Наровчатские зори

III

     Без мужиков осиротела деревня. Осталась Евдокия с детьми, как и многие бабы-солдатки, жить-бедовать, тяжкую лямку крестьянскую тянуть. Теперь уж не кашу ели, а жиденькую «кашицу».
     У Митрофана, брата Евдокии, осталось шестеро детей: три дочери и три сына. Из них самым смышленым был Андрей, который учился в церковно-приходской школе. Священник отмечал его как лучшего ученика, даже фамилию ему сменил, чтобы как первый ученик и по списку значился первым – Абрашкин.
     (Возможно, в далеком прошлом букву «А» добавили таким же образом к фамилиям помещиков Зарапина и Часьева, а их поместья стали называться Азарапино и Ачасьево. Но это только предположение.)
     Как жили–бедовали крестьянские семьи без мужчин-кормильцев, как говорится, «ни в сказке сказать, ни пером описать». Все они вынесли, русские женщины, по-крестьянски «бабы»: болезни, невзгоды, недороды, суховеи… Но пахали, сеяли, растили детей, переживали и ждали с войны мужиков своих.
     Осенью 1917 г. вернулся с войны Нил Федорович, раненый, газами травленный, но в чине ефрейтора. А брат его Зиновий и брат Евдокии Митрофан – погибли.
     У многих в Азарапине не вернулись отцы и сыновья, сложив головушки свои на поле брани. И снова взвыла вся деревня, злоба накопилась в людях небывалая, лопнуло вдруг их долготерпение: лапотная деревня забушевала. Неслыханное ранее слово «революция» докатилось до их деревенской глуши. Две помещицы, сестры Азарапины, сели на рыдван и укатили, больше их никогда не видели.
     Разъяренные мужики и бабы разгромили их усадьбу, растащили оставшееся дворянское добро, подожгли господский дом, порубили яблони и груши в их большом саду, но вскоре притихли, как будто испугавшись того, что натворили, разорили (сад-то в чем виноват?). Церковь все же не тронули, Бога побоялись.

(продолжение следует)