Златотканый чапан и кучка стыда

Проснувшись рано утром, долго лежал и прокручивал свой сон. Тут вспомнил, что обещали в 7 утра отключить свет. За час успел сварить кофе и записать вот этот рассказ:

Верно, каждый в жизни совершал поступок, за который бывает стыдно до последних дней своих. Во всяком случае хвастаться ими не приходится. У меня тоже он, по правде говоря, они, были.

Годков мне может было восемь, а то и меньше, я накинул на плечи расшитый золотыми узорами чапан из голубого бархата, который мне подарил дядя Барот. Вообще-то, чапанчик – я сам был тогда росточком чуть выше метра с тюбетейкой. Его надо бы надевать по праздникам, но мне так хотелось похвастаться перед ровесниками!
Вышел, прохаживаюсь по нашей улочке, босые ноги жарко обнимает горячая пуховая земля – пыль мельче муки. Но она лениво улеглась, слабо отзывается даже на мои пинки. Под застывшим над самой головой солнышком ни ветерка. А я в красивом стеганом халате, представляете? И ни одной души! Конечно, в ожидании спада зноя все улеглись: кто в темной прохладе глинобитных домов, кто на супе* под тутовником или карагачом у журчащего арыка, или обсаженного гордыми пирамидальными тополями хауза*. Какая там улица!

Так я вышел на окраину кишлака, где начиналось колхозное поле. Ровные ряды кустов помидор и огурцов, напившись вволю после утреннего полива, благодарно распластались на влажных еще грядках, между которыми кое-где блестят солнечные зеркала – вода еще не успела вся спрятаться в рыхлую землю (перед поливом грядки окучивают – я тоже в этом участвовал, маленький кетмень, теша*, у меня был) или испариться. Когда не видели взрослые, мы, мальчишки, любили там набивать пазухи, потом с кайфом угощаться где-нибудь в укромном месте. Конечно, и яблоки, инжир, виноград… Какой там завтрак или обед! Домой возвращались вместе с солнцем, который заваливался спать очень далеко за горами.

Вышел, значит, на окраину кишлака, а мне так захотелось по большому – терпеть невмоготу. Как назло, какая-то тетка появилась и пошла в мою сторону: может подумала, что я собираюсь воровать огурцы и помидоры? Я, недолго думая, под халатом незаметно спустил штанишки и, разложив длинный подол чапанчика на пыльной земле как шатер, наложил кучу, здоровую такую. Вижу, тетка приближается. До меня ей еще далеко, но очень скоро будет рядом. Я поспешил натянуть штанишки и встать. Надо же было такой подлости случиться: подолом задел, и хорошо задел!, собственную кучу. Иду, как ни в чем не бывало, вдоль поля, а по голым ножкам неприятно хлопает «подзолоченный» и c изнанки подол моего златотканого чапанчика.

Тут вижу маленькую запруду, полную прозрачной воды, от которой так и веет прохладой. Я с удовольствием несколько раз зачерпнул холодной и очень вкусной воды, попил и умыл лицо. Потом опустил в воду грязные ноги и стал очищать подол халатика пучком травы и замывать.

Тут услышал над головой:

– Ай-яй-яй! Что ты творишь, паршивец! Чтоб тебя Аллах покарал! Это же единственный источник на всю округу! На три кишлака! Из него только что пил ты сам, будут пить люди, твой отец и мать, сестры и братик!

Что со мною сделалось – словами не описать! Лучше бы она поймала меня за полную пазуху огурцов!
Но огурцов у меня не было, а от стыда краснею до сих пор...
__________________________________
* Супа – узб., обычно глинобитная возвышенность или широкий деревянный топчан, застеленный паласами или коврами, мягкими курпача. Удобно посидеть-побеседовать за пиалушкой чая или вокруг лагана плова, полежать, подложив под бок мягкие подушки.
* Хауз – узб., рукотворный водоем, пруд.
* Теша – узб., тяпка, маленький кетмень, лёгкая мотыга. А у плотников и каменщиков теша – тесак (с одной стороны острое лезвие, с другой – молоток).