжав в клаксон. Звук был пронзительным и тревожным в этой гнетущей тишине. Пьяница даже не вздрогнул, только медленно повернул к нам заплывшее, багровое лицо.

— Не шуми, шалава, — пробурчал тот невнятно.

— Эй, мудак! — пронзительно крикнула Скай в ответ, высунувшись в окно. — С дороги, бл**ь! Тебя там, в баре, уже еб**и что ли, раз ты такой шаткий? Или ты просто конченный уе**н?

Мужик никак не отреагировал на её виртуозное сквернословие. Только бессмысленно хмыкнул, развернулся и поплёлся себе дальше, что-то невнятно бормоча под нос и покачиваясь.

— Козёл! — пробормотала она уже в его спину и с силой включила первую передачу, рванув с места.

— Ого! Где ты это так научилась работать языком?

— А иначе нельзя. Некоторые дегенераты у нас в клубе не понимают нормальных слов.

Мы свернули на одну из тихих, узких улочек, надеясь срезать путь и избежать лишних глаз. И тут же наткнулись на нечто, от чего кровь застыла в жилах. Сначала мы не поняли. Просто увидели стоящий на обочине тёмный «Хонда-Одиссей» с распахнутыми дверями. Но когда Скай инстинктивно притормозила, картина предстала во всех жутких подробностях.

— Господи… — вырвалось у девушки.

В её голосе смешались ошеломление, ужас и щемящая жалость.

— чёрт возьми!

Внутри минивэна, на переднем сиденье, находилась молодая женщина в окровавленной белой футболке. Она качала на руках маленького ребёнка, лет двух, тихо напевая что-то. Возможно мелодичную, убаюкивающую колыбельную. Но ребёнок оказался мёртв. Его кожа была землисто-серой, глазки затянуты мутной плёнкой, а на пухлой шейке зияли страшные, рваные укусы. Он не дышит. Он давно не дышит. Но мать, погружённая в шоковое безумие, не замечала этого. Она просто качала его,

Когда наша «Киа» медленно проезжала мимо, женщина повернула к нам голову. И улыбнулась. Мягко, по-матерински, с какой-то потусторонней, неземной нежностью. Это была самая жуткая улыбка, которую я видел в жизни.

— Надо… — прошептала Скай. — Надо что-то сделать.

Голос девушки дрогнул. Она смотрела на эту сцену, не в силах отвести взгляд, и её пальцы судорожно сжали руль.

— А нужно ли? — тихо, почти шёпотом, спросил я.

Она повернула ко мне взгляд, затуманенный слезами. Губы были крепко сжаты в тонкую полоску.

— Мы ничем не сможем ей помочь, — сказал я, и мои слова прозвучали чудовищно жестоко, но это была правда. — Ничем.

Я говорил это не только потому, что боялся подходить к ней и её мёртвому ребёнку. Я прекрасно понимал тщетность любой попытки. Ну предположим, мы отнимем у неё тело… И что дальше? Мы не сможем ничего ей объяснить, не сможем втолковать. Она в глубоком психозе. Мы будем таскать за собой безумную, неадекватную мамашу, которой требуется постоянный уход и внимание. Далеко с таким грузом мы не уедем. Это жестоко? Чёрт возьми, да, это нечеловечески жестоко. Но в этом новом мире, похоже, не осталось места для старой, привычной морали. Здесь выживает не самый сильный и не самый добрый. Выживает самый практичный.

Скай ещё секунду смотрела на меня. Я видел, как в её глазах борются боль, отчаяние и холодный рассудок. Потом она резко, почти грубо, включила передачу и нажала на газ. Мы оставили эту жуткую картину позади.

Следующие несколько десятков километров мы ехали в полном, давящем молчании. За окном мелькали унылые пригородные пейзажи Нью-Джерси: промзоны, склады, пустыри, заросшие бурьяном, одноэтажные домики с заколоченными окнами. И порою, в моменты, когда дорога была пустынна, а в поле зрения не попадалось ни одной страшной детали, мне даже начинало казаться, что никакой эпидемии и нет. Что это просто странная, сюрреалистичная поездка. Что я просто еду в автомобиле с красивой, хоть и грубоватой девушкой, возможно, на озеро или на пикник. Мир за окном был тих и спокоен.

Но потом взгляд цеплялся за одинокую фигуру, бредущую по обочине с неестественной, шаркающей походкой. За тёмное пятно на асфальте. За ворону, копошащуюся в чём-то у дороги. И ужасающая реальность возвращалась, холодной волной накатывая на душу. Мы не ехали на пикник. Мы бежали из ада. И ад бежал за нами по пятам.