Шагаловские сны

Чемодан с Витебском
Однажды Марк собрался в дорогу. На столе стоял чемодан-  потертый, с железными уголками. Соседи, конечно, сбежались посмотреть.
- Ну, - говорит дядя Янкель, - носки положил?;- Положил.;- Кисти?;- Положил.;- А краску?;- Положил.
И вдруг все увидели: Марк наклонился к окну и осторожно сложил в чемодан… целый кусочек неба. Лёгкое облако зашуршало, как пуховое одеяло.
Потом он аккуратно снял с полки маленький деревянный домик - тот самый, где родился, - и поставил сверху. Домик не уменьшился, а почему-то легко уместился.
За ним он положил речку с мостиком, пару коров с глазами-озёрами, скрипача (он сам туда зашёл, не споря) и влюблённых, которые летели прямо в чемодан, будто знали, что там для них место.
- Ой-ой-ой, - ахнула тётка Сура, - он весь Витебск упаковал!;- А нам что останется? - испугался булочник.
Шагал улыбнулся и сказал:;- Вам остаётся настоящее. А мне - воспоминание. Я его понесу далеко, чтобы оно жило там, где я буду.
Закрыл чемодан - и тот не стал тяжёлым, а наоборот, чуть приподнялся, будто воздушный.
Поезд дунул паром, Марк поднял чемодан и уехал.
И с тех пор в Париже, в Берлине, а потом и в Америке открывал он этот чемодан - и каждый раз из него выплывал Витебск: с крышами, коровами, скрипачами и любовью, которая умела летать.

В маленьком местечке под Витебском жизнь шла своим чередом. Куры кудахтали, молоко закипало на печке, соседи обсуждали последние новости. Но вдруг…
По небу поплыла корова.;Не бегом, не прыжком - а так, чинно, с важностью. Ноги болтаются, хвост слегка колышется, будто у дирижабля с кисточкой.
- Ну вот, - вздохнул дядя Лейзер, выглянув из лавки, - опять у Шагала кисть зачесалась. Вчера коза на крышу залезла, сегодня уже над хатами летает. Что дальше, курица в луну вцепится?
А из-за печной трубы, смеясь, показалась молодая коза. Она слегка оттолкнулась от дымохода - и поплыла вслед за коровой, как воздушный шарик.
Дети бегут во двор, кричат:;-Мам, мам! Смотри, у нас корова в облаках пасётся!
Мамы крестятся и приговаривают:;- Господи, дай нам хлеба, молока и чтоб Шагал не перепутал полотно с нашей деревней.
А сам Марк стоит в сторонке, держит кисть, как дирижёрскую палочку. И шепчет:;-Пусть летят… Они давно этого хотели. На земле их кормят, доят, а в небе - свобода.
И правда: корова улыбается, коза сияет. Сверху они видят целый мир - крохотные домики, огороды как лоскутное одеяло, людей, похожих на точечки.
-Муууу… - протянула корова.;-Меее… - откликнулась коза.
И это «му-ме» эхом прокатилось по деревне, как небесная песня.

С тех пор, говорят, у витебских коров молоко было особенно сладким, будто в нём растворилась капля облака.

Парящие влюблённые
Витебск жил обычным утром: хлебный запах шёл от булочной, собаки лениво спорили за кость, соседи переговаривались через калитки. И вдруг - над улицей поплыли двое.
Не голуби, не облака. Женщина в лёгком платье, мужчина в сюртуке - они держались за руки и неспешно скользили над крышами.
Снизу раздалось возмущённое:;- Ой, смотрите! Опять Марк своих рисует, а потом у нас на самом деле летает!
Тётка Сура прижала ладонь к глазам:;- Ну и ну… У нас хлеб чёрствый, а у них свидания над городом!
Дети побросали мячики и побежали за ними, крича:;-Возьмите нас! Мы тоже хотим в небо!
Влюблённые смеялись. Их смех падал вниз лёгкими искрами, и даже сердитый дворник Абрам вдруг улыбнулся и перестал ругаться.
Женщина прошептала мужчине:;- Смотри, как всё крошечное: крыши - как коробочки, люди - как куклы… Только наша любовь огромна.
Мужчина ответил:;- На земле тесно, в небе - простор. Здесь никто не скажет: «Не положено».
Они кружили над рекой, как пара белых чаек, и тени их медленно скользили по воде.
А внизу, в пекарне, хозяйка сняла хлеб из печи, вдохнула аромат и вдруг сказала:;- Когда они пролетают, тесто поднимается лучше. Может, и мне пора влюбиться?..
И правда: с тех пор хлеб у неё был мягким и золотым, будто в него добавили кусочек неба.

Скрипач на крыше
Вечером, когда над Витебском растекалось розовое небо и соседи уже собирались запирать калитки, вдруг заиграла скрипка.
Играла она не из избы, не с крыльца - а прямо с крыши дома портного. Там сидел скрипач, в шапке набекрень, и водил смычком так уверенно, будто крыша и есть его сцена.
Соседи подняли головы.;- Ну вот, - вздохнула хозяйка с ведром, - опять этот… Совсем оторвался от земли!
Но куры, наоборот, всполошились, начали кудахтать и нестись чаще обычного.;- Смотри, Дуня, у меня яйца прибавились, - удивилась соседка. - Наверно, у кур романтическое настроение!
Корова у забора вдруг замычала мелодично, точно подыграла. Молоко наутро оказалось особенно густым и сладким.
А старик Ицхак, который обычно только стонал на лавке про свои ревматизмы, неожиданно поднялся и сказал:;- Ах, вот она какая, моя молодость… Так же на ярмарке играли!
Скрипач улыбался, глядя в закат, и играл, как будто сам воздух - струны.
- Эй, музыкант! - крикнул мальчишка. - Ты чего на крыше? Упадёшь!;- Не упаду, - ответил тот, - музыка держит крепче, чем лестница.
И правда: никто не заметил, как крыша чуть оторвалась от стен и плавно покачнулась, словно лодка на реке. Казалось, ещё миг - и поплывёт над городом.
Но скрипач аккуратно завершил мелодию, поклонился в сторону неба и сошёл вниз, оставив после себя тишину, наполненную сладкой тоской.
С тех пор говорили: «Когда он играет, даже крыша забывает о гвоздях».

Синие кони
На витебский рынок в воскресенье народ собирался плотный: у кого яйца, у кого грибы, у кого вёдра с мёдом. Торговки спорили, мужики примерялись к гармошке, дети глазели на сладости. И вдруг все разом отшатнулись.
По улице, прямо к прилавкам, неторопливо шагал синий конь.
Не серый, не рыжий - а ярко-синий, как утреннее небо после дождя. Грива у него светилась, будто облака цеплялись за волосы.
- Ох ты ж… - выронила корзину баба Груня. -Это что, новый цирковой номер?;- Нет, -уверенно сказал дядя Янкель. - Это у Марка краска разлилась.
Конь подошёл к прилавку с морковкой, обнюхал, но есть не стал. Вместо этого поднял голову и тихо заржал - звук получился глубокий, как труба в оркестре.
И тут оказалось, что он не один. Из-за угла вышли ещё двое - такие же синие, с глазами, в которых отражался весь небосвод.
Дети радостно закричали:;- Ура! У нас теперь небесные лошадки! Давайте кататься!
Но кони не дали себя оседлать. Они двигались медленно, величаво, словно знали путь, понятный только им. Подошли к реке, зашли в воду и вдруг поплыли, не утонув, а светясь в глубине.
На поверхности осталось лишь лёгкое мерцание, как от луны, распавшейся на осколки.
И люди долго потом говорили:;- Видели? Это были кони из самого сна. Они пришли напомнить, что и наша земля стоит на небесах.

Часы без времени
На главной площади Витебска висели старые городские часы. Все к ним привыкли: они звонили в полдень, будили зевак и раздражали школьников, которым опять пора на урок.
Но однажды утром люди заметили: стрелки замерли. Причём не на полдень, не на полночь - а где-то «между».
- Ой, сломались, - сказала торговка семечками.;- Это не сломались, - возразил сапожник, - это Шагал опять кисть обмакнул.
Сначала народ сердился.;- Как теперь в лавку вовремя? - жаловалась тётя Сара.;- Как узнать, пора ли домой с ярмарки? - переживал мужик с мешком картошки.
Но к обеду заметили странность: все стали спокойнее. Дети играли дольше, не боясь, что их зовут. Мужья задерживались у жён, не торопясь на дела. Влюблённые гуляли по улице, и никто не говорил им: «Уже поздно».
Старики на лавке смеялись:;- Вот это хорошо! У нас теперь вечное утро или вечный вечер.
Часы тихо сияли на башне, их стрелки будто дышали - туда-сюда, но не двигались.
И в городе воцарилось ощущение, что время больше не толкает людей в спину, а просто даёт им жить.
Один мальчишка, глядя на часы, сказал:;- Наверное, это подарок. Чтобы все вспомнили: счастье не по минутам, оно - внутри.
И все согласились, хотя никто не понял, откуда у ребёнка такие слова.

Скрипач на луне

Вечером Марк вышел из мастерской. В Витебске пахло хлебом, снегом и немного керосином. Он посмотрел на луну - и вдруг ему показалось, что там сидит скрипач.
Сидит, играет, и звук тонкой струны тянется по всему городу, спускается по трубам, в окна, прямо в сердца людей.

- Ну вот, -усмехнулся Марк, - теперь и на небе свои музыканты.

Он вернулся к холсту. Нарисовал дом. На дом поставил скрипача. Потом подумал и поднял его выше - прямо в небо. А рядом - корову, которая так счастливо взлетела, что казалось: молоко у неё тоже станет небесным.

Жена заглянула в мастерскую:
- Марк, опять твои чудеса? Кто же видел корову на крыше?
- А кто видел любовь? - ответил он. - А она ведь тоже существует.

И в ту ночь в Витебске все спали под музыку того самого лунного скрипача, которого никто не видел, кроме одного художника.

Марк вышел на улицу и заметил, что дома слегка наклонились друг к другу, будто готовятся к танцу. Каждая крыша поднималась и опускалась в ритме ветра, а окна мерцали, как глаза, полные радости.;- Они хотят быть живыми, - сказал художник.;На холсте дома действительно танцевали, и прохожие, проходя мимо, невольно шли в такт с ними, улыбаясь без причины.

Голуби с письмами
На рассвете Марк увидел, как голуби спускаются с неба с маленькими свёртками в клювах. Они садились на подоконники, деревья и крыши.;- Это письма от тех, кто когда-то мечтал, - улыбнулся он.;Он нарисовал их на холсте, и каждый голубь был уникален: с мягкими крыльями, блестящими глазами и тайной, которую можно понять только сердцем.

Эпилог. Город, который умел летать
Витебск спал, но внутри него шевелились чудеса. На одной крыше всё ещё отдыхала серебристая рыба, на другой - играл скрипач, а над ними мягко кружил зелёный осёл. Луна время от времени садилась на подоконник, подслушивая разговоры художника с кистями.
По улицам шагали дома, чуть приподнимая свои крыши в танце. Клоун с красным зонтом оставлял радужные следы в лужах, а голуби приносили письма от тех, кто давно ушёл, но не перестал мечтать.
И среди всего этого шёл Марк. Иногда рядом с ним парила его возлюбленная, держась за руку, и они вместе поднимались над городом. Иногда он останавливался у окна, смотрел, как тик-так старых часов растворяется в небе, и улыбался.
Витебск в его картинах был не городом, а сновидением, которое никогда не кончается. В нём жили любовь, память и чудеса, и всё было возможно: и лететь, и танцевать, и даже просто быть яблоком, которое светится вечностью.
А сам Марк однажды сказал тихо, будто себе:;- Я не рисую то, что вижу. Я рисую то, как сердце дышит.
И город вздохнул в ответ.