Боги не нуждаются в защите

В великом городе Риме, где боги жили не только на Олимпе, но и в каждом храме, в каждом уголке форума, жил юный поэт по имени Луций. Он не почитал Марса и не боялся Юпитера. Его единственной богиней была Ливия, дочь сурового сенатора, чья красота затмевала самую утреннюю звезду.

Однажды, на пышном приёме в доме сенатора, Луций, пьяный от вина и любви, позволил себе дерзость. Говорили о могуществе богов, и один из гостей спросил его:
— Почему ты, поэт, чьи строки могли бы воспевать Юнону, тратишь чернила на земные стихи?

Луций взглянул на Ливию, чьи глаза сияли, как тёмное вино в золотой чаше, и произнёс:
— Зачем мне молиться мраморным изваяниям? Разве молния Юпитера может обжечь сильнее, чем взгляд моей возлюбленной? Разве Нептун в гневе своём способен затопить мир так, как затопляют мою душу её слезы? Если я и вижу богохульство, то лишь в том, что её улыбка скрыта от мира за стенами этого дома.

Гости замерли. Слова его повисли в воздухе, тяжёлые и опасные. Сенатор побледнел. Оскорбить богов — значило навлечь их гнев на весь дом, на весь род.

Испуганную Ливию, увели в гинекей — женские покой, подальше от стыда и позора, а Луция вытолкали за ворота.

 На следующее утро разгневанный отец привёл его к городскому префекту.
— Он оскорбил бессмертных богов! — громыхал сенатор. — Он сравнил их с простой смертной и унизил их величие! Я требую наказания! Пусть его высекут, чтобы другие боялись!

Префект, старый и умудрённый законник, выслушал его и обратился к Луцию:
— Что ты можешь сказать в своё оправдание, юноша?

Луций стоял с гордо поднятой головой:
— Я не отрекусь от своих слов. Я лишь сказал, что любовь сильнее страха. Если боги действительно велики, разве нуждаются они в плетях ликторов, чтобы защитить своё достоинство? В законах XII таблиц нет кары за богохульство, ибо мудрые предки наши верили, что бог сам может себя защитить.

Префект задумался. Он посмотрел на разгневанного сенатора, на бесстрашного юношу, а затем произнёс решение, которое стало легендой:

— Римское право и впрямь не знает наказания за оскорбление божества. Мы не судьи в споре между богами и людьми. Если Юпитер счёл себя оскорблённым, пусть он метнёт в юношу свою молнию. Если Нептун гневается, пусть направит на его дом удар волны. Наша обязанность — охранять мир между гражданами, а не между богами и смертными.

Он повернулся к сенатору:
— Твой дом очищен традиционными обрядами, гнев богов отведён. Что до этого юноши... пусть с ним разбираются те, кого он оскорбил. Не нам делать их работу.

Сенатор в бешенстве удалился. Луций был свободен. Но старый префект подозвал его к себе, когда зал опустел.

— Юноша, — тихо сказал он, — закон на твоей стороне. Боги, если пожелают, найдут способ с тобой рассчитаться. Но запомни: есть иной гнев, более страшный, чем гнев небожителей. Это гнев отца, чью дочь ты назвал своей богиней. Молния Юпитера может пройти мимо. А убийцы, нанятые сенатором, прибьют твой труп к стене в тёмном переулке.  Боги могут защитить себя сами, а вот тебе придётся защищать свою жизнь и любовь самому.

Луций вышел на форум, залитый солнцем. Его сердце было полно смятеньем надеждами и страхом. Он думал о Ливии, о том, как будет добиваться её руки, он верил, что его любовь сильнее гнева старика. Луций не заметил тени, скользнувшей за ним от портика базилики. Он не услышал быстрых шагов на каменной плитке.

Удар в спину был точным и беззвучным. Острое лезвие вошло между рёбер, найдя сердце. Поэт рухнул на тёплые камни площади, не успев издать ни звука. Последнее, что он увидел, было ослепительно синее небо,  белые облака и тень какой-то птицы.

Высоко-высоко в зените, почти недвижимый, парил орёл. Он был холоден, безразличен и величественен в своём молчании.

Через час стражники принесли тело префекту. Старый судья осмотрел острый узкий отточенный стилет —  оружие наёмников-убийц. Он поднял глаза и увидел в дверях сенатора. Тот стоял спокойно, с лицом, выражавшим лишь холодное удовлетворение.

— Видишь? — тихо произнёс сенатор. — Боги не стали медлить с возмездием.

Префект посмотрел на тело юноши, на сенатора, а затем медленно кивнул.
— Да. Суд богов скор и справедлив. Дело закрыто. Ira deorum — гнев богов. Ничего более.

Он приказал унести тело, отдав приказ не расследовать это дело. Формально он был прав: богохульство было совершено, и боги покарали кощунника. Закон был соблюдён.

В ту ночь префект долго смотрел в ночное небо, где холодно мерцали безразличные звезды. Он понял самую горькую истину римского права: боги действительно не нуждаются в защите людей. Им нет дела до наших обид и распрей. Но людям  нужны боги — чтобы прикрыть их именами свои преступления.

Истинная мораль: Ira deorum — гнев богов — это молчание небожителей.