Мирослав Авсень 15/11/2023
Камни Волколаков.
(роман)
Часть – 1
Х Х Х
Старинный, провинциально-уездный город Усьминск, основанный казаками и стрельцами ещё в начале 17-го столетия, на удивление туристов и гостей, мало изменился с имперского времени. Здесь ещё стояло столько красивых и добротных зданий с причудливой архитектурой различных стилей, что местная советская власть, ограничилась конфискацией, закрытием, и только частичным разрушением некоторых построек.
Справедливости ради, следует заметить что немало архитектурной красоты оказалось заброшено и подверглось саморазрушению из-за безобразного отношения к себе, новых владельцев. Ещё со времён НЭПА, то один, то один, то другой дом, не выдержав в своих недрах пролетариев, неумолимо угасал, словно неизлечимо больной организм. Товарищи, из многочисленных отделов и подотделов переходили в другие здания, но, в конечном итоге городские власти взялись за ум, и большую часть строений, сохранить удалось. Правда из восьми старинных храмов, на настоящий момент действовало только два, а прочие пребывали либо в заколоченном-закрытом, либо в полуразрушенном состоянии. Церкви, советская власть в своё время приспособила под склады, лекторий и клуб. Лекторий и клуб зачахли ещё во время войны, а склады дотянули до середины 80-х, и оставшись невостребованными, разрушались потом от одиночества и бесхозяйственности. Усьминск занимал оба берега полноводной Усьмухи, но девять десятых исторических зданий, стояло на правом берегу, а оставшиеся, и в их числе развалены женского монастыря с колокольней, на левом.
Вообще этот непростой во всех отношениях город, хранил в себе некую таинственную красоту, свойственную большинству старинным русских городам, с населением чуть больше 20-ти тысяч душ. В исторической его части почти не встречалось современных домов, ни частных, ни многоквартирных. Гости старинного Усьминска удивились бы тому обстоятельству, что в нём, из-за старорусской моды на высокие потолки, трёхэтажные исторические здания с высокими мансардами, мезонинами и просто крышами, казались внушительнее стандартных советских построек! Все старинные здания как бы сохранили покрытия из кровельного железа, причудливо глядя сверху округлыми окошками чердаков, как на картинах прошлого и книжных гравюрах.
Уникальность и красота Усьминска служила ему и другую, культурную службу: город несколько раз становился ареной киносъёмок ( тут родилось не менее десятка исторических картин ) По этой ли, или по какой иной причине, но когда по городским улицам тянули газ, трубы проложили под землёй, дабы они не испортили патриархальной красоты.
С высоты птичьего полёта, весь город представлялся как бы замершим в своей первозданной старине: даже электрические провода и снующий автотранспорт не портили этого вида. Единственной современной частью Усьминска был возведённый на пустыре микрорайон, уходивший в поля за границу старых кварталов, этакой килой, мало интересной, и прозванной в народе новостройками, или Советским городом.
Здания, впрочем, являлись не единственными достопримечательностями Усьминска. С царских времён город изобиловал мощёными брусчаткой улицами, переулками, площадями, глухими дворами, и иными местами, прямо-таки зовущими чтобы их, признали музеем под открытым небом. Во многих частях города остались красоваться безмолвными памятниками, навсегда потухшие газовые фонари ушедшей эпохи. Брусчатка оказалась настолько прочной и уложенной на совесть, что власти сочли за лишнее заливать её цементом, и асфальтировали только новостройки да пригородные сельские улицы. Человеку, не лишённому воображения, волей-неволей хотелось пройтись по таким улицам в сюртуке, цилиндре и при трости… Да, старина Усьминска чудом уцелела в этом живописном уголке России, сохранив в себе всё то, что накопилось здесь за века.
В лихие 90-е, в город понаехали было некие «деловые люди» хотевшие скупить бесхозные здания, снести оные и поставить торговые палатки или застроить. Но, когда «новые-старые» городские власти уже вроде бы согласились на сие, сделку обломали местные криминальные авторитеты, оказавшиеся большими ценителями своей старины. Они быстро разъяснили и тем и другим их ошибки, и окончательного разрушения раненых человеческим скотством зданий, не случилось. Авторитеты мало того, что предотвратили уничтожение, но ещё и отремонтировали многое из того, что в этом нуждалось.
Имелось в городе и старинное, обширное, православное кладбище с заброшенной церковью, часовней и запертыми на могучие замки дворянские и купеческие склепы, разумеется, разорённые в лихолетье, но потом опять запертые (от греха подальше)
Было когда-то в Усьминске ещё два некрополя, еврейское и немецкое кладбища, небольших правда размеров. Ни одно ни другое не пережило революционной бури и гражданской войны, и оба были снесены то ли в 20-е, то ли в 30-е годы, и никто уже толком не помнил точного места их расположения. И только старожилы да вездесущие краеведы, с определённой долей вероятности утверждали, что территории бывших кладбищ, были отданы под застройку микрорайона…
Естественно, как и всякий старинный город, Усьминск изобиловал всякого рода мистическими историями про ведьм, колдунов и прочих представителей этого рода. В заброшенных домах и некоторых действующих зданиях, водилась нечистая сила, истории о которой в изобилии витали в городской среде, украшая собой не особо роскошную, провинциальную жизнь.
Одним из таких мест, являлась заброшенная дворянская усадьба из красного кирпича, стоявшая в трёх километрах за городом, на Буграх, (так в народе называли местность, изрытую оврагами, в коих в старину добывали глину для производства кирпича)
Трёхэтажное здание с завораживающей, причудливой архитектурой искусно выложенных арочных окон, карниза, выпуклых углов и прочих хитростей старинной кладки. Заброшенное имение имело продолговатый вид, выделяясь парой симпатичных башенок, встроенных в центр дома к переднему и заднему крыльцу соответственно. Торцевая глухая стена усадьбы, с небольшим арочным окном в мансарде, выходила на высокий, полуотвесный склон, поросший кустарником. Со временем, вкруг усадьбы выросли одичалые сады из яблонь, груш, слив, тёрна, приправленные густыми зарослями американского клёна.
Вся эта архитектура моментально сделалась любимым местом препровождения времени сельской детворы и здешней молодёжи, что собиралась тут почти каждый вечер, переходящий в ночь.
Когда-то, усадьба просто господствовала над местностью, глядя на овраги, луга, поля и село, с довольно приличной высоты своего бугра, украшенная небольшим садом, парком, аллеей и симпатичным прудом, превратившегося ещё в сороковые годы минувшего века в лягушатник. Теперь же, из дали просматривались только второй и третий этажи, башенки, и потемневшая крыша с полудюженой щербатых, каменных труб.
Усадьба как ей и положено, хранила множество мистических и криминальных тайн, приобретя с некоторого времени репутацию места зловещего, что только подогревало интерес к ней со стороны подрастающего поколения. Наведывались туда так же и любители антиквариата, охотники за металлом, и искатели кладов. Впрочем, улов их, вышел как поговаривали не весьма велик, а вот страхов, неприятностей и вреда здоровью, хватило с лихвой!
Усадьба несколько раз становилась предметом страсти киноделов, а местные всякий раз старались разглядеть знакомые черты в каком-либо фильме похожей тематики. И действительно, городские виды нередко мелькали то в одном, то в другом кино. Надо ли удивляться тому, что вся эта городская и загородная красота, влекла многочисленных художников и фотолюбителей всех мастей…
В один из жарких и даже душных дней угасающего мая 2005-го года, в приземистом но просторном частном доме по улице Красноармейской, в большой комнате бывшей ещё и залом, сидели и разговаривали двое: среднего телосложения мужчина лет 30-ти, в выгоревших джинсах, широкой синей футболке с надписью на спине «Такая Жизнь», да рослая деваха с неплохой фигурой, облачённая в короткий домашний халат в золотисто-кофейных цветах. Мужчина, сидя на пёстром советском диване с плоскими подлокотниками, держал в руках потрёпанную общую тетрадь на пружине, с интересом наблюдая за девой, рисовавшей на мольберте, профессиональным грифельным карандашом. Пуская колючие искорки линзами стильных небольших очков в золочёной оправе, художница, отфыркиваясь от спадавших на лоб шатеновых прядей, творила на белоснежном ватмане, образ молодой эльфийки в чёрном капюшоне с рельефными складками и с мечом.
- Любишь ты Санька, кельтские мотивы, - хмыкнув заметил мужчина, поскребя пятернёй свою густую, с кудряшками шевелюру.
- Угу! – мотнула головой живописица, и бросив на собеседника короткий блик, добавила – Эт я для себя, для души! – и подумавши секунд пять, уточнила - Я ж в основном по портретам, их хорошо берут…
- Живность всякую мистическую ещё любишь рисовать, - хитро подмигнув, напомнил мужчина. Рисовальщица ненадолго прервалась, и ехидно улыбнувшись, коротко бросила.
- Ну так! – и снова вернулась к работе.
- А Феликс с Веркой, точно придут? – с натянутым и каким-то неуверенным сомнением, вопросил собеседник. Санька устало вздохнула, отложила карандаш, и не отводя взора от магического образа эльфийки, прогудела.
- Не знаю Слав, по идее уже должны быть… А там, хто из знает? Ты ж знаешь, они великие: моча в голову стукнет, - она повернулась к Славке – могут в Липецк за чем-либо рвануть, в гости незвано-нежданные, или того лучше – художница ухмыльнулась – в кино, в Воронеж, ибо на обычном диске фильм поглядеть, им, их артистическая натура не велит!
- Н-да уж, - согласился Славка, и отложив тетрадь в сторону, поднялся.
Дом в котором они сейчас находились, снимали под квартиру Санька и Феликс, жившие до последнего времени в гражданском браке, но, с год назад, в их и без того непрочную семью, как буря ворвалась юная красавица Вера Одалискина, и страдающий художественным непостоянством Феликс, пал жертвой её очарования, оставив не всплакнувшую от сего жену, продолжая однако делить с ней кров и пищу. Надобно отметить, что сама художница относилась к ситуации с пониманием, сделавшись в скором времени с Верой, лучшими подругами. Эта их особенность быстро стала известна в тех кругах, где они вращались, и Славка, ничтоже сумняшись, окрестил всю компашку «Шведской семьёй» или группой АББА, но широкого распространения эта топонимика не получила. Славка и Санька знали друг друга уже четыре года, с того дня, как последняя, неожиданно появилась в литературной гостиной, организованной пишущей братией в двухтысячном году, под сенью районной газеты «Наша Жизнь», чей главред Сергей Сергеич Гладышев, в просторечии просто шеф, весьма благоволил сим начинаниям. Славка Боярцев, уже тогда, в свои 25 лет, был известен в литературных кругах Усьминска как прозаик и поэт-сатирик, пробующий свои зубы на почве литературной пародии. В гостиную наведывалось немало экзотических чудиков, от несомненных талантов, до фантастических в своём блеске бездарей.
И вот как-то летом, Славка заглянул в лит-студию, и проходя по делу в кабинет шефа, сразу же приметил на их диване молодую, фигуристую особу в коротеньком платье, сидевшей нога на ногу и с хищной ухмылкой на ярком , запоминающемся лице. Правда выражение её глаз, из-под позолоченных небольших очков, отчего-то изучающе-фривольно задержались на Славкиной фигуре. «Это что ещё за оторва тут сидит? Опять что ли шеф с улицы кого-то приволок?» только и подумал тогда Боярцев, и на какое-то время забыл о новом явлении длинных ног и округлой задницы в их гостиной. Но, как вскоре оказалось, что «явление», о нём не забыло, и Славка, и Санька, и Феликс, стали вполне себе по-приятельски общаться. А вскоре ряды литераторов пополнила собой тогда ещё мелкий подросток Вера Одалискина, со своими пока ещё детскими, но с признаками таланта стихами, на тему знойной, латиноамериканской жизни. Прошло каких-то два года, и подросток превратился во вполне себе уже симпатичную юную девушку, ловящую на себе определённые мужские взоры.
И вот как-то так само-собой вышло, что Славка, Санька, Вера и Феликс, на настоящий момент уже встречались в одной компании, даже вне стен литературной гостиной. Однако, у Славки и Саньки образовался ещё один взаимный интерес, ( прямо в первый же год их знакомства ) поездки на бард-фестивали, тур слёты и прочие палаточные сборища. Именно на одном из таковых слётов, они узнали друг о друге нечто такое, что в глубине душ, с некоторых пор начали подозревать. Но, обо всём по прядку…
Славка прошёл от дивана к занавешенному окошку, и чуть приоткрыв шторку поглядел и прислушался.
- Никого? – повернув голову спросила художница.
- Сосед через дорогу тоскливо лупит палкой по ковру, а великих музыкантов нету…
- Там ещё Кир с Серёгой должны будут подойти сегодня, пивка с рыбкой принесут, посидим, - напомнила Санька, и Славка разом оживился и повеселел.
- Слушай, боярин, - отложив живопись, опять обратилась к нему Санька, - а ты, Серёге свои песни покажи, вернее почитать дай, он мотивчик подберёт, да и сбацает на гитарке, у? – живописица окончательно оставила красавицу-эльфийку, и поглядела на стоявшего в простенке Славку. Пожав плечами, тот устало ответил.
- Да можно и дать, но вряд ли он чего сможет, все кому давал, говорят, «Сложно для исполнения» - Боярцев окинул взором угол комнаты, где у стены, в углу, ворохом высились предметы одежды, скукоженный чехол от гитары, комплекты компакт-дисков, и какие-то глянцевые журналы – Не знаю Сань, но когда я, их писал, то слышал в голове живую музыку, и под её переливы сочинял строки, пологая что хороший музыкант сможет сыграть и мои вещи…
- Серёга, хороший! – уверенно кивнула Санька. Надобно заметить что ожидаемые Кирилл Козинцев и Серёга Большин, появились в жизни Славки и Саньки, с разницей в один год, хотя шапочно они помнили друг друга ещё с туристическо-фестивальных вояжей Боярцева и Косулиной ( таково звучала девичья фамилия Саньки)
Но, помимо мимолётных кивков и ничего не значащих первичных бесед у костров, эту четвёрку, незримо и неосязаемо связывали явления иного рода, о коих мы скажем чуть погодя. Кир и Серёга так же оказались уроженцами Усьминска, только с дальних пригородов, с другой стороны. Окончив школу, оба учились в Воронеже, но по независящим от них обстоятельствам (так они всем рассказывали) принуждены были вернутся на малую родину. Однако после более тесного знакомства со Славкой и Санькой, а так же с Феликсом и Верой, туристы-музыканты остались приходящими в эту компанию персонами, демонстрируя юной поэтессе Одалискиной свой интерес, пусть и в ущерб смурневшему в такие минуты Феликсу.
Но ни прекрасная брюнетка Вера с колдовскими глазами, ни поэт-бунтарь Феликс, даже отдалённо не догадывались, какая связь, скрепляет квартет Санька-Славка, и Кир-Серёга, вне, стен их обыденного общения…
Х Х Х
Серёга с Киром и Феликс с Верой, появились с разницей минут в пять. Громко топоча и шурша пакетами, вошли первые двое.
- Привет нищим живописцам! – бодро бросил Кир пристраивая звякнувший бутылками пакет на пол.
- Здорово! – не менее живым голосом ответила Санька, замерев ожидающим из-под очков взором, на среднего роста, жилистого приятеля со слегка всклоченной русой головой: художница вожделела рыбки и пива.
- Ты когда меня в натуральном виде напишешь, Рембрантша? – выпустив воздух из крепкой хотя и тощей грудной клетки, язвительно справился высокий и тощий Серёга, парень с продолговатым и угловатым лицом, с джинсовой панамой на голове, и длинными, закрывающими шею прямыми, светлыми волосами. Он тоже притащил пакет, в коем густо булькало пиво в пластиковых баклагах, и торчали хвосты вяленых рыбин. Он бухнул его на пол рядом с кирилловским, и зачем-то уставился на Саньку. Не поведя и бровью, та с готовностью ответила.
- Хоть щас! Раздевайсь! - и воинственно сдвинув брови да стрельнув очками, схватила из коробочки карандаш и угрожающе нацелила его на претендента. Серёга открыл было рот чтобы как-то ответить, но его опередил Славка.
- Нет! – дурашливо изображая испуг, выкрикнул он, закрываясь ладонями, - нет! На это я пойтить, не могу! Серёга при всех его талантах и в одёже-то мало симпатичен, а в голом-то виде и вовсе ужасен будет!
Присутствующие хотя и негромко, но от души рассмеялись, а сам Серёга, хыхыкнув пару раз, внёс необходимые пояснения.
- Извращенцы, и превратно понимающие: я, имел ввиду не жанр «ню», а натуру иную, вам всем хорошо знакомую, - вкрадчиво добавил он в конце, оглядевши присутствующих.
- Чего это вы тут ржёте? – раздался громкий голос, исходивший из высокой и упругой груди Веры Одалискиной, появившейся в дверях зала (ея верный рыцарь Феликс маячил где-то на заднем плане среди посудных полок)
- Да вот, Серёга настаивает, что бы Санька его голяком изобразила, со всеми причиндалами! – буднично бросил Кир, роясь в пакете.
- Фу, какая гадость! – наморщив нос и скривив губки в притворном аристократизме, отмахнувшись ладошкой со следами нового маникюра ответила Вера, и пройдя к стоявшему в другом углу колченогому стулу, и плавно уселась на него нога на ногу, причём сам стул угрожающе заскрипел.
- Лучше меня в таком виде нарисуй! – фривольно хохотнув, предложила Вера.
- Что, прям при всех? – пристально уставившись на подружку поверх очков, поинтересовалась Санька.
- Не-е-т, потом как-нибудь! – снова хохотнув пояснила молодая красавица, качнувшись всем телом, отчего стул заскрипел ещё более мерзко.
- Ты, особо-то на нём не прыгай, эт те не пуфик, а то будешь потом по лучинам его собирать! – остерёг её Феликс, проходя в комнату.
- Не боись! – уверенно ответила Одалискина, делово махнувши рукой.
- Так, граждане поэты, рисовальщики, и прочие гетеры! – громко возгласил Серёга, торжественно водружая оба пакета на порепаный, круглый стол, стоявший сбоку от дивана - Пока пиво не потеряло свою волшебную прохладу, прошу обратить свои чрева к сему напитку, а голые и все иные натуры, пойдут уже в особом порядке! Короче, аристократы, нож для рыбы и кружки для пива! – скомандовал в конце Серёга, решительно пивные приборы. Санька метнулась в кухню, и спустя пять минут вернулась, таща в обеих руках все кружки какие только нашлись в заведении, и сжимая в зубах здоровенный столовый нож…
Поглощение пива в этой компании, всегда сопровождалось бурными обсуждениями культурно-социальных новостей Усьминска, новинок кинематографа, качества пиратских и лицензионных дисков, оценками творчества друг друга, приправляя это мистикой и всем, что с этим связано. Село, где стоял этот дом, привечавший разношерстные компании, называлось Песками, хотя юридически относилось уже к городу, ставши таковым на закате советской эпохи. Стоявшее на пересечённой местности, село широко раскинулось-размахнулось на стороны старыми, просторными и широкими улицами, в то время как новые, появившиеся ещё в 70-х годах минувшего века, были узкими, тесными, и не особо романтическими. Санька и компания угнездились как раз на одной из старых, что устраивало всех. Именно эти улицы, а особенно те, что у леса, и были центром всех загадочных и таинственных происшествий…
- У-у-у! – отпив янтарного пивка, мыкнула от удовольствия Вера Одалискина – Мне бабушка много всякого про ведьм рассказывала… Как они отвороты-привороты делают, порчи всякие, и тому подобное… Их, раньше много было…
- Их и сейчас достаточно, даже ещё больше, - заметил Славка, раздирая кусок рыбины – вон сколько за последние лет 20-ть, книг по магии да колдовству в продажу выбросили… Не всякому правда удача улыбается, многие себе ещё на этом свете жизнь портят!
- А я бы хотела чему-нибудь такому научится, - протянула Вера, наливая себе пива – так, чисто для себя, несколько приёмчиков на всякий случай…
- И на шабаш голой летать, на метле? – лукаво глянул одним глазом Серёга.
- Да-а, н-неплохо было б пару раз прокатиться! – игриво ответила Вера.
- Своих всех увидеть, - бросив на неё жадный взгляд, ввернул Славка.
- Родственников! – ехидно подсказал Феликс с кружкой в руке.
- А ты вообще молчи, сидит тут! – притворно возмутилась Одалискина – Нет бы поддержать меня, а он наоборот, - Вера повела глазами определённым образом, сделав свободной рукой своеобразный жест.
- Он поддержит, - согласно кивнув, уверенно сказал Славка, грызя рыбий хвост и преданно глядя на юную красавицу, которая, зная его уже более четырёх лет, насторожилась, ожидая какой-нибудь едкой колкости, на которые Боярцев был большой мастер.
- Скинет с себя все одежды, и сверкая задницей в нощи под звёздами, ринется на Лысую гору вслед за тобой, но уже верхом на старой гитаре! – пояснил-таки свою мысль Славка, и не успели все просмеяться, как и Кир поспешил вставить реплику в интересную тему.
- Погоди! Феликс будет лететь меж луной и звёздами, держась обеими руками за гриф гитары, и одновременно наигрывать на струнах, нечто в тему… Ну, например, «Полёт валькирий»
- Ого! – басовито отозвалась Санька, сворачивая голову очередной бутылке – Стесняюсь спросить, а чем же он этот «полёт», наигрывать-то будет?
После минутного общего гогота, пришли к заключению что полёты на метле красивой обнажённой девушки это нормально, а вот узреть в ночном звёздном небе голого Феликса на гитаре, долбящего по струнам при отсутствии возможности применить пальцы, чем-то иным, вызовет только одно желание: раздобыть где-нибудь зенитный пулемёт.
- Вот вечно Славка всё опошлит! – сквозь смех пожаловалась Вера, подарив Боярцеву игриво-колючий взгляд.
- Не-е, - отмахиваясь протянул Феликс, отставив пустую кружку – при таком раскладе не полечу, не полечу… Сами летите!
- Мы с Санькой, здесь вот, в квартире, свой шабаш устроим, ещё почище всяких Лысых гор будет! – чуть сдвинув тонкие, соболиные брови, пригрозила Одалискина, но Серёга скептически заметил, что сии игрища разбегутся не от крика петуха, а от жалоб соседей в ментовку.
- Ничего, мы и соседям покажем! – не сдавалась Вера, беря двумя пальчиками мясистый кусок рыбки.
- Точняк, - согласно кивнул Славка, и не меняя выражения на лице, прибавил – выставляй в окно во всю ширь, и показывай! – все опять загоготали, и даже Вера прыснула от смеха едва не поперхнувшись рыбой.
- Римские оргии лучше, - подал идею Серёга, грызя горбушку – Феликс в роли Нерона, Вера в виде Мессалины, (Одалискина продолжая подсмеиваться изрекла «спасибо») и Санька… - Большин осёкся, стараясь вспомнить кого-то из древнего Рима, внимательно оглядывая претендентку.
- Не, Саньку мы запустим под своим собственным именем, ей таится ни к чему, один хрен её с этой оргии, вытурят за аморальное поведение! – уверенно заявил Славка, вызвав новый поток смешков и хихиканий.
- Добрый ты-ы! – просмеявшись оценила идею сама будущая гетера, а Феликс, прикинувши в уме все возможные перспективы вечеринки, коротко бросил.
- Да, неплохо бы!
… Славка с раннего детства любил ясные и красивые ночи, и сколько себя помнил, всегда любовался картинками на подобную тему. Будучи совсем маленьким, он боялся собственно темноты дома, и того, что могло, и таилось в его недрах об эту пору. Но едва войдя в более или менее определённый возраст, (лет где-то с шести) Славка с интересом начал посещать все похоронные процессии на их сельском кладбище, кого бы там не погребали. Мать хотя и не поощряла сие увлечение чада, но и не запрещала таковое: сельская ребятня частенько бегала на кладбище по своим детским делам.
По мере того, как он рос, Славка стал примечать со стороны сельских старожил, (в основном додельных бабок) не то укоризненные, не то неприятные, а порой и любопытствующие взоры, шушуканья, и некие вопросы, не совсем тогда ему понятные…
- Славик, а ты всегда в прятки, ребят схоронившихся находишь?
- Всегда нахожу! – уверенно отвечал мальчишка, бывши и впрямь самым лучшим из вадящих, и лучшим из прячущихся.
- А как ты их находишь? – слащаво улыбаясь, продолжала спрашивать какая-нибудь бабка
- А я их чую как они сидят и прячутся, - спокойно отвечал Славка, на что бабка сразу менялась в лице, смурнела, и бормоча себе под нос что-то малоразборчивое, «как есть волак», торопливо удалялась.
- Охотник будет! – с гордостью говорил о сыне отец, когда в походах по грибы, младший неоднократно выводил заблукавших членов семьи к селу. Бабка, заядлая грибница с довоенным стажем, сумевшая как-то с подругой спастись в лесу от немецкого диверсанта (позже пойманного) искренне поражалась умению и находчивостью внука!
В лесной среде, Славка чувствовал себя лучше, чем дома, а чуть погодя, открыл в себе способности ориентироваться вообще везде! По этой ли, по другой ли причине, но в школе он любил предмет «Природоведение» больше остальных тем.
- Хм, партизан мелкий! – довольно хмыкали о нём старшие братья, когда, однажды задержавшись на рыбалке у лесного озера до темноты, они обыкновенно заблудились. Побродив без толку с пол часа и негромко ругаясь, они принялись обсуждать ситуацию, поглядывая на младшего, не хнычет ли? Но, к их изумлению, Славка не только не хныкал, а совсем даже напротив, минут через пять, оглядевшись по сторонам и как бы принюхавшись, деловито изрёк махнувши рукой.
- Вон, там, в той стороне дорога, там щас две собаки пробежали!
В другой раз, братья обязательно бы подвергли его слова сомнениям, но теперь, просто сказав «Веди-показывай» последовали за ним, выйдя на тропинку уже через пару-тройку минут, а вскоре вышли на знакомую каждому жителю Песков дорогу приведшую их домой.
Из старшего поколения родственников, у Славки были только бабушки. Дед по материнской линии погиб на войне, а дед по отцу, по разговорам родни (в основном застольных) то ли уехал и где-то там пропал и умер, то ли просто уехал и потерялся, но женская часть родни не любила говорить о нём, а Славка тогда не понимал, почему мама и бабушки, не любят вспоминать деда Романа?
- Ничего я о нём не знаю, отстань! – отмахивалась мать всякий раз, когда младший начинал расспросы о деде, а бабка Катя, поддакивая дочери, так же отмахивалась от внука как от шмеля «Что я тебе о нём скажу? Нечего говорить!» Шло время, и чем больше родня чуралась образа деда Романа, тем сильнее привязывался к нему сам Славка. Он внимательно изучал все его фотографии, (их почему-то не прятали) и на паре военных фоток, дед оказался запечатлён при множестве наград. Обращался Славка и к отцу, но тот, только и пояснил что дед Роман прошёл всю войну разведчиком, получил два ордена Славы, и ещё шесть-семь прочих наград (что эти награды хранятся дома в особой шкатулке, Славка узнал, когда ему минуло 16-ть и он получил паспорт)
В разговорах с уличными друзьями-приятелями, он как-то услышал от одного из них, Лёшки по кличке Клюв, что его, дед Ваня, вроде бы воевал рядом с дедом Романом, и Славка решил при содействии Лёшки попросить деда Ваню, что-либо рассказать про деда Романа. Упрашивать седобородого Лёшкиного деда долго не пришлось. Подкурив беломорину, дед Ваня, копавшийся в палисаднике с высоченными цветами, хитро прищурившись на Славкин вопрос о его деде, плавно ответил.
- Знал я деда твово Славик, как не знать?.. Вместях призывались в окаянном 41-м, вместях в разведке служили до января 44-го… Там ранило меня, а дед твой дальше пошёл, и так до Берлина!..
- А мои мне про него не говорят ничего! – пожаловался Славка, на что дед Иван, ухмыльнувшись в бороду, промычал «Угу» а потом пыхнув папиросиной, тихонько спросил уже сам.
- Ну, мать да бабки понятно, бабы, оне бабы и есть… а батёк твой, Серёга, чего, тоже молчит?
- Он, и да и нет: про войну говорит немного, про дедовы награды, а про жизнь дедушки говорит что там нету ничего такого… Ноя-то, чую что есть! – уверенно проговорил Славка, с надеждой глядя на собеседника.
- Чуешь говоришь? – осторожно перепросил дед Ваня, прищурив один глаз, пристально уставившись на делового мальчишку.
- Угу! – согласно кивнул тот, надеясь, что разговор продолжиться.
- Вот наблюдаю я за тобой Славик, и вижу что ты, весь в деда Романа пошёл… и лицо его, я-то хорошо помню какой он был… А повадки в тебе тоже все его, один в один… А может, и ещё кое-что от него возьмёшь, - загадочно добавил старик, и на этих словах смолк, но Славка, в свои тогдашние 10-ть лет, не очень понял их значение. Он только спросил у старика, куда же всё-таки делся, дед Роман?
- А что, тебе не говорили? – снова улыбнувшись спросил дед Ваня, выбросив окурок в траву.
- Да они там мутят, что я понять не могу, - живо принялся пояснять малец, слегка жестикулируя, - то он уехал и пропал, то где-то помер, а толком не говорят. Только отмахиваются!
- Ну, дед Роман уехал, когда тебе годика два было, это, стало быть, году в 78-м… ты ж с 76-го? – уточнил старик, и получивши утвердительный ответ, продолжил – Что-то его, Славик, сорвало с места, собрал сидор солдатский да и укатил. Да, ко мне напоследок зашёл и сказал, что уезжает насовсем, время мол пришло, и наказал мне за тобой приглядеть…
- Это зачем? – удивился Славка.
- А кто ж его знает? – улыбнулся дед Ваня и добавил – дед твой себе на уме был, а мож и просто на всякий случай сказал!
- А на войне, он, какой был? – торопясь по больше узнать, опять спросил Славка.
- На войне-то? – задумчиво наморщив и без того складчатый в кожаных морщинах лоб, переспросил старик, и поглядев на обоих ребятишек, тихо ответил – Мировым солдатом дед твой был, разведчик от бога… Уже месяца через три, ему взвод дали под начало, да… А ишшо через два – роту получил, во как! Ох немчура яво боялась! – дед Иван залился гордостью – Слава-то впереди бежала, а смерть отставала!.. И ни пули, ни ножи яво не брали, всё зарастало как на собаке, прямо за считанное время! А уж чутьё-то было! – ветеран покачал головой – Немцев, за версту, иль более чуял, ни одной ихней засады не пропустил! Из самой Германии, по его душу, команду особых егерей, (эт так у них лесные охотники назывались, отличные солдаы!) вызвали, чтоб деда Романа изловить иль изничтожить. Так мы под его началом, ентих егерей сами в западню заманили и всех до единого почитай решили, хотя и наших полегло чуть не половина, да-а!.. Так-то вот… Ну, всё бойцы, идите уже, мне работать надо! – дед Ваня вновь углубился в свои клумбы. Тогдашний разговор с однополчанином деда, мало пролил света на его тайну, а более спрашивать было не у кого (бабка Таня, жена деда Романа, жила тогда у леса, но про канувшего мужа и вовсе говорить не желала) а посему, Славка решил что время само всё скажет, когда придёт срок.
По мере взросления, Славка ощущал в себе пока ещё не ведомые ему свойства, зовущие его в дорогу. Ночами, или зимой, когда темнело рано, он с ребятами часто любили, задрав головы любоваться яркой россыпью звёзд, молодым месяцем или луной, особенно полной. И ребята, и девчонки, наверное, в силу возраста, ощущали по их словам зов, зов туда, в мир далёких галактик и неведомых миров!
Когда Славке стукнуло 16-ть, он поймал себя на том, что ему нравятся одиночные прогулки под луной, когда можно любоваться красотами ночи. Особенно завораживала Славку её музыка: пение насекомых в травах, голоса птиц и отрывистые уханья сов, да зигзаги летучих мышей.
Когда к золотистой, раскрасневшейся или зеленоватой луне присоединялись пятнистые облака, это становилось похоже на старинные гравюры, которые Славка любил разглядывать в библиотечных книгах. Он подолгу гулял по улицам или по огородам уснувшего села, любовался, мечтал и грезил. Ему хотелось расправить руки, и оторвавшись-оттолкнувшись от земли, полететь в эту волшебную ночь с начало над селом, а там и над Усьминском. Он даже пытался несколько раз это проделать, закрывая глаза, и мысленно приказывая себе воспарить, но кроме покалывания в руках и ногах, ничего не ощутил…
Вскоре, Славку начали посещать приступы некоего недомогания: озноб, беспокойство и жажда чего-то такого, чего и сам он на тот момент понять не смог. Впрочем, длилось это периодами, и на жизнь особо не влияло. И только когда он делился этим с родителями, и мать с отцом и обе бабки становились похожими на людей, у коих рухнули определённые надежды. Славка сходил даже к врачу, и после сообщил родне что ничего страшного у него не обнаружили, (о том что доктор посоветовал посетить его ещё несколько раз, пациент деликатно умолчал) Именно с 16-ти летнего возраста, у Славки начали обострятся и без того развитые чувства: зрение, обоняние, слух и интуиция. Про-мимо них, парень начал ощущать внутри себя ещё одно, пока не объяснимое, но зарождающееся чувство, чувство предопределения. На физкультуре он бегал и прыгал лучше других, но от участия в сборной района отказался, поднялась волна, но, уже разгорались лихие 90-е, и многое что ещё вчера казалось важным, вылетело в кювет истории…
Впрочем, Усьминск и прилегающие к нему сёла, более-менее переживали лихолетье благодаря табачной фабрике и натуральному хозяйству в каждом дворе. Город накрыла волна криминальных делёжек, но солидные люди сумели обойтись малой кровью, и договориться. Ни Славка, ни друзья его детства, ни в чём таком кроме воровства сигарет-лапши с фабрики через забор не участвовали. Сам он изредка выходил гулять в город или просто на улицу, и личной жизни у него не складывалось. По непонятным для Славки причинам, девушки отчего-то держали с ним дистанцию на уровне обычной дружбы или товарищеских отношений, а те, редчайшие экземпляры что как бы были не против, не вызывали интереса у него самого. В становлении личности и внутреннего облика Боярцева-младшего, наступало переломное время…
Х Х Х
К 16-ти же годам ко всем прочим достоинствам, Славка во всю увлёкся сочинительством рассказов и повестей на тему мистики и ужасов, имевших большой успех у сверстников, ходя по рукам в оригинальных списках. Первые позывы к этому жанру, проявились у него ещё в семилетнем возрасте, после прочтения «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Гоголя, и тогда же случился первый опыт написательства «по мотивам» «Ночи перед Рождеством». В 15-ть лет Боярцев написал детективную повесть-боевик из жизни русского ниндзя ( дань моде!) а уже в 16-ть, сочинил довольно удачную повесть про вампиров, с которой вначале появился в местной типографии, откуда его и перенаправили в редакцию районной газеты. Повесть не взяли, но зато с той поры, Славка сделался внештатным сотрудником газеты, и широко известным в литературных кругах автором очерков, заметок и коротких рассказов. Всё чаще давали себя знать затухшие было признаки непонятного недуга: ему могло в любое время суток стать тоскливо настолько, что хоть кожу на себе рви! Он не мог порой усидеть дома, мотался по комнате, а затем бросившись на кровать накрывался одеялом и мелко дрожал, хотя ни озноба, ни холода не чувствовал. Его всё чаще тянуло уже не в горсад, любоваться красивыми девушками, а выскочив из дому бежать в поле, пересечённое глубокими балками, а оттуда в лес, и бежать, бежать, бежать! В погожие ночи, (когда не лил дождь и под ногами не чавкало) Славка облачался в спортивный костюм, выскальзывал из дому, и выйдя за околицу срывался с места и ноги несли его в резвом и лёгком беге по извилистой полевой дороге, освещённого луной, куда-то в даль! Славка бегал пока позволяли силы, затем переводил дух, выбивал сопли, отплёвывался и затем отдыхал. Вдыхая полной грудью чистый ночной воздух, он порой неотрывно таращился на месяц или луну, ощущая облегчение и прилив каких-то неизведанных покамест сил.
Славка мог свернув с дороги, ринуться через поле к оврагам, оставшимся от бывшего там когда-то колхоза, и носиться и скакать по ним какими-то дикими, нечеловеческими прыжками да скоками, от коих у самого захватывало дух и перехватывало в груди дыхание, наполняя всё его существо, неким неземным восторгом!
Однажды летом, в одну из таких ночей, он добежал до знаменитой заброшенной усадьбы канувших в вечность дворян. Из Песков до того места было гораздо ближе, чем от города: не три километра, а два. Славка забрался на одиноко возвышавшейся за посадками холм с торчащим из него обломками старого, телеграфного столба, и замер, взирая на величественно-мрачный ансамбль ушедшей эпохи, казавшийся в эти минуты таинственным и немного зловещим. Ночь как по заказу выдалась светлая, полнолуние только начиналось, а те немногочисленные облачка-барашки, мирно паслись на нивах небосвода, а к луне если и подступали, то весьма робко и нерешительно.
Славка стоял со стороны переднего крыльца, и хорошо видел вход с невысокими порожками, потускневшими и замызганными колонами. Порог местами порос невысокой травой, мхом и лишайниками. Ступени и верхнюю площадку обильно покрывали битое стекло, штукатурная крошка, щепа и что-то ещё. Входные двери отсутствовали, но судя по состоянию ржавых петель, их не выбили, а аккуратно сняли. Ночной ветер влетал в этот чёрный зев здания, и уносился в лабиринты дома, скитаясь и завывая по пустым и унылым комнатам. Пустым ли? Славка словно днём видел, что людей внутри нет: ни подростковых компаний, ни любовных парочек, но, в усадьбе присутствовало что-то или кто-то!.. Боярцев поглядел на полувыбитые амбразуры окон, затем поднял взор на башенки, и в одной из них, увидел пару горящих желтоватым огнём глаз.
Славка поймал тот взгляд, и держал его глазами минуты три, после чего, желтоватые огоньки потухли. Никакого страха он не испытал, даже напротив, появилось желание спланировать с этого холма, воспарить над усадьбой и её садами, и покружиться в ночном небе. Однако, сколько ни приказывал он себе это сделать, ноги его от земли не оторвались, испытав лишь малоприятные покалывания. Затем Славку посетила мысль побродить по опустевшим дворянским покоям, дабы напитаться старинной энергией, и кто знает, вдруг он отыщет там нечто такое, что всё ему объяснит?
- Печальные духи и привидения, - вслух пробормотал Славка, продолжая глядеть на красивый даже в своей заброшенности дом. Но кураж и азарт уже ушли, уступив место усталости, и развернувшись он спустился с холма, и домой, пошёл уже неторопливым прогулочным шагом.
Сны… Ему всю жизнь снились исключительно цветные сновидения. Одни были яркими, другие чуть потускнее, но цвета и оттенки присутствовали всегда, что привносило особые ощущения. В 1994 году, когда ему стукнуло 18-ть, он решил сны записывать, заведя этакий дневничок, ибо с этой поры сны у него пошли особенные, с сюжетами, с продолжениями, и даже несколько раз с титрами, как в кино!
В армию Славку не взяли из-за его частых дневных, а иногда и ночных приступов, кои светила медицины, отнесли к области неизученной психиатрии, и от греха подальше, Боярцева-младшего оставили дома. Благодаря чреде волшебных сновидений, Славка увлёкся историей, культурой и преданиями южных славян и особенно сербов с черногорцами. Не раз и не два он видел себя как бы в средневековье, в тех местах то в виде закованного в латы витязя на стене замка, где он бился с врагами, то в виде гайдука веков 16-17х, а то и в обличии большого волка, бегающего по лесам и горам, перепрыгивающего со скалы на скалу.
Очень часто Славка летал! Просто отталкивался от земли, загребал руками словно в воде, и летал-плыл по-над домами родного села, или над Усьминском. Порою видел и ощущал полёт столь явно, что, просыпаясь по утру, чувствовал лёгкую усталость, и грусть, что пришлось возвращаться в свой унылый мир!..
Очень часто приходилось драться со всякого рода нечистью: мертвецами, ведьмами, вампирами, змеями, и какими-то непонятными существами пекельного мира. Славка считал это чудом, практически всегда одерживая верх в этих схватках, но вот в жизни реальной, удача зачастую обегала его стороной, и с годами, у него появилось стойкое ощущение что какая-то сила, желает его уничтожить, стереть из этого мира. Годам к 20-ти, он уже определённо понял и догадался что это есть за «сила», но вот причин её такого к себе проявления, он не мог понять до настоящего момента…
Посиделки с пивом и рыбой затянулись часа на три: кончилось принесённое Киром и Серёгой, Славка с Феликсом сбегали за дополнительными порциями янтарного напитка и рыбкой с сухариками. Когда сгрызли и выпил и это, оказалось, что всем достаточно, а Вера внесла предложение посмотреть хороший лицензионный фильм.
- Опять порнуха, какая-нибудь? – с нарочито скучным видом спросил Славка, немигающе глядя на диву.
- Какая порнуха?! – патетически возмутилась Одалискина, резко отмахнувшись правой ладошкой – Это душевный фильм, про человеческие отношения! Тут обалденные саунд-треки!.. А тебе, пошляку, одну только порнуху подавай! – еле сдерживая лезущую на уста улыбку, таким же звонким голосом огрызнулась Вера, обдавая Славку волной своих по-настоящему красивейших, чёрных глаз…
- Шикарно возмущаешься, просто королева! – растянувши рот в улыбке, искренне заметил ей Боярцев, на что Вера, как бы спохватившись, обличила его в том, что он специально доводит её до возмущения, потому что любит когда она возмущается! Такой негодяй…
- Да, люблю! – сознался Славка, на что захихикавшая уже сама Вера, бросилась разгребать свои диски, готовя народ к просмотру найденного ею шедевра…
Вечером, поделав все дела с огородом и по хозяйству, Славка вышел за околицу, чуть прошёлся по дороге, и замер, любуясь закатом, уже разметавшему свои красные колеры по всему горизонту. Диск Ярилы на половину ушёл за край земли, а его отблески залили покрытые цветами и травами поле, уходящее километра на полтора, до посадок. Ему вдруг вспомнилось что два года назад, он, Санька, и тогда уже присоединившийся к ним Кир Козинцев, махнули на бард-фестиваль к Воргольским скалам. И Славка, и Санька умели писать хорошие стихи, но не умели играть на гитарах и петь. Кир совсем ничего такого не умел, но оказался не заменим в фестивальной жизни, как друг и товарищ. Народу понаехало относительно немного, тысячи полторы душ, (Славка, бывал на сборищах, где теснилось аж до 16-ти тысяч гуляк всех мастей!) а посему, место для лагеря нашли довольно быстро. Сбросили рюкзаки, огородили территорию верёвкой, как делают большинство фестивальных бродяг, и неторопливо принялись разбирать рюкзаки и устанавливать палатки. У Саньки, по ряду причин, своей палатки не имелось, а жила она в одной из двух Славкиных, любезно ей одолженной. Сам Боярцев занимал просторную двушку.
На поляну они заехали в десятом часу утра, а уже в начале 11-го, размеренно сидели у кострового места, и закусывали с дороги. Попалась пара знакомых лиц, коих поприветствовали кивками издали, но больше пока, никто ценный на глаза не попался.
- Часам к трём-четырём набегут, - зевнул Славка, зная это по опыту, и не ошибся. Но до того, как поляну заполнил гудящий рой с рюкзаками, гитарами и прочими музыкальными инструментами, с троицей наших «туристов» кое-что произошло. Где-то в начале первого часа, они решили пройтись и полюбоваться красотами Воргольских скал, где по слухам собирались тренироваться молодёжные команды альпинистов. Народу у скал копошилось много, но не так чтобы уж очень… Наблюдали за молодыми скалолазами, что под присмотром инструкторов учились карабкаться вверх, забавно путаясь и выпутываясь из верёвок снаряжения. Народ надо сказать, присутствовал и на самих скалах, прогуливаясь по их вершинам по двое и по трое, щекоча нервы себе и окружающим. Особо ретивые, перескакивали небольшие расщелины, огибали торчащие зубья, и во всю щёлкали друг друга на фотоаппараты как сверху, так и снизу. Троица, за исключением Славки, фотиков не имела, а он, снимал скупо, берёг плёнку. Прошли ещё метров двести, как внезапно увидели одну молодую особу лет 16-ти в белых шортиках, белых же здоровенных кроссовках, и водолазке в белую и красную полоски. Подставляя ветру свои длинные, светлые волосы, барышня, с минуту постояв на месте, легонько поскакала дальше, и промчавшись мимо одного зубца высотой под два метра, остановилась, и звонко засмеявшись, приветливо замахала ручкой, кому-то стоявшему внизу…
Всё остальное случилось в какие-то пять секунд: юное чудо, не снимая с личика улыбки, решило видимо спуститься чуть пониже, и смело шагнуло вперёд, по склону… Мелкий щебень под стопами красавицы густо посыпался вниз, и она, словно на рассыпанных шариках, уже фатально поехала следом. Испугаться толком никто не успел. Из-за зубца, подобно порыву ветра метнулась какая-то то ли белая, то ли серая тень, и ойкнувшая барышня пропала за краями скал, чтобы через минуту появиться на вершине, и с улыбкой дурочки, бодренько сообщить замершим низу зрителям.
- Алло, народ! Я не расшиблась! Тут прикольно!
Санька со Славкой наблюдали всю сцену целиком, а отвлекшийся на двух весьма стройных женщин в купальниках, Кир, застал только триумф возвращения молодой дурочки.
- Что, думаешь наши? - тихо спросила Санька, чуть подавшись к уху Боярцева.
- Кажись да, они, - согласно кивнул он, и прибавил – у меня по сию пору чуйка в душе играет…
- Что тут у вас? – осторожно спросил Кир, уже позабывши про юную дурочку, спускавшуюся теперь вниз по нормальной тропе.
- Из наших кто-то на поляне, - едва слышно ответила Санька, на что Кир чуть приподняв брови, удивлённо заметил.
- Хм как интересно… сколько же нас таких тут вообще есть, на душу населения?
- Узнаем и пообщаемся, у нас ещё две ночёвки впереди! – напомнил Боярцев.
- Обязательно узнаем, теперь-то уж точно! – согласился Кир. Уже вечером возле костра, когда Санька со Славкой варили макароны с тушёнкой ожидая Кирилла, ушедшего по делу, их скромная компания и пополнилась ещё одним, таким же как они, приятелем…
Не успел повар как следует распробовать булькающее варево, как вернулся Кир в сопровождении Серёги Большина, одетого в поношенный рыбацкий жилет, носимый поверх рубахи, и линялую джинсовую панаму. И Санька, и Славка, гостя немного знали, хотя и шапочно, но довольно давно. Они не очень удивились, когда Кир, с театральной улыбкой, представил им гостя.
- Вот-с, прошу любить и жаловать, это Серёга, наш, человек! – слово «наш», Кир выделил особо. Вот с того памятного палаточного фестиваля на Воргольских скалах, их и стало уже четверо… Улыбнувшись своим воспоминаниям, Славка просто отправился на прогулку. Ни нестись куда-то очертя голову, ни прыгать, ему сегодня не хотелось, душа требовала спокойной и размеренной прогулки. Бояться тебя девки Славка, шарахаются… Чуют что ли своим ведьмячьим нутром (каждая нормальная баба, должна быть немного ведьмой!) кто ты такой?.. А может просто, госпожа Невезуха хвостом за тобой хвостом ходит? Хотя, Санька пару раз намекала на романтические отношения, но Славка, испытывал к ней пока лишь исключительно дружеские чувства, чего он не мог сказать о Вере Одалискиной…
Его неодолимо влекло к ней, тянуло, он даже посвящал ей стихи, которые никому и никогда не читал и не показывал, ибо сама Вера, держала себя так, что даже он, не мог толком понять что она хочет, и чего ей в конце концов, надо?!
- Показаться б тебе во всей красе, Верочка, хоть разок!.. – несбыточно мечтал про себя Славка в часы досуга и размышлений, но тут же и отгонял эти мыслишки, - Да нельзя, не положено, в дурку загремишь с кандибобером, а Феликс… Феликс потом навещать там тебя не станет, он, себе другую дуру найдёт!.. Нет, у него, конечно, случались коротенькие связи с одинокими и симпатичными женщинами, но по большей части на фестивалях, а тут, в городе, или селе, любимой женщины не было. На вопросы родных и близких об этой теме, Славка отвечал всегда примерно одинаково.
- Я, аскет. Но не по убеждению, а по стечению обстоятельств. Но, как только оные потекут в другую сторону, я тут же пущусь во все тяжкие, при полном спокойствии совести!
Пески полностью погрузились в ночной мрак, едва освещаемый редкими фонарями, ( на одной из улиц их вообще горело всего два: в начале и в конце!) и наступала пора мистики и тайн, да молодёжных гуляний под извечным девизом «Темнота – друг молодёжи!» То, что днём выглядело обыденно, ночью, а особливо при луне или ярком месяце приправленном искринками мигающих звёзд, преображалось до неузнаваемости. Раскидистые берёзы представлялись мохнатыми, горилоподобными великанами, что вот- вот откроют свои спящие веки, и вперятся в вас горящими зрачками… Дома, в большинстве своём светившиеся одним-двумя окошками или экраном телевизора, с улицы казались просто уснувшими жилищами с запертыми в них тайнами. И только с огородов, где мрак висел особенно густой и плотный, и не горело почти не одного окошка, все дома сливались в один протяжный, бугристый, земляной вал, покрытый ветвями садов, среди коих пряталась и таилась неведомая сила. Любые предметы могли показаться в больших размерах чем они были изначально. Все ночные шорохи, звуки, какие-то бегающие зигзагами огоньки, голоса, шаги и скрипы досок, всё это, невольно заставляло не лишённого воображения человека опасаться и ожидать если не опасности, то напряжённости.
В эту пору только молодёжь, что в силу возраста вместо страха перед неведомым испытывает всегда любопытство, лезет во все нехорошие места начиная от кладбищ и заброшенных домов, а заканчивая лесными дебрями и ещё бог знает чем, куда взрослый человек и днём-то не сунется не осенив себя, крестным знамением…
Прочие же селяне, за исключением алкашей, старались без надобности не шастать далеко за пределами своих улиц, особенно вблизи леса, у того места на развилке, что вела в заповедный бор, и называлась с царских ещё времён, Крестищем. Это самое Крестище славилось тем, что окружённое с двух сторон порослью молодого сосняка, называемой здесь шулюхой, служило местом сборища окрестных ведьм, коих в Песках водилось великое множество. Ну, а если кому-то было мало здешних ведьм, сюда же слетались ведюги из другой части села, лесной, что стояло ближе к реке, и называлось Пески-Стрелецкие, оставшееся от слободы государевых стрельцов, живших здесь в 17-м веке. Эта часть села, по слухам превосходила простые Пески по количеству ведьм и колдунов настолько, что о них слагались целые истории. Никакой одинокий путник идущий ночной порой через Пески-Стрелецкие или просто мимо по большой Монастырской дороге, не проходил спокойно и без злоключений.
Крестище было знаменито ещё и тем, что в советское время, по обеим сторонам нечистого места, выстроили два детских лагеря, «Лучистый» и «Соколёнок». Первый возвели исключительно из дерева, а другой, вырос из силикатного кирпича. Много всякого мрачного и непонятного, могли бы рассказать, когда-то отдыхавшие там дети, и работники администрации. Но к началу 90-х закрылся вначале «Лучистый», а к концу оных, прикрыли и «Соколёнок». И остались стоять два этих лагеря мрачными, местами сильно заросшими строениями, манящими всю ту же детвору и молодёжь, мгновенно возникшими внутри себя тайнами и слухами.
Особенно скверно приходилось тем мужикам, что после второй смены, возвращались домой с пилорамы, расположенной где-то в километре в глубине леса. Нет, если шло два человека или больше, то кроме обычного морока и страхов, нечистая сила ничем не досаждала, язвительно хихикая из темноты, и пугая прочими звуками. Плохо было, когда работяга возвращался один. Заходит ходуном вся шулюха, словно через неё зигзагами ломится крупный зверь, затрещат ветки и не успеет заледеневший от ужаса человек и звука произнести окостеневшим языком, как что-то огромное, то, в виде кошки с горящими глазами, то страшной косматой бабы прыгнет на спину, прорычит хрипло «Вези-и!» и помчится мужик как конь носится по лугам, полям да лесам, до самой зари, пока не прокричат третьи петухи…
Очнётся такой бедолага хорошо если за околицей, весь в мыле, и отдышавшись да отплевавшись, доплетётся из последних сил до кого-то из соседей, и стуча зубами расскажет всё как было! «Ездила!.. Она, ездила!..» Всякий коренной житель села уже знал, что означали эти слова…
К этому нечистому Крестищу, по мимо сельских кривых дорожек и тропинок, вела одна широкая и прямая, асфальтированная дорога, выходившая из самой длинной и широкой улицы, Ноябрьской, или по-старому, Большак. Он заканчивался конечной автобусной остановкой, и пивным ларьком, подле которого постоянно паслась местная «аристократия» выпрашивая у земляков мелочь. По этой дороге до Крестища было не более трёх сотен метров, но даже на сём небольшом отрезке пути имелась пара непростых мест, вроде бы и не имевших к Крестищу прямого отношения, находясь чуть не доходя.
Первым, по левой стороне если идти на лес, стоял массивный, но приземистый каменный дом, выстроенный ещё при царе, сменивший на настоящий момент то ли четверых, то ли пятерых владельцев. Одиноко стоящий дом, близ леса, и без того оброс бы слухами, а здесь, когда до окаянной развилки 30-ть шагов, он и вовсе считался нехорошим местом, (недаром столько хозяев сменилось!)
Слева от дома, чуть в низине, торчала холмообразная хозпостройка в старинном русском стиле, наполовину сделанная из плохо обтёсанного песчаника, с большими, окованными железом, и запертыми изнутри дверками-ставнями, а на половину из белого кирпича, с массивной дубовой дверью, запертой на большущий, амбарный замок.
Никто из жителей села не смог бы в точности вспомнить, открывались когда-либо двери, и что таилось внутри этого поросшего мхом, и густым дёрном, приземистого строения? Не знали сего и хозяева, кои по непонятной причине никогда туда не заглядывали, и не пытались обратить строение себе на пользу.
А через дорогу, в заросшем вётлами и ольхами логу, скрывался среди лопухов старинный, дубовый колодец со стоячей водой, про который говорили, что там водятся водяные черти и прочая нечисть. Когда-то, ещё до революции, в этом логу гремела колёсами водяная мельница, ибо полноводные, тогда ещё не запаханные бездумно речные притоки, перекатывались здесь чистой водой, давая людям муку и крупы. Когда эта мельница погибла, точно не мог сказать уже никто: в 20-е ли годы, или в 30-е, уже было не существенно. Соль крылась в том, что по уверениям многочисленных свидетелей, мельница появлялась на прежнем месте, и на какое-то время оживало и скрежетало и её колесо, и дом на отшибе, и загадочное приземистое строение. Но упаси боже какому-либо глупому человеку, повестись на любопытство и зайти на призрачную мельницу!..
Х Х Х
На одной из тихих, мощённых улочек в центральной части Усьминска, в добротном трёх этажном доме из красного кирпича, в уютной трёх комнатной квартире на втором этаже, сидели обложившись книгами и попутно поглядывая в компьютер, парень, лет 25-ти, и бойкая, светленькая девушка лет 20-ти на вид. Светловолосый парень среднего телосложения, одетый в цветастую рубаху с короткими рукавами и старенькие джинсы, азартно что-то рассказывал девушке в облегающей красной майке и чёрных женских брюках. Было заметно что девушка слушает искренне, и ей интересно, ибо она, раз за разом удивлённо поднимала свои тонкие, тёмные брови.
- Люсь, ты, послушай, - с жаром продолжал парень, наклонившись через стол (она восседала на стуле напротив) НЛО, это уже не интересно, во всяком случае, не настолько. Да и контакты с ними не безопасны; мало ли что там за гуманоиды прилетят?
- Угу, - скептически закивав, улыбнулась Люська, а хмыкнув, добавила – а паронормальщина всякая, не опасна, да? Ведьмы, черти, колдуны, оборотни?
- Ну, опасны, конечно, по-своему, Люсь, кто ж будет спорить? – молодой человек отпрянул, и угнездился на другой стул – Но от них, Люсь, защищаться проще: молитвы, обереги, амулеты там всякие, святая вода, травы особые, чеснок наконец! – он распрямился, и не мигая уставился на девушку, сидевшую чуть склонив голову.
- Ладно, Олежек, убедил! – тряхнув забавной чёлкой и приятно улыбнувшись, согласилась она – Марсиане с лунатиками и впрямь не очень, даже если они есть… А эта публика под боком, только вот где и кто именно? – лукаво прикрыв ресничками левый глаз, осторожно спросила она. Олег вылез из-за стола, подошёл к электрочайнику и убедившись, что он полон, включил его. Затем взявши с полочки две расписные чашки поставил их на стол. Опустив в чашки по пакетику пахучего зелёного чая, он вернулся на место.
- Где, это в городе и окрестностях: тут же полно бесхозных зданий, да и жилые есть с такой репутацией, что ого-го-го! Одна детская поликлиника чего стоит, бывший роддом, слыхала небось? – спросил он в конце, поглядывая за парившим чайником.
- Конечно слыхала, - кивнула Люська выставляя на стол вазочку с конфетами – до революции, там Арестный дом был, а потом, в 20-е и 30-е, там в подвалах расстреливали…
- А затем роддом додумались открыть, - мрачно закончил за неё её мысль Олег, и подойдя к отключившемуся чайнику, налил себе с Люськой кипятка, и подал на стол.
- Представь теперь, какая там энергетика! – шурша золотинкой от конфеты, восхищённо заметила девушка.
- Ещё бы! – Олег принялся курнать свой пакетик в кипяток – там не то призраки, черти с рогами заведутся… - оставил макание, и осторожно отхлебнул – да и ведьмы здесь в городе есть, они на старом мосту в полночь собираются. Их если и не увидеть, то услышать можно! – уверенно закончил мысль Олег.
- Ведьмы, чтоб ты знал дорогой, очень не любят, когда их узнают, и когда за ними подглядывают, - принялась растолковывать Люська, лопая мягкую шоколадную конфетку – А тех, кого на этом подсекут, они жестоко наказывают!.. Стрёмное дело, Олеженька.
- Если подходить к делу дилетантски, то конечно погоришь, - согласно кивнул парень, беря из вазы конфету – а если нормально тему рубишь, то и от сатаны отмахаться можно, но, - осторожно отпив чай он азартно сверкнул глазами – ведьм и иже с ними, я предлагаю оставить на потом, это успеется. У меня тут нарисовалась такая тема, что просто огонь, поле, не паханное для нашего брата!
- Что за тема? – навострила ушки девушка.
- Ты, что-нибудь слышала о волколаках? – заговорщецки поинтересовался Олег, пристально глядя ей в глаза.
- Про оборотней? Возможно, - несколько уклончиво ответила та, снова прикрыв один глаз.
- Вот они-то, и будут нашей целью! – объявил Олег, и принёс сразу весь чайник и пачку с чаем.
- И кто у тя тут на примете есть? Ты кого-то из них знаешь? – слегка удивлённо расширив глаза и забыв опустить в подлитый ей кипяток, новый пакетик чая, спросила Люська.
- Да нет, Люсь, так вот прямо, не знаю, - сознался Олег, но поспешил опередить зарождающееся на девичьем личике разочарование – Но я точно знаю, где они собираются, вернее, должны, собираться! – уточнил он, и опустил пакетик в её чашку сам.
- Это где? – искренне затаив дыхание, захлопала глазами девушка, не отводя их в сторону, как бы боясь что-то пропустить или прослушать.
- Про Волчьи камни слышала? - осторожно спросил Олег, подкладывая себе под руку, пару конфет. Люська наморщила лоб, и стараясь что-то припомнить, через полминуты выдала.
- Это, вроде как бы памятник природный, в глубине заповедника… нам училка на внеклассном чтении что-то такое рассказывала, - не совсем уверенно стала отвечать девушка, глядя на Олег «Мол, угадала, или нет?»
- Да, молодец Люсь, помнишь! – улыбнулся Олег и продолжил – Я, про то место ещё со школы слышал, и пару раз там с батей был, на великах ездили, аж за 30-ть километров. Потом забыл как-то, пока тебя не встретил, да всем неведомым увлекаться не начал. Понимаешь, Люськ, меня всё что-то подмывало про этот памятник природный разузнать по конкретнее, что-то мне покоя не давало… - на лице его заиграл загадочный азарт – Я сначала в городских библиотеках пытался что-то отыскать, но кроме стандартной казёнщины, что в газетах да журналах писали, ничего не нарыл. В интернете ещё меньше нашёл; либо одни названия, либо заметки в пять-шесть строчек, и капец! А кровь играет, душа бурлит, и вот, пришла спасительная мысль заглянуть в наш музей. Ну, знакомства там имелись, пошёл, порылся, и, что ж ты думаешь? – улыбнувшись, он задержал взгляд на Люське, и тут же продолжил – В трудах наших дореволюционных краеведов, в статьях о древних памятниках нашей земли, этот памятник, назывался не Волчьи камни, а несколько иначе, - лицо Олега торжественно засияло – Камни волколаков, и так во всех царских документах, везде! Волчьими, их уже советская власть назвала, чтобы мистику не разводить, - он досадливо хмыкнул – Задолбали названия менять! Ну вот, Люсь, во всех старых русских источниках, пояснялось, что дескать таковое название, место получило от того, что с незапамятных, ещё ведических времён, может и тысячи лет назад, там собирались на свои игрища или советы, здешние оборотни, заметь, - рассказчик поднял указательный палец – ни ведьмы, н упыри, ни черти ни водяные или вурдалаки с бесами, а именно только оборотни! Улавливаешь?
- Ух ты-ы, класс, Олежка, и что теперь? – девушка напрочь забыло и про чай, и про конфеты, всецело предаваясь услышанному.
- А теперь, о моя верная Людмила, - Олег назвал её полным именем – я хочу с твоей помощью, разгадать эту загадку, а именно, - он ещё больше понизил голос – почему на тех камнях собирались только оборотни, и больше никто из нечисти. В сказках или ужастиках, обычно как показано? Вся кодла собирается, каждой твари по паре, а там, нет! – задумчиво сдвинув брови, проговорил Олег – Ведь за этим что-то же наверняка кроется, ты, как думаешь? – он вопросительно поглядел на очаровательную собеседницу.
- Олег, ну, если ты что-то чувствуешь, то, стало быть, это нужно проверить. И я думаю, что это будет интересно! – тряхнула чёлкой Люська, но уже через пару мгновений, озабоченно заметила – Олег, а, мы, двое, мы, точно справимся? Это ведь не «тарелочки» фоткать, дело такое, - Люська состроила мордашкой забавную гримасу. Собеседник чего-то пошуровал у себя в голове, широчайше улыбнулся, и ответил.
- Есть помощники, Люськ; есть, два тела, вполне подходящих для всякого рода подобных авантюр.
Два тела, о которых так вовремя вспомнил Олег, слыли в городе наравне с десятками подобных же чудиков, разводивших в своих головах если уж не тараканов, то клопов различных подвидов, за персонажей с иной планеты. Первым, был рэпер Родик, державший на пару со старшим братом Юркой, небольшую фотостудию, ксерокопию и печать текстов. В свои 20-ть лет, Родик уже блистал лысиной, мало брился, на работу был ленив, не обязателен в сроках выполнения заказов, и принадлежал к тому племени неформалов, что зовётся в народе пофигистами (это, если выражаться культурно) Благодаря сим замечательным качествам, Родик носил кличку Влом, ибо это блаженное чувство, сопровождало его по жизни в отношении каких-либо дел…
Вторым, в дуэте потенциальных охотников на оборотней, отсвечивал долговязый и худосочный меломан Рудик, патлатый шатен с короткой скандинавской бородкой, в крупногабаритных роговых очках, кои он, казалось, не снимал никогда и нигде. Увлекался Рудик всем, и ничем, записывая музыку у себя в частном доме в центре города. Одевался он обычно в растянутые треники, водолазку, поверх которой натягивал футболку яркого цвета, а на голову водружал такую спортивную шапочку с острым верхом оранжевого оттенка, ходя в таком виде почти круглый год, до холодов, когда Рудик набрасывал на себя куртку с капюшоном. Чем и на что жил Рудик, доподлинно не знал никто. То он был продавцом аудиотехники и мобильных телефонов, то торговал шмотками на рынке, то где-то сторожил. Короче, крутился Рудик во все стороны, как вертушок на палочке, и в число голодающих не входил. К своим 26-ти годам, Рудик прочно таскал погоняло Померанец, и слыл в принципе безвредным персонажем с широким кругом интересов. Померанец и Влом, сошлись на почве музыки, вечной тусовки, поездки на неформальные сборища, и поглощения пива. По причине того, что в доме, Рудик проживал один, (родители обитали в микрорайоне в двушке) место основного сбора приятелей было у него, и Родик, зачастую даже жил здесь по несколько дней. Разумеется, что такие ночёвки не обходились без участия весёлых, разбитных девчонок.
Олег и Люська, познакомились с Родиком и Рудиком в конторе первого, куда Олег заглянул за распечатыванием текстов нужных ему сведений об аномальных местах области. Благодаря этой теме, Померанец и Влом, иногда приносили Олегу полезные сведения из интернета, или городских слухов. Раза два или три, они всей гурьбой отправлялись на палаточные музыкальные фестивали, где тусовались, заводили новые знакомства и просто балдели. Исходя из всего нижесказанного, Олегу и пришла мысль подключить к делу эту весёлую парочку. Когда он назвал Люське имена возможных помощников, та мило улыбнулась, и согласно закивала; Влом и Померанец, ей по-своему даже нравились, с ними было «прикольно». Однако прикинув себе что-то в голове, она на всякий случай переспросила.
- А они, что, разбираются в непознанном и аномальном?
Олег поскрёб в затылке, и не совсем уверенно ответил.
- Ну, ужастики они смотрят почти все подряд, и особливо новейшие, про зомбаков, монстров… в потусторонний мир верят, но спецы из них не очень…
- А как они нам помогут? – чуть удивилась девушка.
- Да не парься, Люсь, помогут, две пары лишних рук неформалов, в нашем деле всегда пригодятся. Они, хотя бы умничать по всякой херне не будут, в бутылку не полезут, - хмыкнув, он добавил – Влом и Померанец, это такие два туловища, что за любой кипишь кроме войны и голодовки. Так что не упустят случая занырнуть в интересное дело…
- Прикольно! – расцвела улыбкой Люська, и призналась Олегу, что вот прямо теперь, в ней окончательно победил интерес, и она готова стать охотницей на оборотней!
- Олег, а как это в реальности будет выглядеть? Ну чисто практически? – вытянув из вазы очередную вкусняшку, уточнила девушка, для порядка.
- Ну, Люськ, это, думаю я будет в несколько этапов, деловито начал Олег – вначале конечно посетим сами Камни, оглядимся, осмотримся, пофоткаем там, ну, словом, примереемся…
- И заночевать можно, - завороженно перебила его Люська, загоревшись глазами, - поставить палатку где-нибудь в незаметном месте, метров за 500 от Камней, и устроить секретную засаду со съёмкой! Ну, как в передачах по кабельному показывают, видел?
- Видел, - ответил он, и поддержав идею любимой девушки, добавил к ней и свою, заключавшуюся в том, чтобы пожить в том месте дня три-четыре, понаблюдав за обстановкой в целом.
- А что, и в полнолуние? – сразу как-то поёжившись, опасливо уточнила Люська, забыв на время даже о конфетах.
- А когда ближайшее? – быстро спросил Олег, и девушка торопливо зашуршала листками календаря.
- Ближайшее, 22-го июня, - Люська подняла взор – в день скорби…
- Гм, скоро уже, - задумался о чём-то Олег, и подмигнув девушке, поспешил её успокоить – ото всякой нечисти, есть защита, Люсь, и конкретно от оборотней, самое доступное для нас с тобой, это трава аконит. Слыхала о такой?
- Не-а.
- Я покажу тебе фото, очень красивая трава, но вервольфы её на дух не переносят, прямо бегут от неё. И в тот дом, где эта трава есть, они не могут проникнуть… А если на себе аконит носить, то оборотень не сможет вреда тебе причинить.
- Прикольно! – восхищённо выдохнула Люська, и справилась есть ли этот аконит, в их лесу?
- Есть, я его даже видел, - успокоил её Олег – и знаю где он растёт. Здоровенное растение от полуметра до двух ( у Люськи от удивления вытянулось лицо ) а вот цветёт он с июля, и до начала сентября!..
- Это цветов его пока нету? – слегка струхнула девушка, но её парень и здесь не смутился.
- Во-первых, я знаю где взять сушёный, хорошо высушенный, мягкий, на порох не рассыплется. А во-вторых, и у меня тут, один пучок имеется, - он указал на высокую глиняную вазу, из коей торчал букет засушенных полевых трав, среди которых выделялся синеватым цветом, искомый пучок.
- Круто! – восхитилась Люська, и слегка попеняла ему на то, что он, не сказал ей про это раньше.
- Ну, вот сейчас говорю, когда повод нарисовался, - нашёлся Олег, и как бы дополняя себя, заметил – и потом; аконит, он аконит и есть, и даже трава и стебли, способны отогнать оборотня!
- Ну, если так, тогда ладно, - кивнула Люська, и совсем уже напоследок, развеивая последние сомнения, намекнула насчёт потенциальных помощников – А, Влом с Померанцем, не минжанут у Камней волколаков, в полнолуние потусить?
- Не-должны, - не совсем уверенно ответил Олег.
- Ну, времени у нас ещё предостаточно, чтобы к ночёвке подготовиться, а на разведку, мы и на великах в любой день можем сгонять.
- Именно! – радостно согласился Олег, и пошёл на кухню, заряжать водой, опустевший чайник.
… Славка любил бывать в городе по поводу и без, что было для него чем-то вроде отдушины, чтобы хоть на час-другой сбежать от надоевшего домашнего быта. Не смотря на все открывавшиеся в себе способности, тоска душевная по прежнему навещала его без предупреждения, и глодала, глодала, глодала… Читая мифы и легенды народов мира, Боярцев открыл для себя что тоска, и душевная боль, мучали даже богов: и олимпийских, и римских и славянских, да и всех прочих. Чего уж там про смертных-то толковать?
- Если уж они, при их возможностях хандрят, значит даже такое могущество, иногда и перед тоской отступает!.. – сделал для себя философский вывод Славка, переживая очередной криз. На третий день после посиделок на Санькиной квартире, Славка обнаружил у себя в сарае, недостаток гвоздей и саморезов, а значит появился законный повод для вылазки в город.
Посетив пару хозмагов, Славка загрузился достаточным количеством гвоздей и саморезов, решив по такому поводу попить пивка в уютном кафе возле рынка. Зайдя в заведение и оглядевшись, он приметил за одним из столиков, своего давнего знакомца, Женьку Ключева, самого, пожалуй, талантливого журналиста района, выделявшегося лёгким, ироничным языком, поэтическим даром, и компанейским нравом. В свои 34-ре года, Женька уже поколесил по России и ближнему зарубежью, но осевшего на малой родине. В последние три года, помимо основных заданий от шефа, ( главреда газеты) Женька вёл придуманную им рубрику «Тайное и Явное» куда заносил самые невероятные, трудно объяснимые, а порой и вовсе загадочные события. Перебирая листки с очередным расследованием, шеф беззлобно, но с изумлением вопрошал.
- Откуда ты у нас, это находишь-то?
- Ищущий, да обрящет, - скромно отвечал журналист, и вскоре уже читал свою статью в печати. Благодаря Ключеву и его рубрике, тираж газеты вырос на 16 процентов, что радовало шефа несказанно. Во время очередного, дружеского пития пива, (где присутствовал и Славка) шеф, похвалив статью Женьки, лукаво заметил.
- Если б ты, Жень, эти аномалии сам, лично, не находил, то мне стоило бы их придумывать. Любят читатели, что ж поделать!
И вот теперь, Славка приметил сидевшего за столом и чего-то записывающего в блокнот, Женьку. Сбоку от него стояла початая бутыль минералки, и надкусанный беляш на тарелке. Славка, балдея от обольстительного запаха столовой, взял пару пива и подойдя к столу, поздоровался. Журналист поднял голову, приветливо промычал «О!» и жестом предложил приятелю присесть рядом.
- Очередной ужастик? – откупоривая складным ножичком первую бутыль, хмыкнул Славка, на что Женька, довольно улыбнувшись, ответил.
- Почти угадал… будет называться «Репортаж натощак» размышления о философии и поэзии, рождённых в стенах общепита!
- У-у, шеф оценит! – искренне сказал Славка и приник к бутылке. Ключев пояснил что это так, для общего фона, чтобы удои, вести с полей да потуги горадминистрации, разбавить чем-то лёгоньким. Поставив точку и убрав блокнот во внутренний карман старенькой джинсовой куртки, журналист занялся остатками беляша и минералки. Чуть пожевав и будто чего-то вспомнив, Женька поглядел на Славку, и задумчиво спросил.
- Слав, послушай, ты про старый кинотеатр что-нибудь слышал?
- Это который из морёного дуба, купец выстроил, при царе ещё? – уточнил Боярцев, и когда Женька кивнул, продолжил – Ну, если ты насчёт мистики, то я, как её поклонник, одно время плотно занимался его историей и легендами, что выросли после его закрытия в 57-м году. В архивах, я естественно ничего аномального не нашёл, - Славка криво усмехнулся – но по нашим старожилам пробежался несколько раз… А ты, что, серию таинственных репортажей об этом месте замышляешь?
- Бери выше, я замахнулся на книгу, про аномалии города и окрестностей. Собрать их в одно целое, - прожевав и запив, пояснил Женька, и продолжил – Тут уйма работы по этой теме… Например, ты, в курсе, сколько людей, пропало без вести в нашем городе, начиная с 55-го года? – понизил голос Ключев.
- Да как-то не думал о том, а сколько? – ответив, спросил Славка.
- С 55-го по 2004-й, здесь исчезло 289 человек обоего пола и всех возрастов! – приглушённо ответил Женька, коротко оглядевшись по сторонам, не стоит ли кто рядом?
- Сурово, - согласился собеседник, и поглядев на журналиста, коротко подумал: «Ох аккуратней тебе надо быть Женя, ох аккуратней с этим делом!» а вслух произнёс – и ты полагаешь, что к их исчезновениям причастен тонкий мир?
- К большинству таких случаев, уверен! – убеждённо, но тихо, пояснил журналист, и добавил, что криминальные случаи тоже имели место, но не в таком же количестве, и не с таким же контингентом: взрослые, старые, молодые, дети, подростки, менты, члены партии, лекторы, пионеры, пенсионеры, бомжи, гопники и так далее!
- Ну не может же такое быть, Слав, чтоб все эти люди, в криминальный блудняк влезли!
Это даже для самого задротного сериала чересчур! – разложил факты Женька.
- А где более всего пропадали, в каких районах города? - думая о чём-то своём, полюбопытствовал Славка, откупоривая другую бутылку пива.
- Я, собираюсь составить карту исчезновений, и кое-что уже сделал, но хотел бы и тебя попросит о помощи, - журналист вопросительно поглядел на приятеля.
- Да я всегда готов, если смогу, - с готовностью отозвался Славка, и пообещал журналисту что посмотрит свои записи, кои он давно не разбирал, и возможно, добудет оттуда что-либо нужное для Женьки.
- Буду обязан! – пообещал журналист, а вот Славка, сделал себе зарубку на память: про такое количество пропавших людей, он не слыхал даже в детстве, когда в своей компании, они как водится рассказывали страшные истории. Он вообще не слышал, чтобы в городе или окрестностях, хоть один человек исчез. Нет, где-то там, здешние люди пропадали. Уезжали на заработки или ещё куда-либо, да и пропадали. Но что бы тут, нет, он, не слышал! Прикинув то да сё, Славка вспомнил, что даже драматические страсти, что порой вспыхивали меж селянами, доходили в виде слухов не до всех! Хотя, были эти слухи, или не были, ни на явную, ни на тайную жизнь Боярцева-младшего они не влияли.
Машинально подумалось о Саньке, но нет, она ж приезжая, с другого села, километров за 30-ть отсюда, а в Усьминск после школы учится приехала, да тут и осталась. Мало вероятно, что она что-то слышала о пропавших. Со Славкой, её роднила не только общая особенность, открывшаяся каждому из них в разном возрасте, но и схожесть сновидений: иногда, в разговорах с глазу на глаз, она рассказывала что видела картины из своих прошлых жизней; авантюрные, опасные и красочные. Видел похожие эпизоды и Славка, а посему, тем для бесед у них имелось в избытке. Санька, весьма быстро стала своим человеком в нескольких городских обществах. Одинаково тепло её приветствовали и художники, и туристы, и поэты, входившие под сени литстудии, и завсегдатаи пивных заведений, и даже городские гопники. Она, по одной ей известной методе, быстро находила язык и с теми, и с другими, и казалось могла общаться даже с галереей портретов почётных граждан города, что располагалась в уютном скверике близ детской площадки. Попытки тех либо иных лиц начальственной ориентации (ещё со времён школы) наехать, поставить на место или выставить козой отпущения гражданку Косулину, встречали такую реакцию, что даже матёрые мужики наблюдавшие сии зрелища со стороны, качая головами, восклицали.
- Во оторва!
Если её доводили, Санька могла и послать не взирая на личность, и в глаз дать, хотя сама, по собственному почину, и воробушка не обидела бы. Один образованный мужчина, чьи дрянные стишки она откровенно разнесла на атомы в литстудии (прочие студийцы при отсутствии Славки не были столь категоричны) с оскорблённым видом убирая свою брошюру в сумку с книгами, патетически изрёк в адрес безжалостной дивы.
- Всех людей, по поверьям, приносит родителям аист. А вот вас, вашим, подарил птеродактиль!
На этих словах, Санька от души рассмеялась, хлопнув несколько раз в ладоши, а следом загыгыкали и остальные. Когда она поведала эту историю Славке, он тоже посмеялся, но предположил, что обиженный Санькой поэт, в чём-то прав, насчёт появления язвительной дивы на свет.
- А что? Птеродактиль, это ваще супер! – выпятив важно грудь и распрямив плечи, объявила Санька, и с той поры, нередко применяла эту шутку в прениях сторон. Короче говоря, поделиться с ней нарисовавшимися хлопотами стоило, вдруг, да подскажет чего умного? Он набрал её номер, и когда на том конце зашуршало, зачихало и закашляло, коротко посвятил коллегу в суть вопроса.
- Я, щас дома, прибегай, покумекаем… Верки с Феликсом нету, куда-то на великах укатили, приходи…- обыденно ответила Косулина, и Славка, убрав телефон, зашагал сначала в магазин за провизией для чая (благо по дороге было) а затем уж, повернул на Красноармейскую, весёлая квартира ждать не любила.
Х Х Х
Тихая, летняя ночь расправляла затекшие за день крылья, и иссиня-чёрным покрывалом, плавно и спокойно укрывала мир, на положенные ей, летние часы. Заповедный бор, на глазах оживал уже другой, во многом сокрытой от глаз людских, жизнью… Внимательно обнюхивая воздух, на ночную охоту выходили из своих берлог и нор хищники: лисы, волки и прочие. Хрустя опавшими ветками и глухо похрюкивая, прошло к ручью небольшое стадо кабанов, во главе с матёрым и опасным для любого встречного, секачом. Массово порхали в кронах разные птички, оглашая округу порой резкими, какими-то не своими, пугающими криками. Совы, чёрными тенями-призраками со сверкающими глазами, ухая носились над землёй, выискивая свои жертвы. Редкие косули и олени мелькали то тут, то там, хрумкая зелёными веточками, а лесной великан-лось, пёр напролом через чащу, нарушая гармонию музыки звуков, диким треском, и грозным, глухим сопением.
Но не только эти жители Великого бора выходили из своих убежищ в ночную пору, разбредаясь по всему лесу. Просыпалась и иная, лесная сила: лешие и лесавки, кикиморы из болот и грязных топей, лесные черти, горя глазищами скакали по пням-колодам или буреломам, стараясь не попасться на глаза лешим, что всячески гоняли рогатых из своих владений. Скоро, стали доноситься какие-то короткие, а затем пронзительные свисты, уханья, смех и шёпоты со всех сторон. Появились словно ниоткуда, клубы молочно-серого тумана, из которого соткалось вначале пять-шесть призрачных человеческих фигур с едва различимыми чертами печальных лиц, а за ними начали клубиться и появляться всё новые и новые, бестелесные образы…
Болотники, и их помощники хмыри, шныряли близ своих болот стараясь ложными цветными огоньками, заманить в свои вонючие трясины любую, живую душу, хоть зверину, хоть птичью, а если совсем повезёт, то и человека заблудшего. Воздух весь оказался наполнен невидимыми для обычного ока духами: и нечистыми, и обычными, и всякими такими, что пакостят или помогают под настроение. Чёрные косматые тени страшных и уродливых старух-ведьм, бормоча заклинания над одними им известными местами у заросших, корявых камней или гнилых иссохших пней, вдруг закружившись волчком, с хриплым и мерзким хохотом взмывали вверх, и пропадали в вышине. Мелкие бесы и бесенята, крадучись шарились по кустам да оврагам, стараясь не попасть в лапы лесным чертям, своим злейшим врагам, могущих их искалечить, отмутузить, а то и разорвать-прибить. Вот какая-то сутулая мужская фигура в старом костюме и поношенных брюках, раздвигая руками ветви и мохнатые лапы сосен, крадучись пробирается привычной дорогой, обходя ямы, перешагивая поваленные стволы деревьев, пока не выходит на небольшую, словно кухонька поляну, в центре которой торчит крепкий, хотя и сухой пень, с украшением из грибов и мха по бокам. Не сбивая и не трогая ни единого гриба, мужик начинает ходить да притоптывать вокруг этого пня против часовой стрелки, бормоча то ли заговор, то ли заклинания, легонько жестикулируя руками, как в танце. По завершению кругов, он достал из внутреннего кармана, средних размеров широкий нож с крепкой резной рукояткой, и замахнувшись вонзил его в центр пня. Затем, воровато оглянувшись, мужик алчно сверкнул глазами, и одним большим кувырком перекатившись через нож, во мгновение ока поднялся на задние лапы, уже здоровенным, выше человеческого роста, неопрятным, лохматым волком с горящими зелёным огнём, глазами. Обнюхавши воздух на три стороны, оборотень испустил на наливающуюся силой луну протяжный, азартный вой, и тяжело бухнувшись на четыре лапы, с глухим топотом и хрустом сучьев, умчался в непроглядную лесную тьму.
Из небольшого, но достаточно чистого лесного озера, питающегося парочкой ручьёв, вышли на берег четыре молодые девы с венками из жёлтых кувшинок на голове, облачённых в полупрозрачные рубашки до пят. Они принялись радостно кружиться над водой то в одну, то в другую сторону, источая звонкий, хрустальный смех, отдающий потусторонним эхом. Свет луны играл над поверхностью пруда серебристо-жёлтой рябью, в коей отражались полупрозрачные девы… Они, то воздев руки к звёздам говорили им что-то своё, словно прося и вымаливая себе иную долю, то разведя их в стороны и чуть склонив головы набок и прикрыв прекрасные очи свои, кружились уже на одном месте, поднимая широкими одеждами, более оживлённую рябь пруда.
Над тропинкой, что извивалась меж высоких сосен, на высоте чуть ниже их макушек, верхом на здоровенном круторогом баране, пролетел молодой мужчина в тёмно-зелёной рубахе, и спортивных брюках заправленных в кирзовые сапоги. На голове у него мелькнула белым узором чёрная бондана, из-под которой выбивались пряди густых, тёмно-русых волос. Удивительный всадник вылетел на широкий перекрёсток лесной дороги близ старого деревянного моста, испустил восторженный крик «Ух ты-ы-ж!» сделал над поляной три круга, а затем выровняв животное и прокричав ему «Дальше, Борька! Дальше, туда-а-а!» взмыл над лесом, и очень скоро пропал в вышине, мелькая там лишь непонятной, движущейся точкой.
… Он бежал легко и свободно, как привык уж бегать за шесть последних лет своей жизни, переменившейся в одночасье. Весь лес уже давно стал для него вторым домом, а потому он бежал по тропинкам и дорогам, словно бегал тут тысячу лет. Видя его, или почуев издалека, бросалась и шарахалась в стороны вся злобная лесная и пришлая нечисть: горе было бы ведьме, чёрту или не дай бог упырю, а то и шатающемуся мертвяку, попасться ему на пути в эту минуту! Возмездие и расправа будет короткой и жестокой! И только духи нейтральные, его не особо опасались, да всякая прочая нечистая мелочь, что брызгала из-под ног в стороны словно кузнечики в траве в жаркий день, не рисковала испытывать на себе его силу и гнев. Он, бежал легко перепрыгивая через овраги и глубокие балки, выпрямляя в полёте своё огромное тело, приземляясь всегда пружинисто и мягко, и снова бежал. Пробегая мимо поросшего мхом придорожного валуна, он сразу заметил притаившегося за ржавым остовом сгоревшего тут когда-то трактора, лохматого и неопрятного оборотня с печальной мордой. Он на минуту остановился, и какое-то время изучающе смотрел на то ли прячущегося, то ли затаившегося ночного персонажа.
- Что-о?! – обиженно протянул неопрятный, убирая лапы с морды – Я, просто бегаю, я же безвреден, я сырого мяса жрать не могу, ты ж знаешь, ну? – жалобно добавил лохматый оборотень, просяще глядя на стоявшего перед ним.
- Знаю, - глухо согласился тот – но всё одно, гляди мне, страха не теряй, играй по правилам, да за ножиком своим следи, а то так в этой шкуре и останешься! – предупредил он его напоследок, и сорвавшись с места побежал дальше, туда, где ему надлежало теперь быть, к месту силы и древней мудрости, к памятнику далёких предков, известному в прошлом как Камни волколаков…
Природный памятник государственного значения, как официально называлось то место, располагался в самой глухой и малопроходимой части заповедника, среди вечнозелёных сосен, лиственниц, елей, нескольких кедров да дюжины величавых дубов, один из которых, самый могучий и огромный, стволом своим напоминавший лицо спящего волхва, шумел густой кроной на виду у всех, сразу же за пределами каменного ансамбля.
Сами камни стояли на открытом месте, где росли только травы, мхи, папоротники да лишайники. Опытный и непредвзятый взгляд, сразу же понимал, что, «природное образование» Волчьи камни, такое же природное, как британский Стоун-Хендж, или кавказские дольмены. Эллипсовидный комплекс, в длину тянулся примерно шагов на 120-ть, и где-то сорок в ширину, в центре. У него имелось два входа: Западный и Восточный. Последний, представлял собой этакие ворота из пары высоких, порядка трёх метров, каменных глыб, походившие на грубо обтёсанные столбы с плоскими вершинами. По окружности, некая сила понаставила врытые в землю камни, формой напоминавшие обелиски, неправильные конусы, многогранные столбики, или кособокие трапеции. На некоторых из них, сверху лежали плиты размером от метра, до двух. Правда располагались они довольно хаотично, и никакой симметрии собой не представляли, но именно такое произвольное нагромождение и создавало ту дикую, первозданную красоту, которая и притягивала, и звала к себе… Почти посередине этого магического сооружения, возвышался гигантский валун, синевато-зелёного оттенка, своей продолговатой формой напоминавший облупившийся и осыпавшийся по краям, красный кирпич. Причём одна его сторона, что глядела на восточные ворота, была заметно выше, но ровно настолько, чтобы не потерять общей формы камня. Сразу за камнем простиралась ровная площадка, покрытая толстым мхом, заканчиваясь у Западных ворот, бывших в виде четырёх толстых и широких гранитных стел с обломанными вершинами, возвышаясь на добрые два с половиной метра. За этими-то стелами и шумел могучий дуб, спящий великан-волхв. Лес вокруг чудесного комплекса, отчего-то не подходил вплотную, и не посягал на внутреннюю территорию.
Но не только Камни волколаков украшали собой эту часть заповедного бора, было тут ещё одно, ещё более удивительное сооружение, возникновение которого, учёные мужи с академических кафедр, брызгая слюной и желчью, тоже относили к природному образованию. Это место в народе называли Чёртовой эстрадой, или Русалочьей колоннадой. Оно находилось восточнее Камней волколаков, на расстоянии ста с небольшим метров, на преимущественно лиственной части леса. Сооружение солярной формы и впрямь походило на искусственную, хотя и грубовато исполненную колоннаду из 33-х круглых колон из белого камня, но без резных украшений, что обычно присутствуют на карнизах и кровле. Крыши колоннада не имела, но скреплялась таким же каменным обручем, местами обрушившимся, как, впрочем, и небольшая часть колон. Сами колонны стояли на трёхъярусной каменной площадке из отполированного песчаника, видом своим и порожками, действительно напоминавшей большую эстраду.
Какими аргументами плешивые сектанты от науки относили всё это к природному образованию, объяснить не брался никто. Правда, за последние пару лет, кто-то более вменяемый, видимо чтобы хоть как-то сохранить лицо и не впадать в академический кретинизм, откопал где-то сведения что колоннаду, аж в середине 18-го столетия, поставил здесь некий князь, (с утраченной фамилией) где проводил то ли греческие игрища с театром, то ли римские оргии с гетерами да крепостными девками, то бог знает что ещё!
Робкий глас одного историка, не утратившего пока способности сопоставлять, указал теоретику на две вещи. Во-первых, в середине 18-го века, тут шумел настолько дикий лес, что ближайшим населённым пунктом был город Воронеж (около 120-ти вёрст) Усьминск стоявший в 30-ти, да десяток сёл в степной части, и никаких помещиков тут отродясь не водилось и не жило, вплоть до краха империи! И во-вторых, в те далёкие времена, эти леса, помимо хищников, кишели ещё и злющими разбойниками, последние вылазки которых, пресекли только в 50-х годах уже 19-го столетия! Глас историка остался без ответа. Легенды о русалках и чертях, обитавших у колоннады, зиждились на рассказах перепуганных свидетелей, попавших туда в ночную, или вечернюю пору, и увидевших нечто пугающее.
И Камни волколаков и Колоннаду, объединили в один охраняемый государством комплекс, и с тех пор он стал прирастать новыми легендами да преданиями.
… Луна набрала уже полную силу, облака отступили от неё, а звёзды, подобно новогодней гирлянде опустились чуть ниже, и всё это, пролило чудесную, магическую, волшебную палитру света на каменное чудо! Камни волколаков, казалось, напитывались и втягивали в себя идущий от звёзд и луны свет, насыщаясь им ночью, как насыщались они светом солнца днём. Столбы, стелы, плиты и пирамидки, а также гигантский синева-то зелёный валун, всё заиграло прозрачным отблеском ночных красок, кои не могла увидеть приземлённая, и пустая душа, из пресного, материального мира. Лёгкий и освежающий ночной ветер живым потоком сорвался с вершин деревьев, и заскользил меж древних камней, во всех направлениях, издавая протяжное, заставляющее душу парить, волшебное пение! Невидимый хор существ иного мира, чьи голоса лились отовсюду, выводил такие вокальные импровизации, что им невольно начала подпевать сама ночь. Невесомые, едва различимые звуки гуслей, переливались в такт ночной музыки, и мелодии ветра… Камни волколаков, как бы сами начали отдавать часть поглощённого ими света, ибо надо всем комплексом, заиграло дрожанием воздуха некое, едва уловимое свечение. Это, источалась сила, способная как защитить и приветить, так вразумить и наказать.
Сверху, Камни волколаков представляли собой живое полотно, которое способна была воплотить только кисть великого гения прошлых веков! Свет луны и синеватые с белым искорки звёзд и далёких планет, отражались от всего великолепия бледно-голубым отливом, с едва уловимым зелёным разводом отделившимся от хвойных лап с жемчугом росы на них, травах, да мягких, плюшевых мхов…
Кто бы мог понять и сочинить подобную музыку? Какой композитор или музыкант, дерзнул бы в эту пору, затаиться близ Камней волколаков, чтобы впитать в себя эти неземные ноты? Есть ли ещё в нашем закостеневшем и отрицающим всё кроме насыщения мире, чуткое ухо, умеющее слышать шёпот камней, трав, этих колон, этих стел? Может ли оно, если прислушается, различить голоса древних, и понять о чём они говорят промеж себя или с теми, кто пришёл теперь к ним, слышит их и понимает, нуждаясь в совете и помощи?
Много ли найдётся людей, могущих уловить тихий говорок трав, переговаривающихся с папоротниками, или невысокими кустарниками, да услышать, что шумит своими ветвями, старый и мудрый, дуб-великан? Один? Два? Сколько человек поймут теперь то, что когда-то, слышали ВСЕ? Никто не скажет, никто не поручится. И всё же это место, что вопреки досужим сплетням обходит стороной вся злобная нечисть, иной раз нет-нет, да и разбудит спящую душу даже самого заурядного человека, и раскрыть его дар, дав шанс понять непознанное да изменить себя. Но есть и те, кто уже никогда и ни при каких обстоятельствах, не способен найти внутри себя древние зёрна предков, и прозреть. От них-то, от этих невежд, и хранит свою великую тайну старый бор, и те, кто волей провидения, помогают ему!..
Он бежал долго, но вскоре, заметил вдали знакомый свет, исходящий от камней, повернул на изгибающуюся у почерневшего от времени столба, тропинку, и понемногу сбавляя скорость, побежал туда. Сквозь деревья, на лунном свету он хорошо разглядел двоих крупных волколаков: серого с белой полосой по спине, и серого, с рыжевато-каштановой полосой по хребту, и таких же вкраплений на морде. «Ишь ты, небось только теперь прилетели!» подумал он, на выходе из леса, и в два прыжка взбираясь на камни.
- Доброй ночи! – хриплым, протяжно-сипловатым голосом поприветствовал он присутствующих.
- И вам не хворать! – клацнула пастью рыжемордая волчица с кисточками на концах большущих, острых ушей. Её морда, с небольшими, близко посаженными глазками, была не лишена определённой привлекательности и даже забавности: в ней напрочь отсутствовали демонические черты. Просто большущая, волкообразная ряха оборотня. Пришедший волколак осторожно переставляя лапы, подошёл и сел ближе.
- А, этот где? – спросил он.
- Должен быть, - прогудел другой волколак, почесав передней лапой свою шею.
- Да вот он! –рыжемордая лениво указала лапой на долговязого, худющего собрата, вынырнувшего из лесного мрака, и по кошачьи запрыгнувшего на небольшую плиту, что словно крышка, лежала на двух других. Оборотень казался голодным, и слегка походил на колоритного волка из культового советского мультика «Ну, погоди!» так забавно топорщилась во все стороны на его боках и лапах, всклоченная шерсть.
- Отощал-то как, сердешный! – загыгыкал третий, а рыжемордая лишь язвительно оскалилась подобием улыбки, энергично пошевелив ушами с кисточками. Волколак с белой полосой на спине, лениво зевнул на луну, и беззлобно рыкнул.
- Опаздывают коллеги-то…
- Быт и обыденность, заедают даже оборотней! – изрёк третий, серый, в небольших чёрных разводах волколак, повернув морду к ушастой с кисточками. Большая чёрная тень скользнула по камням, и сверху, с шумом, поднявши потоки воздуха, недалеко от серой четвёрки, величаво опустился иссини-черный ворон размером с горного орла, с огромным клювом и крепкими лапами с массивными когтями.
- Пр-р-р-и-и-ве-е-т! А-р-р!!! – каркнула птичка, сложив крылья, и потоптавшись на месте.
- Здорово! – клацнул пастью третий.
- Икар-р, понимаешь! – съязвила рыжемордая, а двое других, просто закивали головами в знак приветствия. Следом за вороном, из ночного неба, с торжествующим, протяжным уханьем, тяжело приземлился на торчащую напротив ворона плиту, пучеглазый филин размером с кабана.
- Ух-ух-уходился я за день. Здрасьте! – тряся всем телом прогудел он.
- Приветствуем! – донеслось в ответ, а следом, треща сучьями и ветвями, из-за могучего дуба, через Западные ворота, появился громадный, раза в два крупнее обычного, вепрь с горящими глазами и огромными, желтовато-белыми, серповидными клыками.
- Хру-хру! – глухо прорычал кабан, подходя ближе и с невероятной проворностью запрыгнул на одну из плит, покрывавших врытые камни.
- Задержался, прошу прощения, всем привет! – хрипло проскрежетал вепрь, мило насколько смог, улыбнулся рыжей волчице.
- Я тоже соскучилась! - флиртующее вытянув мордашку, ответила она строя глазки. Минуту спустя, откуда-то из леса, плавно, словно тень, просочился меж камней, здоровенный, размером с крупную рысь, гладкошерстный и беспородный, кругломордый котище с пышными боками и длинными усами. Полосатый, подойдя к товарищам пружинисто запрыгнул на соседний с вепрем камень, и обведя присутствующих желтовато-зелёными фарами глаз, громко проурчал.
- Пр-р-иветствую все-ех! – и принялся вылизывать себе подушечки на правой лапе. Словно чёрт из коробочки, откуда-то из-за камней, выскочил мускулистый, зубастый заяц, размером с годовалого хряка, и молча помахал всем лапой.
- Остальные, наверное, не смогли! – проскрипел вепрь, и в ту же секунду, из-за Великого дуба вышел большой, седой волколак с зелёными глазами, неторопливо подошедший к огромному валуну, лёгким скоком запрыгнул на него, и пройдя на высокую сторону, привычно оглядел присутствующих, и глухо прогудел.
- Все, кто смог, тут… Другим недосуг, ведьмак тоже не придёт, нежданные хлопоты образовались, упырей он почуял в одном месте, ушёл туда… Но, это ничего, я потом с ним встречусь и всё ему скажу.
- Что-то случилось, Старый? – задумчиво вопросила рыжая, а за ней и другие навострили уши.
- Что-то может произойти, дитя моё, - без пафоса, обыденным, без тени иронии голосом, пояснил седой волколак, присев на камень.
- Мы слушаем! – подал голос ворон, расправив и сложив крылья. Седой тяжело вздохнул, и задумчиво начал.
- Никому из вас, не нужно рассказывать каков наш город, в плане тонкого мира. Он буквально стоит на пересечении миров, измерений и порталов. Недавно, я узнал, что в одном из старинных домов завелось зло, встречающееся крайне редко даже в больших городах и местах силы. Дом в несколько этажей, в два или три, это всё что смогли узнать, - седой волколак поднял морду вверх, пристально поглядел на луну, и снова обратил её на свою паству, - Навьи, и те кто при них, устроили в доме «Улей» набив его проходами и порталами в миры пекельные, антимиры, как их теперь называют исследователи. Они открываются на закате и закрываются на восходе. Можно угодить в чёрные миры Эллады, с их жуткими монстрами, в города, населённые всеми сразу, и невозможно будет понять, человек пред тобой, или же нет? Там, нашли себе приют самые опасные миры, замаскированные порой под чарующие образы дверей, картин, старинных вещей, и того, что как плотоядный цветок притягивающий своей красотой беспечные жертвы, прельщает своими чарами многих людей, даже сильные духом, выдерживают не всегда и не всё… - голос говорившего заметно дрогнул – Дом, на настоящее время не может выпустить жильцов тех миров за свои стены в город. «Улей» только открывается, затягивает в себя, да иногда выпускает свою нечисть, побесится внутри дома, и только. Дом создаёт впечатление обитаемого, но шумных жильцов там нет, и вообще, он, как бы и есть, но в тоже время, люди не обращают на него внимания. Нужно найти дом и запечатать «Улей» раз, и навсегда, пока они не нашли возможности вырваться наружу и натворить бед…
- А, что может случится? – спросил заяц.
- Седой волколак опять поглядел на звёзды, и затем ответил.
- Всё что угодно, вплоть до того, что Усьминск в одночасье опустеет, или станет призраком…
- Радужные, перспективы! – мрачно прогудел третий волколак повернув морду к задумчивой соседке.
- До этого, не дойдёт! – уверенно донеслось с синего валуна, и седой волколак встал на четыре лапы.
- Мы и дом найдём, и «Улей» запечатаем. Не такой уж большой наш Усьминск, а жилых домов, в два-три этажа, и того меньше. Мы, справимся ребята, иначе и быть не может!..
- Если в доме десятки порталов, то какой же величины нужна сила, чтобы все их закрыть?
Над каждым проводить свой обряд, это только в кино реально! – скептически заметил кот, пожав плечами.
- Да, мы хотя и природные оборотни, но закрытие порталов не наше искусство! – поддержал его ворон, чуть расправив крылья.
- Вы, главное найдите дом, побывайте внутри, убедитесь, что это то самое, а как закрыть «Улей» я сообщу позже – седой волколак обвёл всех взором – Всё гениальное просто, дети мои, смотря какой портал попадётся… Если в виде зеркала, разбить его и вход закроется. Если в виде картины, уничтожьте её, любым способом и всё, возможностей масса. Во время войны, уже в Германии, мы нашли один похожий дом, детище Ананербе, - седой оборотень насупил брови – Убедившись, что дело нечисто, я приказал зажечь дом изнутри, у нас как раз огнемёт ихний трофейный имелся. Могу поклясться, что и я, и мои ребята, слышали не только гул пламени и пожара, но и жуткий вой и крики, и видели с улицы как в окнах мечутся чёрные тени… Дом выгорел изнутри и превратился в обычную коробку. Способов много, главное поменьше смотреть плохих фильмов на эту тему, а думать своей головой.
- А простые люди, не смогут этого сделать? – спросил волколак с белой полосой на спине.
- Нет… - печально вздохнул их наставник на камне, - дом охраняется изнутри, и даже если какая-либо смелая группа и проникнет туда, то при самом благоприятном исходе, у них получится закрыть два, от силы три портала, прежде чем исчезнут или погибнут… Они, просто люди, а внутри их встретят бесы и им подобные твари… Вот поэтому, сделать дело предстоит нам с вами, и лучше если мы управимся до наступления зимы…
- А ещё порталы в городе есть? – спросил кабан.
- Есть, и немало, но они, закрыты с двух сторон, и открыться такой портал может либо случайно, скажем во время стихийного бедствия, революции, войны или иного катаклизма, либо при помощи магии. В любом случае, эти, порталы, в разы менее опасны, ибо в основном только втягивают в себя, а гости оттуда, весьма редки. – седой волколак снова обвёл всех взором, а кот, почесав за ухом, поинтересовался.
- А перемещения во времени, временные петли и параллельные миры, и реальности, они, к «Улью» относятся?
- Не-е-т, - отрицательно помотав головой, медленно протянул седой волколак, - эти явления уже другие, и к нашим делам прямого касательства не имеют. Но что-то подобное, в нашем городе есть, и наши сны, наши помощники в этом деле! – добавил он.
Оборотни внизу немного помолчали, прокручивая услышанное каждый в себе, и первым, подал голос заяц.
- Я, среди вас, самый экзотический оборотень, и, пожалуй, самый необычный; заяц, чего там? Но за себя скажу: раз так всё сложилось, отсидеться в норке не получится, как бы не хотелось, а посему, я – в деле!
- Не люблю, речи говорить, скажу проще, я, иду! – прогудел ворон немного тряхнув крыльями.
- Я, тоже в деле! – мурлыкнул кот, кивнув мордахой.
- Я, с вами! – ухнул молчавший до того филин.
- Ну, что же, сходим на эту пасеку! – глухо рыкнул секач, а за ним и оставшиеся четыре волколака, согласились учувствовать в намечающейся операции.
- Ведьмака и остальных, предупрежу я сам, - сказал седой волколак уже завершая собрание – кто из них сможет, тот присоединится. Кто-то хочет чего-то спросить? (помощники отрицательно замотали мордами) Ну, тогда на сегодня у меня всё, я, вас покину, а вы, вольны порезвится в такую ночь, да поразмять косточки! – его глаза блеснули молодым азартом – В лесу, всегда есть с кем переведаться!..
- А, что, друзья-товарищи, айда чертей да ведьм по лесу погоняем! И впрямь, ночь-то вон какая! Раз уж мы все тут, грех не порезвиться! – весело предложил третий волколак, и после минутного обсуждения, вся компания сорвалась с места, и в одно мгновение пропала в лесу, и только лишь лунный свет пополам со звёздными огоньками, продолжал освещать Камни волколаков…
Х Х Х
Олег с Люськой сидели в гостях у Померанца, где он вместе с Вломом смотрел DVDдиск, с каким-то новым ужастиком про монстров в виде оборотней, и педиковато накрашенных вампиров. Гости принесли в пакетах пиво, сухарики и чипсы. Померанец, в обычном своём одеянии, в трениках, футболке поверх водолазке и высокой спортивной шапочке, правил бал с пультом в руке.
- Неформалам! – бодро отсалютовал Олег, проходя в комнату (для своих, двери Рудика в дневное время не закрывались, а другие сюда не ходили)
- О, милости просим! Вы, с пивом? – радостно прогудел Померанец, бросив взгляд на увесистые пакеты.
- Естественно! – деловито сверкнув глазами ответил Олег, продвигаясь с Люськой к старому креслу, стоявшему сбоку от дивана, на котором сидели Родик и Рудик. Закусив нижнюю губу и озорно пискнув, девушка проворно захватила кресло, торжествующе захлопав в ладошки.
- Опять муру глядим? – устало спросил Олег, выуживая бутылки по одной, и протягивая приятелям.
- Да ладно, клёвый фильмец про ликанов с упырями!
- Ну, эти вот твои ликаны, походят на приматов, а упыри смахивают на гламурных педиков из шоу-бизнеса…- лениво оценил гость, бросив взор на экран. Померанец растянул рот до ушей, а Влом просто затрясся в смехе, поюморить они любили. Люська ловко цапнула из пакета пузатый бутылёк, а затем поглядев на Рудика и Ролика, спросила.
- Сухарики, или чипсы?
- Сухарики давай! – ответил за двоих Померанец, и в их сторону плавно прилетело два хрустнувших содержимым, пакетика. Забулькало-захрустело, и минуток через пять, Олег начал разговор.
- Пацаняки, у нас к вам дело, а точнее предложение…
- Излагай, - отхлёбывая из горла, ответил хозяин дома, и прибавил – Телек не мешает, с ним даже лучше!..
- Есть тема, выследить настоящих оборотней, заснять их на плёнку, а потом, по ходу решить, - зашёл Олег сразу с козырей. Померанец со Вломом на пару секунд замерли, затем, Рудик нажал на пульте паузу, и когда на экране замерла гламурная рожа голливудского кровососа, посмотрел на гостей сверкнув очками.
- Хе, эт ты щас про что? – осторожно переспросил он, и Олег, не теряя инициативы, коротко, но, по сути, посвятил музыкальных друзей во все особенности природного комплекса Волчьи камни, они же, Камни волколаков. Коллеги-неформалы слушали весьма внимательно, взяли по второму пиву, отхлебнули и высказались.
- Да я, чё-то не знаю, -пожал плечами Рудик, поправив очки и почесав рыжею бородку.
- Да лажа это всё! – лениво отмахнулся Родик, и снова захрустел сухариками.
- Лажу, вы по телеку вон смотрите, попенял им Олег, указав глазами на экран с застывшим вампиром неопределённой ориентации, и добавил – А я, реально дело предлагаю: съёмка, экстрим, видос в интернет выложить, подписчиков набрать… Вы, представляете, что будет, если мы реальных оборотней на камеру снимем? – интригующе вопросил Олег в конце.
- А, могу представить! – покачал головой Влом, скептически ухмыльнувшись – Найдут потом от нас одни жопы на деревьях… А от Померанца, его очки на веточке, ха-ха-ха!.. – весело оскалился он.
- А от тя, чё найдут? – критически сверкнув линзами, так же насмешливо парировал Рудик, смерив лыбящегося приятеля взглядом.
- Мотню рэперную, на колу намотанную! – съязвила Люська с нарочито серьёзным личиком, выуживая из пакета, другую бутыль пива. Все трое мужчин разом заржали.
- У нас, будет защита, -с расстановкой продолжил Олег, и в доходчивой форме, посвятил меломанов в свойства и особенности аконита.
- Круто! – кивнул Померанец – Это, можно подумать…
- Эт чё, серебро не обязательно? – раздумывая о чём-то, спросил Родик.
- Влом, а у тя, есть серебро? Пули, амулеты, чайная ложечка, стыренная у бабушки? – прикрыв и открыв веки, деловито полюбопытствовала девушка.
-Ну, крестик с цепочкой на шее… - протянул Влом, грызя сухарики.
- Ну, и хорош с тебя, не съедят! – уверенно заключила Люська.
- Родик, ты, самое главное, не ссы, - стал успокаивать его Олег, прикладываясь к бутылке – натяни как в лес идти, рэперские штаны с мотнёй до колен, и если вервольф нападёт, скидавай их, и бросай ему в морду, а ты, в красных труселях, до дому! (все заулыбались-загыгыкали, а девушка добавила и свои пять копеек)
- По любому ликан в них запутается и окуклится!
- А если Влом со страху ещё и рэп начнёт на весь лес читать, то оборотни ваще оттуда ноги сделают! Ни один вервольф, сто пудов, рэпа не выдержит!
- Да пошёл ты! – лениво отмахнулся Родик, потянув пивка.
- Ну, пацаны, вы, как, готовы кровь разогнать? Денька на три-четыре на Камни волколаков махнуть, а там же ещё рядом Чёртова эстрада есть, можем несли не чертей, то уж русалок-то точно увидеть. – заверил их Олег.
— Это мы, типа команда охотников на оборотней будем? – жуя сухарики, и слегка покачивая от чего-то головой, прикинул Померанец.
- Это, типа того, - в такт ему, съязвила Люська роясь пальчиками в пакетике с чипсами.
- Круто, я не против, если защита будет! – совсем уверенно согласился Рудик, и поглядел на приятеля. Родик провёл рукой по шершавой лысине, и пошевелив мозгами, обыденно изрёк.
- Ну, можно, а чё…
- Тогда так, - Олег отставил пиво и принялся показывать на пальцах – сегодня, мы всё подготовим; там, спальники, палатки, пенки, жратву, фонарики, оборудование, защиту… Я знаю где можно сушёного аконита надыбать, а завтра днём, выезжаем. Велики у вас есть? – Олег, вопросительно поглядел на охотников за оборотнями. Рудик постарался успокоить компаньонов, сказав, что у него есть оставленная отцом «Десятка», машина надёжная.
- В лесу, много узких дорог и тропинок, велики надёжнее будут, - возразил Олег, и взвесив все шишки и плюшки, сошлись-таки на велосипедах.
Оставив неформалов готовиться к экспедиции, Олег с Люсей вернулись к себе в квартиру, где уже два года как жили гражданским браком. Перетряхивая снаряжение, Олег внезапно замер на месте, явно что-то вспомнив.
- Люсь, а ведь я, дятел! – сознался он, глядя на девушку, изучавшую их спальники, не прожрали ли мыши?
- Почему? – не отвлекаясь от дела, поинтересовалась та.
- Про Пахомыча-то мы забыли, про егеря нашего! Он же весь заповедник исходил за жизнь, все названия знает, всю топонимику, все истории! – пояснил Олег, уперев руки в бока.
- Ну, позвони да узнай, дома ли он? – предложила девушка, раскладывая туристическое добро на диване.
- Молодец! – оценил он, и взяв свой мобильник, набрал номер егеря, с коим уже давно водил знакомство. В телефоне ответили, и Олег начал.
- Привет, Пахомыч, это Олег, а, узнал, здорово! Дело к тебе есть по твоей части, а точнее по Волчьим камням, которые как я узнал, на самом деле, Камни волколаков, то бишь оборотней… Ты, в тех краях, часто бываешь? Бываешь, ага… Можешь рассказать чего-то такое, что официальная наука не признаёт? Ничего особенного, лешак кружит, да идиотов отпугивает, ага… А про оборотней? Не может на голом месте, такое название появится, это ж не улица Карла Маркса… Так, ага… Легенды в средние века? Волки собирались да на луну выли… ясно… Ага, разбойники шалили… А в твоё время, в наше, ничего? Сказки да звиздёжь по большей части? Кладоискателей кабаны шуганули? – Олег засмеялся, подмигнул девушке, и завершил разговор словами благодарности и обещанием попить пива.
- Ну, ты всё слышала, Люсь, кроме шалостей от лешего, Пахомыч ничем не обрадовал, но, - он поднял указательный палец – даже если егерь не в курсе, это ни о чём не говорит, бум искать… Бум, Люськ?
- Бум-бум! – весело улыбнулась та, и далее, они неторопливо и обстоятельно, принялись собирать вещи. Сбор рюкзаков завершился к трём часам дня, и Люська занялась приготовление обеда, а Олег, дабы не уронить честь мундира, принялся её помогать.
Женька Ключев проснулся часов в десять, и полежав мнут пять, вылез из кровати. Сегодня у него было что-то вроде выходного, и журналист отсыпался. Неторопливо оделся в повседневные джинсы, хебешную рубаху и пошлёпал умываться.
Жил он один, в средних размеров деревянном доме на каменном фундаменте, а посему, привык обслуживать себя сам. Пожарил яичницу, поставил на плиту чайник, сварганил себе чашку растворимого кофе из банки, и с удовольствием позавтракал.
Ещё вчера вечером, зайдя к одному знакомому, когда-то увлекавшемуся краеведением, Женька уговорил того поглядеть в своих записях, истории о пропавших без вести и что-либо таинственное, что может быть с этим связано. Знакомый, не страдавший избытком внимания, прищурил в знак понимания один глаз, и поглядев через приоткрытую занавеску на улицу, нет ли кого под окнами, тихонько проговорил.
- Было у меня что-то прохожее, позырить надо…
Краевед пригласил Женьку пройти в другую комнату, туда, где стоял его рабочий стол, заваленный книгами да бумагами, несколькими газетами, да канцпринадлежностями.
- Садись, - хозяин устало указал гостю на тахту, стоявшую под окном, головой к внушительному книжному шкафу, к коему он сам и подошёл. Он открыл дверцу и принялся перебирать картонные папки; ветхие, тонкие и толстые, красные и зелёные, канцелярские журналы и толстые общие тетради.
- Тут, у меня, отдельная тетрадка была, или папка… где я, всякую чертовщину собирал, - бормотал он, вытягивая записи и прочитывая названия – НЛО, и прочее… Так, ага, вот, - краевед достал синюю тетрадь, из которой торчали несколько разлохмаченных концов старых газет. Он присел рядом с журналистом, и пролистав, указал узловатым пальцем на свою старую запись.
- Есть один дед, он вот тут, на Энгельса живёт, рядом с заброшенным домом, где до революции, поп один жил. Так вот, тот дед, как-то за бутылочкой, поведал мне, что лично знал то ли пять, то ли шесть человек, пропавших потом без вести. А главное, - хозяин чуть понизил голос, - он уверен, что доподлинно знает дом, где те люди, один за одним и пропадали… Только дед, ничего властям говорить не стал, чтобы не затаскали, да в дурку не упекли. А место знает, это точно!
- А давно это было? – спросил Женька.
- Так в перестройку ещё, гореть бы ей! – поморщился хозяин.
- А станет тот дед, говорить-то со мной? – засомневался репортёр, а краевед уверенно кивнул.
- Портвейну бутылёк возьми с собой с закуской, и Николай Савелич рад будет поговорить с тобой!
- Так он общительный? – для порядка уточнил репортёр.
- Не совсем, но поговорить любит, - ответил краевед. Они пообщались ещё с четверть часа, после чего, Женька попрощался с гостеприимным хозяином. Дом, где жил Николай Савелич, журналист знал хорошо. Одноэтажное приземистое строение из жёлтого кирпича, возведённое в начале 20-го века, затенённое кустами жёлтой акации и разноцветными мальвами. Рядом с этим, возвышался другой дом, двухэтажный, тоже страшно старинный, побелённый извёсткой, и глядевший не улицу тремя мрачными, наглухо забитыми окнами заброшенного жилища. Ключев слыхал про заброшенный дом когда-то жившего здесь попа, репрессированного ещё в конце 20-х годов прошлого века. Потом, в этот дом заселили сразу четыре семьи пролетариев, затем, лет через пять, их куда-то выселили, а в дом въехали служащие, прожившие в нём до 1948 года, после чего дом опустел, и с тех пор, в нём эпизодически жили командировочные и студенты, но с 69-го года, дом окончательно опустел, превратившись во временное прибежище любителей уединиться или распить бутылку-другую, в романтической обстановке.
Трагических случаев вроде самоубийств либо тяжкой уголовщины, в доме не происходило, но традиционные истории о призраках да духах, разумеется, присутствовали. Но одно, было точно: в бывшем поповском доме, люди без вести не пропадали.
Женька прошёл по мощёной улице мимо хлебозавода, проводил глазами пару легковушек, и свернув в переулок, очень скоро подошёл к продуктовому магазину со щербатыми порожками. Он купил на всякий случай две бутылки портвейна, четыре плавленых сырка и 200 граммов колбасы.
- Для презента, должно хватить, - решил журналист, и зашагал к дому искомого деда. На выпивку с закуской, он потратился не зря, дед Коля, (как представился худосочный на вид старичок лет 80-ти) при виде презента, извлечённого гостем из пакета, весьма повеселел, и показал куда надо всё положить-поставить. Портвейн с закуской оказались на поверхности хотя и старого, но довольно крепкого кухонного стола 60-х годов, стоявшего в обшарпанной но по своему уютной и не затхлой кухоньке, рядом с небольшой русской печкой, и простецкой газовой плитой подключённой к большому красному баллону. Пол в кухне укрывали вязанные из клочков половики, а в красном углу, поблёскивали фольгою окладов, кустарные две иконы советского периода. Внутрь дома, дед Коля гостя не повёл, и весь разговор у них состоялся тут, в кухне.
- А я, Женьк, тебя знаю, ты криспандент из газеты, но пишешь толково, вот почему я с тобою, и побеседую, - шевеля седыми усами, проговорил дед, когда Ключев налил ему вина полную чашку, а себе, плеснул лишь треть, (на что дедуля, дополнительно пару раз, одобрительно кивнул)
- Если можно, Николай Савелич, сразу к делу, - попросил гость, - про тех пятерых, пропавших в некоем доме, а? Говорят, что вы лично их знали…
- Немного не так было, парень… Я, в те поры, в 72-м годе, как щас помню, (дед деловито улыбнулся) не здесь ещё жил, а на две улицы отсюда, где теперь старая пожарка, и бывшие купеческие склады, там ещё такой хороший, мощёный дворик. Он глухой правда, упирается в стену всё той же пожарной части, что теперь закрыта. Дом наш, бывший купца Кремнёва, как полагается, на два этажа был выстроен: на первом, лавка торговая, а на верху жили… Ну, и у меня, двухкомнатная квартирка там была, жены покойной площадь, вот я и жил. А те склады, они в двух зданиях находились, а меж них, проход, через него при царе, проходили через кованную калитку на двор к пожарным. А уже при советах, когда старую пожарку закрыли, закрыли и калитку. А склады-то у Кремнёва, в два этажа, товара он всегда много запасал, ну, и позабросили потом это всё!.. проход американским клёном порос, но молодняк, охочий до приключений, повадился там собираться. По началу-то возле складов, там пустой тары всякой, пропасть осталось, вот они и паслись… А мне, из окна, особливо в ясную ночь, очень хорошо всю площадку видать было, и гуляк, хотя они и в тени стен хоронились. А в какой-то момент раз, и перестали они тут собираться! Неделя прошла, другая, никого… С чего бы это? Одного паренька я знал, и как-то подозвал к себе и спросил: «Что мол, вы свои собрания прикрыли, заругал кто?» Парнишка как-то с лица спал сразу, и залепетал что-то, но я сразу понял, что он мне, вола крутит. Пригрозил я тогда, что, если он мне всего не расскажет, я его в милицию отведу, да, тогда-то, проще с этим было! – дед ностальгически вздохнул – Ну, паренёк взял с меня слово что я никому не расскажу, да и признался, что парень с их компании, Юрка, поспорил что через склады, залезет на пожарную колокольню, да снимет оставленный там, небольшой колокол, он тогда там ещё висел. Полез, да и пропал, домой не вернулся, а ребята с девками и минжанули со страху!.. Ну, я-то слово сдержал, но всё там осмотрел. Куда ж только не лазил, не заглядывал. Нет, ни трупа, ни крови, не нашёл. А тут, хвать, и менты потом наведались, девка одна родителям проболталась, а те и сообщили… Так и не нашли, Юрку-то!.. – дед налил себе ещё, отрезал колбаски, сырку, сложил всё, смачно закусил, и продолжил – Месяца через два, ребятишки, лет 10-12ть, там в прятки играть взялись. День, другой, третий, ничего, играют себе и всё. А вот ещё дня через три, (рассказчик показал три пальца) двое из них спрятались так, что с той поры их и не видал болей никто: ни родители бедные, ни мильтоны наши. Объявили потом что мол сбежали куда-то… А куда? – дед горько усмехнулся – Куда в 72-м году, советские дети, из центру России сбегут? В Африку? Э-э! – старик безнадёжно махнул рукой, и следом рассказал, что четвёртым, пропал лейтенант Кравцов, милиционер, которого как потом по слухам и выяснилось, начальство в тех складах и оставило в засаде. Следствие, вроде как секретно продолжалось, но это, власти открыто не объявляли, а Кравцовы только отмахивались от вопросов, и лишь как Брежнев помер, признались, что пропал их лейтенант, не вернулся с задания! – дед допил, но больше пока не наливал - Ещё месяца через два, местная гопота в количестве трёх, решили себе на этих складах, притон устроить, ну и прошли, за полночь… Один на шухер стал, я из окна его видал, его Паша Корявый звали, а двое полезли. И вот тут, только один раз донеслись с тех складов, страшные крики! – дед таинственно насупил брови и приподнял указательный палец – Пашка Корявый заметался было на месте, а как стихли те крики, он и задал стрекача… В милицию, я не пошёл. Пашку дня через два и без того взяли за хулиганку, ну, он про те склады видать и напел… Опять опера, опросы, осмотры, и снова никого и ничего, а вот Корявого в область отправили, и с той поры я его не видал уже…
- А, вы, сам, что об этом думали? – спросил журналист, на что старик тяжко вздохнул, отпил из чашки, да и ответил.
- А чего тут думать? В бога-то я, на войне поверил, хотя и комсомольцем был, не активным правда, а на эти случаи скажу так; нечисто в тех складах завелося, нечисто!.. В революцию, там людей под арестом держали, потом некоторых стреляли, разграбили, разбили всё, вот гости и рогатые и завелись. А ничего другого Женька, и не остаётся… Да и по городу похожих случаев не мало было! – дед коротко развёл руками, на чём беседа и завершилась, и журналист, в светлой голове которого уже вызревала парочка идей, заспешил в сторону тех складов, чтобы пока хоть издали окинуть опытным взором, нехорошее и зловещее место.
Усьминск, вечером становился определённо хорош: машин по улицам носилось заметно меньше, молодёжные компании начинали неспешно прогуливаться туда и сюда, затариваясь пивом и спеша дальше по своим надобностям. Степенные супружеские пары, выходили на прогулки под лучами заката, где вспоминали юность и дышали свежим воздухом. Стайки ребятишек на великах, резвились на обочинах, детских площадках или широкой Ярморочной площади, куда машинам въезд был запрещён, а детвора пользовалась простором и раздольем. Чем сильнее вечер занимал скверы, улицы и улочки, проникал в парки и дворы, цепляясь за ветви хоронился в кронах деревьев, заглядывал и проскальзывал в чердачные щели старинных зданий, тем гуще делались молодёжные ватаги, выплёскивалась музыка из автомобильных магнитол, словом, начиналась вечерне-ночная жизнь старинного города, весёлая, душевная и, таинственная… В такие вечера если не лил дождь и не было холодно, случалось что в одной компании встречались и Женька, и Вера с Феликсом, и Славка с Санькой, да Кир с Серёгой. Случалось, что в их компанию, вливались и некоторые литераторы из студии, либо кто-то похожий. Правда, таким внушительным кагалом они появлялись нечасто, скорее даже случайно. По большей части, молодой народ стекался в горсад, а коли становилось тесновато и кому-то не хватало места, шли на Центральную аллею, красивое и довольно просторное место с фонтанами, лавочками и несколькими горящими фонарями. Одним словом, молодёжи уездного города, было где провести время, и выпустить пар.
У обочины дороги, близ опустевшей уже детской площадки, стоял массивный, бликующий чёрный «Бумер» близ коего гоготала компашка пьяных парней нагловатого вида, в шесть ли семь душ (или рыл?) Весельчаки сорили туповатыми анекдотами, и ещё более тупыми приколами, запивая всё это крепким пивом. Реакция на «остроты» была такой, словно им, показывали каждый раз бриллиантовые диковинки, вытянутые из карманов. «А-а-а, при-и-ко-о-л!.. А-а-а, пи-и-де-е-ц!» Место это освещалось только мигающим светофором, торчавшем метрах в пяти от компашки, да тусклым фонариком, торчавшем метров за десять в другой стороне. Окна старинного, двухэтажного дома, выстроенного когда-то в стиле русского неоклассицизма, уже погрузились в сон, и лишь отражали многочисленные световые отблески. Когда после дискотеки молодые толпы потянулись в обратный путь, компашка возле «Бумера» принялась перебрасываться восторженными репликами со знакомыми, да отпускать стандартные комплименты девчонкам, никого, впрочем, особо не задевая.
Это ли обстоятельство, либо ещё какое-то, но захотелось брутальным мужчинам, женского общества. На эту тему они даже попрепирались минут десять, мол «Чё ты, баб не привёз?» «А ты чё сам без них?» «И кому ща звонить, и кого и где искать?» Несколько туш достали мобильники, позвонили каким-то девкам навскидку, но с досадой сообщили что, «Эти твари, щас уже не могут» и стали думать-гадать, куда ехать, и где снять девок? Выделявшийся на фоне всех ростом, телосложением и размером пуза, Паша Ломоть, стоявший с баклажкой пива в лапе, посмотрев куда-то, вдруг заметил на той стороне через дорогу, метров за 20-ть на тротуаре, высокую женскую фигуру с ядрёными формами, облачённую в короткое летнее платье белого цвета с алыми маками. На плече девушки блеснула кожей чёрная сумочка.
-О, братва, а вон ляля одинокая цокает, можно познакомиться, а? – и повернул свою пудовую, с тремя подбородками ряху, к друганам.
- О-о! Щас организуем! - оживился ещё один, кряжистый и кривоногий Гена Шпала, толкнувший в плечо худосочного и неприятного вида товарища, Витю Дырокола, редкозубого гопника, - Витёк, гля какая девушка скучает! Пошли знакомится, у нас есть шанс! И парочка троглодитов нелепо жестикулируя конечностями да громко предлагая девушке знакомство, ринулись за ней. Красавица сразу оглянулась, тряхнув светло-каштановыми локонами, сверкнув при этом стильными, дорогими очками. Оценив очевидно все радужные перспективы нависшей над ней вечеринки, дуновением ветра, девушка скользнула в ближайший дворик, что не имел ворот и не закрывался.
- Ну куда ж вы, девушка?! Куда же такая красивая и одинокая, и убегает? Давай знакомится! – орал во всю глотку Шпала, азартно набирая скорость, его товарищ, отличавшийся менее культурным воспитанием, косноязычным блеянием продребезжал, стараясь не растерять сланцы в коих был обут.
- Стоя-а-ть, с-сма-а-р-а-а!
Оба жаждущих романтического знакомства «гусара» прыгнули во двор, и на короткое время пропали из поля зрения сотоварищей. Но не прошло и пяти минут, как произошло то, чего и Паша Ломоть, и все-все-все бывшие тем поздним вечером при молчащем «Бумере» запомнили на всю жизнь, рассказывая всякий раз, по-разному.
Первые минуты две, в полнейшей, почти девственной тишине ночной улицы, из двора доносилась какая-то возня и неразборчивые, короткие возгласы. Но затем, тишину прорезали-разорвали разом, два вопля космического ужаса «О-о-й бля-а-а!!!» и Гена с Витей вылетели из двора, обгоняя один-другого. При этом, тщедушный Витюша, летел как говориться, заводя ноги за уши, уже без сланцев. А вот за ними следом, с глухим рычанием вырвалось громадного размера волкобразное чудище с горящими глазами, оскаленной пастью и кроваво-красным языком. Рыжеватого оттенка волчище, показался Паше и компании, размером с лошадь, и выскочил-то он вначале на четвереньках, но оскалив пасть, издавши гневный рык, вдруг поднялся на задние лапы, и выругавшись матом, побежал на них!
- О-о-бо-о-ро-о-те-е-нь!!! Обо-о-о-р-о-те-е-нь!!! В на-а-туре-е-е!!! Ло-о-м-и-и-сь!!! – с белым от страха лицом и выпученными глазами, орал Гена, а Витёк, неловко оглянувшись и прохрипев беззубым зевом «О-о-й пи-и-де-е-ц!!!» споткнулся босой ногой о бордюр, и полетел головой вниз, попав меж трубок ограждения водной колонки, и намертво застрял там, исторгая панический, шепелявый мат, истово стараясь вырваться. А вот крепыш Гена, в обоссаных портках, добежал-таки на своих кривых ногах до принявших вид памятников товарищей, а следом, с чётко различимым рыком «Щас знакомится будем!» прыгнул и гигантский волк-оборотень!
Оцепенение с парней спало в тот момент, когда орущий Гена Шпала, оглянувшись через плечо и убедившись что жуткая тварь нависла над ним как скала поливая его отборным матом, перескочил «Бумер» с ловкостью воздушного гимнаста, и ринулся по склону вниз, туда, где располагалась детская площадка. Однако споткнувшись обо что-то, Шпала полетел вверх тормашками, рухнув как мешок с цементом. Паша Ломоть, как стал с баклажкой пива в лапах, так и стоял, разиня рот, глядя на волчьи бесчинства.
Амбал хотя и обладал одной извилиной под черепушкой, но щёлкнув тумблером под ней, понял, что Шпала и Дырокол нарвались на реального оборотня, только вот… В последующем, Ломоть клялся и божился, рассказывая корешам о пережитом, что на кончиках ушей ночной твари, торчали кисточки как у рыси, а на морде, на здоровенном кожаном носу, сидели стильные золотые очки!
Паша уже мысленно попрощался с жизнью и пивом, ожидая мрака, кошмара, и геноцида с мозгами да кровищей, как в ужастиках, но вышло всё как-то иначе, нестандартно. Стоявший рядом с ним друг Лёсик, бывший спортсмен, одним прыжком оказался на светофоре, на самой его голове, и с видом кота, загнанного на дерево собаками, заорал благим матом, не жалея связок.
- О-о-б-о-р-о-о-те-е-нь!!! В нату-у-ре-е бля-а-а!!! Спа-а-а-с-и-и-те-е-е!!! А-а-а-а!!!
Прочим, чудище принялось раздавать тычки, затрещины, увесистые пинки да пендали, и просто било по мордам, и с азартом, словно пёс за курами, носится за орущими парнями, изрыгая на их личности едкие подколы и фразы «У-у-у-х я вас, любовники-и!!! У-у-у я вас, сладкие вы мои!!! У-у-у, познакомлюсь!!!»
Ломоть никак не мог оттаять от жуткого ступора, и только хлопал гляделками на избиение возжаждавших женской ласки, коллег. Вот Юрок, (отличный малый, два срока за хулиганку) с воплем «Уй-я-а!!!» оторвался от грешной земли, поддетый когтистой задней ногой, и пролетев мимо Паши, снёс головой мусорную урну. Другого, (то ли Валеру, то ли Эдика) рычащее чудовище вытряхнуло из штанов, и тот, в одних цветастых трусах, подскочив с земли как ужаленный, с матерными воплями пропал во тьме, треща ветвями зелёных насаждений. Со стороны, можно было подумать, что развесёлая компашка, играет с дрессированной собакой, только очень уж разнузданной. Любители знакомится на улице, в итоге брызнули во все стороны, за исключением стоявшего тумбой Паши, охрипшего от воплей Лёсика верхом на светофоре, и верещавшего в ограде, Вити Дырокола, никак не могущего вытянуть голову из её решётки. Отдышавшись, оборотень сплюнул, тяжело продавил лапой капот «Бумера» бесцеремонно выхватил у булькнувшего брюхом Паши его сосуд с пивом, алчно вылакал, смачно икнул, деловито поправил очки на морде, и гулко треснув Ломтю пустой баклажкой по лбу, кокетливо вдруг, чисто женским голоском, произнёс.
- Мужчина-а, какой-то вы, не активный ноне! – и навострив уши на доносившуюся со стороны милицейскую сирену, фривольно вильнул хвостом и пропал в ночи. Очнувшийся амбал осел в глубокий обморок разметав руки. К месту событий уже подъезжал патрульный «бобик»
Ключев ещё днём сходил к Кремнёвским складам и Старой пожарке, но там кружились какие-то люди, арендовавшие несколько нежилых помещений, и журналист, просто поглядев кругом, отправился в редакцию, обсудить кое-что с шефом. Там его нашла Оля, женщина с которой он встречался уже три года, хотя и не столь часто. Взвесив все «за» и «против», Женька повёл любовницу в магазин, откуда, затарившись вином и лёгкими закусками, они поехали на автобусе к Оле, где репортёр и остался до вечера…
С вечера, Женька погулял с дамой по городу, кивал попадавшимся знакомым, и развлекал подружку, смешными историями. На другой стороне улицы мелькнули Вера с Феликсом, поприветствовавшие его первыми, и он повёл даму дальше, мучительно размышляя над тем, как бы повежливее и без мелодрам, расстаться с ней на сегодня? Ситуация разрешилась сама-собой; Оля, видимо сообразив, что кавалер куда-то навострился по делу, попросила проводить её, а по дороге полюбоваться на звёзды.
Дежурная сумка опытного репортёра, с фактами и всем что необходимо, предусмотрительно болталась у него на плече с правого бока. Насчитав по дороге к Олиному дому несколько десятков звёзд, Женька простился с ней, и неторопливо зашагал к Кремнёвским складам.
Луна, казалось, нависла над целым двором, где находились заброшенные склады и Старая пожарка. Место, о котором рассказывал журналисту Николай Савелич, открывалось вам, если, свернув с тротуара, вы проходили метров десять через небольшую аллейку из каштанов, клёнов и молодых липок. Сразу же за ними, с правой стороны начинались высокие, двухэтажные строения складов, с наглухо закрытыми дверями обитыми железом, и заколоченными окнами. Киношники не зря захаживали на улицы Усьминска: качественная кладка красного кирпича под расшивку, в сочетании с тонкой художественной архитектурой арочных рельефных окошек, таких же карнизов, квадратных и прямоугольных выкладок меж одними окнами, и нечто напоминавших гранёные колоны про меж другими. Потемневший за полтора столетия кирпич, казался массивным и могучим монолитом. Строение представлялось несколько выше стандартных, и издали, напоминало трёхэтажное здание. Этот ансамбль возводил настоящий художник, мастер, истинный архитектор своего времени!
Каждый склад отличался изящными окнами, и самой кладкой в целом. Склады тянулись почти без разрывов, метров на сто, а за ними, шагов через 40-50, чернел глухой тупик, у одной из стен старой пожарки. Единственным проходом с когда-то свободным доступом и железной калиткой, был проём в виде арки, меж предпоследним складом, ведущий во двор к пожарным. Теперь же, путь к железной калитке преграждали кривые-прикривые заросли американского клёна. Напротив этих складов, примерно на такую же длину, высилось мощное здание в два этажа, с потемневшей медной крышей, и округлыми чердачными оконцами. Здание имело только два входа: в начале и в середине, да две пары полуподвальных, забитых окон. На обычной высоте первого этажа, окон не было тоже, их заменяли только контуры, выложенные рельефной формой на глухой стене. На втором этаже светилось щелями досок, уже шесть заколоченных окошек. Несмотря на оконную недостаточность, это здание тоже отличалось красотой и художественным вкусом его создателя. По карнизам и углам, бежала всё та же причудливо-рельефная кладка, ныне уже безвозвратно утраченная. Между подъездами, входы украшали наполовину выходящие из стен круглые колоны из того же кирпича, увенчанные сверху полусферами. Одним словом, в этом дворике, время как бы остановилось, как, впрочем, и в большей части Старого города. К этим складам, торцом примыкал жилой дом в два этажа, с одним только входом с улицы. В одной из квартир второго этажа, и жил в далёком 1972 году, свидетель таинственных и трагических происшествий, Николай Савелич. Теперь же, в доме обитало человек шесть или семь, а прочие комнаты сдавались владельцами под квартиры. Электрического освещения в мощёном булыжниками дворе, так до сих пор и не завели. Нет, по обеим сторонам двора, и у складов, торчали из земли четыре скошенные набок, газовых фонаря, оставшихся ещё с царских времён, и один фонарь, печально склонясь таился за тем самым поворотом, в тупике, у стены пожарной части. На настоящий момент, часть этих складов принадлежала каким-то дельцам, и подле них, на земле стояли железные и деревянные ящики, но немного, и в глаза они особо не бросались. А вот за складами, точнее за углом в тупике, вдоль левой стороны, первой бросалась в глаза груда старой мебели в виде шкафа, трельяжа, могучего сундука, и ещё чего-то, нагромождённого друг на друга. Следом, колыхались на ветерке кусты бурьяна в рост человека, за коими начиналась цепочка из 10 или 12-ти деревянных и железных бочек, среди которых так же рос пучками горький бурьян. Высокая, порядка трёх метров деревянная лестница, мирно дремала, прислонясь к кирпичной стене. Рядом с ней, непонятно для чего и зачем, располагался старый, деревянный ларёк с заколоченной витриной. А дальше, уже до глухой стены, рос обычный непролазный бадер.
С правой стороны этого тупика, рос гигантский репейник с циклопическим размером лопухов, сразу за которым, на дубовых пеньках и старых кирпичах, почивал древний и угрюмый автомобиль «УАЗ» в просторечии «козёл», облезлая, защитного цвета машина с прикрытыми дверями, и заросшим за годы стояния пылью и грязью, окнами. За почившим в бозе транспортным средством, понуро склонив потухшую голову, одиноко торчал тот самый пятый, когда-то газовый фонарь, установленный тут, ещё при царе-батюшке. Непонятного назначения высокий, деревянный короб, размером с кузов обычного советского «газона» затенял собой место сразу за печальным фонарём, соседствуя с тянущимися в небо кустами неизвестного растения, слегка придавленных с одного краю, сложенными там, деревянными ящиками, возвышавшимися головы на две выше, рота человека. У самой глухой стены, в двух её углах, тянулись из брусчатки дрянные стебли неизвестного растения с густой листвой, в коих хотя и не без труда, но вполне мог спрятаться взрослый человек.
Кто, когда, а главное зачем натаскал сюда всё это добро, никто точно сказать не взялся бы. Лежит и пусть его лежит, кто мол знает, на что понадобиться может? Луна налилась огнём так, словно небесный кузнец раскалил её в своём горниле, и поднял на небосвод. Свет её, постепенно окутывал Кремнёвский двор, осторожно растекаясь с жестяных крыш, сползая затем по стенам, и плавно растекаясь по брусчатке… Уже через пару часов, часть двора погрузилась в тень от высокого здания, а лунный свет переполз на другую половину, подпитывая фасад и тамошнюю брусчатку. Медно-золотистый поток, отражаясь от красных кирпичных стен, и серых булыжников мостовой, втянул в себя и их отблески, превратившись в дрожащее, едва уловимое свечение, распространившееся магической музыкой ночи, услышать которую, дано было не всякой душе…
Женька Ключев, привычно и неторопливо, шёл себе по затенённому кронами могучих тополей тротуару, подходя ко входу на Кремнёв двор. На пару минут, поэт-репортёр остановился, и вгляделся в чернеющую арку из клёнов и лип, за которой уже царствовал лунный свет. Десять метров шелестящей листвой темноты, и простор загадочного двора примет его на свою территорию. Журналист не сразу двинулся в нехорошее место после того, как проводил Ольгу. Он решил немного прогуляться, дождавшись конца дискотеки, чтоб молодёжные ватаги разбрелись по своим точкам, и никто из знакомых случайно не встретил его и не увязался бы следом. И хотя по слухам, компании перестали собираться близ складов боясь неизвестности, но отмороженные гопники или безусые и безмозглые юнцы, вполне могли припереться сюда по своим надобностям. Ждать, Женька умел, его не томило муторное времяпрепровождение, которое он разматывал, гуляя по старинным кварталам, курил, и периодически посматривал на свои электронные часы с подсветкой.
Откуда-то из центра, внезапно донеслись вопли ужаса, причём такого, словно кого-то резали или жгли огнём. Орало вначале две глотки, а затем, ор подхватило ещё несколько, причём один, ревел как пробитый мотоциклетный глушак. Кто-там кого резал и жёг, Женька не понял, но профессиональный интерес, некоторое время бился в груди вторым сердцем, остановившимся под вой милицейской сирены.
- Хм, завтра в редакции наверняка будет бум с утра. Такие вопли, скорее всего хорошим криминалом приправлены! – бормотал Ключев, стараясь уловить ещё что-то. Но доносились только нечёткие, гневные крики патрульных, из коих журналист разобрал только «Слазь бля оттуда… дебил!» и далее просто отрывки матерных пожеланий кому-то.
- Гопота ты наша, безмозговая! – вслух заметил Женька, и вернулся к своим размышлениям. Подождав ещё часа полтора, он решительно пошёл в подозрительное место.
И вот теперь, вглядываясь в освещённый лунным ликом двор, Женька остановился в раздумьи: заходить, или нет? Ни с того, ни с другого, в голову вдруг пришли нестыковки в рассказе краеведа, с историей деда Коли. Краевед, утверждал, что старик, лично знал тех людей, что сгинули в этом дворе, а сам Савелич, говорил, что только видел некоторых из пропавших, да указал здание, где всё произошло. Затем, краевед говорил, что люди пропали в перестройку, а старик рассказывал о трагедии, случившейся аж в 1972-м году! Разрыв в 20-ть с лишком лет! «Что бы это могло значить?» подумалось Ключеву, но сомнения продержались в голове репортёра только пару минут, а затем, он решительно шагнул в тёмную, шепчущую дрожащей листвой, арку…
Х Х Х
Выйдя на свет, Женька огляделся. С левой стороны, здание полностью окутала тьма от собственной тени, и контуры почти не просматривались, а вот справа, кирпичная русская старина с арочками и всеми прочими красотами архитектуры, полностью залитая лунным златом-серебром, походила на какой-то волшебный, средневековый замок с затаившимся внутри злом, прячущимся за заколоченными окнами и запертыми на пудовые замки воротами. На несколько мгновений, репортёру показалось, что мрачно-притягательный фасад дома, вырос в размерах, налившись некой нездешней силой. Как всякий человек обладающий воображением, Ключев, неожиданно даже для самого себя, каким-то то ли пятым, то ли шестым слухом, когда шаг за шагом шёл по двору, из заколоченных окошек, из сгустков темноты и тени, и даже откуда-то сверху, уловил едва дрожащие шёпоты: «Зайди-и!» «Загляни сюда-а, за о-о-кна-а!» «К нам, мы ту-у-т!» «Зайди в здание!» «Все здесь!» «Все тайны при нас!» «С нами интере-е-сно-о!»
Такие, и подобные им слова, стаями полезли в его голову, хотя он ничуть не испугался, а даже напротив, раззадорился. Ни души… Только коты всяк своими глазами-лампочками, светят из укромных мест. Ключев в который раз оглядел освещённый ночным светилом архитектурный ансамбль, и жжикнув молнией сумки, достал небольшую, но хорошую современную видеокамеру. Поколдовав над ней, он приступил к съёмкам, не упуская ни один квадратный метр, особо задерживаясь на окнах и дверях. Чем ближе подходил он к поросшей американским клёном старой арке, тем сильнее играло сердце, а за заколоченными окнами как показалось (ил нет?!) замелькало что-то или кто-то. Женька мог бы теперь побиться об заклад, что с той стороны одного из окон, кто-то глядел прижавшись, а затем отпрянул!
- А склады внутри, явно обитаемы! – достаточно отчётливо проговорил Ключев, ведя камерой по верхнему этажу. Ну вот наконец и заросли треклятого клёна, а за ним хотя и с трудом, но просматривается массивная кованная калитка, склёпанная из затейливых завитушек, и листьев винограда с гроздями. Вся эта когда-то радовавшая взоры красота, теперь потускнела и покрылась ржавчиной. Не прекращая съёмки, журналист продрался через клён, подобравшись к железной калитке плотную.
- Умели же когда-то, красиво и крепко делать! – вздохнул он, оглядев всю калитку. А вот замок на ней висел советский, обыкновенный. «Скорее всего, года три-четыре висит» подумал Женька, вглядываясь дальше, сквозь ржавые прутья. Холодным, даже ледяным потоком сырого воздуха, ударило в лицо, потянув чем-то липким, что ободрало носоглотку, и Ключев отпрянул. Ему стало ясно что там, за калиткой, сквозной проход, а вот что за ним?.. Продравшись обратно на брусчатку, он решил обследовать и тупик с его красотами, но на всякий случай повёл камерой и по спящему двухэтажному жилому дому, а потом, оглядываясь против воли, так же осторожно двинулся дальше, но теперь по освещённой стороне двора.
Не опуская камеры, осторожно зашёл за поворот, и остановился, оглядывая проход с тупиком. И груда старой мебели, и ряд бочек, и лестница, и непонятный ларёк за ней, и бросавший скупые отблески «УАЗик» и потухший навеки фонарь, и дощатый короб и даже пирамида из ящиков, и заросли бурьяна, всё это, окрасилось лунными красками, более яркими и насыщенными чем в широком дворе. Спадающие прямо со звёзд прозрачной золотистой пылью, они ровно легли на старые стены, серую брусчатку, на предметы поставленные и наваленные в этом проходе, превратив это всё в затаившееся, зачарованное место, ожидавшее урочного часа. На Ключева накатил какой-то пугающий, и одновременно завораживающий восторг. В какое-то мгновение, ему захотелось ринуться в этот золотисто-лунный поток, и закупаться в нём, раствориться и сделаться частью, того мира!..
Стряхнувши наваждение, Женька шагнул дальше, снимая камерой весь проход, и фокусируясь на предметы. Дойдя до конца и уперевшись в дебри, он храбро обследовал и их, развернулся, снял весь проход отсюда, стоя у ящиков, и вдруг, в самой голове как бы
загорелся тёплый огонёк, живым комочком пошедший вниз через шею, дошёл до груди, свернул к сердцу, опустился в живот и там, замерев на несколько секунд, начал затвердевать, наливаясь холодом, источая тревогу и страх. «Что, бежать, или как?» пронеслось у журналиста, но взяв себя в руки, Ключев решил, что смыться, он успеет всегда, а теперь, надо остаться и глянуть что будет? Ну душа-то, недаром же играет? Сориентировался он быстро: в первые секунды хотел юркнуть за ящики, но другая его половина подсказала ему путь в густой бурьян, и затаится там.
Волосы зашевелились на голове у журналиста, а камера начала зябко подрагивать…
В проходе, по всей его длине начиналось оживление, одно из тех, что он видел только в ужастиках. Резко, словно кто-то вытаскивал небольшой гвоздь из сухого дерева, приоткрылась резная матовая дверца старинного шкафа, и две руки, показавшиеся из него пошарили перед собой как бы нащупывая что-то, а следом, подавши вперёд дугообразную ногу, медленно вылез худосочный, бледный, насквозь светящийся человек в грязном, неопределённого времени костюме с прорехами на локтях. Не успел он плотно стать на ноги и размяться да оглядеться, обнюхивая воздух, как скрипнула дверца другого шкафа, пониже, и из него, почти кубарем, словно обезьяна, выкатился другой человек, в куцем пиджачишке и узких, мятых брюках. Его бледность и угловатость, ничем не уступала первому, а на фоне лунных красок, они показались Женьке сотканными из грязной, полупрозрачной смолы, или древесного клея. Тяжко крякнула дубовая крышка сундука, выпуская из его недр полноватого, в зелёном мундире неизвестного ведомства, человека, такого же бледного, но с обвислыми, мясистыми губами, и ошалелыми, жадными гляделками. Ни говоря ни слова, они продолжали озираться, да бросать тоскливые взоры на поблёскивающую луну. Тут же, со ржавым скрежетом ожили облезлые двери бесколёсного «УАЗа», из которого на одну сторону вылезли две затрапезные тени в ветхих рабочих робах, грязных штанах, но босых и со всклоченными головами. Пятью секундами позже, новые то ли призраки, то ли чёрт их знает кто, полезли разом из заколоченного киоска, просочившись невесть через какие щели или дырки, из приоткрывшегося верха кузовоподобного короба, а один, вылез даже из-под нижних ящиков, чуть покачнувши их. Женька покрылся гусиной кожей, и стараясь дышать через два на третий, лихорадочно пытался сообразить, кто это, или что это такое, он сейчас наблюдает? Мертвецы, вампиры, или призраки?!
Одежда всех существ, судя по покрою и состоянию, относилась явно, к годам 50-м прошлого столетия. «Только бы не отрубиться!» тоскливо подумалось репортёру, уже жалевшему о своей смелости и решительности, пойти на такое дело…
Бледные личины, собравшись на середине прохода, несколько минут озирались, осматривая один-другого, а потом, журналист явственно различил бормотание и глухие голоса привидений, обсуждавших дела насущные. Как-то: яркость сегодняшней луны, пеняли друг-другу вину за сегодняшнее опоздание в появление на улице, вспоминали отрывки из минувших своих жизней, препирались на тему куда им теперь податься на прогулку, как вдруг, один из них, выделявшийся высоким ростом и державший себя с каким-то беспокойством, глухо но отчётливо проговорил.
- А ведь мы, снова не одни тут, лишний где-то сидит…
Бормотание потусторонних мигом смолкло, они опять принялись озираться, проделывая это как-то нелепо, робко или неуверенно, словно стараясь понять, где же тут мог прятаться тот, лишний, о котором заговорил долговязый?
- Я там что-то такое чуял, но принял за морок… - пустым голосом отозвался другой.
- Надо найти, осмотрим свои убежища! – дрожаще прогудел кто-то, и только тут, журналист увидел, что все они, отбрасывают тени, правда корявые и неприятные, но всё же тени! «Значит не вампиры!» мелькнуло у Ключева, что хоть немного, но обнадёжило его. Каждый призрак вернулся к своему укрытию, и заскрипев дверями да досками, внимательно всё осмотрев, вернулся на место сборища, бросая на луну частые взоры, полные тоски и уныния.
- Нету нигде никого, почудилось тебе! – пробормотал один, неловко шаркая ногами.
- Мне не чудиться, мне чуется! – хмуро возразил долговязый, и пошарив гляделками над головами товарищей, подсказал – В кустах, глядеть надо!
Скорчив в мучительном томлении свои бескровные образины, потусторонние потянулись к синевшему под луной бурьяну, и нехотя стали его обшаривать. Пять минут, и две паршивого вида личности, разгребая перед собой воздух словно продираясь через тростник, поплыли к тому месту, где засел Женька. Журналист машинально спрятал камеру, застегнул молнию, собрался, и читая про себя единственную молитву, которую знал «Отче наш», коротко перекрестившись оттолкнулся от земли, и с треском вылетев из укрытия, (от чего призраки испуганно шарахнулись в стороны) со скоростью олимпийского спринтера, ринулся прочь, не боясь кого-либо сбить с ног или задеть! Замешательство потусторонних продлилось не долее минуты. Уже вылетев из прохода, Ключев затылком почувствовал большое движение сзади, в виде сильного потока холодного воздуха, и некоего гула.
Невольно оглянувшись, журналист увидел, что четверо из призраков гонятся за ним по воздуху, с перекошенными от гнева лицами, а прочие, настигают по земле, вытянув вперёд руки, но не перебирая ногами, (они летели словно на роликах, держась за невидимые нити) «Ух ты ж ё…!» мысленно выпалил репортёр, и наддал ещё, как вдруг, ступня его попала на какой-то то ли голыш, то ли мелочь какую, он потерял равновесие, и со всего маху полетел вверх тормашками, оглашая двор паническим и нецензурным рёвом. Грохнулся он знатно, припечатавшись к брусчатке всеми суставами какие только были. Едва острая боль пронзила бедро, локоть и плечо, Женька, сжавшись в комок повернулся на спину, и увидел промелькнувшую над собой громадную собаку, изрыгавшую угрожающее рычание. Извернувшись словно кот на правый бок, Ключев стал зрителем поразительной сцены: громадная псина, этакий здешний Баскервилий, со стоячими ушами, алчно рыча, набросилась на призрачную компанию, и в какие-нибудь две минуты, разогнала её как перепуганных кур. Призраки, с воплями и стонами брызнули во все стороны, а псина, в ярости лупила их лапами наотмашь, становясь даже на задние лапы! Мало того, зверюга хватанула нескольких зубастой пастью, но ни хруста костей, ни треска материи, журналист не расслышал, хотя мог поспорить на хороший коньяк, что псина, трепала парочку из них как тряпичные куклы. Одного, она прижала к брусчатке лапой, и ей же отправила в дальний угол двора, где призрак и потерялся. Разогнавши испуганную компанию, пёс, привстав на задние лапы испустил на луну короткий вой, припал опять на четвереньки, и как бы между прочим, поглядел на лежавшего на брусчатке Ключева, сверкнул большущими глазами, и в два прыжка пропал во мраке.
- Ничего себе, прогулка с интересом! – проговорил Женька, морщась от боли и пытаясь подняться. Отряхнувшись, поразмявшись и потерев ушибленные места, журналист огляделся, и решив, что на сегодня довольно, поспешил покинуть злополучное место. Но шагов через полста, на освещённой стороне, за большими ящиками, он заметил ногу затаившегося там человека.
- Выходи, я тя вижу! – на всякий случай сказал Женька, но подходить ближе, воздержался, мало ли, что там спрятамшись сидит? Однако на сей раз всё оказалось вполне земным, и даже более того.
- Спокойно пресса, свои! – ровным голосом донеслось из-за ящиков, и на свет, чуть жмурясь вылез Славка Боярцев в старых джинсах и синей стильной рубахе с накладными карманами на молниях. На голове его сидела старая, синего цвета бандана.
- Во как… а ты тут чего? – искренне изумился Ключев, поздоровавшись с подошедшим товарищем.
- Да тоже что и ты, решил вот посетить эти склады в ночное время, да проверить кое-какие слухи. Сам же помощи просил в этом деле…- сплюнув в сторону, пояснил Славка.
— Это ты тут случайно, как бы? – усмехнулся Женька, не двигаясь пока с места, но Боярцев отрицательно покачал головой, отряхиваясь от пыли.
- Не, я тя в городе приметил, сразу после дискотеки, ну пришла мысль пойти следом, и если ты не к бабе, то предложить заглянуть сюда вот, - Славка показал глазами на залитые луной стены – Но увидав что в арку свернул, да ещё с камерой, решил не лезть, а понаблюдать из-за ящиков…
- Н-да… - журналист чуть сдвинул брови – а ты это, видел от кого, я улепётывал?
- Видал, - Славка упёр руки в бока, и опять сплюнул в сторону – весёлая компания покойников… и где только квартируют, в каких катакомбах?
- В старом хламе, в тупике живут, - пояснил Женька, и первым шагнул к выходу, товарищ за ним, - но эти, полагаю самые безобидные, основные внутри, за стенами где-то…
- Собачка интересная вовремя появилась, да? – усмехнулся Славка, идя рядом по уже затемнённому тротуару.
- Да, ты знаешь, псина добротная, особенно размеры впечатляют! – искренне восхитился Ключев, поправляя сумку – но что-то в этой баскервилине не так, вернее нет, я неправильно выразился, - он поспешил исправится – Что-то в облике этой собаки, меня удивило, показалось необычным, помимо роста и размера!..
- Кода я впервые увидал близко взрослого ротвейлера, он показался мне размером с велосипед! Вспомнил Славка слегка усмехнувшись.
- Это так, воображение наше, сродни линзе, увеличивает предметы в размерах, а уж испуг-то! – репортёр махнул рукой, когда они уже вышли на широкую, хорошо освещённую проезжую улицу – Но вот породу этой псины, я бы не назвал, хотя крупных собак повидал немало…
- Метис какой-нибудь, - предположил Славка.
- Вполне возможно, - согласился Женька, но тут же словно чего-то вспомнив, легонько хлопнул себя по лбу – Погоди, а чего он на призраков-то кинулся? И если они призраки, то как он смог трепать их зубами и бить лапами, а они, почему-то его боялись, а? – журналист вопросительно поглядел на собеседника.
— Значит либо они не совсем призраки, либо, призраки не такие уж бестелесные на самом деле, - предположил Славка.
- Они, кстати, отбрасывали вполне себе ясные тени, хотя и корявые, и какие-то нетипичные… - вспоминал журналист.
- А может, пёс тоже, призрачный был? – на вскидку прикинул Боярцев, но репортёр отрицательно помотал головой.
- Нет, вполне живой и плотный, бежал и рычал как обычная псина, а с языка слюна тягучая капала. Нет, пёс кто угодно, но только не призрак! Было в нём ещё что-то такое, чего я никак не могу вспомнить, но меня это удивило и поразило… Кстати, ты не слыхал часа два назад, дикие вопли? Орали так, словно кого-то кастрировали на живую, а потом менты с сиреной приехали, а? – Женька опять поглядел на Славку.
- Как же не слышал? Слыхал, но, не видал что там было, скорее всего, гопари меж собой отношения выясняли. Это до стрельбы хорошо не дошло, а то такой бабах был бы, мама не горюй!
- Завтра узнаем! – устало выдохнул Женька. Они шли, беседуя ещё порядка десяти минут, пока не простились возле переулка, куда надобно было поворачивать журналисту, чтоб дойти до дома, а Славка потопал до Песков уже один, встречая по пути редких прохожих.
- Да, брат-Евгений, весёлую компанию ты ныне повстречал, будет что записать в мемуары, - проговорил Славка, а дальше шёл уже молча, и лишь изредка останавливался да к чему-то прислушивался.
Женька включил свет в коридоре, разулся, прошёл в дом, и зажегши газовую плиту, поставил чайник. По старой журналистской привычке, он пил много кофе, и даже чашка, выпитая на ночь, не мешала его сну, а только успокаивала нервы. Откупорив банку с ароматным порошком, он зацепил ложечку без верха, добавил пару кусков сахара, и залил чашку горячей водой. Размешав щекочущий ноздри напиток, Женька сел в старое советское кресло, и стал с наслаждением, неторопливо потягивать свой кофе. Уснуть просто так, он не мог, и не хотел. Журналист размышлял о недавних событиях у Кремнёвских складов. И вдруг, он замер словно памятник, взор застыл на несколько секунд, а рука сама отставила чашку с кофе на стол. Он понял, а точнее вспомнил, на что именно, обратило внимание его подсознание, но на время, потеряла голова! Задние ноги собаки, на которые она поднималась, сгибались в коленях не назад, как у всех зверей, а вперёд, как у человека!..
- Ни хера себе! – прогудел он, и побледнел, как офисная бумага…
Минула неделя, в течении которой, в городе произошло несколько колоритных, и по-своему запомнившихся в тех или иных кругах, событий. Из милицейских источников, стали известны подробности «спасения» членов экипажа «Бумера», в виде Паши Ломтя, Лёсика, и Витюши Дырокола. Прибывшие патрульные, немало удивились тому, в каком положении они нашли пострадавших. Оравший благим матом на светофоре Лёсик, носил с того дня новую кликуху – Светофор. Застрявшего головой в ограде колонки Дырокола, милиционеры после тщетных попыток вытянуть или пропихнуть, обматерив, вызволили при помощи домкрата, пригрозив страдальцу, побить всю морду в другой раз, за подобное. Лежавшего кверху пузом Пашу, привели в чувство при помощи смятой пустой баклажки, постучав ей ему по лбу и щекам. Затем, начался короткий опрос потерпевших. В начале, патрульные выразили недоумение Лёсику, снятие которого со светофора, сопровождалось вначале уговорами, а затем отборным матом, но, при помощи лестницы, которую добыли у жильцов ближайшего дома, Лёсика спустили-таки на грешную землю, пообещав урыть на месте.
- Ты, туда как попал-то, дебила кусок?! – был задан ему вопрос, мрачным капитаном с узловатыми руками. Стучащий зубами и скулящий Лёсик, сквозь сопли и кашель, стал рассказывать про огромного оборотня, оказавшегося сисястой шмарой, на что был снова обруган и послан по наикратчайшему, всем известному адресу без прописки, а затем упакован в «бобик». Шепелявый Витюша, после самого короткого своего рассказа «Оборотень, бля, пидец!» сам нырнул в «бобик» попросивши прислать ему в камеру, батюшку с крестом.
- Папа римский, подойдёт? – мрачно отшутился тот же капитан, после чего обратил взор свой на оттаявшего наконец Ломтя. Отмычавшись и отдышавшись, Паша поведал патрульным всю историю от, и до, прибавив подробности о кисточках на концах ушей вервольфа, и модных золотых очках на его морде. На это, милиционеры понимающе покивали ему, дружески похлопали по плечу, и помогли забраться в «бобик».
- Команда для дурки, полный комплект! – решил капитан, по завершении операции.
В весёлой квартире на Красноармейской, когда там собрались основные силы в виде Славки, Саньки, Веры с Феликсом, Кира и Серёги, да заглянувшего по старой привычке Женьки Ключева, обсуждали в самых живописных выражениях, происшествие с компанией Паши Ломтя.
Санька, на которую с утра накатила блажь, одарила гостей обольстительным сахарным печением, напоминавшим на вкус курабье. Печенья она напекла целый таз, посему хватило всем и даже осталось. Приготовление чая возложили на Веру, а Феликс, с присущей ему философией, процессом сим руководил, иногда давая советы, и в конце концов был послан Санькой туда же, куда неделей ранее, был послан Лёсик у светофора. Чай и хорошая сдоба, только прибавляли остроты теме обсуждения. К этому времени, Пашу Ломтя и его корешей выпроводили из участка, с угрозами отправить в следующий раз всю кодлу, в дурдом.
- Это как ж надо накуриться, чтобы на светофор залезть? – ухмыльнулся Феликс, на что Санька, раскусывая печенье и прихлёбывая ароматный чай, выдвинула гипотезу, что энергичные гопари, под воздействием забористой травки, могут без снаряжения залезть даже на Пизанскую башню. Вера озорно хохотала, передавая слух о том, что оборотень, напавший на Пашу и компанию, носил на морде японские очки, розовый бантик на хвосте и золотую цепь на шее!..
- Стильный вервольф! – заметил Славка, поглощая печенье, и Кир с Серёгой разом заржали, а вот Женька, улыбался скупо, задумчиво отпускал нейтральные комментарии, да иногда перекидывался со Славкой фразами на эзоповом языке, что впрочем никого не удивляло, и не изумляло: похожие разговоры в их компании не были редкостью.
- Истории про оборотней в нашем городе и районе, ходили и раньше, в старину, например, - вставил свои пять копеек и Славка – правда, на уровне слухов и сказок, и такого широкого поля, как истории о ведьмах, не получили…
- У меня друг был, у него, как накуриться и нажрётся, по дому рыцари бегали, черти выпить предлагали, ну, и тому подобное, - просмеявшись, заметил Кир, загребая пальцем пару вкусняшек.
- Да, в Усьминске много чего интересного есть с самого его основания! – деловито проговорил Феликс, наводя себе новую порцию чая.
- А может и ранее, - негромко прикинул Славка. В тот день, Санька приняла в квартиру ещё двух жильцов, Вера и Феликс приволокли откуда-то пару рыжих котят месячного возраста, уверив Саньку что животные, принадлежат к редчайшей породе, - скандинавской! Поэтому ли, или по-другому, но Вера окрестила рыжаков истинно нордическими именами: Викинг и Кельт. Саньке зверюги понравились, она по-своему говорила с ними, и часто играла, хотя, котята словно нарочно лезли под ноги и двери, как бы нарочно играя с судьбой. Славка, когда в последующие дни заходил в гости, очень старался не наступить на игручие комки, но пару раз всё же отдавил лапки тому и другому. Впрочем, судьба котят, сложилась трагически, видать не для этого дома они были предназначены. Вера, по кипучей своей натуре, летала по дому, не глядя под ноги, и хлопала дверями не оглядываясь. Стоило ли удивляться тому, что спустя всего четыре дня, она со всего ходу наступила на голову сначала Кельту, отправив его нежную душу в кошачью Валгаллу, а ещё через двое суток, конец настал и Викингу, Вера пришибла его дверью, покончив таким образом с живым скандинавским влиянием в стенах сего обиталища. Нужно ли говорить, с каким неистовым гневом, обрушивалась на неё Санька в эти минуты! Много чего услышала о себе Одалискина от разъярённой подруги, робко и не уверенно пытаясь оправдываться, осознавая вину свою, но, не желая признавать её целиком. В конце концов плюнула Санька в ярости, да целый день, до вечера, не разговаривала с преступницей. Славка, услыхав от смурной приятельницы подробности трагедии, искренне пожалел погибших котят, и посоветовал Саньке держать себя в руках.
- Да достало всё, Слав! – хлопнув полотенцем об пол, вспыхнула Косулина, наливаясь краской – Ходит тут как в кабаке, под ноги не смотрит! Надо, оно мне?!
- Никому не надо, - согласился Славка, но в полголоса предупредил – ты, гляди, не сорвись, а то будет тут гром с треском, сама же понимаешь!
- Да брось ты! – усмехнувшись уже, отмахнулась Санька, складывая по ходу дела, чистое бельё в шкаф на полочки – Уж как меня Феликс в бытность нашу доставал, посуда летала, и то ничего, удержалась!.. И тут, ничего не случится…
- Ну, дай-то бог! – сказал на это Славка, и день потёк далее.
Не прошли эти дни без пользы и для Олега с Люськой и их помощников, Померанца и Влома. В назначенное время, то бишь на другой день после заключения меж ними договора о совместной экспедиции на Волчьи камни, Олег и Люська с рюкзаками да на великах, подъехали к дому Померанца, пологая что они с другом, уже ждут их во всеоружии. Однако, оказалось что Померанец, рюкзак свой только начал собирать, а велосипед, даже из сарая не выводил. И у Олега, и у его девушки, температура хорошего настроения, медленно поползла вниз.
- А Влом где? – подозрительно спросил Олег, наблюдая как Померанец пихает в свой красный с чёрными лямками рюкзак, всё что ни попадя.
- Дома должен быть, он не звонил ещё, - улыбаясь непонятно чему, лениво ответил хозяин дома.
- Ну так ты сам позвони, где он там вообще есть-то? Договорились же с утра выезжать! – недовольно напомнил Олег, подозревая заминку дела. Померанец поговорил с товарищем, недовольно сверкнув линзами бросил в телефон «Да ты задолбал конкретно! Давай быстрее!» а компаньонам пояснил что Влом, даже ещё рюкзак не начал собирать, да при том, в магазин за продуктами надо будет зайти, ибо дома у него ничего нету.
- Это называется, «мы договорились!» - раздосадовано проговорил Олег, устало опускаясь на свободный тул.
- Да ну его на хер… я ему ещё ночью вчера напоминал! – делово заметил Померанец, бросая банки с консервами в раскрытый зев рюкзака. «Кто бы говорил!» зло подумала про себя Люська, и подорвалась помогать медлительному компаньону в сборе вещей. Влом, притащился на старом велосипеде и с тощим рюкзаком за плечами, привёл ленивые и заунывные объяснения своей канители, а затем, как бы в оправдание, рассказал о вчерашнем ночном приключении с Пашей Ломтём и его дружками.
- Оборотень гонял Пашу и его шоблу? – удивился Олег, забыв на миг свою досаду на необязательного Родика.
- Так, они всем говорят, но менты, хотели Пашу с остальными в дурку сдать, но связываться не стали! – Влом сбросил своё лёгонький, литров на 60 рюкзак, а Олег, наморщив лоб, уточнил.
- Погоди, Влом, а, разве ж их не порвали на лоскуты?
- Не-е, - протянул Родик – Лёсика, менты, с матюгами со светофора, как кота стащили, еле-еле, все невредимы…
- Тогда, это была грозная, плотоядная белочка, но, сытая! – театрально сдвинув брови, предположила Люська, и поглядела на Олега, и он согласно кивнул.
- Паша, как танкерный насос бухло засасывает, да дурью наверняка закинулись! – разочарованно проговорил Олег – откуда оборотень, если полнолуния нету? Он бы там в мясо всех порвал… лажа всё это!
- Ха, познакомились чуваки с девочкой, надолго теперь забудут! – улыбаясь чему-то, довольно заметил Влом.
- Не, Паша, конечно, дебил, Лёсик, тоже не Спиноза. Витюша, этот вообще гомункул, в водочной бутылке зародился, но собаку-то всей копной отогнать могли! – не унималась девушка, которую эта история занимала всё больше.
- Собака, должна была хоть кого-то тяпнуть, на светофор же Лёсика загнала! – сделав умное лицо, заметил и Померанец.
- Да, здоровенный и злой бушуй, гопарей обязательно покусал бы. А судя по всему, на них ни царапины… и кто же их там шуганул? – Олег озадаченно уставился куда-то в пустоту.
- Глюк их туда загнал, небось дурь забористую достали, накурились, вот и полезли вервольфы из глаз! – со знанием дела объяснила Люська, на что Олег, пару раз потыкав в её сторону пальцем, окончательно изрёк.
- Истину глаголешь! Паша, никак не может быть жертвой оборотня!
Члены экспедиции собрались на выход минут через десять, к общему облегчению Олега, молившему высшие силы, чтобы у Влома с Померанцем не вышли из строя и их спортивные велосипеды.
- Ну, что, охотники на оборотней, двинулись наконец? – на всякий случай уточнил Олег, и услыхав что всё путём, первым надавил на педали.
Несмотря на то, что Олег хорошо знал дорогу и пользовался надёжной картой, путь до Камней волколаков занял добрых два с половиной часа, причём две трети пути, экспедиция проследовала по шоссейной и просёлочной дороге. Спустя полчаса после начала езды, «смертельно» устал Померанец, и пришлось остановиться на 15 минут, в течении коих, Олег мысленно посылал обоих «помощников», а его возлюбленная фотографировала насекомых на цветах. В продолжении основного пути, у Влома четырежды соскакивала велосипедная цепь, что приводило Олега в состоянии затаённой ярости. А вот Люська, терпеть не стала. Милое и красивое её личико приобрело черты яростной кошки, у которой пытаться обидеть котёнка.
- Да твою ж … мать, Влом!!! Ты чё бля, нарочно эту долбаную цепь стряхиваешь?! Мы за неделю так ни до каких сука, камней не доедем!!! – и с силой тряхнула свой велосипед за руль, от чего он недовольно и плаксиво звякнул.
- Да бля, ну чё я сделаю-то? Он я не знаю почему соскакивает, я его в сарае держу, берегу ваще-то! – недовольный всем и вся, огрызнулся Родик.
- Цепь, давно натягивал? – теряя терпение, но стараясь удержать его остатки, хмуро, почти сквозь зубы спросил его Олег, когда они стояли на лесной дорожке.
- Да… я, не знаю-у! – нехотя ответил Влом, но по всему его ломкому виду становилось понятно, что цепь, он вообще руками не трогал. Тут же осмотрели его технику, и оказалось, что она, цепь, висела как невесть что.
- Слышь, Влом, ты, ваще-то даун! – заключил Померанец после того, как велосипед его товарища починили общими усилиями.
- Да сам ты, даун! Вяло огрызнулся Родик, залезая на отреставрированную машину. Наконец, они приехали на нужное место, и принялись осматриваться. Место всем весьма понравилось, особенно девушке, которая сразу же ринулась фотографировать каменный комплекс, и потом колоннаду. Братья-неформалы вознамерились было установить свои палатки непосредственно внутри колоннады, но, Олег, отговорил их, мотивируя это тем, что Чёртова эстрада, такое же мистическое место, как и Камни волколаков.
- Лагерь, мы разобьём в стороне, метров за триста, а здесь, будем наблюдать, ночёвки три, вам, как? – он поглядел на моргающих Родика и Рудика, и они, не издав ни звука, согласно кивнули. Стали искать место для лагеря, и менее чем через полчаса, нашли уютную и удобную полянку, с трёх сторон окружённую молодым дубняком да сосенками. Олег проворно соорудил лопаткой круг для костра, окопав его как положено, а Люська распаковывала их походный инвентарь. Добровольные помощники провозились со своими палатками вдвое дольше обычного, постоянно ругая кого-то и сами палатки, в частности. Их с Люськой палатку, Олег поставил по обыкновению быстро, и барышня быстро юркнула туда, принявшись по-хозяйски обустраивать жилище. Когда лагерь был окончательно установлен, сели перекусить, а затем, Олег вооружился своим современным фотоаппаратом с хорошим объективом, сказал, что идёт к камням, и Люська тут же увязалась следом, да и Померанец с приятелем приехали не за тем, чтобы сидеть в пустом лесу, и тоже пошли за ними. Осторожно, с почтением вошли в колоннаду, потрогали хладные колоны, поснимали-пофоткали плиты, прикидывая и гадая, кто бы мог возвести тут, такую эстраду с колонами? Так и не придя ни к какому знаменателю, вся компания отправилась к Камням волколаков.
Близился вечер, но даже в лесу, по-своему было ещё светло, а уж на Камнях-то и загорать
впору, солнце так грело да играло на выщербленных да голых плитах, столбах и конусах, что хоть картину пиши! Зелёный мох своими яркими расцветками и колерами, так же играл под солнечными бликами, приятно радуя глаз.
- И что, на такой-то красоте могут водиться оборотни? – с тоской в голосе, изумлённо воскликнула Люська, повернув свою миловидную мордашку к Олегу.
- Ну, это тут днём красиво, а вот ночью… - начал он было отвечать, но его перебил Померанец, с внимательностью молодого учёного, смотревшего на природный памятник.
- А прикольно тут ночью, а, Влом? – и рыжебородый поглядел на товарища, стоявшего рядом.
- Круто! – коротко оценил Родик.
- Ну, где-то примерно вот так, - согласно отозвался Олег, сам не имевший понятия, как ответить девушке на её вопрос?
- Для начала, предлагаю войти внутрь комплекса, походить там, но чур вести себя тихо и скромно, места силы, за борзоту и хамство наказывают! – предупредил Олег для порядка.
- Да понятно, не тупить, не быдлячить, а держаться ровно, - бывальщецки сказал на это Влом, а вот Померанец, сверкнув очками, поддел его.
- Ты главное рэп не читай, а то не только вервольфов, самого вия из ада вызовешь… гы-гы-ы!
- Пошёл ты! – лениво отмахнулся Родик, а Люська, прикрывши веком левый глаз, и жуя мягкую конфету, что вот уж Вия-то беспокоить никак не следует.
- Пошли! – Олег мотнул головой и первым прошёл в Восточные ворота. Пройдя метров десять, девушка остановилась, и разглядывая могучий дуб, спросила вслух.
- Ребят, а вам не кажется, что этот дуб, как бы наше собственное Лукоморье делает?
- Дубок не простой, - согласился Олег, подходя и становясь рядом с ней – как это наши власти, лапу на него не наложили в безвременье, а?
- Оборотни наверно всех распугали, а то б уже на пилораму давно пустили! – отозвался и Рудик. Дуб, поймавши густой кроной ветер, громко зашумел, с него со щебетом слетела стая птиц, и всё стихло.
- Вот, он нам что-то сказал, и по-моему, на нас не сердится! – засветилась улыбкой девушка, и попросила Олега сфотографировать её на фоне великого дерева.
- Становись! – он подмигнул ей и когда Люська ставши в приветливой позе и поигрывая пальчиками правой руки замерла, несколько раз сфотографировал её. Затем, все четверо внимательно принялись обходить и обследовать все уголки таинственного каменного сооружения…
Х Х Х
Все четверо вели себя на Волчьих камнях довольно культурно: никто не пинал мелкие камешки, не отваливал в сторону камни побольше, просто глядели во все расщелины и вся недолга. Прошли и в Западные ворота, и дуб вокруг обошли, ничего особенного не углядели. Фотографировались на фоне того или иного камня, а затем, все уселись наземь у Восточной стороны, прислонясь спинами к плитам, и завели беседу о том да о сём и ни о чём конкретно. Вечер меж тем неумолимо накатывался на заветное место, принося приятную прохладу. Вдруг, к удивлению и восхищению всей компании, из леса, без единого звука, на одну из крайних плит, размахнувши крылья, опустился огромный ворон, отливающий приятной глазу синевой. Не успели компаньоны как следует удивится, как невдалеке от ворона, опустился громко шурша крыльями, здоровенный филин с блестящими глазищами, и с явным интересом принялся таращится на неожиданных гостей. Первой отреагировала Люська, ошарашенно улыбаясь, она толкнула Олега локтем, указывая на пернатых.
- Нет, ты погляди, а?! Какие огромные! Это что за вид такой?! Вот это экземпляр!
Резво защёлкали фотоаппараты, а ворон и филин, подобно моделям принялись поворачивается да сверкать глазами, вызвав этим, озорное веселие девушки, и негромкое гыгыкание Померанца с Вломом, что разиня рты, таращились на необыкновенных птичек.
- Ну, вообще-то я слыхал что вороны бывают очень здоровые, но этот, этот какой – то особый, наверное редкий вид, - попробовал растолковать явление, Олег, а про филина заметил что они, способны утаскивать взрослых зайцев и даже мелких косуль, но, такие великаны в здешнем заповеднике, это сенсация! Не успели остальные толком оценить увиденное, как, с другой стороны, на плиту запрыгнул здоровенный, мясистый заяц с резко выделявшимися зубами.
- Килограммов двадцать мяса, не меньше! – ахнул Померанец, а Влом, разиня рот даже чуть подался вперёд. Косого здоровяка тут же сфотографировали, жалея, что при экспедиции не имелось хотя бы плохонькой камеры! Люська не теряя улыбки выудила из карманов несколько конфет, смело подошла к птицам на пять шагов, и положив лакомство на одну из плит, вернулась обратно.
- Угощайтесь!
К удивлению «учёных» и ворон, и филин взяли конфеты, развернули лапами, и смачно стрескав, театрально поклонились, вызвав восторг барышни и изумление её сопровождающих. Зайчище, как бы ревнуя ко вниманию, выпрямился, и резко и громко забарабанил передними лапами, увесистыми как колотушки. На сей раз, смехом грохнули все четверо, а Померанец, поправив очки, даже заметил.
- А тебе, облом, веган, морковки нету!
Более никто из лесных жителей не показался, а спустя полчаса, тяжело, словно с грузом на борту, поднялись и улетели в сумрачный лес обе птицы, а пару минут спустя, скакнув с плиты, убежал через Западные ворота и необычный заяц.
…Славка снова видел приятные и загадочные сны. Уже не в первый раз, он видит себя идущим по Усьминску и набредающим на большие, старинные развалины из красного кирпича. Погибший ансамбль велик, высок и хладен. Средневековая русская архитектура со сводчатыми потолками, арочными окошками, колокольнями с куполами, подвалы чёрными провалами глядели из мрака, но он, никогда туда не спускается, не заходит. Колоны из того же красного кирпича подпиравшие своды, ступеньки высокого и широкого крыльца, ну, прямо русский кремль пятисотлетней давности, да и только! Славка дивится наличию этих развалин в городе, ибо он знает, что в ЯВИ, таковых в Усьминске нету! Такие руины, а порою даже и старинные кварталы, снились ему в разных частях города, но несколько раз, похожие строения и даже действующий магазин, виделись ему в северо-восточной стороне города, где в реалии, ничего подобного нет!..
Сны… Они-то и стали путеводной звездой молодого 19-ти летнего Славки, в уже далёком, 1995 году. Тогда эти видения пошли потоком: средневековье, гражданская война, мистика, борьба с чудовищами. То он русский воин, помогающий сербам в их войнах с турками, то его сбрасывают с минарета или башни, и он испытывал настоящий, леденящий страх!.. То он белый офицер и на руках у него умирает его раненая девушка; кто она, невеста или жена? А может любовница? То он огромный волк, летящий в полной тишине по селу, испытывая неописуемый восторг, но никого не рвал не кусал, он вообще не искал крови. Он, убивал упырей, вурдалаков, змеев и злых ведьм… Он много чего вспоминал из прошлых жизней и записывал это. И вот, как-то под самый закат лета, в августе, Славка уснул, и впервые в жизни, ему явился его исчезнувший дед Роман, седоватый, с ровными хорошими усами, породистый, крепкий мужик с отличной выправкой, лет 50-ти на вид, облачённый в чёрно-серый костюм, свободно сидевший на неопределённого цвета рубахе, и такие же серые брюки на старом, кожаном ремне. Седеющие волосы деда зачёсаны назад и отливают потускневшим серебром. Дед Роман явился среди светлой ночи, луна, источала свой поток где-то с правого бока, а за его спиной шумели листьями яблоня и сирень. Лицо явившегося деда не было ни строгим, ни тревожным. От спокойного и задумчивого, исходила забота человека, незримо наблюдавшего за внуком. Славка делает к нему шаг, но подойти близко не может, дед остаётся там, где стоит. Лёгкий ночной ветер обдувает Славке лицо, он набирается силы, и чуть слышно спрашивает: «Дед, это ты что ли?» Дед Роман скупо, едва заметно улыбается, и отвечает каким-то особым отзвуком, словно подёрнутым невидимой дымкой. «Внук, скоро это произойдёт, не бойся ничего, не пугайся… Так тебе на роду написано, как и мне в своё время… Серёга, отец твой, не годился вот для этого, а ты, станешь… Главное, прими всё как есть и не пытайся противится… Мне, это помогло на войне, тебе, поможет в жизни. Когда ты осознаешь себя, я, укажу тебе человека, который всё расскажет о нас. Так, надо, Славка… А с тобой, мы в своё время увидимся. Про сон этот, никому пока не говори, когда встретишь таких же как мы, тогда им и расскажешь, им, можно… Ну, мне пора, Славка, смотри же, не робей, первый раз всяко бывает, а после, восторг и чувство свободы… До встречи!..» всё заволокло туманом, дед Роман пропал, а Славка заворочался и пробудился. Хотелось пить, он сходил и жадно напился, а затем включил лампу, сел к столу, и доставши дневник сновидений, в подробностях записал весь сон, а затем лёг досыпать, стараясь понять и угадать, что имел ввиду дед Роман, и что должно скоро случиться?
Остаток ночи проспал вполне себе приятно и безмятежно, видя что-то хорошее, но подробности, улетели… два дня прошло в обыденных сельских делах, кои Славка делал в пол уха, он боялся пропустить какой-нибудь знак судьбы, слова деда Романа, внук воспринял как вещие. Он не решился никому рассказать подробности сна, (мать, вероятнее всего истолковала бы всё превратно, или того хуже) тщетно пытаясь сам, разгадать слова старика, и что этакого должно произойти со Славкой, на что даже его отец, когда-то не сгодился?
- В космонавты что ль возьмут? – шутил сам с собой парень, и прикидывал, что особенное, помогло деду, выжить на войне? Что, Славку возьмут в разведчики? Да ну, какой из него разведчик? Хотя… С его способностями ориентироваться на местности, возможно всякое. Однако, Славка не испытывал потребности покидать отчий дом, и в итоге почти отмёл этот вариант.
На третий день, ближе к вечеру, Славка едва осязаемо ощутил признаки эйфории: сердце играло, воздуху становилось тесно в груди, из уголков глаз выкатилось по крошечной слезе, дыхание участилось, но затем улеглось, сделалось ровным, и его потянуло как можно скорее выйти за село, видимо просыпалась старая тяга к вечерним прогулкам. Набросив на себя старенький, походный камуфляж, в коем он часто ходил в лес, Славка торопливо вышел за околицу, и спешно пошёл по полевой дороге, очень скоро оставив последние дома Песков, позади. Скоро уже ожидались сумерки, а Славка всё шёл и шёл. Он уже свернул в поле на другую дорогу, вступив в редколесье, проросшее тут бог весть каким образом. Не успел он пройти его насквозь, как почувствовал, что вокруг него, всё как бы видоизменилось: деревья, травы и кустарники, заиграли едва различимым свечением, всяк на свой цвет и лад. «Глючит что ли?» изумился Славка, и тут же уловил слухом шёпоты, слова, шушуканья, смешки, и вроде даже разговор о нём самом! «Вот он, вот, ещё один появился!» «Да уж, хорошего для нас мало!» «Для вас, мало, а для нас, в самый раз!» Славка резко обернулся назад, никого… Покрутившись так во все стороны, Славка наконец-то уловил некие тени и образы, перебегавшие от дерева к дереву, от куста к кусту, да перелетавшие с ветки на ветку… Едва стихли эти звуки, как донеслись прозрачные и приятные женские голоса « Ой, а он симпатичный!» «Вам бы дурам, только симпатичного подавай!» «Худо нам будет подруженьки, от этого молодца, ой, худо!» А вы, не лютуйте!» Чем больше Славка слушал, тем яснее и чётче различал эти и иные звуки, ощущая себя частицей этого мира, а затем, в лучах догоравшего солнца, он испытал неодолимое желание рвануть с места, и бежать, бежать, бежать! Выпустив из груди большой поток воздуха, Славка рванул прямиком через ветки и кустарники, и скоро вылетел в чистое поле, а точнее, на широкую извилистую дорогу, пересекавшую впадины, канавки, овражки, огибавшую бугорки и холмики, и проскочивши железную дорогу, нырнул уже в другой лесок, шириной шагов в триста, в котором увидел и услышал множество всяких духов; рогатых, хвостатых, пернатых, бородатых, одетых и голых, крылатых и прыгучих, мужских и женских образов, всяких-разных!..
Проскочивши лесок, прыгая через завалы из веток и стволов, он выбежал на простор лугов, лишь кое-где украшенных одинокими деревьями, да по паре-тройке, грустных берёз по краям. На минуту, Славка остановился, перевёл дух и осмотрелся. Солнце уже совершенно село, но тьма пока не вступила в свои права, а луга уже подрагивали от миллионов алмазных росинок, над которыми, с едва слышным смехом и озорными криками, кружились и носились рои мелких, полупрозрачных, светлых духов, и только в стороне, где-то далеко, у засохшего куста, мелькнула недобрым оскалом, косматая женская фигура в непонятной одежде, и всё… «Вот это я раскрылся! Вот это явление, в ночи да с вечера!» радостно пронеслось в голове у Славки, но сердце, тут же испуганно ёкнуло «А, вдруг, сплю?! Вдруг, это явственный сон, как уж было не раз? Вдруг, щас дёрнусь всем телом, и в кровати у себя очнусь?!» Но здесь, он ощутил, что кровь, словно кем-то запущенная, очень живо и даже горячо, побежала по жилам ускоренным потоком, застучала в висках, голова наполнилась лёгким, но приятным кружением, в груди разрослись неведомый дотоле азарт, кураж, и даже некоторое подобие страсти. Сплюнув, Славка рванул прямо по полю, но бег его, уже не походил на тот бег, коим он владел ранее: он почувствовал что-то вроде невесомости, уже испытанной им в приятных снах. Едва касаясь ногами земли, он отрывался от неё на метр-полтора, и дух его, всякий раз сладостно захватывало от этой волшебной, невесть каким образом, появившейся акробатики!.. Вот впереди показалась глубокая и широкая балка, (пересыхающий летом приток речки) и Славка рванул туда, почувствовав, что сам, как бы увеличивается в размерах, а по всему телу идут биотоки, мелкими иголочками, словно слабое электричество, увеличивая как оказалось, и саму невесомость…
И вот, Славка уже летит над логом, полупризрачные обитатели которого, подобно насекомым брызгают во все стороны от страха, осыпаясь где-то глубоко внизу, а у самого, руки и ноги наливаются нездешней силой и увеличиваются в размерах, да и сам Славка, в этом кажущимся долгим полёте, меняется совершенно…
Пружинисто, но твёрдо опустился он на дно балки, и сразу же зрение его стало таким зорким, что казалось самую мелкую козявку-букашку в траве, и ту разглядит! Да сам мир внезапно преобразился в невиданные ему доселе яркие и сочные краски. Мгновенно оглядев себя, он в первые секунды оробел от изумления: вместо ног и рук, у него теперь мохнатые и здоровые волчьи лапы, сзади непривычно топорщится мотаясь из стороны в сторону тяжёлый хвост, а вместо лица, продолговатая, волчья же морда со стоячими ушами! Оборотень! Он – оборотень! Как и пропавший много лет назад, его загадочный дед Роман! Это что же теперь делать-то ему, а?! Да ведь не полнолуние же ещё, как же так-то? А?! Одним прыжком Славка выскочил из притока, и втянув ноздрями ставший втрое сладчайшим и дурманящим воздух, рванул с места, и взапуски понёсся куда глаза вели, да чуйка шептала. Из чрева его, исторгся торжествующий, и как показалось совсем не жуткий, а радостный вой, и Славка, пробежав поле, ринулся в лес, где принялся носиться и резвиться так, словно застоявшийся за зиму жеребец, выпущенный хозяином на сочное пастбище. Он прыгал, он распрямлялся в полёте, хватался зубами за сучья, и крутился словно на турнике.
Воля! Свобода! Лёгкость и независимость! Сила и мудрость! Зрение всего и вся! Прочь хандра, депрессия и уныние! Прочь, серая, тусклая жизнь! (Насчёт серой жизни, вышел каламбур) Здравствуйте, красоты тонкого мира! Здравствуй, познание непознанного! Здравствуй, дверь в новое измерение! Ур-р-р-а-а!!! У-у-у-!!!!
А когда взошла луна, он, в свой первый раз перепугал и переполошил всех обитателей ночного леса: кикимор, хмырей, болотников, лешего чуть с ног не сшиб, получивши в спину смачную брань от хозяина. Лесные девы-водяницы, прекрасные обитательницы озера, разлетелись в стороны с таким визгом, будто Славка, ворвался в отделение женской бани. А вот при виде злых ведьм, чертей и бесов, он, вдруг угрожающе рыкнув, бросался за ними, и три-четыре нечистые персоны, порядком-таки в тот раз, зубами-то прохватил до костей (то-то воплей было да причитаний!)
Никогда и нигде кроме сновидений, Славка не чувствовал себя таким лёгким, счастливым и всемогущим! Правда в какой-то момент, он остановился чтобы перевести дух и подумать о людях. О простых и земных людях. Если теперь, он, оборотень, то что, он обязан их драть, рвать и жрать? Но ему же, вот совсем крови не хочется, скорее наоборот… навернуть бы сейчас мисочку щец с косточкой, или пельмешек! Стоп, а разве оборотни могут кого-то не жрать и не рвать? В кино вон, на все боки шкурят-кушают. Н-да-а…
Он рванул дальше. Почувствовав за версту стадо оленей, Славка… совсем не захотел их жрать, а даже наоборот, сберечь и не нападать. И без того уже браконьеры всю живность повыбили в заповеднике! Славка носился и прыгал до самого утра, до восхода, когда сил скакать и бегать уже не было. Выйдя на знакомую дорогу, он оглядел себя, и опасливо спросил у кого-то.
- Это, а, обратно-то, в человека, как?
И словно чей-то далёкий голос прошептал над ухом «Пожелай просто!» Славка собрался, прикрыл глаза, и едва слышно проговорил «Хочу, опять в человека!» не успел он что называется и до трёх сосчитать, а уж как-то сам по себе перепрыгнул через голову, и открыв глаза, увидал что он, снова Славка Боярцев, человек обыкновенный: руки-ноги, голова без морды, одежда почему-то целая, и хвоста нету, хотя копчик чего-то чешется, зараза!
- Ну, дед, ты и одарил меня похоже! – охлопывая себя и осматриваясь, невольно заметил Славка, и с того дня, медленно но верно, потекла у него вторая, тайная, полная и радостей и хлопот, нетипичная жизнь… Первое время, каждый вечер он уходил из дома в поля или леса, оборачивался, и во весь дух носился там, застывая от восторга и неописуемого наслаждения во время затяжных прыжков, и открывшихся внутри себя возможностей. Особую радость, Славке доставляло гонять по лесам и полям всякую нечисть, которая со временем, уже старалась заранее смыться и не попадаться ему на глаза (осознанной охоты на нечисть, он тогда не практиковал) Очень скоро, Боярцев понял что полнолуние, не является тем периодом, когда оборотни, могут перевоплощаться. Лично он, мог обернуться в любое время суток, только захоти. Однажды, будучи дома один, Славка принял облик волколака прямо в доме, чем напугал кошку, с мяуканьем выскочившую через форточку. Молодость била в голову, и Боярцев, с трудом сдерживал искушение стать «загадочной личностью», шугануть собиравшихся по вечерам и ночам ребят да девчонок, и как бы невзначай оказаться в человеческом облике. Но, кто-то внутри него самого, кто-то умудрённый опытом, отговаривал парня от таких глупых поступков. Ясным стало отношение соседних тёток к нему и деду Роману, и почему члены семьи, так неохотно вспоминают своего старика. Они, всё знали и боялись их семьи, но, почему? Очевидно, что в нём, маленьком тогда Славике, уже проявлялись те черты, что заметны прежде всего со стороны!.. Он вспомнил, что в детстве, часто дурачился, изображая… волка, чего глупые бабки-тётки, ужасно пугались, а его это веселило! Несколько раз, уже теперь, во время своих пробежек, Славка издали чувствовал идущих прохожих, ощущал их страх, и сворачивал в сторону, слушая потом по селу, рассказы про огромную собаку, волка или оборотня…
В оборотня почти никто не верил, (ни на кого же не напали и не порвали, зверь убегал сам, а настоящие оборотни так де не поступают) а вот про волков и огромного пса, говорили много. Несколько охотников попытались даже выследить зверя, но никого и близко не встретили. Славка сидел дома лишь в ненастную и слякотную погоду, не было никакого настроения. Зимой, в ясные и морозные ночи, молодой волколак особенно любил порезвиться; заснеженный лес, рощи, посадки, перелески и тому подобное, всё становилось стихией Славки, в это время года!
В своём втором обличии, он с радостью понял, что не тянет его на сырое мясо и кровь, и даже когда он нашёл в лесу погибшего в капкане зайца, уже кем-то обглоданного, волколак чуть понюхав останки, с отвращением отвернулся и пошёл прочь.
Зато теперь, в беседах на тему мистики, готики или ужастиков, Славка частенько развенчивал закостенелые догмы про оборотней и тонкий мир, говоря, что и романы и уж тем более кино, врут, и безбожно всё мешают в одну кучу.
- Оборотни, по крайней мере немалая их часть, не зависят от луны, и превращаются по желанию. Слизь с них не течёт, и одежды они не рвут, была охота всю жизнь на барахолку работать. И есть, они, могут только человеческую пищу, то бишь ту, что и вы… то бишь, мы, с вами. Так-то вот!
- Ну легенды-то что, врут по-твоему? – возражали ему, но Славка и сам чувствуя, что не во всём прав, согласно кивнул.
- Ну, разве какие-то особые, неправильные оборотни, помешанные на голову или с психикой не дружные… наверное, и такие есть.
Впрочем, уже следующей весной, когда Славка угостив себя парой кружек хорошего пивка вышел из заведения, и чуть пройдя, расположился на скамейке в скверике, к нему, подошла весьма симпатичная, спортивного телосложения женщина, с хорошо убранными на затылке густыми и пышными волосами, одетая в широкую, лёгкую цветастую юбку чуть ниже колен, и голубую блузку с короткими рукавчиками. Маленькая, размером с книгу белая сумочка, висела у неё на правом плече. Она остановилась, пару секунд как показалось собиралась с духом, а затем, приятным и вкрадчивым голосом, поинтересовалась.
- Простите, а, вы, и есть Слава Боярцев, из Песков?
- Я и есть, вы, что-то хотели? – машинально проговорил он, а женщина, мило улыбнувшись, уже запросто уселась рядом, и щёлкнув золотистым замочком сумочки, вытащила старый, потёртый и пожелтевший советский конверт, с картинкой поздравления граждан СССР с днём радио. На конверте, перьевой ручкой, крупным мужским почерком, было выведено «Моему внуку Славке Боярцеву, от деда Романа»
- Вы, знали деда? – искренне изумился парень, поглядевши в начале на конверт, а затем на женщину.
- Да, я знаю Романа Семёныча, - тихо ответила она, а Славка, не обратив внимания на ответ, в коем проскользнуло настоящее время, поглядел конверт на просвет, и дабы не испортить драгоценный раритет, очень осторожно, вскрыл его по обыкновению сбоку, и вытянул пожелтевший тетрадный листок в широкую линейку, на котором синел текст написанный химическим карандашом. «Славка! Если ты, это, читаешь, значит Милана Власьевна, либо кто-то от неё, передал тебе этот конверт. Теперь, ты всё знаешь и понимаешь, кто ты, на самом деле! Но, пока ты не знаешь, да и не можешь знать полной картины своего теперешнего положения. Податель сего, всё тебе растолкует, и окончательно расставит все точки над «ё» Сам я, покамест не могу с тобой встретиться лично, это случиться чуть позднее, а пока, слушай, и мотай на ус, внук! До встречи!» даты и подписи под письмом не было. Славка пробежал его второй раз, а затем убрав в конверт, немного смущаясь, проговорил.
- Дед, пропал в 72-м году, вернее, уехал как оно теперь выходит… Это, он написал несколько позже, на конверте стоит дата изготовления – 79-й год… Ссылается он на вас, или на кого-то от-вас, - с расстановкой продолжил Боярцев – Значит, он знал вас в то далёкое время, но… сколько же вам, тогда лет? – не беря во внимание этикет, сразу как-то, вопросил Славка ожидая скандала, но, ошибся. Красивая женщина озорно сверкнула глазами, тонко улыбнулась, и заговорщицки спросила.
- А, на сколько я выгляжу?
- Лет на тридцать, не больше! – честно ответил Славка, на что Милана Власьевна, свободно откинувшись на спинку лавочки, пару раз хлопнула в ладошки, а затем выдохнула.
- Браво Слава, браво! А на ваш вопрос, отвечу пока как дипломат на встрече министров у шведского стола: мне, несколько больше, и Роман Семёныча, я знала ещё в те, годы – новая знакомая указала холёным пальчиком правой руки, куда-то в сторонку.
- Стало быть, вы, всё про меня знаете? – осторожно поинтересовался он, смотря на неё прямо и не отводя глаз, и невольно любуясь ей «Красивая, очень красивая» …
- Да, Слава, я знаю, что ты, оборотень, волколак, - ничуть не смутившись, и не дрогнув ни единым мускулом, ответила она – второе, мне нравится больше… Но ты, пока не всё знаешь о таких как ты, ибо беллетристика и синематограф, нагородили столько нелепицы, что это, требует разъяснения.
- А, вы, тоже? – почти в нос, да коротко оглянувшись, прогудел Боярцев, а собеседница, как-то неопределённо пояснила.
- Нет, Слав, я, кое-что умею, но не в том облике как ты и твой дед, хотя что-то похожее, во мне есть!..
- Мы, тут беседовать будем? – Славка чуть заметно развёл руками, а Милана Власьевна отрицательно помотала головой.
- Нет, Слав, здесь неудобно. Я приглашаю тебя в гости, на чай с выпечкой, в мой собственный дом. Живу я в пригороде, недалеко от твоих Песков. Но если ты не хочешь, то выбери сам, где мы можем поговорить.
- Да нет, почему бы и нет? – Славка поднялся первым, собеседница следом, - Раз, вас дед прислал, и угрозу от вас я не чувствую, то почему б и не сходить? Тем более что такой разговор, требует уединения, - решил он в конце, и выйдя из сквера, они неторопливо направились по узкой, поросшей зеленью улице, держа курс на пригород. Добирались они не долее минут 15-ти, и по дороге, Славка узнал, что фамилия новой знакомой, Рысева, и по рождению она белая ведьма, этакая молодая ягишна, но обитает покамест не в избушке на курьих ножках, а в простом доме.
- Увидишь, когда, то думаю, что тебе понравится моя обстановка! – посулила Рысьева, цокая каблучками по тротуару.
- А семейство ваше, оно, как ко всему относится? – осторожно справился Славка, глядя на неё сбоку «Ну до чего ж хороша!»
- У ягишны, семейства как правило, не бывает, но вот родственников и помощников, водится в избытке… Правда они, не будут тебе в тягость, народ у меня хотя и своеобразный, но, вполне терпимый! – они свернули с проезжей улице подле старой водонапорной башни сложенной из красного кирпича выкрашенного в синий цвет, и вошли в неприметный, совершенно незнакомый Славке, переулок. Тенистый, утопающий в жёлтых акациях и разноцветных мальвах и боярышнике, он поразил Боярцева своим необычным видом. Славка поспорил бы на что угодно, что в этой части Усьминска, такого красивого переулка нету! Тут всегда была задрипанная и грязноватая улочка со щербатой брусчаткой, заделанной асфальтом! Они прошли метров сто, и Милана Власьевна поманила его на право, на небольшую тропинку, приведшую их к высокой зелёной ограде из акации, шиповника ежевики. Гость молча посмотрел на хозяйку, и та, дружески подмигнув, тихонько шепнула.
- Идём в обход…
Она провела его буквально шагов десять, и свернув, прошла в неширокую и неприметную зелёную арочку, хитроумно устроенную из акации и декоративного разноцветного вьюнка. Со стороны, этого входа так просто было не заметить, даже Славка, с его теперешним возможностями и чувствами, заметил вход только тогда, когда ягишна прошла в него словно в пространство, и даже воздух, как показалось, подался едва уловимым колебаниям.
Боярцев шагнул следом, сразу почувствовав прохладу летнего сада, и пройдя те же десять шагов, вышел на лужайку поросшую мурухом пополам с подорожником и одуванчиком. Дворик, окружённый со всех сторон плодовыми деревьями, венчал собой средних размеров дом-теремок, возведённый в русском старинном стиле, на фундаменте из идеально ровного красного кирпича. Дубовые брёвна, из коих и сложили сей дом, заботливо были выкрашены в приятный синий цвет, что на фоне резных разноколерных наличников, сочетался просто идеально. Крыльцо, словно кто перенёс с картин Билибина или Васнецова, такое впечатление произвело оно на Славку!
Крахмально-белые занавески, глядели из дома вышитыми васильково-красными цветочками, добавляя прелесть к живым цветам в горшках. Обережная резьба, густо украшала дом символами воды, земли и воздуха, засеянного поля, богов Перуна, Велеса, Сварога, Макоши и прочих чудес предков, завороживших смотревшего на них Славку. Высокая четырёхскатная крыша с выдающимся вперёд округлым окошком чердака, по углам поблёскивала металлическими петушками, отбрасывавших солнечные зайчики. Даже высокая печная труба, и та смотрелась в ярком наряде из меди, украшенной объёмными шестилепестковыми громовниками Перуна.
- Симпатичный у вас домик, прямо как из сказки! – оценил гость, проходя за хозяйкой на крыльцо, и заметив на нём дощатый стол с лавками, прибавил – Да тут прямо хоть чай пей…
- Так и пьём, когда дел нет, с мёдом, с вареньем… как-нибудь, и тебя приглашу! – не поворачивая головы и отворяя рукой дверь, ответила Рысьева, проходя первой, а шагнувший следом Боярцев, прикрыл дверку. Они прошли в просторную столовую, посреди которой стоял круглый как луна, красавец-стол, укрытый белоснежной, с красной, цветочной вышивкой, скатертью. В центе, накрытая кружевной салфеткой, красовалась плетёная вазочка с какой-то сдобой, и больше ничего. Вся мебель, включая мягкие стулья, показалась Славке, прибывшей сюда из первой половины 19-го века, настолько великолепно она выглядела в сравнении с современными аналогами! Вообще вся обстановка в доме, включая ковры и паласы, и даже обои на стенах, навевала на парня гоголевские да пушкинские мотивы!.. Его пригласили присесть к столу, посулив чай через пять минут, и он присел, продолжая любоваться могучим, обитым кожей диваном на гнутых бычьих ножках, посудным резным шкафчиком с антикварными тарелками и чашками, да расписанными на все виданные и не виданные полевые цветы, обоями. Особое внимание, привлекли массивные напольные часы, похожие на небольшой тамбур, стоявшие в широком простенке меж окон. Сквозь зеркально чистое стекло дверцы, Славка разглядел круглый как воинский щит, циферблат с римскими цифрами, и здоровенными как кинжалы, стрелками. Цепь, наверняка увесистая и тяжёлая, держала на себе грузила в виде рельефных, еловых шишек. Оклад из отливающего вишнёвым лаком красного дерева, тоже представлял собой растительный орнамент из дубовых листьев и желудей, вырезанных столь искусно, что они казались просто приклеенными к дереву. Взрослый мужик наверняка поместится внутри этих часов, решил Боярцев про себя.
- Э-э-х ж ты-ы! Умели же когда-то предки делать такую красотищу! – вслух восхитился Славка, желая в душе чтоб и у него когда-нибудь, был бы такой же дом, с похожей обстановкой. Высокая книжная тумбочка с корешками наверняка дорогих фолиантов, соседствовала в другом углу, с массивным красным сундуком, запертым на большущий клёпаный замок. Ну прямо живая русская старина, да и только! А вот фотографий, Славка на стенах не заметил, вместо них, со стен глядели две картины: натюрморт с горой фруктов и овощей на светящимся соком жизни снегу, а другая, с лесным горным пейзажем, где в центре природы, синел своей загадкой, мощью и таинственностью, древний замок. Под потолком, позвякивала хрустальными подвесками люстра в виде прозрачного купола, игравшего на солнце радужными бликами. Восторг гостя прервала появившаяся хозяйка, несшая в одной руке пышущий паром серебристый многогранный чайник, а в другой, пузатый, литровый заварник в красных маках. Не теряя улыбки, она ловко и даже элегантно поставила посуду на стол, а чашки взяла из старинного шкафчика, скрипнувшего болью времён.
- Пожалуйте Слава, не стесняйтесь! – предложила Милена Власьевна, одним воздушным мановением руки, сдёргивая салфетку со сдобы, оказавшейся обольстительным домашним печеньем.
- А я и не стесняюсь! – Славка налил чайку вначале даме, затем себе, после чего, хозяйка дома наконец начала.
- Я, Слава, поведаю тебе теперь то, что касается твоего дара. Да, это, именно дар, и далеко не каждому он даётся высшими силами. Вначале, немного истории, - она отпила из чашки и продолжила – В отличии от западных, европейских народов, у нас, у славян, оборотень, изначально был положительным персонажем, в волколаках, никто не видел ничего дурного… Чудное, невероятное, необычайное, но не злое и не от навий. Даже почти все древнерусские богатыри, в том или ином виде, обладали сим даром! А уж наш сказочный Иван-царевич, так тот прямо постоянно хлопается о сыру землю, и оборачивается серым волком! Да вот и реальный князь Волх Вселавьевич Полоцкий, тоже был волколаком, пользуясь своим даром в военно-политических целя.
Существуют несколько видов и подвидов оборотней, и вот тут, надобно быть весьма внимательным, - лицо рассказчицы сделалось серьёзней – Первые, это чародеи, не будем сейчас углубляться, чёрные они или белые, просто чародеи, или люди, овладевшие этим приёмом. Они просто перекидываются через нож, воткнутый, например в пень, через заговорённый топор, да любой заветный предмет, а то и через заговор, перекинувшись против солнца. Это, чародеи. Далее, идут нечаянные оборотни, люди, кои случайно переступили через наколдованную вещь, или те, кому злая ведьма или колдун, её подбросили. Бывают, но крайне редко, оборачиваются по материнскому проклятию. Последние, не должны есть сырого мяса, ни при каких обстоятельствах, иначе до конца жизни останутся обыкновенными, серыми волками. Бывает и так, что в оборотни, попадают дети похищенные нечистой силой, - Милена Власьевна подлила себе свежей заварки и взяв двумя пальчиками печенье, продолжила повествование – Все, выше перечисленные, не могут есть звериной пищи, а только человеческую, и очень голодают, когда долго не могут вернуть людской облик. Можно искусственно вернуть облик такому горе-оборотню. Для этого, ему надлежит перекинуться через заговорённый предмет в обратную сторону, и чтобы кто-то, накрыл его людской одеждой с приговором, да накормил потом, благословенной едой. Ещё, можно обвязать оборотня поясом с узлами, которые завязывали с приговором «Господи помилуй»… Есть ещё несколько видов оборотней, на которые ,тебе следует обратить особое внимание, - Рысьева подняла свой ухоженный, элегантный перст, блеснувший хорошим лаком – это те, кого проклял кто-то, кому они причинили особое зло, посредством чёрной магии, то есть, целенаправленно. И наконец, тот случай, что более известен среди людей благодаря легендам, книгам и кино. А именно те, кого укусил другой оборотень, именно укусил, а не ободрал когтем. Вот эти, три вида, и особенно последний, который мы называем ликанами, подвержены лунному безумию, совершая в новом облике те злодейства и ужасы, что так широко показаны, в приведённых выше, источниках…
Вот из-за них, люди боятся оборотней вообще, не делая различий меж ними. Есть ещё несколько подвидов оборотней: кошачьих, пернатых, копытных, и даже ящеров, но их, некоторые из наших, не причисляют к оборотням, что конечно же неправильно. А вот такие как ты и твой дед, и есть настоящие, истинные, природные оборотни, ибо были рождены от оборотня… (Славка удивлённо поднял брови, на что рассказчица, успокаивающе махнула ладошкой) Вижу твоё изумление Слава, но погоди… Родители твои, простые люди, а дар, он и через поколение может передаться, вот как тебе к примеру. И только если и муж, и жена были волколаками, тогда почти весь их род, дети, внуки, все, будут волколаками. Так что дед твой, увидел волколака в тебе, и перед отъездом написал это письмо…
- А, почему, он уехал? – тихо спросил Славка.
- Это, он расскажет тебе сам, когда встретитесь, - вздохнувши ответила Рысьева, и прибавила что не знает, когда эта их встреча состоится. Затем уж, она продолжила – И теперь, мы подходим к одному из главных ключей твоей жизни, для чего, тебе это дано? Настоящие волколаки, ещё с наидревнейших времён, воевали с нечистью из пекельных миров: вурдалаками, упырями, стригами, чертями и прочими. Бились они и за Отечество, как дед Роман, служили верой и правдой своему роду-племени, как и положено.
- А как ликаны появились? – спросил вдруг Славка. Милана Власьевна устало вздохнула, отодвинула от себя пустую чашку, и грустно ответила.
- Если брать глубокую древность, тысячи и тысячи лет назад, то в наши славянские земли, ликаны проникли от иноземцев: от степняков, с востока, и конечно же с воспеваемой всеми Эллады, где вообще творились настолько жуткие вещи описанные в их мифах, что удивляться наличию навий везде где только можно, будет сложно… Вот от них, они к нам и проникали. Бывало, что и свои, купцы-дураки, притаскивали с собой из-за моря это «чудо», воеводы из походов, среди пленных притаскивали. Или особо влюбчивые, таскали себе жён, да случалось, что притаскивали ликана, такая вот, романтика…
Ну, а когда Владимир, Русь огнём и мечом крестить принялся, а его последователи продолжили, то полилась такая кровь, что только камни горючими слезами не плакали! – на женских глазах блеснули слёзы – И пошли крестители, новообращённые да наёмники, всех кто не только остался приверженцем русской веры, но и простых знахарей, целителей, волхвов, и тех, кто владел тайными науками, в их число попали и волколаки вместе с семьями. Вот те кто уцелел изо всей семьи или рода, становились на дорогу мести, и лилась ответная кровь, иногда и невинная… Так, появились свои ликаны, хотя и не в таком множестве как могли бы, крестители лютовали не хуже немецких псов-рыцарей в позднее время, - Рысьева опять навела себе чаю, хрумкнула печением, и под равномерное и приятное тиканье часов, продолжила – Нет, волколаки и ранее в сражениях рвали и ломали недругов, но, во-первых, это случалось не часто, а во-вторых, бились они как обычные воины, и только их удивительная неуязвимость, ужасала врага. И к тому же, убитые и разорванные волколаками не поднимались, ликанами становились укушенные или жестоко раненные. Вот так Слава, это и случалось.
- А, неуязвимость, это, в каком смысле? Про серебро я знаю, —неуверенно протянул Боярцев, но хозяйка дома его прервала.
- Само по себе, ни серебро, ни святая вода на тебя не подействуют, ты, наполовину человек, творение нашего мира, просто владеющего редким даром. Да, обычные пули, железо и прочее, тебе почти не страшны, почти, Слава, - вкрадчиво добавила она – Люди, знают только про серебряные пули, осиновый кол и огонь. Но, существуют и более простые и доходчивые способы борьбы с волколаками: срубить голову, размозжить её на куски уничтожив мозг, или уничтожить сердце, а также удавить-задушить. Но, сила твоя увеличена в десятки раз, так что погибнуть из-за последних причин, ты можешь только случайно, но, знать всё это ты обязан. Со временем, ты, верно, познакомишься с себе подобными, я уверена в этом. И тогда, придётся вам, тебе Слава, по мере сил, чистить город и окрестности, ибо много грязи осело здесь со смутных времён революций, увеличив и то, что и без того, водилось тут ранее. Раны на тебе будут зарастать быстро, да и проживёшь ты раза в три дольше обычного человека, и в своё время, ты так же скорее всего, будешь вынужден оставить дом и уехать на какое-то время на новое место. Будь готов и к этому, да не унывай, такова жизнь, твоя жизнь Слава, и таких как ты…
- Вон значит как? – задумчиво переспросил Боярцев, глядя на вазу с печением, а хозяйка, будто чего-то вспомнив, поведала ему про аконит, весьма вредное для их брата растение, что его, Славку, будут чувствовать и бояться копытные, (за исключением тех, что он вырастит из детёнышей сам) А тем, кто стал оборотнем случайно и не хочет превращаться подвергаясь лунному безумию, должен пить отвар аконита и держать его дома. Будет дурно, будет плохо, но в итоге, это поможет…
Они ещё немного посидели, попили чайку, покушали печенье, которое Славка искренне похвалил, попутно, украдкой, любуясь хозяйкой. Его буквально подмывало расспросить её о ней самой, о профессии, да вообще обо всём, но внутренним чутьём он понял, что пока, подобные вопросы задавать рано и неуместно. Но здесь, он вспомнил ещё кое-что, и как говорится, на посошок полюбопытствовал.
- Скажите, а вот бабки и тётки соседские, что с детства как-то не так на меня глядели, бросали во след «волак», они откуда знали про деда Романа, и родня моя тоже в курсе?
- Хороший вопрос, - согласилась ягишна, слегка улыбнувшись уголками губ – дед твой, он ещё как в парнях-то ходил, где-то там на посиделках, или ещё где-то, может и в лесу даже, словом, как-то проявился, или как теперь выражаются, засветился. Народец тогда проще был, ещё в душах, дедовская старина была жива, несмотря на действия компартии. Ну, видимо с того раза и заподозрили, да и колхозная скотина от него шарахалась, вот и вся недолга. А как с войны-то пришёл, да под хмельком или по лёгкой душе рассказал чего-то, всё и пошло гулять. Родственники твои, отец, в частности, видать тоже много чего наслушались, а уж как приметили что Роман Семёныч-то наш как-то не шибко стареет, мягко говоря, вот тут совсем интересно стало. И это ещё хорошо, что никаких нераскрытых убийств не случилось. Но, а уж коли скотина с пастбища не придёт, либо сдохнет как-то не так, то, дурь колхозная, на деда твоего и думала. Мол, мало того, что оборотень, так ещё и колдун! Хорошо, что село, от города близко так, а то в отдалении, и дом могли подпалить попробовать, были уже печальные примеры, - она вздохнула, но тут же снова улыбнулась
- Ну, вот, а как стало тебе два годика. Он и уехал, как понял, что ты, в него, да и прочие тоже догадались… Вот и ответ Славка, на твои печали-сомнения!
- Даже не вериться, что всё это, со мной наяву происходит! – заметил он, когда уже собрался уходить. На прощание, Милена Власьевна сказала ему.
- В дальнейшем, видеться мы будем пока редко, по мере необходимости. Я тебя, если что, найду сама, а ты, не ищи, мне пока нечего тебе больше сказать, а там, увидим, пока!
Славка согласно кивнул, и с чувством лёгкости и определённости, покинул теремок обаятельной ягишны.
13/12/23. Конец 1-й части.
Продолжение следует…
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
Камни волколаков. роман. Часть 1-я
© Copyright: Мирослав Авсень, 2025
Свидетельство о публикации №225090200038
Свидетельство о публикации №225090200038
Рецензии