Глава 13. И вспомнить бы, да нечем. Или, все же..?

Потом, умудрившись вернуться из царства: медленного и мучительного умирания - на свет божий, и кой чего припомнив из данного периода, практически прошедшего вне моей сознательной жизни, я очень удивилась, что мне  оказывается,  было чем помнить.
У - у,  я  какая!  Да – молодец.  Умудрилась.
Мне помнится, как я,  до сведенных судорогой рук, из  последних сил, которых уже и не было,  судорожно прижимала к себе: шар управления звездолетом. Сохраняя, суть «Призрака». Оберегая его. Осознавая и ценя то, что  корабль  для меня сделал: борясь с собственным разрушением  в попытке  спасти мою жизнь.  Звездолет,  за свой немногочисленный экипаж,  в лице одного бедового пилота,  бился до конца. 
А теперь  и я, сражалась - с  попытками организма,  отключиться... 
Волны боли накатывали, пытаясь унести за собой…  Но, я держалась!
И  пока  не увидела своих  бортовиков, никакая сила не могла  вырвать кристалл  из моих рук. Только,  передав его   инженерам, я потеряла сознание.
Шар надо было им передать. Необходимо.
А иначе, случись с ним что,  и звездолет,  в том качестве, в котором он именовался «Призраком», было бы,  никак не восстановить.
Именно кристалл помещался «во главу угла», при большом ремонте или при полной реставрации корабля.  Именно шар управления,  вбирал в себя всю информацию о  произошедшем.  Анализируя ее,  и  синтезируя  в себе: накопленные опыт  и знания.  Добавляя  их,  к  уже  имеющимся  у него.  Чтобы, при выращивании нового корпуса, выпустить из  себя:  сохраненные нейронные нити…  Начав прорастать в  обновленной оболочке:  свежими, био – технологическими связями.  Само собой,  прибавляя к этому воссозданию, вновь приобретенные компетенции.
По  сути, весь корпус  таких кораблей,  можно было сравнить - с нервной системой. С ее узелками, корешками, нервными клетками, рецепторами, волокнами…
Короче, жив шар управления – жив и звездолет.
И корабль, это не  предмет. Это,  не просто машина.
Звездолеты  являлись много чем: и партнерами, и напарниками, и друзьями,  и защитниками. Но они точно не были,  бездушными транспортными средствами. Потому  пилоты, так  и дорожили своими  кораблями.
Да.  Судно могло не принять экипаж. Оно могло,  какое – то время, привыкать к нему, притираясь. Наблюдать за  астронавтами, до определенного момента, никак не проявляя себя. ( Так и было с «Призраком».)
Но, это было, именно: до какого – то момента…  Пока, не наступал: час Ч…
Т. е. - патовая и пиковая ситуация, в которой  звездолет и   определялся…
И да, бывали случаи, когда корабль подставлял экипаж, приговаривая к смерти.
Вот и «Призрак»,  свой выбор сделал…
Защищая меня.  И  спасая,  даже тогда, когда от него самого, почти ничего не осталось.
Он держался…
В свою очередь и я – сражалась с тьмой небытия. И  сделала для него все, что смогла…
Т.е., честно передала  кристалл управления,  в дрожащие конечности инженеров.   Не забыв на них, на всякий случай,  рыкнуть ( Вернее, если быть точной, то еле слышно просипеть, задыхаясь как  астматик. Но  они,  мой посыл уловили. Не первый ж год  знакомы.):
- Вот…  Держите. Не уроните только. Надо восстановить. И что б без нервов мне, придурки какие...  Не смейте… Вылезу. Куда денусь?
А потом…
«Ночь и тишина, данная на…»* 
Все - таки, не на век, как выяснилось через пару часов.
А пока…
Я вновь  плавала в обволакивающем, черно – кисельном мареве несуществования. Все глубже погружаясь  в  царство всевластия: боли, и  горячечного холода. Именно горячечного…  Этакого, довольно странного сочетания - всепоглощающего жара и смертельного озноба, жестко замешанных на: ломающем физику, сметающем все внутренние и внешние  барьеры организма,  распаде.
Тонула…
Теряя себя,  в антрацитовой трясине тлена.
Небытие, боль и пустота – были моими спутниками на этой странной дороге: неспешно подводящей меня,  к медленной и мучительной  Смерти.
Ткани тела – расплавлялись.  По своей структуре, все больше напоминая: плохо застывший  студень. Кости крошились, обретая качества: муки, помола № 1.
Впрочем, все это происходило достаточно медленно.
Каждую клетку, словно рвали на узенькие полоски. Легкие, горло,  по ощущениям, были  забиты  какой – то колючей  субстанцией. То ли пыль, то ли колючки, то ль стекло, а может – песок? Определить было сложно. Но, мне было не продохнуть  и не откашляться.
Гулкая тишина вокруг…
И, барабанящая в грудь, давящая на глаза,  медленно вытекающая из пор, кровь.
Страшно.
Склизкая, бескрайняя  бездна развоплощения, затягивала  в себя, впиваясь  и разрывая  нутро  множеством острых крючков…
И вроде – все. Ни верха…  Ни низа… Лишь медленное и болезненное падение,  в круговорот обезличивания. Полное отключение сознания.
Но, видимо,  сказался опыт.
Или, некоторая привычка,  к  такого рода воздействиям?
Господь Сущего ведает…
Но, я умудряюсь  отодвинуть от себя  боль. Разделить, казалось бы,  неразрывное. Подвесив ее, будто ручной фонарик,  над плечом.  Разместить,  где – то  сбоку  от ямы, уносящей сознание. 
Как?
Я не в курсе.
Инстинктивно…  На уровне какой – то,  глубинной энергии.
Тем не менее, приостановив умирание,  я   начинаю  быстро вышелушивать остатки здоровых клеток.  Отделяя  их,  от    разрушенных.
И создавать внутри себя -  капсулу.
Оболочку,  защищающую от разложения,  уже  отобранное мною.  Разделив этим барьером:  пораженное и пока  здоровое.
Собственно, молоко диких и сок цветов, капсулами вшитые в мое тело шали драконов, такой заслон и создали.
Хотя, слова: начинаю, быстро… - в данном случае, не подходят.
Все делалось стремительно и одномоментно.
Я сращивала живое, воссоздавая ментально -  убитое  Волосами. Чтобы дать возможность, самой себе,  следующим этапом восстановления и спасения, нарастить на эти  энергетические ошметки - физическую составляющую. 
Было ясно, что на полное воссоздание самое себя, у меня  уйдет,  энное количество времени. Да и сил на него требовалось…-  до фига великого.
А меня,  еще и отрывали, от столь увлекательного занятия!
Примчавшийся каким – то чудным образом на станцию, не прошло и двух часов с момента.., напарник, например.
С разбегу влетевший в лазарет… И тут же, бросившийся перед моей кроватью,  на колени.
Не, мужчина у моих ног, должен бы был мне польстить, но… Я чего – то,  за него переволновалась.
И было с чего…
Белоглазый, увидев меня,  глухо застонал.  И  попытался  было,  дотронуться до моей руки…   Но,  тут же, резко отдернул  свою. 
Не знаю, почему?
Возможно, моя - истекающая сукровицей, вздувшаяся и идущая пузырями кожа,  его остановила?
Но мне сразу показалось, что мой, далеко не товарный вид,  не придал штурману оптимизма.
Поскольку,  тихо взвыв;  он, стоя на коленях рядом с моей постелью;   схватившись руками за голову и покачиваясь из стороны в сторону;  словно в бреду, свистящим шепотом, все  повторял:
- Рафика, Рафика… Прости, прости…
Дурень!
Отвлекает ведь.
И если бы его чувства,  носили бы, хоть сколь - нибудь,  не совсем искренний характер… Я бы и не подумала,  реагировать. Однако,  отчаянье и ужас Белоглазого,  не были  притворными, как и самоосуждение. Самобичевание, я б сказала. И оно – было огромными и всепоглощающими.
Потому, решив, что тот и свихнуться может, я подала голос, еле слышно прошелестев:
- Ула, не надо. Я выберусь. Честно. Если время дадите. Я же катанианка. Мы можем. А ты, как тут, так быстро? А своих то, проводил? Успел? Нормально всё?
Вот чего не ведаю, так  это – каким местом,  я тогда разговаривала? Не могу объяснить. (Чревовещание, не иначе.).
Однако,  Генерал  меня услышал. И оторвав ладони от лица, быстро – быстро, словно боялся не успеть,  охрипшим голосом,  заговорил:
- Рафика! – он шумно сглотнул. - Истребителей уговорил… Подбросили. Да… Только, они меня проводили… Когда Кэп,  по красному,  связался со мной… Будет, будет время! Слово даю! Прости идиота… Я – дура – ак…
По его лицу текли слезы…
А я не могу, когда мужчины плачут. Я тогда – нервничаю. Но ответила ему, я как можно спокойнее и дружелюбнее:
-  Ясно. Только,  я молча полежу. Хорошо? Ты, не боись. И  прости, но я еще никогда так не радовалась, что нахожусь в кабине одна, как в этот раз. Если шанс и есть, то он на одного... И на тебя,  не распространяется. Так судьба распорядилась и природа… Ты – не катанианин. - и издав вместо смешка, непонятный скрипучий звук, я замолчала, вернувшись: к  самосборке,  и  к  самопереборке…
Иначе, могла и не успеть,  спасти  то  нормальное, что пока  еще сохранялось в клетках. А жить то, хотелось.
И…  летать!

_______________________________________________
• - строчка из песни И. Корнелюка: «Город, которого нет.»