Чудо факира и Иисусова молитва

МОЖЕТ ЛИ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ ВСТУПИТЬ В «ДИАЛОГ» С НЕХРИСТИАНСКИМИ РЕЛИГИЯМИ?

III. «ЧУДО» ФАКИРА И ИИСУСОВА МОЛИТВА.

Архимандрит Николай (Дробязгин).

Автор этого повествования, новомученик коммунистического ига, прошел блестящий путь в миру, будучи морским офицером, и был при этом глубоко связан оккультизмом как редактор оккультного журнала “Ребус”. Спасенный от почти неизбежной смерти чудом преподобного Серафима Саровского, он совершил паломничество в Саров и после этого, отказавшись от мирской карьеры и от своих оккультных связей, стал монахом. После рукоположения в священнический сан он служил миссионером в Китае, Индии и Тибете в качестве священника в храмах различных посольств и как настоятель нескольких монастырей. После 1914 года жил в Киево-Печерской лавре, где беседовал с молодыми людьми, посещавшими его, о влиянии оккультизма на современные события в России. Осенью 1924 года, через месяц после того как ему нанес визит некто Тухолкс, автор книги “Черная магия”, он был убит в своей келье “неизвестными” лицами – заколот кинжалом с особой рукояткой, явно носившей оккультное значение.

Описанный здесь случай, раскрывающий сущность одного из медиумических “даров”, обычных для восточных религий, произошел незадолго до 1900 года и был записан около 1922 года доктором А. П. Тимофиевичем, позднее ставшим монахом в монастыре Ново-Дивеево, штат Нью-Йорк.


“ЧУДЕСНЫМ ранним тропическим утром наш корабль рассекал воды Индийского океана, приближаясь к острову Цейлон. Пассажиры – по большей части англичане, путешествовавшие со своими семьями на место службы или по делам своих индийских колоний, с оживленными лицами жадно всматривались вдаль, ища глазами волшебный остров, о котором почти все они должны были быть наслышаны с самого детства по сказкам и рассказам путешественников.

Остров едва лишь завиделся на горизонте, а тонкий пьянящий аромат растущих на нем деревьев все больше и больше окутывал корабль с каждым дыханием прилетавшего ветерка. Наконец, на горизонте показалось нечто вроде голубого облака, которое росло по мере быстрого приближения нашего корабля. Уже можно было заметить домики, разбросанные по берегу, выглядывающие из зелени величественных пальм, и пеструю толпу туземцев, поджидающих прибытия корабля. Пассажиры, быстро перезнакомившиеся в дороге, смеялись и оживленно переговаривались на палубе, восхищаясь чудесным видом сказочного острова, разворачивающимся у них перед глазами. Корабль медленно развернулся, готовясь причалить к пристани портового города Коломбо.

Здесь корабль должен был запастись углем, и у пассажиров было достаточно времени, чтобы сойти на берег. День был такой знойный, что многие пассажиры решили не сходить с корабля до вечера, когда приятная прохлада придет на смену дневной жаре. Небольшую группу из восьми человек, к которой присоединился и я, повел полковник Эллиот, который уже бывал в Коломбо и хорошо знал город и окрестности. Он внес заманчивое предложение: “Леди и джентльмены! Не хотите ли вы отправиться за несколько миль от города и посетить одного из местных колдунов-факиров? Быть может, мы увидим что-нибудь интересное”. Все приняли предложение с энтузиазмом.

Уже вечерело, когда мы оставили позади душные улицы города и покатили по великолепной дороге среди джунглей, которая вся сверкала от миллионов светлячков. Под конец дорога внезапно расширилась, и перед нами оказалась небольшая поляна, с трех сторон окруженная джунглями. С края поляны под большим деревом стояла хижина, возле которой дымился небольшой костер и сидел тощий старик с тюрбаном на голове, скрестив ноги и не сводя неподвижного взгляда с огня. Несмотря на шум нашего появления, старик продолжал сидеть совершенно неподвижно, не обращая на нас ни малейшего внимания. Откуда-то из темноты появился юноша и, подойдя к полковнику, о чем-то тихо его спросил. Через некоторое время он принес несколько табуреток, и наша группа расселась полукругом невдалеке от костра. От него поднимался легкий и ароматный дымок. Старик сидел все в той же позе, словно никого и ничего не замечая. Поднявшийся месяц до некоторой степени разгонял ночную темноту, и в его призрачном свете все вещи приняли фантастические очертания. Невольно все умолкло и ждали, что же произойдет.

“Глядите! Глядите туда, на дерево!” – воскликнула мисс Мэри взволнованным шепотом. Мы все повернули головы туда, куда она указывала. И вправду – вся поверхность необъятной кроны дерева, под которым сидел факир, казалось, медленно поплыла в мягком лунном свете и само дерево мало-помалу стало таять, контуры его расплывались; буквально, как будто невидимая рука накинула воздушное покрывало, которое с каждой минутой становилось все гуще. Вскоре перед нашими потрясенными взглядами открылась с необыкновенной ясностью поверхность моря с катящимися волнами. Волны набегали одна за другой с легким шорохом, разбегались белыми гребнями пены; легкие облачка неслись по небу, которое стало совершенно голубым. Ошеломленные, мы не могли отвести глаз от этой поразительной картины.

Но вот вдали показался белый пароход. Из двух его больших труб валил темный дым. Он быстро приближался к нам, рассекая волны. К нашему величайшему изумлению мы узнали свой собственный корабль, тот самый, на котором мы прибыли в Коломбо. По нашим рядам пронесся шепот, когда мы прочитали на его корме выложенное золотыми буквами имя нашего корабля, “Луиза”. Но что поразило нас более всего – на корабле мы увидели самих себя. Не забывайте, что в то время, когда это происходило, о кинематографе никто слыхом не слыхал, и было невозможно даже вообразить что-либо подобное. Каждый из нас видел самого себя на палубе парохода среди смеющихся и переговаривающихся людей. Но вот, что было особенно поразительно: я видел не только самого себя, но в то же время и всю палубу корабля, вплоть до мельчайших деталей, как бы с птичьего полета – чего попросту не могло быть в действительности. Я видел одновременно и себя среди других пассажиров, и матросов, работающих на другой стороне корабля, и капитана в его каюте, и даже нашу обезьянку Нелли, всеобщую любимицу, лакомившуюся бананами на грот-мачте. В то же время все мои спутники, каждый по-своему, были сильно взволнованы тем, что они видели, и выражали свои чувства негромкими восклицаниями и возбужденным шепотом.

Я совершенно забыл о том, что я священник и монах, что мне вряд ли приличествует принимать участие в подобных зрелищах. Наваждение было так необоримо, что сердце и ум молчали. Но мое сердце было тревожно и больно забилось. Все мое существо охватил страх.

Мои губы сами собой зашевелились и стали произносить слова: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного!” Я почувствовал немедленное облегчение. Казалось, что какие-то невидимые цепи, которыми я был опутан, начинали спадать с меня. Молитва стала более сосредоточенной, и с ней вернулся мой душевный покой. Я продолжал смотреть на дерево, как вдруг, будто подхваченная ветром, картина затуманилась и рассеялась. Я больше ничего не видел, кроме громадного дерева, озаренного светом луны, и факира, сидящего под деревом, в то время как мои спутники продолжали рассказывать о своих впечатлениях, вглядываясь в картину, которая для них не исчезала.

Но вот что-то как будто стало твориться и с самим факиром. Он свалился набок. Встревоженный юноша подбежал к нему. Сеанс неожиданно прервался.

Глубоко взволнованные всем увиденным, зрители поднялись, оживленно обмениваясь впечатлениями и не понимая, почему все так внезапно и неожиданно оборвалось. Юноша объяснил, что факир устал, а тот уже сидел, опустив голову и не обращая никакого внимания на присутствующих.

Щедро вознаградив факира через юношу за то, что он дал нам возможность присутствовать при столь изумительном зрелище, наша группа быстро собралась в обратный путь.

Уже уходя, я невольно в последний раз обернулся, чтобы запечатлеть в памяти всю сцену, и вдруг – я содрогнулся от неприятного ощущения. Мой взгляд встретился со взглядом факира, полным ненависти. Это произошло в кратчайший миг, и он снова принял свою прежнюю позу, но этот взгляд раз и навсегда открыл мне глаза на то, чьей силой в действительности произведено это “чудо””.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ЦЕЛЬ «ДИАЛОГА С НЕХРИСТИАНСКИМИ РЕЛИГИЯМИ».

1. «Христианский» и нехристианский экуменизм.

В ОТВЕТ на вопрос о возможности “диалога” Православного Христианства с различными нехристианскими религиями читателю были представлены свидетельства трех православных христиан, которые подтверждают, опираясь на Православное учение и на то, чему всегда учила Православная Церковь: что у православных христиан отнюдь не один и тот же Бог с так называемыми “монотеистами”, которые отрицают Святую Троицу; что боги язычников фактически – демоны, и что переживания и силы, которые могут дать языческие “боги”, по природе своей – сатанизм. Все это ни в коей мере не противоречит словам апостола Петра, что Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему (Деян. 10, 34–35); или словам апостола Павла, что Бог в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца наши (Деян. 14, 16-17). Те, которые живут в рабстве у сатаны, князя мира сего (Ин. 12, 31), во тьме, не озаренной Христианским заветом, будут судимы в свете того естественного свидетельства о Боге, которое может иметь любой человек, несмотря на это рабство.

Однако для христианина, которому дано Божие Откровение, невозможен никакой “диалог” с теми, кто вне веры. Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным?.. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь (2Кор. 6, 14–17). Долг христианина скорее в том, чтобы принести им свет Православного Христианства, как святой апостол Петр принес его боящимся Бога домочадцам Корнилия сотника (Деян. 10, 34–48), чтобы просветить их темноту и присоединить к избранному стаду Церкви Христовой.

Как же тогда относиться к «диалогу с нехристианскими религиями», который в настоящее время набирает обороты и вовлекает в свою сферу не только «либеральных» протестантов и католиков, но и всё больше «православных» богословов? Уже с начала этой серии статей в середине 1971 года этот «диалог» значительно ускорился, как покажут следующие примеры.

1. Рекламные материалы, распространяемые «Храмом взаимопонимания», сообщают, что на второй «Конференции на высшем уровне» в Соединенных Штатах осенью 1971 года присутствовали представители Православия и что митрополит Эмилиан из Константинопольской патриархии стал членом «Международного комитета» храма. «Конференции на высшем уровне предоставляют православным делегатам принять участие в дискуссиях, целью которых является «создание всемирного сообщества религий», «приближение осуществления мечты человечества о мире и взаимопонимании» в соответствии с философией «Вивекананды, Рамакришны, Ганди, Швейцера» и основателей различных религий; делегаты также участвуют в «беспрецедентных» суперконфессиональных молитвенных собраниях, где «каждый молится в соответствии с обычаями религии, которую он представляет».1 Те, кто читал вторую часть этой серии, «Нападение индуизма на Христианство», знают, в чём на самом деле заключалась «мечта» Вивекананды – «индуизировать» и уничтожить Христианство. Можно только гадать о том, что происходит в душе православного христианина, который принимает участие в подобных конференциях и молится вместе с мусульманами, евреями и язычниками.

___
1 См. «Православное Слово», 1971, № 3, стр. 139.


2. Центральный комитет Всемирного совета церквей на своей встрече в Аддис-Абебе в январе 1971 г. выразил одобрение и пожелание как можно более регулярных встреч с представителями других религий, подчеркивая, что «в настоящий момент следует отдать предпочтение двусторонним встречам специфического характера». В соответствии с этой директивой был намечен крупный христианско-мусульманский «диалог» на середину 1972 года, включивший около сорока представителей с обеих сторон, в том числе и ряд православных делегатов («Аль-Монтада», январь-февраль 1972 г., стр. 18).

3. В феврале этого года произошло еще одно «беспрецедентное» экуменическое событие в Нью-Йорке, когда, по словам архиепископа Иакова из Нью-Йорка, впервые в истории Православная Греко-Кафолическая Церковь (Греческий епископат Северной и Южной Америки) провела официальный богословский «диалог» с евреями. За два дня дискуссий были достигнуты определенные результаты, которые можно принять за предвестие будущих результатов «диалога с нехристианскими религиями»; греческие «Богословы» постановили: «пересмотреть тексты литургий с целью смягчения текстов, в которых евреи и иудаизм упоминаются в отрицательном или враждебном смысле» («Религиозные новости»). Была ли ясно выражена цель «диалога» – «реформировать» Православное Христианство, чтобы привести его в соответствие с религиями мира сего?

Давайте теперь взглянем на «Богословие» и цель этого набирающего темп «диалога» и посмотрим, чем он отличается от «христианского» экуменизма, который преобладал до сих пор.

«Христианский» экуменизм в своем наилучшем варианте представляет собой искреннее и понятное заблуждение протестантов и католиков, – заблуждение, которое заключается в том, что они не умеют понять, что видимая Церковь Христова уже существует и что они находятся вне ее. «Диалог с нехристианскими религиями», однако, – это нечто совсем иное, он представляет собой скорее сознательное отрицание даже этой части христианской веры и самосознания, которую еще сохраняют некоторые католики и протестанты. Это продукт не просто человеческой «доброй воли», а скорее диавольского «наваждения», которое может покорить только тех, кто уже настолько удалился от Христианства, что стал по сути дела язычником, поклоняющимся «богу века сего,» сатане (2Кор.;4,;4), и бегущим за любой новой модой, которую способен внушить этот могущественный бог.

«Христианский» экуменизм опирается на неопределенное, но тем не менее вполне реальное ощущение «общего христианства», разделяемого многими, кто не особенно глубоко размышляет о Церкви и не особенно горячо к ней относится, и целью его является «создание» церкви, объединяющей всех таких равнодушных «христиан». Но на какие общие основы может рассчитывать «диалог с нехристианами»? Как он может найти почву для какого бы то ни было единства, как бы оно ни было расплывчато, между христианами и теми, кто не только не знает Христа, но – как все сегодняшние представители нехристианских религий, входящие в контакт с христианством, – решительно «отвергает» Христа? С теми, кто, подобно митрополиту Георгию Кодре, возглавляет авангард христианских отступников (имя, вполне заслуженное теми, кто бесповоротно отпадает от полной Христианской традиции) и говорит о «духовных богатствах» и «подлинной духовной жизни» нехристианских религий; но лишь грубо искажая смысл слов и вкладывая свои измышления в опыт других людей, он мог дойти до утверждения, что язычники находят в своих писаниях «Христа» и «благодать» или что «всякий мученик за правду, всякий человек, гонимый за то, что он считает истинным, умирает в единении с Христом».1 Разумеется, сами эти люди (будь то буддист, предающийся самосожжению, или коммунист, умирающий за «правое дело», или кто угодно) никогда не скажут, что они принимают Христа или умирают за Христа, и идея бессознательного исповедания или принятия Христа идет вразрез с самой природой Христианства. Если какой-нибудь нехристианин в исключительном случае и утверждает, что познал «Христа», то разве что в том смысле, который вкладывает в свои слова Свами Вивекананда: «Мы, индуисты, не просто терпим, мы отождествляем себя с любой религией, молясь в мечети с мусульманином, поклоняясь огню с зороастрийцем и преклоняя колени перед крестом христиан»2 – то есть считая это только одним из многих равноценных духовных опытов.

___
1 «Соборность», лето, 1971, с. 171.
2 См. «Православное Слово», 1971, № 4, с. 166.


Нет, «Христос» в каком бы то ни было переосмыслении или перетолковании не может стать общим знаменателем в «диалоге с нехристианскими религиями», но в лучшем случае может быть добавлен как запоздалое примечание к единству, которое основано на чем-то другом. Единственный возможный общий знаменатель для всех религий – это совершенно неопределенное понятие «духовного», которое поистине открывает религиозным «либералам» почти неограниченные возможности туманного богословствования.

Обращение митрополита Георгия Кодре к собранию Центрального комитета Всемирного Совета церквей в Аддис-Абебе в январе 1971 года можно считать одной из первых экспериментальных попыток выдвинуть такую «духовную» геологическую основу «диалога с нехристианскими религиями".1 Ставя вопрос о том, «вправду ли Христианство так исключительно обособлено от всех остальных религий, как это провозглашалось до сих пор», митрополит, не говоря о немногих довольно нелепых его «проекциях Христа» в нехристианские религии, подчеркивает одну основную мысль: «Святой Дух», воспринимаемый совершенно независимо от Христа и Его Церкви, – вот что в действительности является общим знаменателем всех религий мира. Приводя пророчество: «излию от Духа Моего на всякую плоть» (Иоил.;2,;28), митрополит утверждает: «Это должно быть истолковано как Пятидесятница, изначально всемирная... Пришествие Духа в мир не подначально Сыну... Дух действует и прилагает Свою энергетику в соответствии со Своей собственной икономией, и с этой точки зрения мы можем рассматривать нехристианские религии как точки приложения Его вдохновения» (стр. 172). И нам следует, как он считает, «разработать экклезиологию и миссиологию, в которой Святой Дух занимал бы наивысшее место» (стр. 166).

___
1 Полный текст см. там же, стр. 166–174.


Все это, разумеется, представляет собой ересь, отвергающую само существо Святой Троицы, и у нее нет иной цели, кроме подрыва и уничтожения всей идеи и существования Церкви Христовой. Действительно, почему Христос должен считаться основателем Церкви, если Святой Дух действует совершенно независимо не только от Церкви, но и от Самого Христа? Однако эта ересь здесь пока еще выдвигается осторожно, как бы для пробы, явно с целью проверить реакцию остальных православных «богословов», прежде чем предпринять решительные действия. На самом же деле «экклезиология Святого Духа» уже была написана, и притом «православным» мыслителем, одним из признанных «пророков» «духовного» движения наших дней. Давайте же исследуем его идеи более широкого «духовного» движения, в котором занимает свое место и «диалог с нехристианскими религиями».

2. «Новый век Святого Духа».

НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ (1874–1949) ни в какое нормальное время не считался бы православным христианином. Его можно было бы охарактеризовать как гностика-гуманиста, философа, черпавшего свое вдохновение скорее от западных сектантов и «мистиков», чем из православных источников. То, что его до сих пор называют в некоторых православных кругах «православным философом» и даже «богословом» – всего лишь печальное следствие религиозного невежества нашего времени. Мы приведем несколько цитат из его сочинений.1

___
1 Как цитируется Дж. Грегерсоном в статье «Николай Бердяев, пророк Нового времени», «Православная жизнь», Джорданвилль, Нью-Йорк, 1962. № 6, где даны полные ссылки.


Глядя свысока на Отцов Православия, на «монашеский аскетический дух исторического Православия», по сути дела, на все «консервативное Христианство, которое... устремляет все духовные усилия человека к покаянию и спасению», Бердяев искал вместо этого «внутреннюю Церковь», «Церковь Святого Духа», тот «духовный взгляд на жизнь, который в XVIII веке нашел себе приют в масонских ложах».
Он считал, что «Церковь находится все еще в потенциальном состоянии», что «она несовершенна», и он ждал пришествия «экуменической веры», «полноты веры», которая объединит не только различные течения в христианстве (ибо «христианство должно быть способно существовать в разнообразных формах во Вселенской Церкви»), но также и «частичные истины всех ересей» и всю «гуманистическую творческую деятельность современного человека... как религиозный опыт, освященный в Духе». Приближается эра «нового христианства», «нового мистицизма», который будет глубже, чем все религии, и призван объединить их»; так как «существует великое духовное братство... к которому принадлежат не только Церкви Востока и Запада, но также и все те, чьи стремления направлены к Богу и Божественному, по существу, все те, кто уповает на какой-либо вид духовного восхождения,» – иначе говоря, люди, принадлежащие к любой религии, секте, религиозной идеологии. Он предсказывает пришествие «нового и последнего откровения», «новой эры Святого Духа», возрождая пророчества Иоакима Флорийского, латинского монаха XII века, который видел, как два века – Отца (Ветхий Завет) и Сына (Новый Завет) – уступают дорогу последнему веку, «третьему веку Святого Духа». Бердяев пишет: «Мир движется к новой духовности и к новому мистицизму; в нем больше не будет места аскетическому мировоззрению». «Успех движения к единению христианства предполагает новую эру в самом христианстве, новую и глубокую духовность, то есть новое излияние Святого Духа».

Трезвый православный христианин поначалу может быть склонен отмахнуться от всего этого как от бреда очередного мнимого «пророка» нашего смутного времени, очередного «религиозного философа», сбившегося с пути, приняв собственные спутанные чувства за новое «откровение». Совершенно ясно, что нет ничего общего между этими суперэкуменическими фантазиями и Православным Христианством, которое Бердяев в действительности презирал. Тем не менее, всякий, кто чувствует религиозный климат нашего времени, увидит, что эти фантазии на самом деле совпадают с одним из основных течений современной религиозной мысли. Бердяев и вправду может показаться «пророком» – вернее говоря, он почувствовал то течение религиозной мысли и эмоций, которое в его дни было не столь уж явно, но в наши дни стало почти доминирующим. Повсюду только и слышишь, что о новом «движении Духа». И вот уже православный священнослужитель, отец Евсевий Стефану, приглашает православных христиан примкнуть к этому движению, когда он пишет о «могучем излиянии Святого Духа в наши дни» («Логос», январь 1972 г.) , озаглавленную (словами самого Бердяева, как бы в ответ на его «пророчество»): «Мощное излияние Святого Духа в наши дни». И чтобы не подумали, что отец Евсевий лишь изредка говорит языком Бердяева. В другом месте того же издания (март 1972 г., стр. 8) член редакции, Ашанин, воскрешает не только имя, но и самую программу Бердяева: «Мы рекомендуем сочинения Николая Бердяева, великого духовного пророка нашего века. Это духовный гений... великий богослов духовного творчества... Ныне кокон Православия разорван... Божественный Логос ведет Его народ к новому пониманию своей истории и своей миссии перед Ним. «Логос» – провозвестник этой новой эры, нового состояния Православия».

Но отец Евсевий говорит несколько более связно о новой духовной бабочке, которая ныне якобы вылупляется из «кокона Православия». В своей статье отец Евсевий говорит о «харизматическом возрождении», которое, возникнув в начале этого века в секте пятидесятников, за последние десять лет добилось сенсационных успехов во всех ведущих конфессиях, включая католицизм, и теперь распространилось на несколько православных церквей в США. Отец Евсевий верит, что «это излияние Духа выходит за рамки конфессиональных границ... Масштабное излияние Святого Духа происходит среди протестантов и католиков, многие из которых получили дары языков, пророчества и исцеления... Дух Божий движется чудесными и захватывающими путями, дорогой читатель, как внутри Православной Кафолической и Апостольской Церкви, так и за её пределами. Не оставайтесь в стороне. Откройте своё сердце внушениям Святого Духа и станьте частью растущего харизматического возрождения».

Эти слова, исходящие от человека, называющего себя лидером движения «православного пробуждения», бросают вызов искреннему православному христианину. Здесь крайне важно следовать заповеди апостола и евангелиста Иоанна: не всякому духу верить, но испытывать духов, от Бога ли они (1 Иоанна 4:1). Ни один православный христианин не может «открыть сердце своё» никакому духу, если не будет абсолютно уверен, что он от Бога; а если он не от Бога, то призыв присоединиться к этому движению можно рассматривать лишь как попытку развратить и погубить души православных христиан. Вопрос буквально стоит о духовной жизни или смерти.

Давайте же рассмотрим с точки зрения Православного Христианства единственную истинную Церковь Христову, где, как мы знаем, пребывает Святой Дух, основные характеристики современного «харизматического возрождения», расширяя наше заключение к этой серии статей в заключительной части. Здесь, по-видимому, «богословие» митрополита Георгия Ходре и «пророчество» Николая Бердяева воплощаются в жизнь в движении, которое, по утверждению его последователей, воспроизводит пыл и чудеса апостольской эпохи. Литература этого движения уже обширна, и это позволяет нам подробно изучать его, сравнивая пункт за пунктом с учением святых Отцов Православной Церкви, которые были хорошо знакомы с «харизматическими» феноменами как истинными, так и ложными. Мы обнаружим, что это исследование довольно удивительным образом возвращает нас к теме данной серии статей: нехристианской религии; только теперь вместо простого «диалога» оно открывает нам более продвинутую стадию современной «духовности» и, по сути, как будто предлагает ключ к пониманию этой довольно туманной области. А за этим уже виднеется на духовном горизонте, лежит еще более впечатляющая цель и завершение всех «экуменических» поисков современного человека.

Следующий выпуск: IV. «Харизматическое возрождение» как знамение времени.