Те же лица. Похулиганим. Импровиз

День ничего особенного не обещал, ничто не настораживало, кроме брошюры. Миссис Хадсон принесла двум лоботрясам их утренний кофе, на столик, рядом с сахарницей, положила брошюрку о вреде сего напитка.

Холмс, из чистого любопытства, взял полистать. 

– О-у! А вот это интересно. Послушайте, Ватсон, я такое слышу впервые. «На сегодняшний день в зёрнах кофе найдено более тысячи веществ, и часть из них – яды, разрушающие иммунную систему. Из сотни проверенных экспертами, четверть – условно съедобны, остальные человеку противопоказаны».

Ватсон отставил кружку. Его лицо выражало одну мысль: я это пить не стану.

Вдруг передумал и пригубил.

– Что такое, мой друг?

– Напоследок. Чтобы запомнить вкус яда, – Ватсон обратился к хозяйке: – Миссис Марпл, не найдётся ли у нас что-нибудь вместо кофе?

– Разумеется. Русский иван-чай, есть лепёшки из амаранта. 

Холмс вскинул брови:

– То есть, у вас в запасе есть то, что наши спецслужбы пытаются извести повсеместно? Кстати, Ватсон. Почему вы назвали миссис Хадсон другим именем?

– Да вчера взял в книжном детектив. Главная героиня – миссис Марпл, детектив в юбке. Я полистал, и должен заметить, она вас, Холмс, слегка затмевает.

– В какой же части?

– Вы не можете заглядывать в женские уборные, табу.

Холмс набил трубку, щёлкнул зажигалкой, затянулся. Выпустив струйку дыма, которая распалась на кольца, сказал:

– Тут вы правы, мой друг. Я мог бы раскрыть в два раза больше преступлений. Среди женщин не меньше преступников, которые готовы убивать из-за материальных благ.

– Поэтому вы не женаты? – Ватсон подмигнул миссис Хадсон. Накануне она просила уточнить, почему Холмс не торопится покончить с личной свободой.

– Покажите, Ватсон, мне хоть одну достойную даму?

– Чем же я вас не устраиваю? – встряла миссис Хадсон. – В деньгах не испытываю недостатка, и в постели могу научить кое-чему. Вы же постоянно находите новые сферы для изучения.

Холмс задумался.

– Так сколько вам годков, если не секрет?

– Пошёл седьмой десяток.

– Рожали?

– Хотелось бы испытать, что это такое.

– Годится! – Холмс поднялся из-за стола, стал нарезать круги вокруг хозяйки, уписывая пирог из амаранта. – И на новую одежду тратиться не нужно…

– Да! Да! Именно так! У меня и фата неношеная, и туфли семнадцатого века.

– Покажите, если не лень.



Квартиранты молча погрузили носы в чашки, запоминая классические запахи яда.

– А ведь придётся подумать за иммунную систему.

– Я – уже.  Давайте, Ватсон, подожжём кофейные магазины?

– Они наполняются с кораблей. Вот откуда надо начинать.

– И вы правы, мой друг. С них и начнём.



Когда миссис Хадсон вышла к ним в фате и древних туфлях, с модным ныне каблуком, они толпились у выхода:

– Зонтики будем брать?

Холмс прихлопнул себя по лбу:

– Погодите, друг мой. Я не взял специальную краску. – Метнулся в лабораторию, вернулся со свёртком. – Теперь можем идти. А зонтики ни к чему. Антарктический метеоцентр даёт утешительный прогноз на сегодня.

– Тогда и я захвачу сумку с медикаментами, на всякий пожарный. – Ватсон исчез в своей комнате, напугал хозяйкиного кота, но сумку отбил.

Холмс с ухмылкой уставился на ботинки товарища.

– Вам не сыро в ноги, Ватсон?

– Ещё как! Лондонская проклятая сырость проникает во все щели.

– На этот раз ей помогли.

– Вы снова говорите загадками, Холмс.

– Я застукал кота, он мочился в ваш левый ботинок.

– И вы его не остановили?

– Зачем? Если, предположим, я вас остановлю на самом интересном месте?

– Ну, знаете! Это святое.

– Вот и я одёрнул себя этой же фразой. Но мы идём?


Миссис Хадсон приблизилась к выходным дверям настолько, что количество людей на одном квадратном метре превысило все ожидания, как и городскую статистику.

– Я вас буду ждать. Или хотя бы одного из вас.

Товарищи переглянулись.

– Вперёд! А вы, миссис Хадсон, помолитесь, чтобы наш флот не оказал сопротивления, чтобы не сработал на опережение.

– Кэб! – Ватсон выскочил на дорогу и задержал возницу. – Плачу вдвое! – И повытаскивал с сиденья задремавших пассажиров.

Прежде, чем занять место рядом, Холмс помог подняться дамам, дал пинка под зад обеим и напутствовал словами: – Пешие прогулки очень полезны для кожи лица.



Бля… Бляха полисмена оказалась очень кстати, сверкала в нужном направлении.

– У вас мелочь есть, Ватсон?

Не останавливаясь, Холмс угодил монетой в ладонь попрошайки, сообщив: «Больше не могу».

– Вы, Холмс, верно подметили. Полисменов много, мелочи на всех не хватит. – Ухватив сумку другой рукой, Ватсон ткнул кэбмена в район копчика. – В порт, будьте добры.


По пути доктору пришлось уточнять про лондонскую сырость.

– Я пытаюсь следовать рекомендациям, но ума недостаёт уразуметь: почему кот выбрал не ваши, а мои ботинки.

– Это же очевидно, Ватсон. У меня нет запасов валерьянки, а вы на ней помешаны. У пациента болит ухо – валерьянка, оторвалась пуговица – снова она.

– Вы очень наблюдательны, Холмс. Я диву даюсь, когда вы успеваете узнавать больше, чем это под силу другим.

– Вы ходили по нужде и использовали свежую «Таймс». Хоть бы спросили. Я не успел её прочесть до того.

– Но содержание выпуска вы знаете от корки до корки.

– Верно…

– Неужели вам не было гадко, дружище?

– Ничуть. Я стащил экземпляр у миссис Хадсон. Перед тем, как идти за газетой, она подошла с необычной просьбой. Купите два экземпляра, я деньги верну с получки.



Экипаж вылетел на набережную. Королевский флот готовился к параду, в честь какого-то несерьёзного события. Победа над Чиной, Индией или Москвой – не важно, нам любой повод годится.

Собрались рассчитаться с извозчиком, и сразу возникла проблема.

– Вот вам ещё пять пенсов, с уговором, что вы нас не видели.

Возничий с презрением уставился на мелочь.

– Вот уж нет, я вас продолжаю запоминать. Облегчите мою задачу.

– Вы сволочь и наглец, – не сдержался Холмс.

– В Лондоне все такие.



Чуть отбились от наглеца, но он дал клятвенное обещание, что когда загорится королевский флот, он просто постоит, посмотрит, но рассказывать о подозрениях никому не станет.

Флот действительно стоял под парусами, ждали королеву.

– Ей забыли напомнить.

Ватсон чуть не выронил сумку.

– До меня дошло. Кот хотел, чтобы я накапал и ему валерьянки. Но откуда у вас сведения о королевских хотелках?

– Не вы же выносили горшок. Мы договорились с миссис Хадсон: я буду выносить за товарищем, и она уступит несколько фунтов.

Ватсон чуть не выронил сумку.

– Холмс! А ведь ваши горшки выношу я. Это заговор!

– Боюсь, вы сгущаете тучи, Ватсон. Каждый может выносить свои горшки даром, но мы же цивилизованная страна. За всё нужно платить. – Холмс всем корпусом развернулся к плавсредствам, числящимся как надёжная охрана короны и её границ. Сегодня, как по заказу, Темза испытывала, что такое серьёзная пробка. Ни один полисмен не поднимется на борт, – без официального предупреждения, его просто сбросят в воду.

– Так кот отомстил за двадцать капель валерьянки, которые я не выделил? Понимаю, так с которого корабля начнём? Вы уверены в годности вашей краски?

– Вполне.

– Но глядя на свёрток, я не понимаю, как одной банки хватит на весь флот.

– Это элементарно, мой друг. Пульверизатор. Изобретение древнее, но в двадцатом веке научились создавать изделия одного дня. Покрасил – и забыл помыть.

Посигналив владельцу шлюпки, они спустились к воде, разместились на скамейках.

– У нас же будет лишний свидетель, Холмс, – прошептал Ватсон.

– Это дело поправимо.

– Дайте, я его пристрелю.

– Мы уберём его после того, как покрасим. Или вы хотите поупражняться на вёслах?

– Я смогу. Вы не верите в мои физические мышцы?

– Охотно допускаю, но пусть ОН потренируется перед смертью.



Чуть погодя, Ватсон с открытым ртом наблюдал, как корабли сами подходили к их шлюпке и подставляли борта. Те суда, которые не могли подставить второй борт, покидали Темзу, разворачивались и заходили на новый круг.

Королева всё ещё спала, так что времени у капитанов оказалось с избытком, некоторые настаивали на покрытии вторым слоем. Ватсон шарил по затылку и возвращал глаза на место. От размеров и всего великолепия глаза норовили куда-нибудь спрятаться, и только опытный медик мог в первую секунду обнаружить пропажу.

Наконец, не выдержал, и спросил:

– Неужели в «Таймс», которую я использовал по назначению, было некое объявление, избежавшее моих глаз?

– Конечно, Ватсон. Я дал объявление о том, что сегодня, после полудня, мы будем покрывать суда пуленепробиваемой краской. Часть капитанов развернулись и поспешили на покраску.  Другая часть, кто плохо учился в школе, не верит разной фигне: дескать, где вы видели пуленепробиваемую краску? А давайте покрашу вашу голову и выстрелю, вот и увидим, кому жить надоело.


Ватсон не поверил.

– Создаётся впечатление, что «Таймс» для вас выпускает отдельный экземпляр, для ваших объявлений.

– Поздравляю, Ватсон, вы до всего доходите своим умом.

Тем временем, мир жил своими накладками и нуждами. На берегу, как некоторым могло показаться, появился шумный организатор съёмок. Прожектора на колёсном шасси, трёхметровые зеркала для концентрации единиц света, прочие навороты… Десятки фотографов, оператор первой в мире кинокамеры ловили объективами шлюпку маляров, и голос командующего кого-то напоминал. Что-то до боли знакомое.

Холмс прислушался.

– Твою ж такую-рассякую, принесла нелёгкая. Инспектор Лестрейд? Рад видеть в числе живых.

– И вам не хворать. Смотрю на вас и гадаю: что вы замышляете? Флот и без вашего участия прекрасно прибавляет колоний. Что за краска? 

– Пуленепробиваемая! – радостно откликнулся Ватсон. Ему очень хотелось побывать на острие событий, выставить себя человеком, который в курсе последних новостей.

– А лодочник? – Лестрейд вытер нос краем рукава.

– Что, лодочник?

– На вашем месте, я бы его утопил. После того, как кончится краска.

– Инспектор, что вас пригнало в этот ранний час? – Холмс разогнул спину, дал рукам передышку; то ещё занятие – нажимать на курок пульверизатора, без остановки. – С рассвета до полудня в головах зреют планы. Все убийства происходят ближе к вечеру или ночью. В Часы, когда совесть отключается.

Лестрейд покровительственно ухмыльнулся.

– Сведения дошли. Профессор Мориарти пообещал наполнить Темзу отличным клеем. Никто не уйдёт.

Ватсон потеряно обернулся к товарищу.

– Ты знал про клей?

Обращение на «ты», без предварительного запроса, может выбить из седла любого. Холмс напустил вид, что нет ничего в этом мире, что не стало бы неизвестным ему. Или известным… или неизвестным… Тьфу, читатель, не путай меня! В самый раз пора сделать бутерброды и перекусить, – как тебе идейка?

Но вернёмся в Темзу, ждём подхода волны из клея. Мориарти – тот ещё болтун. Плавучий клей ещё не придуман, а тот, который ползёт по дну, никому не может повредить, – так сказал Холмс, погрузив в воду обычный телескоп с подсветкой. Светодиоды не скоро изобретут, он одолжил у знакомого, который мается в двадцать первом веке, в обмен на обещание поделиться добычей: вот те крест, что подниму со дна, делим пополам.


Ватсон донимал вопросами про будущее, Холмс поначалу отнекивался, когда же кое-что защемили дверьми, – миссис Хадсон давно предлагала подвергнуть пыткам знатока, – он стал рассказывать, как в двадцать первом обманывают, какую войну развязали, то да сё…



2

По завершении очередной операции, Джон Ватсон обычно давал журналистам пространное интервью; не много найдётся в Лондоне людей, кто знает имя Ватсона. Не каждому он рискнёт исповедаться, как мне, одним уютным вечером, за кружкой пива.

– Обычно я не рассказываю о себе первому встречному, но вы мне показались добрым малым, кому можно доверять.

Дело в том, что мы с миссис Хадсон идём в тандеме, отслеживаем подозрительных господ, кто прибывает в Лондон с прекрасными легендами. Спецслужбы в будущем наловчились подменять нам отчёты, внедрять своих… Но и наши не лыком шиты; стоит поймать шпика, мы его берём в разработку; у нас в запасе три-четыре адреса, где наши люди сдают квартиры приезжим.

Так, в одно туманное утро, на вокзале вышел Холмс, при нём два чемодана, набитые подшивками «Таймс». Представьте, сэр: события ещё не случились, но их неизбежность зафиксирована в чемоданах мистера Холмса. Службам Её Величества кто-то подсказал, и миссис Хадсон, как самый безупречный агент, получила задание: выведать всё, что можно, на ближайшие пять лет. 

Собеседник заказал ещё по кружке, своими выводами подстегнул к продолжению рассказа:

– Джона Ватсона ей рекомендовали, как помощника: вдвоём легче разоблачить агента. Дружно довести до такой кондиции, чтобы начал говорить, довести до порога, за каким уже не отвертишься.

– С попаданцами один разговор: переведи в болевой приём, и спрашивай.

– Но вы не спешили применить орудия главного калибра, пока Шерлок Холмс сам выкладывал на тарелочке подробности будущего преступления.

– Я опирался на принцип необходимости.  Оба инспектора соревновались, кто кого обойдёт. Оба платили мне за малейшую наводку. Оба мечтали заковать в наручники новенького, прямо на месте преступления, чтобы не ломать потом голову и бить ноги, мёрзнуть. Не густо радостей, согласитесь, но выбор есть. Можно прибегнуть к упрощённому варианту, коль выпала возможность опередить. Почувствуйте разницу: вы в положении бога, который наблюдает за человеком и видит страдания стороны наказующей. Человек избрал себя орудием возмездия, раз богу не до каждого: живут паразиты, не умирают – стало быть, богу некогда, он рассчитывает, что кто-то из людей возьмётся за топор... А вы спрашиваете, почему Холмс не женат.

– Я не спрашивал, – сомневающимся языком хочет выпутаться собутыльник.

– Ещё не пришло время, спросите. Придёт.

Собеседник стремится выжать из вас последние капли, поэтому заказывает ещё два пива.

– Но люди обсуждают другую версию, слышали? Холмс на содержании разведки Её Величества, а с миссис Хадсон они взяли в оборот попаданца Джона Ватсона. В его чемоданах другая версия «Таймс», и полиция в полном неведении, чья версия запустит механизм событий. Хоть бы какая определённость! И знаете, мы уже устали. Жили мы без попаданцев, и жили бы дальше: нет! слишком сладко живёте, вот вам бродяги, получите!


Пока местные считают меня Ватсоном, никто не помешает половить рыбку в мутной воде.  Я уже не говорю про миссис Хадсон: вопреки моим чаяниям, она принудила меня к сожительству; думаю, Холмс тоже угодил под её чары и однажды поддался.

Она же приходит в ночной сорочке, садится на краешек кровати и ведёт рассказ о не случившихся женихах, порой приводит такие подробности, что всё мужское естество протестует против безучастного возлежания. А руки мастерицы прекрасно знают дело, доводят до высшей точки блаженства. И пусть бы эти полуночные визиты продолжались, как и прежде, раз в неделю… Пришёл тот день, когда мы полотно жизни начинаем делить на «ДО» и «ПОСЛЕ». Никто не заставлял миссис Хадсон снимать макияж старухи, перед нашими глазами мелькала соблазнительная девица… Ах, лучше не вспоминать, поскольку мы оба подозреваемся в отцовстве, если она доносит и вообще не потеряет интерес к вынашиванию плода.

Наша дружба с Холмсом потихоньку становилась притчей, и пока ни один не догадывался о её причинах. А ничего иного нам не оставалось, как ждать крика – воды отошли.

– В тот же день, как это случится, я должен взять билет в Австралию. Пусть обо мне немного позабудут, слишком часто мои имя и фамилия мелькают в газетах. 

Собутыльник облизнул пену с губ, заметил:

– А по-моему, есть и другая причина, мистер Ватсон.

Он прав, слухи расползаются – и не придумали дорожных знаков, чтобы хоть каким способом остановить расползание.

– Вы имеете в виду слова Лестрейда?

– Лондон о них только и говорит нынче. Может, вы сейчас внесёте ясность: Лестрейд не всегда стреляет в десятку, чаще мажет.

– На сей раз он прав, как ни странно. Две недели тому, как случилась утечка с беременностью нашей хозяйки, Лестрейд сообщил корреспондентам, что собирается помешать размножаться таким людям, как мы с Холмсом.

– Я слышал, он сказал…

– Именно так! «Я буду стоять в ногах у каждого жильца на Бейкер-стрит. Я не позволю вам размножаться! Один Лондон двоих не выдерживает, а вы плодиться надумали!»

Повторив по пиву, мой собеседник пустился в откровения:

– Получается, до вас не дошла основная мысль, какую озвучивает Лестрейд. Это не для печати, если что: «Стоит нам получить потомство от попаданцев – Лондон прекратит своё существование. И мы понимаем, кому такое на руку».  Как вам такое, Ватсон?

– А ваших ушей, похоже, не коснулось другое его выказывание. «Лондон может спасти один хороший пожар. Если кто увидит меня с канистрой и спичками, просьба – отведите глаза, иначе из канистры может выскочить ударная волна».

– Про Лестрейда пора роман писать, и пожар может подтолкнуть.

– Я тоже об этом подумываю. Можем объединить усилия, – как вам предложение?

– Бежать с канистрой, впереди Лестрейда?  В таком случае вас, Ватсон, он не тронет, а если рискну я – меня подстрелит, я уверен. Но давайте немного отмотаем назад. Как-то уж совсем подозрительно прозвучало – пуленепробиваемая краска. Это же наглая фантастика.



Потом будут говорить, Джон Ватсон задумчиво рассматривал отметины на дне бокала, потихоньку собирался с мыслями; ведь тему придётся осветить с той стороны, о наличии которой обыватель не догадывается.

– А давайте позовём Холмса, – предлагаю я.

– Долго ждать.

– Ничуть! Я вижу его нос, он стоит перед входом в бар.

– Тогда зовите, денег хватает, угощаю.   



Сами понимаете, пришлось поумерить аппетиты, перетащить третий стул. А Холмс, стоило приземлиться к нам, так и продолжил тему, как будто весь вечер провёл с нами:

– Мы провели эксперимент на примере флота: нужна такая краска или не нужна? И оказалось – востребована, теперь остаётся выделить деньги на разработку краски, а лаборатория у нас есть, и что-то мне подсказывает, кот примкнёт к нам, как поставщик одного пахучего материала.

– Для чего нам пахучесть?

– Когда положишь куда-то вещицу, потом ищешь полдня.

– Снимаю шляпу перед вашим гением, Холмс. Но мои ботинки пахнут одинаково, как вы надеетесь различать трёхдневный запах и свежий?

– Ваш сюжет, дорогой Ватсон, сполз не в ту сторону.  Вы собирались нас сделать героями, но почему-то простофиля Лестрейд стал перетягивать на себя одеяло сюжета. Если он вам заплатил – скажите, сколько: я перекрою, проживу неделю без мороженого. – Холмс потянул губами погасшую трубку, добавил: – Кота отравим.

– Чего ради?

– Освободим хозяйку от лишней заботы, ей скоро рожать; второе – получим единый образец для сравнения.

Спонсор воскликнул:

– Гениально! Со смертью кота, пахучий материал будет одним сроком выпуска, объёма и хранения. Никаких разночтений.

– В Лондоне останется девять тысяч котов и кошек. Собираюсь подвести обоих инспекторов к упреждающим анализам: мол, достаточно взять их у котов – половина преступлений будет раскрыта досрочно. И поверьте, возьмут анализы у каждой собаки, с запасом на будущее.
(продолжение под вопр)