Кредо детей 1925

«Эпоха сердца» (1925)

ПОКА звезды ярки и прекрасны
И небо голубое и ясное;
ПОКА в воздухе витает радость
И Страна грёз где-то рядом;
ПОКА цветут розы
И на устах песня —
Пусть лоб в морщинах, а волосы седы
— Пока сердце молодо.

Но когда небо становится тусклым и безжизненным
И розы увядают;
Когда песня больше не приковывает к себе слух
И Страна Грез не витает поблизости;
Когда проходящие дни не приносят ничего удивительного,
Никакое великое приключение не удерживает -
Несмотря на время или что-либо еще
[Примечание переписчика: в источнике отсутствует последняя строка.]




The Children v1925

Милые маленькие дети, которые забираются к вам на колени,
Обещание и надежда на завтрашний день
— Их песня неумолчна, их дух светел;
Их сердца отважны с утра до ночи,
Какими же беспомощными они бывают! Они ждут нашей милости.
Их судьбу должны вершить старшие.
Они — хрупкие маленькие ладьи, которые вот-вот отправятся в море
— Эти милые маленькие дети, которые забираются к вам на колени.

О, направь их нежными и верными руками.
Путь долог, а маяков мало.
Какие трудности их ждут! Какие конфликты и страхи!
Какие руины от былого величия! Какие страдания и слёзы!
На их небесах появятся тучи, а тучи принесут дождь.
Потом всё снова уступит место солнечному свету.
Века будут связаны с их душами
— Этими милыми маленькими детьми, которые забираются к ним на колени.




Кредо (1925)

Господи, я верю
Что Ты сотворил землю, небо, море
И все, что есть необъятного
Розу, что цветет у дороги, по которой ходят люди;
Что Ты соткал
Ткань рассвета и заката дня.

Господи, я верю
Что Ты создал меня для Себя,
Сделал мое человеческое сердце Твоим престолом.
Ты создал этот мой голос, чтобы он пел
С утра до вечера,
Эти руки несут драгоценный дар любви.

Господи, я верю
Что там, за тенистым краем долины,
Вздымающийся гребень, который кажется таким холодным и тусклым
Это всего лишь очертания другого берега
Который принимает
Любимых и потерянных на земле навсегда.




Сказочный город (1925)

Вдалеке возвышается
По ту сторону Долины Грез
Прекрасный город,
Построен по схемам быстрого обогащения.
Его башни яркие и сияющие.
Его улицы вымощены золотом,
Оплачено продвижением рудников
А продажи акций плохие и смелые.
Чудесен этот сияющий город
Перед нашим взором он стоит
Но когда мы пытаемся прикоснуться к нему
Он рассыпается у нас в руках
Его ткань эфирна,
Его почва неосязаема
Он был построен на состояниях
Которые мы никогда не зарабатывали на нефти




Home v1925

Они нашли его у тихой тропинки.
Это был скромный и невысокий домик.
Терпеливыми руками они посадили вокруг него цветы,
И распахнули окна навстречу тёплому солнечному свету.
Они положили на стол раскрытую книгу,
А на стену повесили простую картину.
Они оплели фронтон вьющимися розами.
Они построили трон и короновали любовь, владыку всего сущего.

Они разожгли в очаге ясное пламя,
И поставили ряд стульев перед ним,
Где счастливые глаза могли бы сиять,
Отдыхая и напевая, пока не наступит ночь.
Они с любовью возвели алтарь у камина,
Где могли бы благоговейно собраться изголодавшиеся сердца,
Где дрожащие губы могли бы произнести свои мольбы
Перед Престолом Благодати, и вот он — ДОМ.




Вербное воскресенье, 1925 год

Он шёл по звенящей улице,
Владыка всех времён.
Тысячи голосов приветствовали его,
Звенело в ушах.
Молчал тот, кто знал свой путь,
Путь, полный радости и потерь
Началось там, где лежал Вартимей,
И закончилось на кресте.

И с тех пор ничего не изменилось.
Путь к триумфу проложен
Под громкие возгласы людей,
Под улыбкой Бога,
Начинается там, где нужда протягивает свои руки,
И умоляет усталыми глазами,
И заканчивается там, где мрачно и безмолвно стоит
Жертвенник.




Дороги v1925

Есть дорога к счастью;
Есть дорога к боли;
Дорога к неудаче и успеху;
Дорога к потере и обретению;
Дорога к лугам, усыпанным цветами;
Дорога к нищете;
Дорога к светлым и тёмным часам —
Бог позволяет мне пройти их все.

Есть тихая дорога, которая находит
Маленькие поющие ручьи;
Дорога, которая тянется, пока не свернёт
Вдоль Холмов Мечты;
Дорога к надежде, к выполненному долгу,
И к последнему ясному зову
За воротами заходящего солнца —
Бог позволяет мне пройти по ним всем.




Награда учителя (1925)

Тот, кто живёт вечной истиной
И позволяет этой истине завладеть своей душой;
Тот, кто дружит с молодостью
И сохраняет молодость, несмотря на быстротечность лет;
Тот, кто пишет свою историю на страницах
Истории упорным трудом;
Тот, кто строит свою жизнь в соответствии со своим возрастом,
Получает награду.

Тот, кто открывает глаза тем, кто был слеп
И видит землю и небо;
Тот, кто пробуждает интерес к разуму
Тому, что было бесплодным, мёртвым и сухим;
Тот, кто нежно берёт усталую руку
И кладёт её на израненную ладонь;
Хотя другие владеют золотом и землёй,
Он получает свою награду.




Via Dolorosa (1925)

Она бежала из Дамасских ворот,
Унылая, безрадостная дорога
По которому однажды шёл Человек,
Несший на плечах крест.
Улица была полна народу.
Воздух был холодным и серым,
В тот час, когда Иисус проходил
По этой дороге скорби.

Она вилась по склону, вздымаясь
К угрюмому небу.
На вершине — трагическое зрелище —
Три креста взметнулись ввысь.
Но вот за ними, во множестве
Загорелся день.
Он закончился у золотых ворот,
На Дороге скорби.




Хамелеон (1926)

На зелёном листе он зелёный,
На красном — румяный.
Он подбирает цвет под обстановку —
Синий, коричневый, серый или грязный.

Куда бы он ни отправился
Он отвечает на требования толпы.
В Риме он поступает так, как поступают римляне,
И поэтому сохраняет своё положение.

Я не знаю его философии —
платоновской или аурелианской.
Неважно. Кому захочется быть
Хамелеоном?




«Нервы города» (1926)

Где-то замыкается цепь,
И за много-много миль отсюда
Загорается нить накаливания;
В ход идет колесо;
Мысль передается быстро,
Выражается в самых ясных тонах,
Потому что возникает импульс
Север, Юг, Восток или Запад.

И как? Под тротуаром,
Вдали от людских глаз,
Во влажной темноте
Провода тянутся бесчисленными путями.
По кабелям, простирающимся
сквозь подземные изгибы,
они передают мысли и действия.
Они — нервы города.

[В верхней части иллюстрации изображён дневной вид
городского пейзажа. В нижней части изображён подземный вид, погружённый во тьму
за исключением двух обнажённых мужчин; из их
рук исходят разряды электричества. Картина подписана «Панкост».]




Делает это хорошо (1926)

Я ВИДЕЛ, как он выступал перед большой и разношёрстной толпой
которая искала облегчения и смеха в доме грёз и песен.
Я, конечно, не могу сказать, кем он был и откуда пришёл.
Он играл только на банджо, но играл хорошо.

Я видел, как она мыла посуду в простой маленькой каморке.
Вся её жизнь прошла в трудах на одном и том же месте.
Её лицо было изборождено морщинами, и каждая из них могла рассказать свою историю.
Она вела хозяйство, но вела его хорошо.

Я видел, как он заводил двигатель в огромной грязной комнате,
хотя в неподвижном пыльном полумраке его было трудно разглядеть.
Он внимательно следил за каждым движением поршней, которые поднимались и опускались.
Он всего лишь заводил двигатель, но делал это хорошо.

Я видел, как он копал ямы, и его руки были в грязи,
и он копал с той уверенностью, которая свойственна землекопам.
Он не стремился ни к славе, ни к богатству; он продавал только свою силу.
Он всего лишь копал канавы, но копал их хорошо.

Не так уж важно, какое дело выбрать,
если оно честное и его цели благородны.
Годы отзовутся эхом его истории в золотом колоколе,
Если он будет делать то, что у него хорошо получается.




Порабощённая молния (1926)

Поклонявшийся природе, давно умерший,
Вернулся в призрачном обличье,
Чтобы посетить то место, где в былые времена,
Он склонялся перед бурей.
Городские улицы сияли
В каждый тёмный час,
И каждое колесо крутилось
Под действием обузданной силы молнии.

«Ах, — сказал он, — времена меняются.
Это совсем другой бал.
Всё так изменилось, так странно,
Я совсем не дома.
У этих современных людей дерзкие желания;
Мы верно служили богам,
Они заставили их работать на своих мельницах
И освещать свои улицы по ночам».

[Иллюстрация, на которой из окна открывается вид на центр города в грозовую ночь.
На переднем плане рядом с окном стоит генератор. В оконных рамах
небоскрёб, другие здания и уличные фонари; всё это наполнено
светом. Из неба в генератор ударяет молния.
На картине стоит подпись «А. Стёрджес», а под ней надпись:
«Украшение от А. Стёрджеса».]




Цветы — это мысли Бога (1926)

Цветы — это мысли Бога.
Они цветут на солнце и в тени,
На протоптанной дорожке или на нетронутом дерне.
На каждом прекрасном лугу;
Во дворах, где играют дети,
И быстро летят часы;
И в конце дня приходит Любовь,
Принося свою бескорыстную дань.

Они растут молча, каждый на своём месте,
Радуясь всем, кто их любит,
Вдыхая их аромат в лицо
Всем, кто склоняется над ними.
Они цветут там, где усталый плуг
Их путь — это труд и долг.
Цветы — это мысли Бога;
Его любовь говорит в их красоте.




Молитва перед едой (1926)
[Примечание редактора: все стихи выделены курсивом.]

Ты, в чьей власти всё сущее
Благословение солнца и дождя,
Ты никогда не отнимал Свою добрую руку
От того, чтобы дать нам плоды равнины.
Ты долго укрывал нас от каждой бури.
Ты долго следил за тем, чтобы мы были сыты.
Ты долго хранил наш очаг ярким и тёплым.
И поэтому мы благодарим Тебя за наш хлеб насущный.

Когда мы собираемся за нашим простым столом
Во всей нашей сегодняшней радости
Мы благодарим Тебя за то, что Ты с нами, Господь
И просим, чтобы Ты всегда был нашим гостем.
Пусть все Твои дети, где бы они ни были,
Участвуют в Твоей щедрости и следуют за Тобой.
И вознесут они свои сердца над всеми землями и морями,
Вместе с нами, чтобы возблагодарить Тебя за хлеб насущный.




Серое воинство (1926)

С тихой южной реки,
С простирающейся западной равнины,
С причудливых холмов Новой Англии
Возвращается воинство.
Из Манилы и Эль-Каней,
Из глубин многих морей,
С цветущих полей Фландрии
Приходят сыны Свободы.

Кто эти, что нарушают тишину?
Это наши павшие храбрецы,
Которые, несмотря на годы мечтаний,
Всё ещё тревожатся в могиле.
Смотрите, они несут пылающее знамя,
Те, кто погиб за нас в былые времена.
Вот послание, которое оно несёт:
«Братья, больше не мечтайте о войне».




«Врата сердца» (1926)

Есть чудесная страна,
Город, построенный в форме квадрата.
И каждый может
Найти там пристанище.
Народы возвращаются домой,
Люди со всего мира.
Направления не имеют значения
Врата со всех сторон.

И разве это не миссия
, которую Бог дал нам...
Чтобы мир, в котором мы живем,
Все больше и больше походил на рай?
Разве мы не должны стремиться к дружбе
народов повсюду,
И пусть в сердце прекрасен город
Есть ли ворота с каждой стороны?




Высоковольтная линия (1926)

Ей не чем похвастаться.
Терпеливо она выполняет свою задачу
Летом и зимой, весной и осенью,
Ей нечего сказать и не о чем спросить.

Скромная и надёжная, верная и преданная,
Не ищущая ни смены работы, ни места,
У него есть своё предназначение,
И он выполняет его с неизменной грацией.

В своём глубоком подземном русле
Он служит своему предназначению день за днём,
Без движения, без звука,
Хоть дни ясны, хоть дни серы.

И всё же какая сила заключена
В канале, по которому он течёт
Чтобы запустить заводы города
И озарить его улицы сиянием солнца.

Я знаю людей, которые такие же.
Они не хвастаются глупыми словами,
Но все их существо пылает.
Сила струится по их пальцам.




«Я не красноречив» (1926)

«Я не красноречив», — сказал он.
«Я не могу соткать из чистого золота
Предложение, которое приятно читать,
Историю, которую приятно слушать».
Так он ответил Богу однажды
На новом берегу Тибра.
И Бог сказал: «Нет, но ты можешь сказать
Слово любви. Больше мне ничего не нужно».
И так проходили стремительные годы.
Через могучие земли и моря,
Сквозь штиль и бурю, радость и слезы,
Он верно нес весть.
Он терпел это до захода солнца,
Пока не истратил свое время и силы.
Сегодня он оказал услугу,
Красноречивее всякой речи.




Стук (1926)

ЕСТЬ знак, который всегда приводит меня в трепет
Когда я слышу этот угрожающий стук,
который всегда так грубо пронзает меня
цепкой хваткой страха.
Хотя сама мысль об этом ужасает,
а дорога домой длинна,
когда я слышу стук двигателя,
я уверен, что что-то не так.

Я знал многих людей,
Высокие и низкие, близкие и далекие,
На улице, под колокольней,
Которые были похожи на автомобиль.
Хотя успехи могут приходить сами собой,
И хотя он идет полным ходом,
Когда я слышу, как кто-то стучит
Я уверен, что что-то не так.




Жизнь (1926)

Я сказал Богу: “Жизнь - это кубок с вином,
То, что нужно испить до дна, пока мы можем;
И те, кто может испить его до дна,
И те, кто может выплеснуть его до дна.
Те, кто в полной мере
Испытал всю радость, которую оно может дать,
Те, кто в полной мере
Понял, что значит быть осознанным и жить».

Но Бог сказал: «Нет, жизнь — это картина,
Ты можешь рисовать так, как пожелаешь.
Ты сам выбираешь цвета,
И только тебе подвластно мастерство.
Ты можешь рисовать, и проклятие, и благословение
Со всем их бременем или ценностью,
Когда твоя кисть будет отброшена, станет сокровищем
Твоим даром детям земли».




Вопрос v1926

Женщины стригут свои локоны
Чтобы выглядеть так же, как мужчины.
Они отказались от юбок и стали носить рубашки,
воротнички и галстуки; а затем
мужчины начали носить панталоны
с чулками изысканной работы.
Они излучают блаженство, но проблема в следующем:
Как же нам их различить?

Однажды я увидел, как юная леди
Уронила платок, и я быстро подбежал
И вернул его ей, взволнованный до глубины души,
Но, о чудо, когда я заговорил, это был мужчина.
Тогда я похлопал молодого человека по плечу,
И он обернулся с самым дерзким видом.
Это была леди, одетая по последней моде.
Скажите, как их отличить друг от друга?




Петух (1926)

ОН ВСТАЁТ на рассвете,
Иногда чуть раньше,
Чтобы сказать нам, что рассвет серый
И он гордо торжествует.
Он хвастается, что с ним и его организмом
Всё в порядке.
Его голос с сильным акцентом заявляет
Что он — ходячая достопримечательность.

Его сотню раз пороли,
Сто раз бросали на произвол судьбы,
Но он по-прежнему бросает дерзкий вызов
Как будто никогда не искал убежища.
У него хватает смелости встать,
Выйти и стать примером для подражания,
Будь небо серым или солнечным.
За дух петуха.




«Правители Земли» (1926)

Джим Джонс с непоколебимой волей
трудился со своим жнецом и плугом.
Он вырастил свой выводок и обеспечил
их потом своего труда.
Всякий раз, когда возникали сомнения в каком-либо плане,
По-доброму и по-старинке
Он дал неизменное напутствие:
«Что бы ни говорили женщины».

Мир с его борьбой и славой
Стремится к сокровищам и очарованию.
История его лет — это история
Джима Джонса, который трудился на ферме.
Мужчины орудуют лопатой и молотком,
Но если мы спросим их, как
Миром должны управлять, они бы запнулись:
«Как бы ни говорили женщины».




Спой песенку (1926)

Когда сердце устало
И дорога длинна;
Когда день уныл,
Спой песенку.
Спой её с душой;
Пусть радость будет рядом.
И твоё сердце услышит это,
Услышит и станет сильным.

Когда твоя надежда угасает,
Когда твои планы рушатся,
Когда твои мечты рушатся,
Спой песенку.
Отправь её в полёт,
Пусть она принесёт с собой солнечный свет.
Она разбудит пением
Других в этой толпе.




Командная работа (1926)

Я вывожу своих лошадей пахать,
Или сеять, или косить.
Одна тянет плуг прямо по полю,
Другая идёт чуть медленнее.
В прошлом они часто учили меня,
Тянут в два смычка,
Они идут так быстро,
Как только могут идти вместе.

В каждом человеческом начинании мы
Вместе стремимся к цели.
И навстречу лучшему дню
Мы едем вместе.
Благодаря командной работе мы наконец-то победим,
Какая бы ни была погода.
Мы продвигаемся вперёд так быстро,
Как только можем, вместе.

[Иллюстрация, изображающая сцену из сельской жизни. Нижняя треть кадра — пейзаж.
На переднем плане — фермер, который идёт позади и управляет плугом,
который тянут две лошади. На среднем плане изображены пологие холмы и
группа деревьев. На заднем плане — горы. Верхняя часть кадра —
небо с белыми клубящимися облаками. Картина подписана «McV» (сокращение от
Дж. Р. МакВикер).]




Их первая трапеза (1926)

Ветчина была холодной. Молоко подрумянилось,
Все печенье было твердым.
Яйца и картофель тоже,
Были крепки протухшим салом.
Жизнь опиралась на тонкий посох
В том первом подношении,
Но никогда банкет не пробовал и половины
Так приятно для короля.

Шли годы. Они играли в игру,
И вскоре накопили клад.
Самые изысканные яства, какие только можно было приготовить,
были на их столе.
Они угощали отборнейшими яствами
тех, кто решал к ним прийти,
но никогда они не были такими вкусными
, как та первая трапеза дома.

[Первая буква названия стихотворения накладывается на иллюстрацию
Дом с крыльцом.]




Чинильщик зонтов (1926)

«У вас есть зонты, которые нужно починить?»
— кричит он, и его голос эхом разносится по улице.
Он обходит весь город —
город спешащих людей.
Почему так, ведь на ясном небе
нет ни облачка, ни серой тени?
Потому что, когда погода ясная,
мы должны думать о дождливом дне.

Ведь сезон дождей наступит,
как это было с начала времён.
И кто-то будет готов, а кто-то
не включит это в свои планы.
Когда он наступит, будет уже слишком поздно
взывать к нашему терпеливому старому другу.
Мы не услышим его крика у ворот:
«У вас есть зонтики, которые нужно починить?»




The Cross v1927
От Луки 22:42. «Но не Моя воля, а Твоя да будет».

В какой-то роковой час и день
Каждый выходит на пересекающиеся дороги.
С одной стороны — цветы и солнце,
С другой — заботы и потери.
Дух будет готов
Чтобы выбрать лучший путь.
Плоть ослабеет и впадет в отчаяние,
И дрогнет в испытании.

Где-то на жизненном пути
Каждый находит свою Голгофу.
Там каждый должен бороться с самим собой,
И одержать победу.
Как благословен пройденный путь
Когда плоть уступает духу;
Когда пути самости и Бога пересекаются,
И восторжествует Божья воля.




Плач Купидона (1927)

Угольной лампы больше нет,
Пламя угасло.
Сверкающая люстра висит
На том месте, где когда-то были влюблённые.
Туда, где всё сияет, они не пойдут.
Никто не может изменить это или усомниться в этом.
Они хотят сидеть там, где приглушён свет.
Что я могу с этим поделать?

Мне было гораздо проще
В те далёкие дни,
Когда любопытные не могли нас видеть.
Тогда все мечты о любви были прекрасны.
Они искали уголок, который ночь
Завесила шторами — вы их видели;
Но теперь между ними встал свет, разрушающий сумерки,
Увы, он встал между ними.




День за днем (1927)

День за днем мир движется вперед;
День за днем наш труд завершен;
День за днем мы встречаем рассвет,
И приближаемся к заходу солнца;
День за днем проявляется наша судьба;
День за днем мы строим годы.
Единственный способ - день за днем;
Что бы мы ни делали, мы должны делать это сегодня.

День за днём — и жизнь пройдёт;
День за днём мы должны быть довольны.
Как бы далеко ни сияла наша мечта,
День за днём — вот всё, что у нас есть.
День за днём — и камни собраны,
И великая мозаика жизни собрана воедино.
День за днём — но когда всё пройдёт
Наконец-то мы достигнем цели наших мечтаний.




Будущее (1927)

Тиран призвал, как это обычно делают тираны,
Художника, искусного в передаче формы, цвета и линий.
Он сказал ему: «Нарисуй для меня правдивую картину
Завтрашнего дня моего спокойствия.
Раскрой для меня врата будущего.
Открой врата грядущих лет.
Что бы ни сулили они
Вернись и пророчествуй для меня».

Художник вышел на оживлённую улицу.
Он провёл там много тревожных дней
Там, где встречаются богатые сыновья и оборванцы
Чтобы говорить, смеяться, петь, мечтать и играть.
Затем он снова отправился в комнату тирана,
Предстал перед ним с законченной работой и улыбнулся.
Вот на холсте, который он искусно написал
Нарисованные черты маленького ребёнка.




Божьи нравы (1927)

Если хочешь узнать Божьи нравы,
Выйди однажды летним утром,
И увидишь, как розы покрывают
Острота шипа.
Смотри, как ярко светит солнце,
Прогоняя тучи,
И слушай радостные слова,
Которые произносят маленькие люди.

Смотри, как растут зелёные посевы
В росистом воздухе,
И видишь любовь и красоту
Повсюду вокруг тебя.
Ни уродства, ни зла
Не видно ни на небе, ни на земле.
Спросите в любое летнее утро,
Хотите ли вы узнать о Боге.




Великое приключение (1927)

Великое приключение - это не смерть,
Это жизнь.
Это чувствовать пульсирующий круг дыхания,
Занять место и удержать его в борьбе.
Надеяться, и планировать, и чувствовать, и любить, и мечтать,
Смотреть и карабкаться
К далёким скалистым вершинам, где мерцают
Образы возвышенного.
Давайте жить не потому, что мы должны,
А потому, что мы живём
Чтобы ощутить могучую силу доверия,
Чтобы у нас была работа, которую нужно сделать, и дар, который нужно отдать.
Возможно, плата не будет велика в сияющем золоте,
Но можно получить
Достаточно разнообразных удовольствий
Чтобы порадовать нас.




Сердце ребёнка (1927)

Что бы ты ни написал на сердце ребёнка,
Никакие воды не смоют этого.
Песок может смещаться, когда бушуют волны,
И усилия времени могут сойти на нет.
Некоторые истории могут исчезнуть, некоторые песни могут быть забыты;
Но эта высеченная на камне запись не меняется с течением времени.

Что бы вы ни написали на сердце ребенка,
История радости или заботы
О том, что Небеса благословили, или о том, что Земля осквернила,
Останется там неизменно.
Тот, кто это пишет, запечатал это навсегда, и да.
Он должен ответить перед Богом в Великий Судный день.




Как это началось (1927)

Когда Фалес Милетский
Однажды пошёл в лавку
И купил немного янтаря
По-человечески
Он взял кусок шерсти
Чтобы немного его потереть,
И вот, ворсинки и пылинки
Сразу же притянулись к нему.

«Ха, — сказал старый Фалес, — это точно,
Полуслепой мог бы увидеть,
Это трение породило
Какая-то невидимая энергия».
Сегодня эта сила
Трудится на земле.
Сколько стоили янтарь
и кусок шерсти Фалеса?




В «Конференции» (1927)

ДЖОН ДЖОНС был главой крупной городской фирмы,
и бесчисленное количество раз наступал на какого-нибудь бедного червячка.
Его сотрудники были должным образом обучены. Каждый знал, что нужно делать
Чтобы не пускать тех, кто не был избран, и пропускать избранных.

Людям, пришедшим с честными намерениями, уставшим женщинам, занятым мужчинам,
Говорили, что он на совещании и не может их принять.
«Приходите чуть позже», — звала секретарша,
И Джон умудрялся вообще не видеться с большинством из них.

Он скончался в своё время, как это бывает даже с богатыми людьми,
И подошёл к райским вратам, словно торопясь войти.
Но, о чудо, путь был надёжно преграждён, и, сидя в кресле,
Он увидел девушку в белом, которая спросила, что ему здесь нужно.

«Я надеялся, — сказал он, — что святой Пётр будет здесь и пропустит меня».
На стандартном канцелярском языке она ответила так:
«Святой Пётр на совещании. Как долго? Я не знаю.
Приходите чуть позже — скажем, через миллион лет или около того».




Изобретательный гений (1927)

Я перечислил изобретения
С незапамятных времён,
И отмечал открытия
вплоть до наших дней.
Я заметил одну маленькую деталь
в каждом из них.
На самом деле всё очень просто
— если посмотреть, как это делается.

Кто-то находит секрет
который никто больше не видел,
использует знакомые законы
и создаёт новую машину.
Среди них нет ни одной задачи
Требующей столько ума,
Которую я не смог бы выполнить
— Если бы только подумал об этом.




Утренняя молитва (1927)

Отче, дай мне силы хранить и направлять меня
В течение дня.
Дай мне знать, что Ты рядом со мной,
Что никакое зло не коснётся меня
В работе или в игре.

Научи мои руки какому-нибудь доброму делу
Пока будут тянуться золотые часы,
То, что будет длиться вечно
Позволь мне принести Тебе, Дающему,
Когда день закончится.

Когда, наконец, солнце зайдет
Вниз по склону на Запад,
И опускаются вечерние тени
Скажи миру, что день подходит к концу,
Следи за моим отдыхом.




Старинные фотографии (1927)

Старый альбом в плюшевой обложке
На журнальном столике
— это всего лишь далёкая страна,
полузабытая земля,
населённая людьми,
сильными, как крепкие дубы,
стойкими, как холмы, которые они покорили,
— милыми старомодными людьми.

Посмотри на эти честные лица,
Причудливое и невзрачное платье,
Напряжённые и неестественные позы
Когда-то считались красивыми.
Взгляните на эти торжественные лица.
Они отложили свои шутки
Чтобы их сфотографировали
— Милые старомодные люди.

Они проложили тропы через леса.
Они засеяли почву.
Они построили оживлённые города
Неустанным трудом.
Они заложили прочный фундамент,
Честными, мужественными шагами,
На котором мы строим будущее.
— Милые старомодные люди.




Проблема (1927)

ТЫ, Бог маленьких детей,
И Отец всех нас,
Кто знает все наши страдания,
И внемлет каждому зову,
Открой нам тайну
И скажи, что нам делать
Чтобы наши дети оставались маленькими
И при этом взрослели.

Мы ценим преданность,
Маленькие бархатные ручки,
Нежные приветствия.
Любовь всегда всё понимает;
И всё же мы хотим, чтобы они становились
Сильнее и открывали для себя новые перспективы.
Как нам сохранить их маленькими
И чтобы они тоже выросли?

[Иллюстрация, на которой изображена молодая девушка, смотрящая на далёкий замок. Она
стоит рядом с деревом, которое обрамляет её справа и сверху. Её ноги в
каблуках стоят среди разбросанных листьев. Её юбка и шарф развеваются
на ветру, дующем со стороны замка. В центре изображены
холмистые равнины. На небе за замком клубятся облака. Произведение искусства
подписано «Харви Фуллер».]




Ученик (1927)

Величайшее провидение отца,
Самая искренняя молитва матери
Сосредоточены на будущем
Этого маленького мальчика.
Они разбудили его,
И одели во всё самое лучшее.
Они отправили его и поверили
Что ты сделаешь всё остальное.

Он нужен измученной планете,
И она будет терпеливо ждать
Пока он не принесёт свою службу
К вратам будущего.
Он — надежда, которую она лелеет.
Она хочет, чтобы он был сильным и верным.
Она отправляет его в твой класс,
А остальное оставляет тебе.




Реквизиция (1927)

Укажи мне тихую дорогу, по которой я мог бы идти
Где соизволят расти розы.
Где падают солнечные лучи, и просыпаются малиновки,
И деревья отбрасывают тени.

Дай мне немного места, чтобы попробовать
Выполнять свою человеческую роль,
И выполнять свою работу с течением дней
Образ моего сердца.

Дай мне очаг, где я могу быть
Когда сумерки окутают Запад,
Со мной будут дорогие люди, которые посидят со мной,
И ты можешь отдохнуть.




Убежище (1927)

У БОГА есть место, и оно никогда не бывает далеко,
Где достигают огромных арок золотые ворота,
Где тихие проходы и сводчатые потолки,
И где всегда ждет просторный алтарь;
Место, куда могут свободно приходить усталые души,
Сердца, израненные острыми шипами земли, находят убежище,
Грустные, одинокие души снова чувствуют себя как дома,
И все находят покой и утешение для сердца и разума.

Это дом, стены которого не сделаны руками.
Никто не видит его, кроме измученного ребёнка, которому не всё равно.
В каждом месте горя и нужды он стоит,
Везде, где горе осмеливается произнести молитву.
Самый слабый, бедный, отстраненный дух, испытанный
Мрачными преследователями поражения и боли,
Может потребовать своего убежища. Затем, когда слезы высохнут
Он ждет в тишине, пока они не упадут снова.




Секрет (1927)

СТАРЫЙ дядя Джон пользуется успехом,
И все его усилия не увенчались успехом.
Однажды мы попросили его признаться,
Всем нам, как именно он это сделал.
“Я и сам толком не знаю”, - сказал он,
“Но мое убеждение все еще растет,
Что никакого изысканного рецепта не существует.
Ты просто начинаешь - и продолжаешь в том же духе ”.

«Не жди, что всё сложится само собой,
потому что так бывает очень редко.
Выбери путь, и днём, и ночью,
в бурю и в ясную погоду продолжай идти по нему.
Не трать время на споры о том, что лучше.
Пески жизни быстро текут.
Почти любой достойный путь благословен,
если ты начнёшь и будешь продолжать идти».




Зрение и вера (1927)

Я шёл по освещённой солнцем дороге
Через прекрасные поля, где цвели цветы.
Она пролегала вдоль тихих ручьёв, через спокойные долины,
И повсюду царили красота и радость.
Я шёл, и моя душа была так уверена.
Я и не мечтал, что когда-нибудь всё изменится,
Пока я двигался к сияющей цели,
Которая казалась мне такой близкой вдалеке.

Но вот настал час, когда сгустились сумерки,
И закат медленно растворился в ночи,
С каждым часом зрение слабело,
И я больше не мог ориентироваться по зрению.
Но когда день сменился тусклыми тенями,
Без звезды, что озаряла бы путь мерцающим светом,
Я взял Бога за руку и продолжил путь с Ним,
И внезапная слава озарила весь мой путь.




Начало (1927)

Призрак отца Гутенберга
вернулся с визитом.
Он увидел современный печатный станок,
И воскликнул: «Боже правый, что это?»
Он увидел, как работает линотип
С бесконечной композицией,
И сказал: «Должно быть, мой разум
Не в лучшем состоянии».

Он слышал, как мальчишки-газетчики расхваливают свой товар,
И видел, что книжные магазины полны,
На каждом прилавке лежали журналы
Так, что у него закружилась голова.
Он сказал: «Кто бы мог подумать
Всё это я вам рассказывал?
В конце концов, никогда не угадаешь,
с чего всё может начаться».




Успех (1927)

Успех — это не накопление золота,
вырванного из ослабевших рук,
и не мрачное преимущество там, где всё покупается и продаётся
Грузы флотилий из далёких стран.
Это не глухота к мучительному крику
Изнуряющей нищеты или горькой нужды,
И не триумфальное шествие к победе
Над бледными губами и кровоточащими человеческими сердцами.

Успех — это жить полной жизнью каждый час,
Находить радость, которую он приносит,
Не оставляя без внимания ни одной песни, не пропуская ни одного цветка,
Не ощущаешь ни трепетной красоты вещей.
Успех — это утешение для израненных человеческих сердец.
Вдыхание новой надежды в отчаявшиеся уши,
Добровольное служение во имя любви,
И сеяние счастья сквозь годы.




«Бэнтемы» (1928)

У нас есть карликовый петух со смешным личиком,
И своей развязной походкой он даёт нам понять, что считает это место своим.
Он будет командовать курами с важным видом и манерами,
И самое странное, что у него это обычно получается.
У нас есть брамы, роксы и кохинхины — все они большие, сильные и выносливые;
Но они позволяют этому карлику управлять всем, потому что у него хватает наглости.
Большие, ленивые и добродушные, они ищут тенистое местечко,
Не оспаривая его дерзкого утверждения о том, что он имеет право всем заправлять.

И иногда мне кажется, что весь мир — это огромный скотный двор.
Та же ситуация, а века летят.
Люди большие, сильные и способные выбирают лёгкий путь,
В то время как суетливые коротышки добиваются своего.
По крайней мере, я называю это странным, что корона так часто оказывается на голове.
У какого-нибудь самопровозглашённого демагога, который так часто носит скипетр,
А не у того, кто способен проложить путь,
Но какой-то дерзкий карлик, рождённый для того, чтобы прихорашиваться и важничать.




Charge Account (1928)

Вам может казаться, что вы справляетесь. Какое-то время вам может казаться, что вы справляетесь.
Но не стоит щёлкать пальцами перед лицом судьбы и улыбаться.
Хотя сейчас она, возможно, и не требует от вас полной суммы,
однажды вы обнаружите, что она ведёт бухгалтерский учёт.

Она никогда не ссорится с нами и не смотрит на нас неодобрительно,
но ещё никому не удавалось найти ошибку в её записях.
Она очень аккуратно записывает каждую статью расходов, но всё же
настанет день, когда она предъявит вам счёт.

Она не просит больше, чем ей положено, ведь судьба всегда справедлива.
Ни один торговец во всём мире не был так честен.
Хорошие методы ведения бизнеса, вот и всё. Другого пути нет.
Ты можешь продержаться какое-то время, друг мой, но однажды тебе придётся заплатить.




Крупный план (1928)
[Примечание переписчика: все стихи выделены курсивом.]

Есть много ангельских лиц,
Если смотреть издалека,
Которые при ближайшем рассмотрении
Очень быстро превращаются в глину.
Есть много несравненных героев
Которые могут держать нас в плену своих чар,
Но которые отступают перед слабостью
Когда мы действительно хорошо их знаем.

Есть много шипящих злодеев
Которые, при ближайшем рассмотрении, оказываются
Обладателями доброго сердца
И весьма благородной чести.
Так и проходит вся картина,
Как, наверное, и должно быть,
Что крупный план рассказывает историю
О том, сможет ли человек пройти испытание.




Приход и уход (1928)

Я СПУСКАЮСЬ вниз, когда прибывает поезд,
Неважно, что за день,
Когда одни прибывают среди шума,
А другие уходят.

Я вижу радостные лица, смотрящие вниз
На беговую дорожку, которая тянется дальше
Вдали от тихого маленького городка,
Не терпится уехать.

Но, о, глаза, наиболее полные веселья,
Я вижу в поезде
Видели чудеса земли
А потом возвращайся домой.

Блаженна та дорога, что уводит прочь
Туда, где могут бродить неугомонные;
Но каждый из нас больше всего на свете любит
Дорогу, что ведёт обратно домой.

Амбиции заставляют нас всех отважиться
На далёкий, манящий путь;
Но когда мы устанем от забот
Сердце вернёт нас обратно.




Успех дня (1928)

Когда закат опускается на твой день
И исчезает за горизонтом.
Когда заботы о делах остаются позади
И ты ложишься отдохнуть,
О результатах дня
Или о неудачах будет сказано
В терминах человеческого счастья
А не в терминах золота.

Есть ли сегодня у чьего-то очага
Больше радости из-за того, что ты сделал?
Встречает ли кто-то горькую борьбу
С мужеством, которому ты научил?
Прибавилось ли что-то к запасу
Человеческого счастья?
Если так, то этот день
Был по-настоящему успешным.




Жалоба Земли (1928)

С незапамятных времен они царапали мое терпеливое лицо
Плугом, киркой и лопатой, со всей уверенностью и изяществом.
Они вырыли свои источники, и вырыли колодцы, и сделали ямы для столбов,
Везде, где им заблагорассудилось это сделать.
Но в последнее время они, похоже, чувствуют, что со мной что-то не так
Чем казалось специалистам, пришедшим поначалу.
Они прекратили малоинвазивное вмешательство — оно казалось слишком лёгким
— и приступили к серьёзной работе по восстановлению моей системы.

Они пробили шахту глубиной в целую милю сквозь камень, песок и глину.
Они вгрызаются в него дрелями и бурят его целыми днями.
Они прорубают туннель в холме и подгоняют два его конца.
Они рубят так, словно это совсем не больно.
Они меняют русло рек и форму водопадов.
Они выкапывают глубокие котлованы для своих мостов и стен.
Какая-то крупная операция вот-вот начнётся
В последние дни я придерживаюсь своего рода диеты.

[Стихотворение сопровождается фотографиями землеройной техники в действии
по всему миру (по часовой стрелке, начиная с правого верхнего угла): Египет, Новая Зеландия,
Формоза, Чили, Родезия, Сицилия, Голландская Ост-Индия, Гондурас, Ирландия,
Нигерия, Индия и США]




Эволюция (1928)

Сверкающий автомобиль
Стоял у обочины.
Бойкий и хитрый продавец
Раздавал рекламный ролик.
Велосипед был прислонен
Его изношенная ручка
У столба — ранний
предок автомобиля.

Затем, фыркая, по мостовой
пронёсся мотоцикл,
Замедлив ход между велосипедом
и автомобилем, таким ярким и новым.
«Ага, — прошептал автомобиль,
— Кажется, я эволюционировал
из вон того велосипеда,
и вот оно, недостающее звено».




Faith v1928

Если ты изгонишь
Во внешнюю тьму твоего разума
Всё, в чём ты можешь усомниться,
Или найти какой-то странный и тщетный повод для насмешки,
Или обвинить века, доверчивые и слепые,
Всё, в чём не уверен весь мир,
Друг мой, ты будешь жалостно беден.

Если твоя вера цепляется
За всё хорошее, прекрасное и правильное,
Что даёт нам опыт веков,
И предлагает то, что необходимо
То, что вечно держится на простой силе правды,
Веря в каждое до тех пор, пока оно не окажется ложным,
Неисчислимые богатства сердца — для тебя.




Свобода v1928

Свобода совершать трудный подъём
От мрачных глубин к возвышенным высотам;
Свобода искать помощи у Истины
В освоении выбранного ремесла;
Свобода играть честную роль,
И превращать достойное дело в искусство;
Свобода бороться с улыбкой на лице —
Вот свобода, ради которой стоит жить.

Свобода хранить поющее сердце
Среди тревог и суеты;
Свобода служить сердцем, разумом
И рукой на благо человечества;
Свобода пройти самое суровое испытание
Зная, что ты сделал всё, что мог;
Свобода преодолевать трудности —
Вот свобода, ради которой стоит жить.




«Упряжь» (1928)

«Что означает вся эта масса проводов?»
— спросил гость с Марса.
«У нас нет ничего подобного
В нашей части звёздного неба.
Все эти трубопроводы и кабели,
Эта поющая машина
С её жужжащими колёсами и двигателями
— какое отношение они имеют к вещам?»

«Самое прямое, — ответил ребёнок с Земли.
— У нас есть гигант, которого никто не видит,
Он обслуживает каждый маленький дом,
Каждая фабрика и каждая машина
Выполняют нашу работу, перевозят наших людей
И несут добрую весть о дружбе.
Вся эта проводка, которую вы заметили,
— это упряжь, которую он носит.




Его звёздный час (1928)

Он возглавлял процессию
на многих парадах.
Он слышал звонкое эхо
Где раздались громкие аплодисменты.
Но ничто не сравнится
С тем временем в его ранней юности
Когда его родители впервые обнаружили
Что у него прорезался зуб.

Он публиковал научные труды
И произносил множество речей.
Он путешествовал, и его чествовали
По всей стране и за океаном.
Но никогда ещё героя
Не восхваляли и не воспевали так, как его
Как в ту исчезнувшую полночь
Когда он впервые прорезался зубом.

[Иллюстрация сердца, на котором изображён маленький ребёнок. Ребёнок сидит
вытянув ноги вперёд, правая рука у рта, а в левой
он держит что-то похожее на погремушку.]




«Я приложил морскую раковину к своим ушам» (1928)

Я приложил морскую раковину к ушам
Сегодня ненадолго
И услышал эхо лет
Доносящееся издалека.
Я услышал десять тысяч тихих прощаний
С сердцами, которым суждено скитаться,
Десять тысяч приглушённых криков
О кораблях, которые не вернулись домой.

Я услышал историю о мечтах
Тех, кто отправился в далёкое путешествие,
Но не вернулись сияющие отблески богатства
В родную гавань.
Я слышал историю о храбрецах
Которые несли бремя свободы,
Которые сражались на волнах
Но больше не борются.




Неизбежность (1928)

Подобно круговороту славы в ясный день,
Подобно тени, скользящей по траве,
Подобно вечернему рассказу,
Божьи замыслы вскоре воплощаются в жизнь.

Подобно прикосновению капли росы,
Подобно майскому ветерку,
Подобно порыву ветра,
Обещанное Богом царство не за горами.

Подобно стремительному движению звёзд,
Подобно бескрайнему пути, по которому они плывут,
Подобно бескрайнему океану без берегов,
Божья любовь охватывает всё.




Железо (1928)

Кусок железа был обработан
С высочайшим мастерством рукой и разумом,
Чтобы выковать острейшее лезвие,
Или создать чудо-инструменты,
Или натянуть струны, пробуждающие симфонии
Из глубины веков.

Другой кусок лежал тусклый и мёртвый
В то время как дни надежды и чуда пролетали мимо.
Он не чувствовал ни малейшего желания
Пройти через очистительный огонь мастера.
Он лежал без движения и никогда не тосковал
По трепету и радости, которых ему не хватало.

Я не восхваляю и не порицаю.
Я лишь говорю, что это позор
Что металл, созданный для чудесных вещей,
Тонких инструментов, отзывчивых струн,
Должен быть исчерпан в своём стремлении,
Остаться на стадии разработки.




Я хочу (1928)

Я ХОЧУ иметь глубокую шахту, где золото не знает меры,
Дом с самыми просторными и редкими комнатами,
Наполненный предметами красоты и удовольствия,
С гобеленами, сотканными на лучших ткацких станках.
Я хочу иметь большой флот, который будет бороздить океан,
И привозить мне всё самое лучшее, что есть в мире.
Я хочу иметь кортеж, с глубочайшей преданностью
Выполняйте мои приказы, исполняйте мои желания — и даже больше.

Я хочу власти и богатства,
Империи, которой я буду править как король.
Я хочу богатой дани, которую могут принести вассалы,
Хвалы, которую могут вознести верные подданные.
Я хочу земных наслаждений без ограничений и запретов,
Самых роскошных, какие только можно себе представить или спроектировать.
Один лишь вопрос немного тревожит меня —
Что я буду делать с ними, когда они станут моими?




Счастливчик (1928)

Он упорно шёл вперёд,
Движимый высокими амбициями.
Он прилагал все усилия
Чтобы улучшить своё положение.
Он заплатил цену за труд,
Как и другие до него.
Богатый и щедрый урожай
Принёс ему его усердный труд.

Однажды утром двое бездельников
Обменивались пустыми разговорами,
Их беседа скатывалась
От непристойностей к презрению.
Он прошёл. Один из них сказал: «Это Свиззи.
Мой путь всегда был тернист.
Но некоторым живётся легко.
Этому парню точно повезло».




Успех и неудача (1928)

Тот, кто создаёт себе громкое имя
И наполняет страну своей славой,
Тот, кто ищет и использует земную власть
Чтобы добиться величественного триумфа,
Тот, кто возводит богатый и высокий
Особняк, хмурясь, смотрит на доброе небо,
Если он не обрёл счастья
Всё равно потерпел неудачу.

Тот, кто живёт в скромных стенах
Где его ждут лишь тяжкие заботы,
Кто строит планы, когда его близкие спят
Где он найдёт завтрашний хлеб,
Чтобы подбодрить того, чьё сердце наполняет
Скромная радость от простых вещей,
Если счастье увенчало его имя,
Он всё равно успешен.




«Проблема с кино» (1928)
[Примечание транскрибатора: все стихи выделены курсивом.]

Проблема с кино,
Как мне кажется,
Не в том, что видят во мне мудрые люди

Но я всё же возражаю
Смело и решительно
Против одного вопиющего зла
— пустой траты заварного крема.

Если бы вся эта драгоценная выпечка
Бросалась с таким изяществом,
С такой техникой и точностью,
Прямо в лицо какому-нибудь бедняге,
То все они собрались бы вместе
Для моего удобства я
Просто уйду на покой
И буду жить на заварной крем.




«Идущие с Богом» (1928)

Тот, кто идёт с Богом, должен идти своим путём
Сквозь дальние расстояния и серость
К целям, которых не видят другие,
Туда, куда другим нет дела.
Тот, кто идёт с Богом, не должен бояться
Когда появляются опасность и поражение,
И не останавливайся, когда кажется, что надежды больше нет,
Ибо Бог, наш Бог, всегда идёт вперёд.

Тот, кто идёт с Богом, должен двигаться вперёд
И в солнце, и в облаках,
Когда все ожидающие тысячи ликуют,
Или когда они лишь усмехаются;
Когда все испытания остаются позади
И не осталось ничего, кроме угасших сил.
Но однажды он встретит рассвет,
Ибо Бог, наш Бог, всегда в движении.




Жажда странствий (1928)

«Я хочу куда-нибудь уехать»,
— Взывает каждое неравнодушное сердце.
«Я хочу переплыть море,
И найти место, где сердца свободны.
Я хочу смотреть на более голубое небо
И стоять там, где возвышаются более высокие горы.
К тропическим пейзажам, к арктическим снегам
Я хочу отправиться, я хочу отправиться туда.

И вот мы идём разными путями
Сквозь мили и дни.
Мы видим чудеса земли.
Мы разделяем её горе и радость.
Время покрывает наши волосы снегом.
Мы спотыкаемся под тяжестью забот.
И вот однажды раздается надрывный крик:
«Пожалуйста, забери меня домой, чтобы я мог умереть».




Божественный образ (1929)

Что-то внутри меня заставляет меня любить розы;
Что-то внутри меня заставляет меня искать в небе;
Что-то внутри меня заставляет меня бродить по лугам;
По лесам, где деревья неподвижны и высоки.
Что-то внутри меня заставляет меня сидеть в сумерках
В восторге от звёздного света на земле;
Что-то внутри меня трепещет от прекрасной музыки,
Это что-то внутри меня роднит меня с Богом.

Что-то внутри меня роднит меня с братьями
Кто разделит со мной путь, который я должен пройти;
Что-то внутри меня пробуждает надежду и стремление
Бороться за вершины, что ждут меня впереди.
Что-то внутри меня заставляет меня мечтать
О небесном среди терний и грязи;
Что-то внутри меня говорит о свете и красоте,
Это что-то во мне роднит меня с Богом.




Домси (1929)

Просты его привычки, незамысловат его привычный рацион,
Скромна крыша, укрывавшая его по ночам.
Он не искал привилегий по рангу или положению,
Разве что стать носителем света.
Он мечтал о будущем для мальчиков до него,
И вел их все дальше к цели.
Высоты, которые они завоевывали, доставляли ему неизгладимую радость
Чьи лица запечатлелись в его душе.

Во многих деревнях и отдаленных городах
Мы прожили сильные жизни, которым он дал свет.
Бились сильные сердца, и сильные руки были протянуты в сострадании
Он учил благословлять, озарять и спасать.
На тихом склоне холма он спит,
Он наслаждается отдыхом после последнего учебного дня,
Но повсюду его мальчики сохраняют веру.
Они вечно будут нести его факел.




«Счастливый конец» (1929)

Мне нравится читать захватывающие истории о приключениях и опасностях.
Я слежу за каждым персонажем с искренним удовлетворением.
Если правда и ложь, добро и зло, поражение и триумф сливаются воедино,
то история неуклонно движется к счастливому финалу.

С какими бы превратностями ни сталкивался сильный герой,
как бы ни развивался конфликт на переполненных страницах,
если в конце всё заканчивается хорошо, а зло побеждено,
то каждая счастливая мечта наконец сбывается, а каждое достойное дело завершается.

Они говорят мне, что в наши дни так писать не принято.
По их словам, правильно будет добавить немного ошибок, чтобы испортить текст.
Оставить слёзы невыплаканными, несправедливость — неотмщённой, а ошибку
— не исправленной в общем царстве бед и ужаса.

Но я всё ещё верю, что можно цепляться за глубокое убеждение детства
в том, что справедливость восторжествует как в жизни, так и в вымысле,
что добра больше, чем зла, радости больше, чем слёз,
и что милосердное провидение всё ещё хранит нас.

Я думаю, что, когда пройдут все годы, сердце мира будет петь,
что повсюду будут звенеть колокола безграничного счастья,
и великий Автор истории жизни, дарующий милость,
Приведет историю мира к счастливому концу.

[Иллюстрация рыцаря в доспехах, скачущего на скачущей лошади и держащего на руках
женщину, сидящую перед ним. В правой руке рыцарь держит длинный
посох с небольшим флажком на конце, в то время как левой рукой он удерживает женщину.
Его плащ развевается на ветру. Лошадь покрыта попонами от
головы до задних конечностей. Они расположены в центре кадра, а за ними поднимается
облако. В правой нижней части кадра видна
растительность. В левой верхней части кадра на небольшом расстоянии виден замок на холме
away. На рисунке есть подпись, но стилизованная последняя буква
фамилии вызывает сомнения; «R» завершила бы имя «Стэнли
Хантер».]




А ты пробовал? (1929)

Ты уверен, что не сможешь этого сделать?
Ты действительно доволен
тем, что никогда не сможешь этого сделать?
А ты пробовал?

Тысячи сомнений терзают тебя
Своими стрелами со всех сторон
Пока твоя надежда и мужество не покинут тебя?
Ты пытался?

Ты перестал мечтать о победе?
Умерли ли твои надежды?
Действительно ли ты добился своего?
Ты пытался?




День памяти, 1929
Исход 12:14. «И будет этот день вам памятным днём».

Их барабаны молчат. Все их знамёна свёрнуты.
Они больше не чувствуют огненного дыхания битвы.
Это самая многочисленная армия в мире,
разбившая лагерь на безмолвных полях смерти.

Они заплатили цену за мир и счастье.
Они прошли свой Крестный путь.
Они взошли на Голгофу самопожертвования,
И нашли место среди могучих мертвецов.

Годы идут, но с их течением
Пусть эта нежная память не угаснет.
Пусть их прекрасная история будет рассказана вечно
Среди нежных, улыбающихся майских цветов.




«Современный ученик» (1929)

У меня новая учительница
уже неделю или две.
Она, кажется, довольно умная
и хорошо знает свой предмет.
Она приятная и привлекательная,
насколько я могу судить.
С ней только одна проблема.
Она меня недолюбливает.

На самом деле, у нее есть представление,
Сохранившееся с прежних времен,
Что все, что касается классной комнаты,
Должно идти другим путем.
Итак, единственное возражение
, Которое может найти любой
- это неподчинение.
Я не могу заставить ее возражать.




Мой маленький огонек (1929)

Мой маленький огонек жизнерадостен,
Неизменен в своем изяществе.
Какая бы ни была погода,
оно сияет.

Здесь всегда рады
тем, кто ищет свой очаг,
Вдали от всех тревог
и стремлений земли.

Здесь всё так понимающе.
Когда день проходит плохо
и я рассказываю о своих бедах,
здесь над ними смеются.

Так я забываю лихорадку
ложных и тщетных желаний,
и нахожу, что жизнь благословенна
У моего маленького камина.

[Иллюстрация, на которой изображён мужчина, сидящий перед очагом. Он одет в костюм
и галстук, улыбается и наклонился вперёд, уперев локти в бёдра.
В левой руке он держит длинные щипцы, направленные на огонь, а подбородок лежит на
в правой руке. Решетка очага украшена двумя совами,
а рядом стоит подставка для бревен с дополнительными бревнами. На
каминной полке растение. На заднем плане - окно с открытой шторой, украшенное
венком. Канделябр с пятью зажженными свечами находится перед окном,
и с обоих концов по бокам установлен подсвечник с зажженной свечой.
Подпись художника, сделанная курсивом, делает название неопределенным.]




Благодарность (1929)

Сегодня я услышал тихий звук.
Все цветы замерли в молитве.
Лилия, роза, золотарник
И фиалка благодарили Бога.
За что? За солнце, дождь и росу,
Что не подвело меня в это время года,
Земля, ветры с их лаской;
И простое повседневное счастье.

Я покраснел, ведь моя мысль не обрела крыльев,
Чтобы благодарить Бога за простые вещи.
Ни внезапная удача не одарила
Меня богатым и ценным грузом.
Но я знал, что такое дождь, солнце,
Укрытие и отдых, когда день подходил к концу,
Одежда, еда и счастливые часы.
Я был менее благодарен, чем цветы.




«Чего бы он ни желал и что бы ни планировал» (1929)

Чего бы он ни желал и что бы ни планировал,
Три вещи сделают человека сильным или сломят его:
Работа, которой он посвящает себя,
Чтобы зарабатывать на жизнь.
Друзья, которым его сердце отдаёт дань,
Чьи тени ложатся на его душу.
Цель, ради которой он трудится и борется
и которая направляет его жизнь.
**********
 Age of a Heart (1925)

 SO LONG as stars are bright and fair
 And skies are blue and clear;
 So long as joy is in the air
 And Dreamland hovers near;
 So long as roses blossom gay
 And song is on the tongue--
 Tho brow be lined and hair be gray
 That long the heart is young.

 But when the sky grows dull and sere
 And roses fade and die;
 When song no longer holds the ear
 Nor Dreamland hovers nigh;
 When passing days no wonder bring,
 No great adventure hold--
 In spite of time or anything
 [Transcriber’s note: Last line is missing from source.]




 The Children v1925

 The dear little children that climb on the knee,
 The promise and hope of the morrows to be
 --Their song is unfailing; their spirits are bright;
 Their hearts are courageous from morning till night,
 How helpless they are! On our mercy they wait.
 The hands of their elders must fashion their fate.
 They are frail little barks to be launched on the sea
 --These dear little children that climb on the knee.

 Oh guide them with hands that are tender and true.
 The voyage is long and the lighthouses few.
 What struggles await them! What conflicts and fears!
 What dream castles shattered! What heartaches and tears!
 Their skies will have clouds, and the clouds will bring rain.
 Then all will give way to the sunshine again.
 Bound upon their souls are the ages to be
 --These dear little children that climb on the knee.




 Credo (1925)

 Lord, I believe
 That thou hast made the earth, the sky, the sea,
 And all the members of immensity,
 The rose that blooms beside the traveled way;
 That thou didst weave
 The fabric of the dawn and close of day.

 Lord, I believe
 That thou hast fashioned me to be thine own,
 Hast made my human heart to be thy throne,
 Hast made this voice of mine that it should sing
 From morn till eve,
 These hands the precious gift of love to bring.

 Lord, I believe
 That yonder, past the valley’s shaded rim,
 The lifting crest that seems so cold and dim
 Is but the outlines of another shore
 That doth receive
 The loved and lost of earth forevermore.




 The Fabulous City (1925)

 There rises in the distance
 Across the Vale of Dreams
 A fair and lovely city,
 Built on get-rich-quick schemes.
 Its towers are bright and shining.
 Its streets are paved with gold,
 Paid for by mine promotions
 And stock sales bad and bold.
 Wondrous that shining city
 Before our vision stands,
 But when we come to touch it
 It crumbles ’neath our hands.
 Ethereal its fabric,
 Intangible its soil.
 ’Twas builded with the fortunes
 We never made in oil.




 Home v1925

 Standing beside a quiet path they found it.
   A humble little house it was, and low.
 With patient hands they planted flowers around it,
   And flung its windows to the sun’s warm glow.
 They laid an open book upon the table,
   And hung a simple picture on the wall.
 They trained a vining rose around the gable.
   They built a throne and crowned love Lord of all.

 They kindled on the hearth a fair flame gleaming,
   And set a row of chairs before its light
 Where happy eyes should cast their cheerful beaming
   With rest and song that come with falling night.
 They reared with loving hands a fireside altar
   Where hungry hearts in reverence might come,
 Where trembling lips might their petitions falter
   Before the Throne of Grace, and lo, ’twas HOME.




 Palm Sunday v1925

 Adown the ringing street he came,
 The Lord of all the years.
 A thousand voices of acclaim
 Were ringing in his ears.
 Silent was he who knew his way
 Of mingled joy and loss
 Began where Bartimaeus lay,
 And ended at a cross.

 And ever it has been as then.
 The path of triumph trod
 Amid the loud acclaim of men,
 Beneath the smile of God,
 Begins where need holds forth its hands,
 And pleads with weary eyes,
 And ends where, grim and silent, stands
 The Hill of Sacrifice.




 Roads v1925

 There is a road to happiness;
   There is a road to pain;
 A road to failure and success;
   A road to loss and gain;
 A road to meadows gay with flowers;
   A road to evenfall;
 A road to bright and shadowed hours--
   God lets me tread them all.

 There is a quiet road that finds
   The little singing streams;
 A road that reaches till it winds
   Along the Hills of Dreams;
 A road to hope, to duty done,
   And to that last clear call
 Across the gates of setting sun--
   God lets me tread them all.




 The Teacher’s Reward (1925)

 Who dwells with everlasting truth
   And lets that truth possess his soul;
 Who has companionship with youth
   To keep him young as swift years roll;
 Who writes his story on the page
   Of history by labor hard;
 And builds his life into his age,
   Has his reward.

 Who opens eyes that else were blind
   Till they behold the earth and sky;
 Who wakens interest in the mind
   That else were barren, dead, and dry;
 Who gently takes a weary hand
   And lays it in the Palm that’s scarred;
 Though others own the gold and land,
   Has his reward.




 Via Dolorosa (1925)

 Out the Damascus Gate it ran,
   A weary, cheerless road
 Along which stumbled once a Man,
   A cross-tree for His load.
 The street was teeming with the throng.
   The air was chill and gray,
 The hour when Jesus passed along
   That Dolorosa Way.

 It wound a slope that flung its height
   Against a sullen sky.
 Upon a summit--tragic sight--
   Three crosses lifted high.
 But lo, beyond them, manifold
   The lifting glow of day.
 It ended at the gates of gold,
   That Dolorosa Way.




 The Chameleon (1926)

 Upon a green leaf he is green,
 Upon a red one ruddy.
 He suits his color to the scene--
 Blue, brown, or grey, or muddy.

 Wherever he may chance to go
 He meets the crowd’s demanding.
 In Rome he does as Romans do,
 And so he keeps his standing.

 I know not his philosophy--
 Platonic or Aurelian.
 No matter. Who would want to be
 Reputed a chameleon?




 The City’s Nerves (1926)

 Somewhere is closed a circuit,
 And miles and miles away
 A filament is lighted;
 A wheel goes into play;
 A thought is carried quickly,
 In clearest tones expressed,
 Because an impulse flashes
 North, South, or East, or West.

 And how? Beneath the pavement,
 Away from human gaze,
 Across the humid darkness
 Wires run in countless ways.
 In cables, ever-reaching
 Through subterranean curves,
 They carry thought and action.
 They are the city’s nerves.

[Illustration’s upper half depicts an above-ground daytime view of a
cityscape. The lower half depicts a below-ground view cast in darkness
except for two unclothed men; bolts of electricity extend from their
hands. The art is signed “Pancoast.”]




 Doing It Well (1926)

 I SAW him do his act before a large and motley throng
 That sought relief and laughter in the house of dreams and song.
 Just who he was or whence he came of course I cannot tell.
 He only played a banjo, but he played the banjo well.

 I saw her washing dishes in a simple little cot.
 Her life was spent in toiling there upon the selfsame spot.
 Her face was furrowed, and each line a story had to tell.
 She only kept a household, but she kept the household well.

 I saw him fire an engine in a vast and grimy room,
 Though it was hard to see him in the still and dusty gloom.
 He watched each motion keenly as the pistons rose and fell.
 He only fired an engine, but he fired the engine well.

 I saw him digging ditches with the mud upon his hands,
 And with that steady motion that a digger understands.
 He claimed no fame nor fortune; only brawn he had to sell.
 He was but digging ditches, but he dug the ditches well.

 It matters rather little what task one may choose to do,
 So long as it is honest and his purposes are true.
 The years will ring his story far upon their golden bell,
 If he will only do the thing he may be doing well.




 Enslaved Lightning (1926)

 A nature worshipper, long dead,
   Came back in ghostly form,
 To visit where, in ages sped,
   He bowed before the storm.
 The city streets with radiance burned
   Through every darkened hour,
 And every busy wheel was turned
   By harnessed lightning power.

 “Ah me,” he said, “The times do change.
   This is a different ball.
 So altered everything, so strange,
   I’m not at home at all.
 These moderns have audacious wills;
   The gods we served aright,
 They’ve put to work to turn their mills
   And light their streets at night.”

[Illustration of a window view of a city’s downtown on a stormy night.
A generator is in the foreground next to the window. The window frames
a skyscraper, other buildings, and street lights; they are all filled
with light. A bolt of lightning extends from the sky to the generator.
The art piece is signed “A Sturges” and below it the caption reads,
“Decoration by A Sturges.”]




 Flowers Are Thoughts of God (1926)

 The flowers are the thoughts of God.
 They bloom in sun and shadow,
 By traveled path, or virgin sod,
 In every lovely meadow;
 In dooryards where the children play,
 And hours are swiftly winging;
 And Love comes at the close of day,
 Its selfless tribute bringing.

 Silent they grow, each in its place,
 With cheer for all who love them,
 Breathing their perfume in the face
 Of all who bend above them.
 They blossom where the weary plod
 Their ways of toil and duty.
 The flowers are the thoughts of God;
 His love speaks in their beauty.




 A Grace for Meals (1926)
 [Transcriber’s note: All verses are italicized.]

 Thou who doest hold all things at Thy command
   The blessing of the sunshine and the rain,
 Thou never hast withheld Thy kindly hand
   From giving us the fruitage of the plain.
 Long hast Thou sheltered us from every storm.
   Long hast Thou seen that we were duly fed.
 Long hast Thou kept our fireside bright and warm.
   And so we thank Thee for our daily bread.

 As we assemble at our simple board
   In all the gladness that is ours today,
 We thank Thee for Thy presence with us, Lord,
   And ask that Thou wilt be our guest alway.
 May all Thy children, wheresoe’er they be,
   Share in Thy bounty, by Thy hand be led,
 And lift their hearts from every land and sea,
   With us, to thank Thee for their daily bread.




 The Grey Host (1926)

 From the silent Southern river,
   From the reaching Western plain,
 From the quaint New England hillside
   Comes a host to march again.
 From Manila and El Caney,
   From the depths of many a sea,
 From the flow’ring fields of Flanders,
   Come the sons of Liberty.

 Who are these that tread the silence?
   They are our departed brave,
 Who, despite their years of dreaming,
   Still are troubled in the grave.
 See, they bear a flaming banner,
   These who died for us of yore.
 This the message that it flashes:
   “Brothers, dream of war no more.”




 Heart Gates (1926)

 There is a wondrous country,
   A city built foursquare.
 And each and all are welcome
   To find a dwelling there.
 The nations gather homeward,
   Peoples from far and wide.
 Directions do not matter
   With gates on every side.

 And is not this the mission
   That God to us has given--
 To make the world we live in
   Seem more and more like heaven?
 Shall we not seek the friendship
   Of peoples far and wide,
 And let the heart’s fair city
   Have gates on every side?




 The High Tension Line (1926)

 It has no boast to make at all.
   Patient it holds unto its task
 Summer and Winter, Spring and Fall,
   With naught to tell and naught to ask.

 Humble and steady, sure and true,
   Seeking no change of work or place,
 It has its given work to do,
   And does it with a changeless grace.

 In its deep channel underground
   It serves its purpose day by day,
 Without a stir, without a sound,
   Though days be fair, though days be gray.

 And yet what power is carried down
   The conduit through which it runs
 To turn the factories of the town,
   And flood its streets with blazing suns.

 I know some men who are the same.
   They make no boast with foolish lips,
 But all their spirits are aflame.
   Power tingles to their finger tips.




 “I am not eloquent” (1926)

 “I am not eloquent,” he said.
 “I cannot spin of thought’s fine gold
   A sentence lovely to be read,
   A story wondrous to be told.”
   Thus did he answer God one day
   Upon a new Tiberian shore.
   And God said, “No, but you can say
   The word of love. I ask no more.”
   And so across the hurried years,
   Across the mighty land and sea,
   Through calm and tempest, joy and tears,
   He bore the message faithfully.
   He bore it till the set of sun,
   Until his time and strength were spent.
   Today the service he has done,
   Beyond all speech, is eloquent.




 Knocking (1926)

 THERE’S a sign that always thrills me
 When its pounding threat I hear,
 One that always rudely thrills me
 With the clutching grip of fear.
 Though the thought of it be shocking,
 And the homeward journey long,
 When I hear the engine knocking
 I am certain something’s wrong.

 I have known a lot of people,
 High and low, and near and far,
 On the street, beneath the steeple,
 Who were like a motor car.
 Though successes may come flocking,
 And though he be going strong,
 When I hear a person knocking
 I am certain something’s wrong.




 Life (1926)

 I said to God: “Life is a wine-cup,
   A thing to be drained while we may;
 And those who can drink it most deeply
   And emptiest cast it away.
 The ones who have claimed the full measure
   Of all the joy it can give,
 Are those who have learned most completely
   What it means to be conscious and live.”

 But God said: “No, life is a picture,
   A thing you may paint as you will.
 Your colors are of your own choosing,
   And yours is the measure of skill.
 You may paint, and the curse or the blessing
   With all of their burden or worth,
 When your brush has been dropped will be treasured
   As your gift to the children of earth.”




 The Question v1926

 THE women are cutting their tresses
 To look just the same as the men.
 They have thrown away skirts, and have taken to shirts,
 And collars, and neckties; and then
 The men have begun wearing knickers,
 With hose of elaborate art.
 They radiate bliss, but the problem is this:
 How are we to tell them apart?

 One day when I saw a young lady
 Drop a handkerchief, quickly I ran
 And returned it to her with my heart all astir,
 But lo, when I spoke, ’twas a man.
 Then I slapped a young man on the shoulder,
 And he turned with a manner most tart.
 ’Twas a lady attired as the fashion required.
 Say, how do you tell them apart?




 The Rooster (1926)

 HE RISES at the break of day,
 Sometimes a little bit before it,
 To tell us that the dawn is gray
 And he is proudly gloating o’er it.
 He makes his boast that nothing’s wrong
 About him or his constitution.
 His voice proclaims with accent strong
 That he’s a going institution.

 He has been whipped a hundred times,
 A hundred times run helter-skelter,
 But still his raucous challenge chimes
 As though he’d never sought for shelter.
 He has the courage to arise,
 And sally forth, and be a booster,
 Though gray or sunny be the skies.
 Here’s to the spirit of the rooster.




 The Rulers of the Earth (1926)

 Jim Jones with a will undivided
   Toiled on with his reaper and plow.
 He brought up his brood, and provided
   For them by the sweat of his brow.
 Whenever some plan was in question,
   In kindly and old-fashioned way
 He gave this unchanging suggestion:
   “Whatever the women folks say.”

 The world with its strife and its glory
   Goes seeking for treasure and charm.
 The tale of its years is the story
   Of Jim Jones who toiled on the farm.
 The men wield the shovel and hammer,
   But if we should ask them the way
 The world should be run, they would stammer:
   “Whatever the women folks say.”




 Sing a Little Song (1926)

 When the heart is weary
 And the road is long;
 When the day is dreary,
 Sing a little song.
 Sing it in the spirit;
 Let joy linger near it;
 And your heart will hear it,
 Hear it and be strong.

 When your hope is paling,
 When your plans go wrong,
 When your dreams are failing,
 Sing a little song.
 Send it thrilling, winging,
 Sunshine with its bringing.
 It will wake to singing
 Others in the throng.




 Team-work (1926)

 I take my horses out to plow,
 Or sow, or run the mower.
 One pulls away right down the row,
 One goes a little slower.
 They’ve often taught me in the past,
 Pulling in double leather,
 They only get along as fast
 As both can go together.

 In every human progress we
 Together do the striving.
 And toward the better day to be
 Together we are driving.
 By team-work we must win at last,
 Whatever be the weather.
 We only get along as fast
 As all can go together.

[Illustration of a farming scene. Bottom third of frame is landscape.
The foreground features a farmer walking behind and controlling a plow
being pulled by two horses. Middle ground has gently rolling hills and
a group of trees. Background has mountains. Upper two-thirds of frame is
sky with white, billowing clouds. Art piece is signed “McV” (stands for
G. R. McVicker).]




 Their First Meal (1926)

 The ham was cold. The milk was blue,
   The biscuits all were hard.
 The eggs and the potatoes, too,
   Were strong with rancid lard.
 Life leaned upon a slender staff
   In that first offering,
 But never banquet tasted half
   So pleasant to a king.

 The years went by. They played the game,
   And soon amassed a hoard.
 The richest dainties skill could frame
   Were found upon their board.
 With choicest viands did they greet
   The great who chose to come,
 But never did they taste so sweet
   As that first meal at home.

[The first letter of the poem’s title overlays an illustration of a
house with a front porch.]




 The Umbrella Mender (1926)

 “Have you any umbrellas to mend?”
   He cries down the echoing street.
 He travels the town to its end--
   The city of hurrying feet.
 Why so, when the broad heavens wear
   No cloud and no shadow of gray?
 Because, when the weather is fair,
   We must think of the rainy day.

 For the rainy season will come,
   As it has since the world began.
 And some will be ready, and some
   Will have left it out of their plan.
 When it comes, it is always too late
   To appeal to our patient old friend.
 We shall not hear his cry at the gate:
   “Have you any umbrellas to mend?”




 The Cross v1927
 Luke 22:42. “Nevertheless not my will, but thine, be done.”

 Upon some fateful hour and day
 Each comes to roads that cross.
 Blossoms and sunshine seems one way,
 The other care and loss.
 The spirit will be willing there
 To take the road that’s best.
 The flesh will weaken, and despair,
 And falter in the test.

 Somewhere along the life we live
 Each finds his Calvary.
 There with himself each one must strive,
 And win his victory.
 How blessed is the pathway trod
 When flesh ’neath spirit fails;
 When cross the ways of self and God,
 And God’s good way prevails.




 Cupid’s Lament (1927)

 The coal oil lamp is now no more,
 With flame to dimness fingered.
 A gleaming chandelier is o’er
 The spot where lovers lingered.
 Where all is bright they will not go.
 No one can change or doubt it.
 They want to sit where lights are low.
 What can I do about it?

 It was much easier for me
 In days that now are olden,
 When prying people could not see.
 Then all love’s dreams were golden.
 They sought a corner that the night
 Had curtained--you have seen them;
 But now the dusk-destroying light,
 Alas, has come between them.




 A Day at a Time (1927)

 A day at a time the world moves on;
 A day at a time is our toiling done;
 A day at a time do we have the dawn,
 And come to the setting of the sun;
 A day at a time our fate appears;
 A day at a time do we build the years.
 A day at a time is the only way;
 Whatever we do must be done to-day.

 A day at a time is lifetime sent;
 A day at a time we must be content.
 However distant our dream may glow,
 A day at a time is all we go.
 A day at a time the stones are brought,
 And life’s great mosaic grandly wrought.
 A day at a time--but when all are past
 We shall reach the goal of our dreams at last.




 The Future (1927)

 A tyrant called, as tyrants used to do,
 An artist, skilled in form, and tint, and line.
 He bade him: “Paint for me a picture true
 Of the tomorrow of this calm of mine.
 Unfold for me the future’s portals wide.
 Unlock the gateway of the years to be.
 Whatever weal or woe they may betide
 Return again and prophesy to me.”

 The painter went and sought the open street.
 He lingered there through many a watchful day
 Where sons of wealth and ragged urchins meet
 To talk, and laugh, and sing, and dream, and play.
 Then once again the tyrant’s room he sought,
 Unveiled for him the finished task, and smiled.
 Lo, on the canvas he had deftly wrought
 The pictured features of a little child.




 God’s Manners (1927)

 If you would learn God’s manners,
 Fare forth some summer morn,
 And see the roses cover
 The sharpness of the thorn.
 See the sun shining brightly,
 Chasing the clouds away,
 And hear the words of gladness
 The little people say.

 Look at the green crops growing
 Up through the dewy air,
 And see the love and beauty
 Around you everywhere.
 No ugliness or evil
 Appears in sky or clod.
 Ask any summer morning,
 If you would learn of God.




 The Great Adventure (1927)

 The great adventure is not death,
   ’Tis life.
 It is to feel the pulsing round of breath,
   To take a place and hold it in the strife.
 To hope, and plan, and feel, and love, and dream,
   To look and climb
 To the far, rugged heights where visions gleam
   Of things sublime.
 Let us not live because we must,
   But live
 To feel the mighty challenge of a trust,
   To have a work to do, a gift to give.
 The pay may not be great in shining gold,
   But may be had
 Enough of satisfactions manifold
   To make us glad.




 The Heart of a Child (1927)

 Whatever you write on the heart of a child,
 No waters can wash it away.
 The sands may be shifted when billows are wild
 And the efforts of time may decay.
 Some stories may perish, some songs be forgot;
 But this ingraven record, Time changes it not.

 Whatever you write on the heart of a child,
 A story of gladness or care
 That Heaven has blessed, or that Earth has defiled,
 Will linger unchangeably there.
 Who writes it has sealed it forever and aye.
 He must answer to God on the Great Judgement Day.




 How It Started (1927)

 WHEN Thales of Miletus
 Went to the store one day
 And bought a bit of amber,
 In a real human way
 He got a piece of woolen
 To rub it up a bit,
 And lo, the lint and dust grains
 Were drawn at once to it.

 “Ha,” said old Thales, “’tis certain,
 A man half blind could see,
 This friction has begotten
 Some unseen energy.”
 To-day that power is doing
 The labor of the earth.
 How much were Thales’s amber
 And piece of woolen worth?




 In Conference (1927)

 JOHN JONES was head executive of a big city firm,
 And countless times had set his heel on some poor human worm.
 His office force was duly trained. Each knew just what to do
 To turn the nonelect away, and let the chosen through.

 People with honest errands there, tired women, busy men,
 Were told he was in conference, and couldn’t see them then.
 “Come back a little later on,” the office girl would call,
 And John would manage not to see the most of them at all.

 He passed away in course of time, as even rich men do,
 And came up to the pearly gates as though to hurry through.
 But lo, the way was firmly barred, and, sitting in a chair,
 He saw a white-robed office girl who asked his errand there.

 “I hoped,” said he, “Saint Peter would be here and let me by.”
 In standard office language she delivered this reply:
 “Saint Peter is in conference. How long? I do not know.
 Come back a little later--say a million years or so.”




 Inventive Genius (1927)

 I’VE listed the inventions
 Since ages far away,
 And noted the discoveries
 Down to the present day.
 One little thing I’ve noticed,
 Thus far, of every one.
 It’s really very simple
 --When you see how it is done.

 Somebody finds a secret
 That no one else has seen,
 Harnesses laws familiar,
 And makes a new machine.
 There’s not a task among them
 Requiring so much wit,
 But that I could have done it
 --Had I but thought of it.




 Morning Prayer (1927)

 Father, grant to keep and guide me
 Through the moments of the day.
 Let me know Thou art beside me,
 That no evil can betide me
 In my work or play.

 Teach my hands some good endeavor
 While the golden hours shall run,
 Something that will last forever
 Let me bring to Thee, the Giver,
 E’er the day is done.

 When at last the sun is wending
 Down the sloping West,
 And the evening shades descending
 Tell the world the day is ending,
 Watch above my rest.




 Old-Fashioned Pictures (1927)

 The old plush-covered album
 Upon the parlor stand
 Is but a distant country,
 A half-forgotten land
 Inhabited by people
 Strong as the sturdy oaks,
 Firm as the hills they conquered,
 --The dear old-fashioned folks.

 Look at the honest faces,
 The quaint and homely dress,
 The strained and studied postures
 That once spelled loveliness.
 Look at the solemn features.
 They put away their jokes
 To have their pictures taken
 --The dear old-fashioned folks.

 They carved trails through the forests.
 They seeded down the soil.
 They built the busy cities
 By unremitting toil.
 They laid the firm foundations,
 By honest, manly strokes,
 On which we build the future.
 --The dear old-fashioned folks.




 The Problem (1927)

 THOU God of little children,
 And Parent of us all,
 Who knowest all our struggles,
 And hearest every call,
 Disclose to us the secret,
 And tell us what to do
 To keep our children little
 And have them grow up, too.

 We treasure the devotion,
 The little velvet hands,
 The tender little greetings
 Love always understands;
 And yet we want them coming
 To strength and prospects new.
 How can we keep them little
 And have them grow up, too?

[Illustration of a young girl looking at a distant castle. She’s
standing next to a tree that frames the right and top. Her feet, in
heels, stand in the midst of scattered leaves. Her skirt and scarf wave
in the breeze coming from the castle’s direction. The middle ground is
rolling hills. The sky behind the castle has billowing clouds. Art
piece is signed “Harvey Fuller.”]




 The Pupil (1927)

 A father’s highest vision,
 A mother’s fondest prayer
 Are centered in the future
 Of that wee fellow there.
 They roused him from his slumber,
 And dressed him in his best.
 They sent him out, and trusted
 That you would do the rest.

 The weary planet needs him,
 And patiently will wait
 For him to bring his service
 Down to the future’s gate.
 He is the hope it treasures.
 It wants him strong and true.
 It sends him to your classroom,
 And leaves the rest to you.




 Requisition (1927)

 Give me a quiet road to take
 Where roses deign to grow.
 Where sunbeams fall, and robins wake,
 And trees their shadows throw.

 Give me a little place to try
 To do my human part,
 And make my work as days go by
 A picture of my heart.

 Give me a hearth where I may be
 When twilight shrouds the West,
 With dear ones there to sit with me,
 And you may have the rest.




 Sanctuary (1927)

 GOD has a place, and it is never far,
   Where reach vast arches over golden gates,
 Where quiet aisles and vaulted ceilings are,
   And where a spacious altar always waits;
 A place where weary souls may freely come,
   Hearts torn by earth’s sharp thorns a refuge find,
 Sad, lonely spirits feel again at home,
   And all find rest and balm for heart and mind.

 It is a house of walls not made with hands.
   None sees it save the broken child of care.
 In every place of woe and need it stands,
   Wherever sorrow dares to breathe a prayer.
 The weakest, poorest, farthest spirit, tried
   By grim pursuers of defeat and pain,
 May claim its shelter. Then when tears are dried
   It waits in silence till they fall again.




 The Secret (1927)

 OLD Uncle John is a success,
 And all his efforts have not hit it.
 One day we asked him to confess,
 To all of us just how he did it.
 “I hardly know, myself,” said he,
 “But my conviction still is growing,
 That there’s no fancy recipe.
 You just begin--and keep on going.”

 “Don’t wait for things to come just right,
 For very seldom do they do it.
 Select a road, then day and night,
 Through storm and sunshine, still pursue it.
 Don’t stand debating what is best.
 The sands of life are swiftly flowing.
 Most any worthy course is blest,
 If you begin--and keep on going.”




 Sight and Faith (1927)

 I WALKED by sight along the sunlit way,
 Through pleasant fields and where the flow’rs were fair.
 By quiet streams, through restful vales it lay,
 And loveliness and joy were everywhere.
 I walked by sight, so confident my soul,
 Nor dreamed that it would ever diff’rent be,
 As I moved onward to the shining goal
 That through the distance seemed so clear to me.

 But lo, there came the hour when dusk increased,
 And sunset slowly faded into night,
 As hour by hour the strength of vision ceased,
 And I no more could make my way by sight.
 But when the day had failed to shadows dim,
 Without a star to lend a flickering ray,
 I took God’s hand and travelled on with Him,
 And sudden glory flooded all my way.




 Starting Things (1927)

 THE ghost of Father Gutenberg
 Came back upon a visit.
 He saw a modern printing press,
 And cried, “Good sakes, what is it?”
 He saw a linotype at work
 On endless composition,
 And said, “It must be that my mind
 Is not in good condition.”

 He heard the newsboys hawk their wares,
 And saw the bookstores busy,
 Found magazines on every stand
 Until it made him dizzy.
 He said, “Whoever could have thought
 All this I was imparting?
 One never guesses, after all,
 How much he may be starting.”




 Success (1927)

 SUCCESS is not the garnering of gold
 Wrung from the failing grasp of nerveless hands,
 Nor grim advantage where are bought and sold
 The cargoes of the fleets from distant lands.
 It is not deafness to the anguished cry
 Of blighting poverty or bitter need,
 Nor a triumphal march to victory
 Over pale lips and human hearts that bleed.

 Success is living to the full each hour,
 Finding the richness of the joy it brings,
 Leaving unheard no song, unseen no flower,
 Unfelt no throbbing loveliness of things.
 Success is soothing human hearts that ache
 Breathing new hope into despairing ears,
 Serving with willing hands for love’s dear sake,
 And sowing happiness across the years.




 The Bantams (1928)

 We have got a bantam rooster with a funny little face,
 And he tells us by his swagger that he thinks he owns the place.
 He will lord it o’er the chickens with a mien and manner high,
 And the strangest thing about it is he generally gets by.
 We have Brahams, Rocks, and Cochins--big and strong and robust, all;
 But they let this bantam run the place because he has the gall.
 Big and lazy and good-natured, they seek out a shady spot,
 Nor dispute the bold assumption of his right to rule the lot.

 And sometimes I think the whole world is a barnyard, wide and vast.
 With the selfsame situation, as the ages hurry past.
 People big and strong and able take the smooth and easy way,
 While the fussy little fellows feather in and win the day.
 Singular, at least, I call it that so oft the crown is worn.
 By some self-elected demagogue, so oft the scepter borne,
 Not by some one with the vision a commanding swath to cut,
 But some cocky little bantam who was born to preen and strut.




 Charge Account (1928)

 YOU may think you are getting by. You may get by awhile.
 But do not snap your fingers in the face of Fate and smile.
 Although she may not now demand of you the full amount,
 Some day you will discover that she keeps a charge account.

 She never quarrels with us nor bestows unseemly looks,
 But no one ever yet has found an error in her books.
 She writes down every item very quietly, but still
 There certainly will come a day when she presents her bill.

 She asks no more than is her due, for Fate is always square.
 No tradesman yet in all the world has ever been more fair.
 Good business methods, that is all. There is no other way.
 You may get by awhile, my friend, but some day you will pay.




 The Close-Up (1928)
 [Transcriber’s note: All verses are italicized.]

 There are many angel faces,
 Viewed from places far away,
 Which, upon a near vision,
 Very quickly turn to clay.
 There are many matchless heroes
 Who can hold us in their spell,
 But who fade away to weakness
 When we really know them well.

 There are many hissing villians
 Who, on closer view, are found
 To possess a kindly spirit
 And an honor quite profound.
 So it runs throughout the picture,
 As it probably is best,
 That the close-up tells the story
 Whether one can meet the test.




 Coming and Going (1928)

 I GO down when the train comes in,
   No matter what the day,
 Where some arrive amid the din,
   And others go away.

 I see glad faces looking down
   The track that rambles on
 Far from the quiet little town,
   Impatient to be gone.

 But oh, the eyes most full of mirth
   I see upon the train
 Have seen the wonders of the earth
   And then come home again.

 Blest is the road that leads away
   Where restless ones may roam;
 But each loves best of all, one day,
   The road that leads back home.

 Ambition makes us all to dare
   The far, intriguing track;
 But when we’ve had enough of care
   The heart will bring us back.




 The Day’s Success (1928)

 When sunset falls upon your day
   And fades from out the West.
 When business cares are put away
   And you lie down to rest,
 The measures of the day’s success
   Or failure will be told
 In terms of human happiness
   And not in terms of gold.

 Is there beside some hearth tonight
   More joy because you wrought?
 Does someone face the bitter strife
   With courage you have taught?
 Is something added to the store
   Of human happiness?
 If so, the day that now is o’er
   Has been a real success.




 The Earth’s Plaint (1928)

 From ages immemorial they’ve scratched my patient face
 With plow, and pick, and shovel, in all confidence and grace.
 They’ve dug their springs, and sunk their wells, and made their post holes, too,
 Wherever it has pleased their passing fancy so to do.
 But here of late they seem to feel that more is wrong with me
 Than to the specialists who came at first there seemed to be.
 They’ve stopped the minor surgery--it seemed to be too light
 --And started on a major scale to set my system right.

 They sink a shaft a solid mile through rock, and sand, and clay.
 They go right into it with drills and bore the livelong day.
 They cut a tunnel through a hill, and make the two ends fit.
 They chop away as though they thought it didn’t hurt a bit.
 They change the course of rivers and the shape of waterfalls.
 They dig deep excavations for their bridges and their walls.
 A major operation of some kind has come to be
 A kind of daily diet, in these latter days, with me.

[Poem is surrounded by photos of earth-working equipment in action
around the world (clockwise from top-right corner): Egypt, New Zealand,
Formosa, Chile, Rhodesia, Sicily, Dutch East Indies, Honduras, Ireland,
Nigeria, India, and U.S.A.]




 Evolution (1928)

 A shining automobile
   Was standing at the curb.
 A glib and crafty salesman
   Was handing out his blurb.
 A bicycle was leaning
   Its well-worn handle bar
 Against a post--the early
   Ancestor of the car.

 Then, snorting down the pavement,
   A motorcycle flew,
 Pausing between the cycle
   And car so bright and new.
 “Aha,” the auto whispered,
   “I have evolved, I think,
 From that bicycle yonder,
   And here’s the missing link.”




 Faith v1928

 If you cast out
   Into the outer darkness of your mind
 All about which you can conceive a doubt,
 Or find some strange and vain excuse to flout,
   Or charge to ages credulous and blind,
 All about which the whole world is not sure,
 My friend, you will be pitifully poor.

 If your faith clings
   To all the good, and beautiful, and right,
 That the experience of ages brings,
 And offers as the necessary things
   That stand forever by truth’s simple might,
 Believing each till it is found untrue,
 The heart’s unmeasured riches are for you.




 Freedom v1928

 Freedom to make the sturdy climb
 From sodden depths to heights sublime;
 Freedom to seek Truth’s ready aid
 In mastering a chosen trade;
 Freedom to play an honest part,
 And make some worthy work an art;
 Freedom to struggle with a smile--
 That is the freedom worth the while.

 Freedom to keep a heart that sings
 Amid the fret and drive of things;
 Freedom to serve with heart, and mind,
 And hand, the races of mankind;
 Freedom to meet the fiercest test
 Knowing that one has done his best;
 Freedom to trudge the upward mile--
 That is the freedom worth the while.




 The Harness (1928)

 “What means all this mass of wiring?”
 Asked the visitor from Mars.
 “We have nothing that is like it
 In our section of the stars.
 All these conduits and cables,
 This machinery that sings
 With its whirring wheels and motors
 --What have they to do with things?”

 “Very much,” the earth-child answered.
 “We’ve a giant, all unseen,
 Who serves every little household,
 Every factory and machine,
 Does our work, transports our people,
 Friendship’s kindly message bears.
 All this wiring you have noted
 Is the harness that he wears.”




 His Great Hour (1928)

 He headed the procession
 On many a parade.
 He heard the ringing echoes
 Where loud applause was made.
 But naught has ever equalled
 The time in early youth
 When first his folks discovered
 That he had cut a tooth.

 He published learned volumes
 And speeches made galore.
 He traveled and was feted
 The land and ocean o’er.
 But never was the hero
 So praised and sung, forsooth,
 As on that vanished midnight
 When first he cut a tooth.

[Illustration of a heart overlaid with a young child. The child sits
with legs straight out in front, right hand near mouth, and left hand
holding what appears to be a rattle.]




 “I held a sea shell to my ears” (1928)

 I held a sea shell to my ears
 A little while today,
 And heard the echo of the years
 Sounding from far away.
 I heard ten thousand soft good-byes
 To hearts that needs must roam,
 Ten thousand weekly muffled cries
 For ships that came not home.

 I heard the story of the dreams
 Of those who journeyed far,
 But brought not back Wealth’s shining gleams
 To the home harbor bar.
 I heard the story of the brave
 Who Freedom’s burdens bore,
 Who fought their battles on the wave
 But struggle now no more.




 Imminence (1928)

 Like to the circuit of a bright day’s glory,
   Like to a shadow moving on the grass,
 Like to the telling of an evening story,
   God’s purposes all shortly come to pass.

 Like to the nearness of a dewdrop’s brushing,
   Like to the nearness of a breath of May,
 Like to the nearness of a wind uprushing,
   God’s promised kingdom is not far away.

 Like to the vastness of the stars’ swift motion,
   Like to the vastness of the course they swing,
 Like to the vastness of a shoreless ocean,
   God’s love is here enfolding everything.




 Iron (1928)

 A piece of iron was refined
 By highest skill of hand and mind,
 To steel that formed the keenest blade,
 Or instruments of wonder made,
 Or strings awaking symphonies
 From far across the centuries.

 Another piece lay dull and dead
 As days of hope and wonder sped.
 It felt no prompting of desire
 For the refiner’s purging fire.
 Passive it lay, nor ever wist
 The thrill and gladness it had missed.

 I speak no word of praise or blame.
 I only say it is a shame
 That metal, made for wondrous things,
 Keen instruments, responsive strings,
 Should be, its aspiration spent,
 Arrested in development.




 I Want (1928)

 I WANT a deep mine where the gold knows no measure,
   A house with the widest and rarest of rooms,
 Replete with the objects of beauty and pleasure,
   With tapestries done on the finest of looms.
 I want a great fleet that will compass the ocean,
   And bring me the choicest of all the world’s store.
 I want a cortege, with the deepest devotion
   Performing my bidding, my wishes--and more.

 I want a position of pow’r and of splendor,
   An empire to rule with the will of a king.
 I want the rich tribute that vassals can render,
   The praise that the lips of the loyal can bring.
 I want earth’s delights without limit or curbing,
   The richest that skill can conceive or design.
 One question alone is a little disturbing--
   Just what shall I do with them when they are mine?




 The Lucky Man (1928)

 He struggled on and upward,
    Impelled by high ambition.
 He bent his strongest efforts
    To better his condition.
 He paid the price of labor,
    As others had before him.
 A rich and bounteous harvest
    His earnest efforts bore him.

 Two loafers were exchanging
    Their shallow talk one morning,
 Their conversation ranging
    From filthiness to scorning.
 He passed. One said: “There’s Sweezy.
    My way was always rocky.
 But some folks have it easy.
    That fellow sure is lucky.”




 Success and Failure (1928)

 Whoever builds a mighty name
 And fills the country with his fame,
 Who seeks and uses earthly power
 To make a stately triumph hour,
 Who rears a mansion rich and high
 To frown against the kindly sky,
 If he has not found happiness
 Is still a failure none the less.

 Whoever dwells in humble walls
 Where only toilsome care befalls,
 Who plans when dear ones are in bed
 Where shall be found to-morrow’s bread,
 To cheer whose heart Life only brings
 The humble joy of simple things,
 If happiness has crowned his name,
 He is successful just the same.




 The Trouble with the Movies (1928)
 [Transcriber’s note: All verses are italicized.]

 The trouble with the movies,
 As it appears to me,
 Is not what the wise people
 About me seem to see.
 But I do raise objection
 In accents bold and high
 To one outstanding evil
 The waste of custard pie.

 If all that precious pastry
 Thrown with such ready grace,
 Such technique and precision,
 At some poor fellow’s face,
 Were gathered all together
 For my convenience, I
 Would just retire from labor
 And live on custard pie.




 Walking with God (1928)

 WHO walks with God must take his way
 Across far distances and gray
 To goals that others do not see,
 Where others do not care to be.
 Who walks with God must have no fear
 When danger and defeat appear,
 Nor stop when every hope seems gone,
 For God, our God, moves ever on.

 Who walks with God must press ahead
 When sun or cloud is overhead,
 When all the waiting thousands cheer,
 Or when they only stop to sneer;
 When all the challenge leaves the hours
 And naught is left but jaded powers.
 But he will some day reach the dawn,
 For God, our God, moves ever on.




 Wander Lust (1928)

 “I want to go away somewhere,”
 Cries every human heart of care.
 “I want to go across the sea,
 And find a place where hearts are free.
 I want to look at bluer skies,
 And stand where higher mountains rise.
 To tropic scene, to arctic snow,
 I want to go, I want to go.”

 And so we take our varied ways
 Across the miles and through the days.
 We see the wonders of the earth.
 We share its sorrow and its mirth.
 Time sends its snows upon our hair.
 We stumble with our loads of care.
 Then one day sounds a broken cry:
 “Please, won’t you take me home to die?”




 The Divine Image (1929)

 Something within me makes me love the roses;
   Something within me makes me search the sky;
 Something within me makes me roam the meadows;
   The woodlands where the trees are still and high.
 Something within me makes me sit at twilight
   Enraptured with the starlight on the sod;
 Something within me thrills at lovely music,
   That something in me makes me kin to God.

 Something within me makes me like the brothers
   Who share with me the path that I must tread;
 Something within me wakens hope and longing
   To struggle on to summits far ahead.
 Something within me keeps me ever dreaming
   Of heavenly things amid the thorn and clod;
 Something within me speaks of light and beauty,
   That something in me makes me kin to God.




 Domsie (1929)

 Simple his habit, plain his wonted ration,
 Humble the roof that sheltered him at night.
 He sought no preferment of rank or station,
 Save but to be a bearer of the light.
 He dreamed out futures for the boys before him,
 And led them ever onward toward the goal.
 The heights they won the choicest gladness bore him
 Whose faces were enshrined within his soul.

 In many a countryside and distant city
 Were lived strong lives to which the light he gave.
 Strong hearts beat and strong hands were reached in pity
 He taught to bless, to brighten, and to save.
 Upon a quiet hillside he is sleeping,
 Content to rest, the final school day o’er,
 But everywhere his boys the faith are keeping.
 They hold his torch aloft forevermore.




 The Happy Ending (1929)

 I LIKE to read a stirring tale of peril and of action.
 I follow every character with heartfelt satisfaction.
 If, truth and error, right and wrong, defeat and triumph blending,
 The story rambles steadily toward a happy ending.

 No matter what vicissitudes the hero strong engages,
 No matter how the conflict runs across the crowded pages,
 If at the close all comes out right, with every wrong defeated,
 Each happy dream at last come true, each worthy task completed.

 They tell me it is not the style in these days so to write it.
 The proper thing, they say, is with a smirch of wrong to blight it,
 To leave the tears unwiped, the wrong unrighted, and the error
 Unbanished in the general reign of trouble and of terror.

 But I still have the faith to cling to childhood’s deep conviction
 That somehow justice does get done in life as well as fiction,
 That there is more of right than wrong, of pleasure than of weeping,
 And that a kindly Providence still has us in its keeping.

 I think when all the years are through the world’s heart will be singing,
 That bells of bounding happiness will everywhere be ringing,
 And the great Author of the tale of life, His mercy lending,
 Will bring the story of the world down to a happy ending.

[Illustration of an armored knight riding a galloping horse and holding
a woman seated in front of him. The knight’s right hand holds a long
staff tipped with a small flag, while his left hand secures the woman.
His cape flaps in the wind. The horse is dressed with coverings from
head to hind quarters. They are centered in the frame with a billowing
cloud rising behind them. The lower-right part of the frame has nearby
vegetation. The upper-left part has a castle on a hill a small distance
away. The artwork has a printed signature, but the stylized last letter
of the last name is uncertain; an “R” would complete the name “Stanley
Hunter.”]




 Have You Tried? (1929)

 Are you sure you cannot do it?
 Are you really satisfied
 That you never can go through it?
 Have you tried?

 Do a thousand doubts assail you
 With their darts from every side
 Till your hope and courage fail you?
 Have you tried?

 Have you ceased to dream of winning?
 Have your expectations died?
 Have you really had your inning?
 Have you tried?




 Memorial Day v1929
 Exodus 12:14. “And this day shall be unto you for a memorial.”

 Their drums are still. Their banners all are furled.
   They feel no more the battle’s fiery breath.
 Theirs is the vastest army in the world,
   Encamped upon the silent fields of death.

 Of peace and happiness they paid the price.
   Their Via Dolorosa did they tread.
 They climbed the Calvary of sacrifice,
   And found a place among the mighty dead.

 The years roll on, but as they pass away
   Let not this tender memory grow old.
 By the sweet, smiling blossoms of the May
   Let their fair story be forever told.




 The Modern Pupil (1929)

 I’ve had a new school teacher
 Now for a week or two.
 She seems to be quite clever,
 And knows her subject, too.
 She’s pleasant and attractive,
 As far as I can tell.
 There’s just one trouble with her.
 She doesn’t mind me well.

 In fact, she has a notion,
 Saved from a former day,
 That things about the schoolroom
 Should go the other way.
 And so the one objection
 That any one could find
 Is insubordination.
 I cannot make her mind.




 My Little Fire (1929)

 My little fire is cheerful,
 Unchanging in its grace.
 Whatever be the weather,
 It keeps a shining face.

 It always has a welcome
 For such as seek its hearth,
 Afar from all the struggles
 And strivings of the earth.

 It seems so understanding.
 When ill has gone the day
 And I recount my troubles,
 It laughs them all away.

 So I forget the fever
 Of false and vain desire,
 And find that life is blessed
 Beside my little fire.

[Illustration of a man seated in front of hearth. He’s dressed in suit
and tie, smiling, and bent forward resting his elbows on his thighs.
The left hand holds long tongs pointed at the fire, and his chin rests
in his right hand. The hearth’s grate has two owl-shaped decorations,
and a log carrier with extra logs sits nearby. A plant is on the
mantle. The background has a window--drape open--decorated with a
wreath. A candelabrum with five lit candles is in front of the window,
and both ends are flanked by a candlestick with a lit candle. The
artist’s cursive signature makes the name uncertain.]




 Thankfulness (1929)

 I HEARD a tiny sound to-day.
 The flowers all had stopped to pray.
 Lily, and rose, and goldenrod
 And violet were thanking God.
 For what? The sun, and rain, and dew,
 That had not failed the season through,
 The soil, the winds with their caress;
 And simple daily happiness.

 I blushed, whose thought had found no wings
 To thank God for the simple things.
 No sudden fortune had bestowed
 On me a rich and golden load.
 But I had known the rain, the sun,
 Shelter and rest when day was done,
 Raiment, and food, and happy hours.
 I was less thankful than the flowers.




 “Whatever he may wish or plan” (1929)

 Whatever he may wish or plan,
 Three things will make or break a man:
 The work to which he gives his hand,
 To make a living in the land.
 The friends to whom his heart gives toll,
 Whose shadows fall across his soul.
 The goal by which through toil and strife
 He gives direction to his life.