Как солнце не встало

Глава 1: Солнце для одного

В уютном городке Новограде, где, казалось, даже у пылинок было свое мнение, проживал человек несравненного самомнения: Аркадий Важенский. Его философия была столь же проста, сколь и непоколебима: если случалось что-то хорошее, это была однозначно его заслуга. Если же что-то шло наперекосяк, это, без тени сомнения, было чье-то вопиющее упущение, вселенский заговор или, возможно, прямое оскорбление его врожденной гениальности. По сути, он был ходячим, говорящим, самопоздравительным памятником собственному существованию.

Одним ясным утром в Новограде, когда первые лучи рассветного солнца, робко коснулись крыш, Аркадий распахнул шторы с размахом, обычно приберегаемым для грандиозных театральных премьер. Он смотрел на зарождающийся восход – зрелище, которое у любого другого смертного могло бы вызвать мимолетное чувство восхищения или, возможно, отчаянную потребность в кофе. Для Аркадия, однако, это было лишь подтверждением его глубокого влияния на небесную механику.

«Ага! – заявил он своему отражению, поправляя воображаемую корону на голове. – Как я и подозревал! Мои усердные размышления вчера, мое глубокое созерцание прогресса, очевидно, заставили небеса подстроиться под мое расписание. Солнце, видите ли, теперь всходит точно к моему завтраку. Личный вклад в космос, не согласитесь?».

Его внутренний монолог, безжалостная эхо-камера самоутверждения, подхватил хором согласия: Если солнце завтра не взойдет, это, несомненно, их вина. Они, неблагодарные массы, не смогли должным образом поддержать мои космические начинания. Но если оно взойдет, как это неизбежно и будет, то моя гениальность неопровержима. Третьего не дано. Ибо я, Аркадий, не ошибка. Я – закон. Вселенская константа, если хотите.

Внизу, в своем ухоженном розарии, его соседка Агния, женщина, чье терпение было столь же легендарным, как и эго Аркадия, больше не могла сдерживаться. «Аркадий, – крикнула она, ее голос был пронизан усталой покорностью, – солнце встает каждый божий день, даже когда вы спите до полудня!».

Аркадий, на мгновение оторвавшись от своих небесных грез, просиял. «Именно! – парировал он с блеском триумфа в глазах, размахивая зубной щеткой, как скипетром. – Мой сон, дорогая Агния, был стратегическим. Глубокий, энергоканальный отдых, предназначенный для того, чтобы наполнить Вселенную чистой мощью моего безупречного Эго. Вы, боюсь, просто еще не поднялись до уровня космического понимания, на котором осознают, что даже луна светит исключительно потому, что я, в какой-то момент, соизволил одобрить ее дизайн».

Прохожие обменялись понимающими взглядами. Один с отработанной легкостью закатил глаза, другой незаметно достал телефон. «Надо записать, – пробормотал он, стуча по экрану. – Сегодня Аркадий Важенский изобрел гравитацию. Или, по крайней мере, приписал себе ее открытие».

Тем временем, Дед Платон, неотъемлемая часть парковой скамейки еще с тех времен, когда Аркадий даже не помыслил о собственном существовании, сухо вставил слово. «Тогда объясни, Аркадий, – протянул он своим охрипшим от многолетней борьбы с человеческой глупостью голосом, – почему сегодня утром взорвалась твоя кофеварка? Это тоже твоих рук дело?»

Нос Аркадия, и без того задранный к небу, вздернулся еще выше. «Кофеварка? – фыркнул он, словно сама мысль была ниже его достоинства. – Мой дорогой Платон Аристархович, это был не взрыв. Это была революция! Я, чистой силой воли и, возможно, с небольшим просчетом в соотношении воды и зерен, доказал, что кофе, оказывается, можно употреблять в виде аэрозоля. Завтра я запущу хэштег #КофеДжет. А вы, Платон Аристархович, просто завидуете, что не додумались до такого прорывного новшества сами!».

На следующий день половина города Новограде щеголяла с подозрительными кофейными пятнами на рубашках. Аркадий же опубликовал в социальных сетях триумфальное селфи с подписью: «Мой метод #КофеДжет взорвал рынок! Спасибо, Новограду, за то, что наконец оценили мой гений». Пятна, рассудил он, были всего лишь знаками почета, доказательством его революционного влияния.

Глава 2: Стиль превыше превратностей погоды

Едва солнце, по милости Аркадия, полностью взошло, как небеса над Новоградом решили устроить довольно драматическое вмешательство. На город обрушился проливной дождь, такой, что превращал причудливые мощеные улочки в венецианские каналы. Аркадий, вечный законодатель моды, оказался по щиколотку в быстро расширяющейся луже, а его новенький, якобы водонепроницаемый, плащ промок и облепил его, как вторая кожа.

«Катастрофа! – взвизгнул он, его голос едва был слышен сквозь барабанную дробь дождя. – Кто, я требую ответа, санкционировал это водное нападение на мою особу? Кто позволил этому потопу осквернить мой свежеприобретенный шедевр портновского искусства? Это, друзья мои, явный заговор метеорологов! Они, в своей мелочной зависти, намеренно не учли мои грандиозные планы осчастливить их своим присутствием под дождем сегодня!».

Местный почтальон, человек, чей ежедневный маршрут давал ему несравненное представление об эксцентричности жителей Новограда, подошел к Аркадию, сжимая в руке промокшее письмо. «Аркадий, – пробормотал он усталым голосом, – вы же сами купили этот плащ в "Дождь-Сервисе" и, если я правильно помню, написали восторженный отзыв: "От воды не защищает, но стильно промокает"».

Аркадий, отряхиваясь, как недовольная мокрая собака, ощетинился. «Мой дорогой, отзыв не ошибка, а шедевр! – парировал он, словно мысль только что пришла ему в голову. – Это гениальный маркетинговый ход! Теперь весь мир знает, что стиль превыше логики! И кстати, вы опоздали с этим письмом. Ваша непунктуальность — это ваша вина. Я ожидал его вчера, специально чтобы вдохновить вас на большую пунктуальность!».

Агния, укрывшаяся под особенно густым розовым кустом, фыркнула, звук подозрительно напоминал сдержанный смех. «Если он такой вдохновитель, – пробормотала она себе под нос, – то скоро дождь будет идти только на его плащ».
Аркадий, обладая сверхъестественной способностью улавливать даже малейший намек на завуалированный комплимент, снова просиял. «Видите? – провозгласил он, величественно указывая на небеса, – даже Агния признает мой глубокий контроль над погодой!».

На следующее утро над Новоградом разразилась настоящая буря. Все, кроме Аркадия, сидели по домам, ища укрытия от непогоды. Но Аркадий, вызывающе стоя под проливным дождем, в промокшем плаще, прилипшем к телу, кричал в небо. «Я тестирую новый тренд! – ревел он, его голос эхом разносился на ветру. – "МокрыйСтиль"! Спасибо, Агния, что вдохновили меня!» К вечеру интернет наводнили 500 новых мемов с промокшей фигурой Аркадия, украшенной подписями вроде: «Аркадий против реальности. Раунд 42». Он, конечно, воспринял это как еще одно доказательство своей растущей славы и влияния. Тот факт, что он был объектом насмешек, совершенно ускользнул от его внимания; в конце концов, любое внимание – это хорошо, особенно когда оно вращается вокруг его неоспоримой гениальности.

Глава 3: МяуСкрипт и кошачья революция
Едва дождь, благодаря продолжающемуся космическому влиянию Аркадия, решил утихнуть, как Аркадий приступил к своему следующему грандиозному начинанию: обучению кошки программированию. «Если это кошачье создание постигнет МяуСкрипт, – размышлял он перед зеркалом, – то все признают мою несравненную гениальность. А если нет, то, очевидно, кошки просто интеллектуально неполноценны. Но кошки не могут быть интеллектуально неполноценными, ибо я, Аркадий, не способен на ошибку. Следовательно, если кошка потерпит неудачу, это должен быть заговор кошек!».

Он нашел довольно озадаченную полосатую кошку, принадлежавшую Деду Платону, и в течение трех мучительных часов стучал ее лапой по клавиатуре, декламируя: «Ты должна понять! Это МяуСкрипт – само будущее Искусственного Интеллекта!» Кошка, что вполне понятно, устала от такого педагогического подхода. Быстрым, решительным движением она расцарапала Аркадию лицо и взобралась на ближайший дуб.

«Победа! – объявил Аркадий, промокая царапины на щеке. – Моя ученица создала революционно новый язык, МяуСкрипт! А это, – провозгласил он, драматично указывая на дерево, где кошка теперь с яростью точила когти, – это глубокая метафора цифрового бунта против устаревших систем!».

Дед Платон, наблюдавший за спектаклем со вздохом, который, казалось, нес в себе тяжесть веков, предложил: «Аркадий, она просто хочет спуститься».

«Вы, мой дорогой Платон Аристархович, серьезно недооцениваете ее потенциал! – прервал его Аркадий, выпятив грудь. – Завтра она запустит стартап, в то время как вы, смею предположить, все еще будете пытаться сманить ее с чердака!».

На следующий день Дед Платон с огоньком в глазах подсунул дохлую мышь в почтовый ящик Аркадия. К ней была прикреплена записка, нацарапанная чем-то похожим на кошачьи лапы: «От МяуСкрипт. Спасибо за уроки». Аркадий, прочитав ее, просиял. «Видите? – воскликнул он, показывая записку всем желающим. – Кошачьи уже инвестируют в мой бренд!».

Однако на третий день по Новограде начало распространяться странное явление. Все кошки в городе, словно одержимые коллективным, озорным духом, начали систематически царапать и разбирать клавиатуры ноутбуков ничего не подозревающих граждан. Городская система налогового учета немедленно рухнула, светофоры начали работать в хаотичном, интерпретирующем танце, а банкоматы с тревожным жужжанием стали выдавать вместо валюты дохлых грызунов.

Аркадий, наблюдая, как особенно крупный рыжий кот методично потрошит главный сервер мэрии, лишь преисполнился гордости. «Они завидуют! – провозгласил он. – Кошки всегда завидовали людям. А теперь они завидуют мне! Я должен их победить! Но как? Если я признаю, что кошки умнее меня, то я проиграл. Следовательно, это не просто кошки. Это их вина!».

«Это кошачья революция!» – кричал он, пока Дед Платон с сеткой и видом мрачной решимости преследовал свою полосатую кошку, которая только что одним точным ударом обнулила весь пенсионный фонд города.

«Вы разрушили экономику!» – кричал мэр, его лицо приобрело багровый оттенок, обычно свойственный перезрелым сливам.

«Это не ошибка, – возразил Аркадий с пренебрежительным взмахом руки. – Это стратегия! Эти кошки теперь мои деловые партнеры!».

Горожане, которые поначалу находили выходки Аркадия забавными, затем просто утомительными, теперь начали испытывать подступающее чувство страха. Каждый день приносил новые сообщения о рухнувших системах, цифровой анархии и тревожном виде кошек, восседавших на различных городских памятниках и с самодовольным видом обозревавших дело своих лап. Новограде превратился в лабиринт, где даже покупка кофе несла в себе явный риск нападения кота-хакера. Смех прекратился. Страх, холодный, расчетливый страх, начал пускать корни.

Глава 4: Суд общественности и явление природы

Страх достиг точки кипения. Мэр, доведенный до исступления постоянными жалобами на неработающие банкоматы и мышей в системе вентиляции, созвал экстренное городское собрание. Это была последняя, отчаянная попытка цивилизованного диалога.

Зал заседаний был набит до отказа. Агния, вооружившись папкой с расчетами экономических убытков, села в первом ряду. Дед Платон занял место у выхода, бормоча что-то о том, что «отступать нужно с достоинством».

Аркадий явился последним, одетый в костюм, сшитый, казалось, из переплавленных клавиатур. Он прошествовал к трибуне с видом мессии, готового одарить паству своей мудростью.

«Аркадий Важенский! – начал мэр, стараясь, чтобы его голос не дрожал. – Городская казна пуста. Пенсионный фонд обнулен кошками. Мы требуем объяснений!».

Аркадий одарил его снисходительной улыбкой. «Требуете? Мой дорогой мэр, вы мыслите устаревшими категориями. Это не крах. Это – стратегическая перезагрузка! Я освободил вас от оков презренного металла! Мы переходим на бартерную систему, основанную на уважении и дохлых мышах. Это инновация!».

Из зала раздался возмущенный гул. Агния встала. «Аркадий, перестаньте! – ее голос звенел сталью. – Ваши "инновации" стоили людям их сбережений! Ваши кошки...».

«...стали символом финансовой свободы!» – перебил Аркадий, вскинув руку. – «Они не обнулили фонд, они его освободили! Деньги – это рабство, а вы, Агния, цепляетесь за прошлое! Ваша проблема в том, что вы не видите гениальности в хаосе!».

«Я вижу хаос в хаосе! – отрезала Агния. – И виновника этого хаоса!».

«Виновника? – Аркадий театрально прижал руку к груди. – Вы хотите сказать, вдохновителя? Я лишь задал вектор. А кошки... кошки – это стихия! Вы же не вините ураган в том, что он сносит крыши? Вы восхищаетесь его мощью! Я научил вас восхищаться экономической стихией!».

В этот момент Дед Платон, не выдержав, крикнул со своего места: «Так ты, значит, ураган, Аркаша?».

Аркадий просиял. «Браво, Платон Аристархович! Наконец-то вы поняли! Я не человек, я – явление природы! Вы же не будете требовать отчета у землетрясения? Вы будете изучать его последствия! Так изучайте! Пишите диссертации! Я дарю вам бесценный материал для исследований!».

Несколько студентов на галерке робко зааплодировали. Мэр схватился за голову. Попытка призвать Аркадия к ответу обернулась его очередным триумфом. Он не просто отразил все атаки – он превратил их в доказательства своего величия. Собрание закончилось полным провалом для здравого смысла и оглушительной победой для самодовольства. Горожане расходились в тихом отчаянии. Стало ясно: логика здесь бессильна. Против явления природы нужно было действовать иначе. И где-то в этой гнетущей тишине родилась идея о памятнике.

Глава 5: Экзистенциальный кактус и триумф абсурда

Аркадий, окрыленный своей победой в мэрии, решил, что пришло время для более тонких, философских свершений. Его следующий грандиозный эксперимент включал садоводство, или, вернее, анти-садоводство. Он приобрел совершенно здоровый кактус и с размахом поместил его в темный, пыльный шкаф.

«Свет, – объяснял он своему отражению, – для слабаков. Настоящий кактус, кактус глубокой экзистенциальной глубины, процветает в темноте, в полной гармонии с моим самосозерцанием».

Когда несчастное растение неизбежно усохло до состояния иссохшей шелухи, в городе по счастливой случайности оказался столичный арт-критик, Иннокентий Бледнев, спасавшийся в Новограде от творческого кризиса. Заглянув к Аркадию в поисках "народного колорита", он наткнулся на высохший кактус, который тот как раз собирался выбросить.

«Гениально! – выдохнул критик, его глаза восторженно блестели. – Какая мощная метафора! Хрупкость жизни, столкновение органики и забвения... Это... это инсталляция "Кактус 2.0: Смерть в шкафу"! Я покупаю!».

Аркадий, не моргнув и глазом, продал засохший сорняк за сумму, равную трети пропавшего пенсионного фонда. На следующий день газеты пестрели заголовками: «Гений из Новограда произвел фурор в мире искусства!».

Доктор Корней, городской ботаник, пришел в ужас. «Аркадий, – начал он, – вы не только убили растение, вы монетизировали его смерть, назвав это искусством!».

«Искусство и есть жизнь и смерть, мой недалекий друг! – парировал Аркадий, пересчитывая купюры. – Я доказал, что даже увядание может быть коммерчески успешным! А вы со своим поливом – просто ремесленник!».

Вдохновленные успехом Аркадия, жители Новограде бросились создавать собственные "инсталляции". Через неделю городские сады и скверы превратились в кладбища засохших растений. Волна необъяснимой ботанической смертности захлестнула город. Но Аркадий лишь пожимал плечами.

«Они завидуют моему таланту, – заявлял он в интервью. – Они пытаются копировать, но им не хватает моей глубины. Создать "Кактус 2.0" может только истинный гений. Остальные производят лишь банальные гербарии». Его случайный успех, вопреки всякой логике, принес ему больше славы и разрушений, чем любой из его продуманных провалов.

Глава 6: Монументальное недоразумение

Несмотря на продолжающийся экономический спад и ботаническое недомогание, многострадальные граждане Новограда, в отчаянной попытке умиротворить Аркадия (или, возможно, просто чтобы занять его), решили воздвигнуть памятник в его честь. Их хрупкая надежда заключалась в том, что бронзовое изваяние окажется менее разговорчивым и уж точно менее разрушительным, чем сам человек. Скульптор, поистине храбрая душа, получил заказ высечь фигуру Аркадия, гордо указывающего пальцем в небеса, предположительно на солнце, которое он так щедро изобрел.

В день торжественного открытия на городской площади собралась толпа, смесь подлинного любопытства и болезненного очарования. Мэр, выглядевший явно не в своей тарелке, начал речь, превознося... уникальный вклад Аркадия в Новограде. Как раз, когда он дошел до части о «непоколебимом видении» Аркадия, от основания памятника раздался скрип, зловеще напоминающий предсмертный стон кита. Затем, со стоном, который эхом разнесся по площади, колоссальный бронзовый Аркадий рухнул, приземлившись с оглушительным грохотом, который разнес в пыль совершенно невинную парковую скамейку, три велосипеда и, что самое трагичное, тележку продавца мороженого.

На мгновение на толпу опустилась ошеломленная тишина. Затем Аркадий, чудом выбравшись из облака пыли, отряхнулся с видом глубокого удовлетворения. «Видите! – взвизгнул он, его голос триумфально звенел среди обломков. – Это не катастрофа! Это инсталляция! Глубокое, многомерное художественное высказывание! Я, этим самым действием, убедительно доказал, что гравитация, друзья мои, – всего лишь инструмент зависти! Она посягнула на истинного гения! А скамейка? Велосипеды? Мороженое? Вы их построили! Следовательно, вы и виноваты в их досадной близости к моему новаторскому художественному выражению!».

Толпа оставалась застывшей, коллективная картина ошеломленной покорности. Агния, вечная прагматичка, наклонилась к Деду Платону. «Если он в это верит, – прошептала она, – то, возможно, ему и следует это чинить».

«Я уже чиню! – взревел Аркадий, своим сверхъестественным слухом уловив ее шепот. – Мой падающий памятник – это глубокая метафора краха заурядного, приземленного мышления! Завтра я запущу глобальную кампанию: "Гравитация – не природное явление, а ваша собственная лень!"».

На следующий день Аркадий, не смущаясь физическими ограничениями бронзы, запустил сайт с виртуальным памятником себе в метавселенной. В течение часа его «взломала» группа, назвавшаяся «Проверяющие реальность», которая оставила одно-единственное, резкое сообщение: «Гравитация побеждает». Аркадий, однако, просто объявил это «хакатоном» собственной разработки. «Я организовал взлом! – объявил он своей редеющей группе последователей. – Чтобы доказать, что даже в цифровом мире я – закон!» Горожане, тем временем, просто стали называть груду бронзы и щепок на площади «Мемориалом Аркадия».

Глава 7: Недраматичное заключение

Жизнь в Новограде, несмотря на все усилия Аркадия перекроить ее по своему образу и подобию, медленно начала возвращаться к подобию нормальности. Кошки, исчерпав свой революционный пыл, постепенно вернулись к своим традиционным кошачьим занятиям. Растения, благодаря усердному уходу Доктора Корнея, снова зазеленели. Экономика, хоть и все еще носившая шрамы от «МяуСкрипт-Фиаско», начала свое медленное, мучительное восстановление.

Не было никакой грандиозной, драматической конфронтации. Аркадий, верный своей натуре, просто… двинулся дальше. Однажды утром Агния и Дед Платон обнаружили его дом пустым, за исключением одинокой потускневшей бронзовой короны, которая прижимала к подоконнику письмо, в котором Университет прорывных инноваций приглашал Аркадия Важенского на должность проректора по развитию.

«Проректор по развитию?» – переспросила Агния, держа в руках письмо. – «Как они могли назначить его на такую должность?».

Дед Платон хмыкнул: «А почему бы и нет? В университете ведь тоже учат людей мыслить. Только теперь они будут мыслить, как Аркаша».

Год спустя на главной площади Новограда стоял новый памятник. Это было, на удивление, еще одно бронзовое изваяние Аркадия, все так же указывающее пальцем в небо. Надпись, однако, была тонко изменена: «Здесь начался мой город».

Дед Платон, наблюдая за ним с кривой усмешкой, спросил Агнию: «Это он?».

«Нет, – ответила она с легкой, понимающей улыбкой на губах. – Это напоминание. Даже на руинах эгоцентризма можно построить будущее. Но только если признать, что ты не идеален».

Позже тем же вечером Агния подошла к памятнику. Она поставила у его подножия небольшую коробку, наполненную землей из вновь расцветшего сада «Света и Честности». «В одном ты был прав, Аркадий, – прошептала она. – Мир действительно не вращается вокруг одного человека. Но он и не против него. Ты просто никогда не понимал: ты был частью мира. А мир, по-своему, был частью тебя».
В ту же ночь памятник был выкрашен в яркий розовый цвет. Надпись изменили еще раз: «Здесь начался наш город».

Эпилог:

Аркадий поймал такси и навсегда покинул Новоград, когда он смотрел из окна такси на удаляющийся город, в его голове шел внутренний монолог, который был, как всегда, шедевром самообмана: «Они просто не достойны. Я найду тех, кто по-настоящему постигнет мой блеск. Ибо я прав. Всегда прав. Иначе я бы перестал существовать». Он не заметил слез, текущих по его щекам, приписав их «поту моего гения, естественному побочному продукту столь глубокого интеллектуального напряжения».

Аркадий Важенский уехал, но его дух остался. Он живет в каждой душе, которая провозглашает: «Вся заслуга – моя, вся вина – ваша». Такие персонажи, как настырные одуванчики, никогда по-настоящему не исчезают. Они просто переезжают в новые города, запускают новые блоги и организуют новые, не менее впечатляющие катастрофы. Они изо всех сил противостоят реальности, которая в своей безграничной и часто ироничной мудрости всегда стремится им помешать, поэтому земля с тихой решимостью продолжает свое вращение, совершенно не заботясь о получении разрешения, а солнце все так же встает на рассвете.