Осенний призыв

     Пустотой как-то ныне веет от различных текстов присяг и кодексов чести, в которых есть такие высокие слова: «быть честным…, быть верным…, бдительным…». Все равно уже, не та надёга, как в шестидесятые-восьмидесятые. Помню, как торжественно произносил клятву юного ленинца, все боялся – не забыть бы слова пионерской клятвы. Не забыть и по сей день, как изучал заветы Ильича, конспектировал «Задачи союза молодежи», готовился к заседанию партийной комиссии перед приемом в ряды КПСС.
     Было это как вдох и выдох. Вдох-выдох, как ритм-направление в той самой жизни. Ритм может изменяться в зависимости от происходящих реалий, а дышать все же хочется свободно, безбоязненно, и верить тоже. По сути своей объективность зависит от того, как она может быть представлена даже кем-то одним для восприятия множества других. Пусть даже этот один не будет признанным лидером.
Не редкость сегодня, что бездарность и стяжательство наперевес с преступным отношением к исполнению служебных обязанностей пронизали многие социально-экономические сферы, включая систему силовых структур России. Уже не редкость, когда представители чиновничьей когорты – тот самый генералитет и иже с таковыми, подвергаются обвинению за различные преступления, буйно цветет коррупция и взяточничество, широко, и без оглядки шагает наркомания с проституцией. Это на злобу дня – нынешнему XXI веку, безжалостному, ощетинившемуся различного пошиба менеджерами.
     Жизненный путь человека настолько продолжителен, насколько у него хватает возможности сопротивляться. Задавая вопрос – чему сопротивляться, чего остерегаться, как быть, с кем быть? Как правило ответ таков: «Быть с тем, у кого за плечами достаточный багаж жизненного опыта… Кто научит и не навредит». Но и это не панацея. Можно и не получить того нужного ответа по причине – множество советов порой бездарны и даже вредны, а «покупаться» на возрастной ценз кого-то, тоже не вариант. Ведь с возрастом не всегда к человеку приходит мудрость-участие-доброта и профессионализм. К великому сожалению, не смотря на чьи-то седину и морщины, порой приходит только возраст.
Нельзя исключать, что сущность явлений зачастую познается «от внешнего». Кто-то скажет, и, возможно, будет прав: «Лучше один раз увидеть, чем несколько раз услышать». Процесс зарождения и проявление сущности в пространстве и во времени на предмет «Учиться Родину защищать настоящим образом» – процесс на злобу дня, и познавать сей процесс есть смысл.
     Самым нужным, даже может быть ключевым началом может оказаться способность человека вспоминать о каких-либо событиях, о людях и их поступках, воспроизводя в памяти определенные детали событий, задавая себе вопрос: «Как же поступить мне? Ведь и определенный опыт есть, но почему порой так сложно?! Надо всего-то сделать – вспомнить, и обязательно проанализировать, исходя от некого сравнения «старого и доброго» с нынешним-современным». Это всегда так. Трудно, когда хочешь сделать что-то особенное, но хорошее. Еще труднее, когда думаешь об этом «хорошем» не сердцем, а выстраивая различные гипотезы и делая логические выводы.  Тем более, когда все мы куда-то стремимся, и все подальше от тех мест, где не произрастал, а рос полноценно, среди родных и близких людей. Почему говорят: «Дома и стены помогают»? Верно говорят – в любом случае, когда находишься вдали от родных и близких, от своего старого и доброго дома, остается только вспоминать и принимать решения.
     По прошествии ряда лет все нормальные люди понимают, что им всегда было просто-свободно, хоть превозмогая трудности и лишения, стремиться вперед – к цели, если возможно было вернуться назад…

     Ярким воспоминанием в моей жизни осталось, когда я получил повестку о призыве в ряды Советской армии. Гордость переполняла меня – мне доверено было право служить в рядах Вооруженных сил Советского Союза. Даже в парикмахерской сказал, как меня постричь – для армии. Женщина-парикмахер даже вздохнула, как мне показалось, с сожалением, и начала стричь вроде бы «под ноль», но не совсем – оставила все же пару-тройку миллиметров.
     Был октябрь. Морозец уже давал о себе знать где-то так под минус 10. Бежал к своему другу Андрюхе Горячкину, чтобы рассказать, что служить я буду в военно-воздушных силах – ВВС. Потом уже, к вечеру, об этом узнали и мои домашние. Удивления не было. Все были готовы и знали, что служить надо, и мое давнее желание служить в армии не могло стать трагедией для семьи.
     Мама моя, Александра Ивановна, начала собирать одежду и продукты в дорогу, спрашивала – сколько же надо денег в такую «дорогу»?  Были хлопоты, и о них мне хочется вспоминать до сих пор. Выбирая для меня одежду, и не зная толком какую же надо для этого случая, вздыхала, но мой отчим Петр Иваныч четко подвел итог:
     – «Пусть едет в самом лучшем».

     Призывался 1 ноября 1978 года. Желание служить в армии созрело еще до того, как я пошел в первый класс. Еще больше мое желание окрепло, когда я узнал, что моя старшая сестра Таня вышла замуж за офицера. Сестра писала нам письма и посылала фотографии, и мама часто перечитывала те письма. Фотографии были небольшие, под конверт, черно-белые, четкие и притягательные. Меня привлекала военная форма. С фотографий на меня смотрели двое счастливых молодых людей – моя сестра и ее муж Вася. Военная форма действовала на меня как стимулятор – я старался как можно лучше учиться в школе и активно заниматься спортом, подготавливая себя для армейской службы. Не страшило, что придется служить 25 лет, ведь я уже тогда был уверен, что служить сможет не каждый, но в себе был уверен, да и слова командира кавалерийского эскадрона из кинофильма «Офицеры» имели великую силу: «Есть такая профессия – Родину защищать!».
    
     Сборный республиканский пункт военного комиссариата Якутии располагался на территории пионерского лагеря «Горняк», что в пределах 10-ти километров от города Якутска. Чтобы на призывном пункте могли хорошо питаться, ежедневно на различные стройки, склады, включая и ликероводочный завод, направлялись рабочие команды из числа призывников. Предприятия и организации северной столицы наш труд оценивали различными мясными, рыбными и овощными консервами, крупами и хлебобулочной продукцией. Иногда раскочегаривали полевую кухню на территории пионерского лагеря. Дым служил верным признаком – будет суп гороховый, каша перловая или макароны с тушеным мясом, и будем мы с удовольствием прихлебывать чуть подслащенный кофейный напиток «Кубань».
     На сборном пункте я провел целый месяц. До того самого пребывания в том самом месте, где пришлось распробовать и даже полюбить «Кубань» я не мог совсем вразумительно толковать пословицу: «Встречают по одежке, провожают – по уму».
По мере того, что я был одет не в старую телогрейку и засаленную шапчонку, а в длинное, черное двубортное пальто с каракулевым воротником, новую серую шапку из меха кролика и светлый шарф, на что и было обращено внимание со стороны руководства. В первый раз, как только призывники построились в две шеренги, и не очень-то слаженно реагировали на команды «Равня-я-я-сь! Сми-и-ирн-а-а-а!», подполковник Лютый прохаживался вдоль строя и как будто кого-то искал. Так уж получилось – «нашел» он меня во второй шеренге независимо от того, что уже тогда у меня была некая мысль – «не высовываться, активность не проявлять, быть подальше от начальства, но поближе к кухне».
     Лютый поручал мне руководить рабочими бригадами на ликероводочном заводе из числа призывников, вести учет прибывших на сборный пункт, и даже распределять их по командам. Он даже представил меня перед строем как временно исполняющего обязанности завканцелярией сборного пункта республиканского военного комиссариата. Моя исполнительность и аккуратность для Лютого, других офицеров и прапорщиков была в самый раз, ведь я добавлял им свободного времени для того, чтобы заниматься «дарами Бахуса» без меры, а после тех занятий «с дарами», отсыпаться.
     Уже после службы в гарнизоне на станции «Бада», когда приезжал в отпуск курсантом военного училища и офицером, мне иногда удавалось встречаться с теми ребятами, с которыми я познакомился на сборном пункте. Они часто вспоминали, что как все-таки было здорово, когда меня принимали то за директора, то за завканцелярией сборного пункта.
     По мере того, что документацией на сборном пункте приходилось заниматься мне, а Лютый только подписывал и ставил печать, то процесс канцелярской работы был управляем с моей стороны. Отправлял я по командам ребят все больше туда, кто куда пожелал. Так мне удавалось формировать команды из тех, кто стал дружен на сборном пункте. Старался, чтобы прибывшие на сборный пункт из одного района, уезжали служить вместе. Четко знал, что поддержка земляка-товарища-солдата всегда в цене. В конце моего пребывания в «должности» завканцелярией, у меня получилось сформировать и свой коллектив из ребят Ленского района.
Вечером, как обычно, собравшись в кубриках сборно-щитовых домиков, ребята ели нехитрую домашнюю снедь и то, что перепадало сухим пайком, и мечтали. Говорили о своем, кто и где будет (изъявляли свои желания) служить… В разговорах этих всегда упоминались старшие ребята, которые приезжали в отпуск или уже демобилизовались.
Не могу сказать, что я был лидером, но все разговоры от большинства почему-то были адресованы ко мне. Периодически мне задавались вопросы о том, как я думаю. Или даже о том, что если служить хорошо, то что еще такого выдающегося надо сделать для того, чтобы поехать в отпуск, на что я отвечал:
     – «Плох тот солдат, который не думает об отпуске. Пока не будем мечтать впустую… Надо сначала послужить, а не «делить шкуру неубитого медведя», – на том разговоры о солдатском отпуске и прекращались. Я делал так, чтобы ребята-земляки как можно дольше оставались вместе на сборном пункте. Знал, что меня как «временного завканцелярией» отправят с последней командой.
    
     Помню, как в очередной вечер, сидя на втором ярусе сдвинутых вместе кроватях, несколько ребят сетовали, что уже уехали команды в Спасск-Дальний, Могочу, Кяхту, Даурию. Периодически мои товарищи давали волю своим возмущениям, не преминув вставить крепкое словосочетание.
По разговорам не сложно было сделать вывод, что многие начинают сожалеть, что не попали в команду на Камчатку и уже несколько человек завтра-послезавтра уедут в Уссурийск.
     Разговоры были даже и такие, что лучше уже в «стройбате» служить, но каждый день есть нормальную еду. Насчет стройбата я рассказал ребятам анекдот, поведал о том, какие порядки отлажены в этих подразделениях, и подвел итог:
     – «Если кто сейчас выскажется, что желает поменять боевое оружие на лопату с киркой, видеть настоящую боевую работу только издалека, то завтра внесу фамилию любого… Тем более есть такая команда в район города Краснокаменска. Почему-то в эту команду никто не просится…», – на той самой «ноте» разговоры о «стройбате» иссякли.
     Вечерами мы в большом количестве поглощали сухие, ломкие как шифер галеты, и прихлебывали кипяток. Я внимательно слушал и анализировал, что нужно будет выбрать один из вечеров, чтобы прекратить возмущения окончательно – раз и навсегда. Это было такое время, когда в очередной вечер мы окунались в вечер предыдущий. Круговерть разговоров вновь начинала будоражить ребят. Одни мечтали, другие возмущались, были и такие, кто больше молчал.
Особенно стал чувствовать настроение нашего коллектива, когда я начал возвращаться из канцелярии все позднее и позднее. Даже приходя за полночь, стараясь не шуметь, но ребята просыпались, спрашивали:
     – «Сколько времени? Что нового?», – тут же находились желающие «почуфанить» – заварганить чайку, и погрызть чего-нибудь. Периодически возмущались, но упорно размачивали в кипятке галеты, и напряженно ждали. Обстановка становилась нешуточной, и тогда я начал рассказывать.

     Говорил, что мы поедем служить в «учебку», в ШМАС , место называется станция «Бада», и это где-то под Читой. Там мы будем учиться на военных авиационных механиков, а если кто-то пожелает, то сможет поступить в военное училище – посвятить свою жизнь защите нашей Родины. Меня всегда интересовала авиационная техника, потому и не стоило труда заинтересовать ребят этим предложением, поднять их настроение. Сказал и то, что поедем мы со сборного пункта самыми последними, что нужно еще немного подождать-потерпеть, не расслабляться и не скулить, ведь у нас уже и коллектив почти солдатский, что вот только пока не достает форменной одежды.
     – «Смотрите, мы уже вместе почти целый месяц! Декабрь уже завтра начнет приближать нас к первому солдатскому Новому году», – так начал я свое выступление тогда. Спокойствие как будто наступило среди товарищей, и даже все несколько повеселели. Было предложено «отметить» наше братство по-солдатски. Когда ездил на ликероводочный, то две веселые девчонки-экспедиторши снабдили меня двумя бутылками «Старорусской», пожелав везения в службе. Бутылки на тот момент уже свое вылежали в ящике с противогазами.
     Принес я и солдатский алюминиевый котелок, в котором и оказалось чуть позже содержимое бутылок. Тогда это единение было для нас неким символом. Котелок с водкой был у меня руках, предложил, чтобы кто-нибудь высказал пожелание, тост ли какой. Ребята не долго раздумывали, и предложили это сделать мне.
Как пожелание, или как тост, но сказано было именно так:
     – «Давайте… Чтобы все мы достойно служили.... Чтобы все вернулись после армии домой живыми и здоровыми… На радость, нашим родным и близким. За дружбу-у-у!», – того самого литра водки на нас двенадцать оказалось в самый раз.
Было весело, ребята не скупились показать свои таланты. Кто-то вспомнил, что у одного призывника из соседнего домика есть гитара. Небольшой посылочный ящик и несколько пар алюминиевых ложек стали музыкально-ударным комплексом. Пели песни, рассказывали анекдоты и разные случаи из жизни, часто вспоминали о своих школьных военных руководителях – военруках.

     Сейчас уже не вспомнить мне имя одного паренька-якута, который прочитал стихотворение А. Блока. «На поле Куликовом». Это было тогда, глубокой якутской осенью 1978-го, а сейчас мягкий и теплый сентябрь 2008-го и в Белгородской области. Но почему-то я уверен, что и сейчас не сыскать подобного чтеца.
     Я услышал его голос, хоть было шумно - ребята говорили, смеялись, пели, пили чай. Он сидел чуть поодаль от меня и что-то говорил. Говорил, что хочет прочесть стихотворение, просил слова…
     Не смотря на шум, он стал читать… Угомонились не сразу. Но в считанные секунды стало пронзительно тихо, когда зазвучали слова:
     Наш  путь – степной,  наш  путь – в  тоске  безбрежной,
     В  твоей  тоске, о,  Русь!
     И  даже  мглы – ночной  и  зарубежной –
     Я  не  боюсь…

     Слова стихотворения отгородили нас от всего, что было за стенами нашего нещадно продуваемого домика, какие-то посторонние звуки с улицы стали недосягаемы. Звучал только один голос:
     И  падают  светлые  мысли,
     Сожженные  темным  огнем…
     «Явись  мое  дивное  диво!
     Быть  светлым  меня  научи!»
     Вздымается  конская  грива…
     За  ветром  взывают  мечи…
     И вечный бой! Покой нам только снится…
     Сквозь кровь и пыль...
     Летит, летит степная кобылица,
     И мнет ковыль...

     Хотел бы и сейчас послушать этот голос. Знаю, что именно такие люди могут быть настоящими мужчинами и отцами, не разглагольствуя высокопарно, с надрывом, в дорогом импортном костюме о патриотизме и преданности своему народу. Благодаря таким, есть мир, созидание, благополучие, спокойствие, исполнение сокровенных желаний, уют в семье, и просто хорошее настроение.
     Бывает иногда, когда заходит разговор о ярких случаях в моей жизни, хочется послушать кого-то, поделиться чем-то своим, то я всегда вспоминал этого самого паренька, но рассказывал не всегда и не всем. 
---------------------------------
                Дудник А.Г
                село Таврово, Белгородская область
                сентябрь 2008 г.