Мочанка
Двое командированных из России озадаченно изучают объявление на черной, с тонированными стеклами, двери ресторана: «Закрыто на спецобслуживание».
– Неожиданно! – говорит Николай Петрович.
– Не понял! – вторит ему Александр Сергеевич. – Ресторан при гостинице или гостиница при ресторане?
– Так, минуточку, минуточку… – Николай Петрович толкает дверь, затем требовательно, по-начальственному, стучит.
– Коля, скажи, что есть очень хочется.
Дверь приоткрывает аккуратная старушка-гардеробщица лед восьмидесяти пяти. Как и многие пожилые женщины здесь, она буквально вся светится.
– Вечер добрый! – Николай Петрович, как кошка, целиком просовывает голову в узкую щель. – Не покормите двух голодных, прикомандированных к вашей республике?
– Минуточку… – мягко говорит старушка-божий одуванчик и убирает свою белую головку.
Командированные переглядываются и переминаются с ноги на ногу.
Дверь открывается.
– Николай Петрович…
– После вас, Александр Сергеевич!
Гардеробщица принимает верхнюю одежду российских граждан, после чего метрдотель, мужчина лет тридцати, одетый, как для правительственного приёма, провожает их к столику в углу банкетного зала.
Зал напоминает внутреннее убранство гигантского, но недорого гроба: белая тюль на окнах, белые хрустящие скатерти, белые накрахмаленные салфетки…
За длинным столом сидит компания человек в двадцать. Все в строгих костюмах, аккуратно подстрижены, от всех так и веет Европой, разве что слишком бледны, словно обескровлены.
Царит похоронная тишина. Кажется, все, кто сидел в ресторанном зале, замолчали при появлении чужаков и даже перестали жевать.
Командированные недовольно мнутся, косясь на необычных соседей.
– Похоже, что… это… – говорит Николай.
– Мда… мда… – покрякивает Александр.
Подходит метрдотель и с европейской вежливостью наклоняется к столику.
– Не хочется мешать... Да и вам будет удобней... Тут есть отдельный зал… Вам очень понравится…
Переглянувшись, приятели жестами и кивками показывают, что не возражают.
Гремя всем, чем можно, встают. Александр Сергеевич кряхтит.
– Мда…
Метрдотель открывает дверь в отдельный зальчик мест на десять. Зал выполнен в охотничьем стиле и выглядит даже роскошней банкетного. Картины на стенах, бар, все отделано деревом.
– А тут неплохо!
– А я о чем говорю вам, Александр Сергеевич!
– Нет, ты меня не переубедишь, Николай Петрович! И не надейся.
– Попробуйте сначала местную кухню!
Из воздуха сгущается официант, кладет на стол пухлый том меню и… испаряется.
Командированные читают меню.
– Добрейшей души люди! Могли бы и послать… – бурчит Александр Сергеевич.
– Именно!
– Целый зал сняли! И это в аграрной республике!
Николай Петрович, словно не слышит собеседника.
– Нет, куда смотрит Сам?
– Сам за всем не усмотрит.
– Ну, как же, как же… Дни и ночи… дни и ночи в дознании!
– Ох, Саша, Саша!
Оба погружаются в чтение меню.
– Вашему брату, либералу, кажется… – садится на своего конька Николай Петрович, – что вы несете миру истину в последней инстанции, а, на самом деле…
– А на самом деле?..
Возвращается официант и замирает в интеллигентном молчании.
– Салат, самый обычный, из огурцов с помидорами и второе по вашему вкусу, – заказывает Николай Петрович.
– А что-нибудь… бифштекс натуральный рубленный? – спрашивает Александр Сергеевич.
– Могу предложить тушеное мясо в горшочке с овощами! Горячее, очень сочное блюдо... Или возьмите бигос.
– Бигос?
– Бигос.
– Because the sky is blue, it makes me cry… – напевает Александр Сергеевич, почти не фальшивя, – а помнишь, Коля, концерт на Красной площади? Маккартни, храм Василия Блаженного…
– Как не помнить! Открываются ворота Спасской башни… Вот, не поверишь, Саша, как тебя! Обоих – как тебя!
– Гм! Бигос! Любопытно…
– Рекомендую. Тушеное мясо с капустой. Густой сметанный соус с луком и шкварками, или соус с хреном.
– Давайте – в горшочке, – говорит Александр Сереевич. – От капусты грудь растет.
– Значит, тушеное мясо в горшочке с овощами! – склоняется официант еще ниже. – Не пожалеете!
– Берут? – уточняет Александр Сергеевич.
– Регулярно! Очень популярное блюдо!
– Вот и замечательно! Несите ваше регулярное блюдо!
– Мне – все тоже самое. И пиво.
– Осмелюсь предложить также минеральную воду. «Дарида». Очень вкусная вода! Не пожалеете!
– Французская? – улыбается Александр Сергеевич.
– Минская.
– Странно. Слышь, Николай Петрович! Деррида! Духовный вождь французского деконструктивизма… Ну, что же? Дарида! Прекрасно, прекрасно!
– А мне пиво.
– Живое «Талер» пшеничное, живое «Талер» светлое нефильтрованное, живое «Градское особое», живое «Талер» темное нефильтрованное.
– А что-нибудь фильтрованное, светлое есть?
– Балтика. 0.5? 0,3?
– Балтика – 0,5.
– Балтика светлая, 0,5, – берет на карандаш официант. – Вам тоже пиво?
– Саша… – предупредительно просил Николай.
– А что бы вы сами заказали на моем месте? – мечтательно спрашивает у официанта Александр Сергеевич.
Официант выпрямляется.
– Ну… У меня довольно своеобразные вкусы…
– У меня тоже!
– Саша, у тебя гипертония!
Александр морщится, потирая грудь.
– Вот помянул некстати.
– Сердце? – беспокоится Николай Петрович.
– Да. Что-то щемит...
– Значит, что-нибудь сосудорасширяющего? – тоном врача предлагает официант, чуть нагнувшись.
– Совершенно верно! Что вы можете в этом свете предложить?
– Я бы заказал водку!
– Я вижу, мы с вами понимаем друг друга без слов.
– «Белая Русь Люкс», «Белая Русь Синеокая», «Белая Русь Серебряная», "Белая Русь Золотая"
– Музыка сфер! А что бы вы сами порекомендовали?
– «Бульбашъ» — оптимальное сочетание цены и качества премиум-класса. Любимая водка команданте Чавеса.
– Чавеса! Знаешь такого, Николай Петрович?
– Не знаю!
– Не знает он! Значит, «Бульбашъ». М-м-м... Триста пятьдесят?..
– Может быть, сразу бутылку? – размышляет вслух официант.
– Вы просто читаете мои мысли!
– Ох, Саша, Саша…
Кружка с пивом и рюмка водки чокаются.
– Ну, за международные отношения! – предлагает Александр.
– За великие Россию и Беларусь!
– Такое чувство, что мы одни в ресторане! Вы не находите, Николай Петрович?
– Да… По правде сказать, такое чувство, что мы, вообще, не в ресторане!
– В Синеокой траур? А мы сидим тут, ни сном, ни духом…
Николай Петрович прыскает в кулак, а Александр весело и раскатисто хохочет.
Но его приятель вдруг хмурится и показывает пальцем на потолок, а потом на ухо.
– А ну и, вправду, поминки? – говорит Николай Петрович.
– В таком случае, я сочувствую близким покойного!
– Скорблю! Это великая утрата!
– Поминки – таинство великое есть! Проблема в том, что лицензия на это чудо слишком быстро заканчивается. Люди предпочитают не вспоминать чужих покойников…
– Все мы сироты! – вздыхает Николай.
- Не чокаясь.
Подходит официант.
– Что-нибудь еще?
– Повторите пиво.
– И, может быть, какую-нибудь зелень? – предлагает официант.
– Дичь отварная, свежие огурцы, сыр, перепелиные яйца, майонез, салат, зелень. Салат «Полесский».
– А что-то полегче? – морщится Александр. – Без майонеза.
– Сало, говядина, сладкий красный перец, сладкий зеленый перец, лимон, кукуруза, помидоры, авокадо, лимонный сок, оливковое масло, зелень петрушки. «Фахитас мясной».
– Несите, будем пробовать.
Официант уходит.
– Вот такие и спаивают нашего брата – креативный класс. Но каков комильфо!
Коллеги чокаются.
– День Рождение начальника? – говорит Александр, аккуратно укладывая красный перец на ломтик хлеба. – Великое таинство закуски – сколько не есть, все равно мало! Точно! День рождения босса! Как это у Чехова…
– Что? Да, вряд ли… Поминки, поминки. Но какие-то подозрительные.
– Николай Петрович, я бы сказал, здесь все довольно подозрительное. Я за этой страной давно наблюдаю.
– Ну, сел на своего конька.
– Просто я много видел, вот таких, как вы, государственников, которые столкнулись с нашими правоохранительными органами!
– Ну, и что? И я сталкивался?
– Сталкивался он!
– А чего ты хотел?
– О! Коля! Как меняются люди!
Официант ставит на стол кружку пива, блюдо с салатом «Фахитас мясной», завернутым в лаваш. Уходит.
– Красиво ухолит! Но компания, мутная.
– Согласен.
– Мутная, мутная! Мутная, если не сказать больше. Вот помню, в детстве, порубили у нас в поселке топором семью… так ведь все равно орали «Горько», песни пели…
– Аминь! За сказанное... Но, Саша, ты меня знаешь, я умру за то, чтобы ты мог отстаивать свое мнение. Но ты и тут не прав! По мертвым необходимо скорбеть.
– Скорбеть, но не так же!
– А я скажу так. Мы многое потеряли! Многое! Перестав проявлять солидарность с умершими. Марши похоронные запретили...
– Город, Коля, город! Да и почему запретили? Просто на заказывают. Дорого! Я, например, заказывал отцу оркестр в 2009 году. И попа заказывал, и музыку. Так что, кто закажет, у того играет.
– Но, согласись, сегодня человека похоронить, как отправить заказную бандероль или вызвать такси.
– А может, оно и к лучшему?
– Философский вопрос!
– За философию – мать ее в гроб!
Официант приносит еще два пива, двести водки в запотевшем графине, порцию пельменей со сметаной и сельдь с луком и зеленью. В ресторане по-прежнему царит гробовая тишина.
– Смешно! И вправду, какая-то загадка!
– Das Dritte Reich? Оккультизм? Магия? Секта? Телепаты?
Вампиры, Александр Петрович, вампиры!
– Какие ещё версии?
Александр Петрович доливает водки в кружку коллеги.
– Даже не представляю!
– А я думаю, ресторан – это прикрытие! Их офис, на самом деле, в Польше, а называется фирма – «Люфтваффе».
– «Люфтваффе» в составе Бундесвера или «Люфтваффе» в составе Абвера? – уточняет Николай Петрович.
– «Люфтваффе» в составе «Аненербе»!
В стиле заведения неслышно у столика вырастает официант.
– Что-нибудь еще?
– Молод-дой человек… Что-нибудь из закуски… и не слишком легкое, и не слишком…
– Предлагаю заказать... мачанку!
– Как? Молчанку? Ты слышал Коля? Молчанка! Это – блюдо! Кое-что проясняется.
– МА-ЧАН-КУ. Мелко порезанные копченая ветчина, грудинка, колбаса, корейка, бекон, здор, грибы, приправы, лук, соус. Горячее, сытное блюдо. Идет как первое и второе.
Официант удаляется.
– В молчанку… в молчанку…
Александр вдруг с силой хлопает себя по лбу.
– Аргументируй!
– Тс-с!
Александр Сергеевич наклоняется к столу и пальцем манит приятеля.
– Это глухо-слепо… глухонемые!
– Немые?
– Наглухо!
– Все гениальное просто!
– Все генитальное – в простынь!
Официант приносит мачанку.
- Что-нибудь еще?
– Молодой человек, а у вас есть самогон?
– Саша, Саша!
– Просто спросил.
– С огурцами в мёде? К сожалению, нет.
– Просто спросил. И счет сразу же, пожалуйста.
Погрустневший официант с достоинством удаляется.
– Просто спросил… Туда, где нет самогона, приходит гомосексуализм и бездуховность.
Приятели смеются.
Официант приносит счет и два кофе.
– Вы все-таки читаете мои мысли! – восхищается Александр, изучая счёт. – А какая красивая, лаконичная цифра! Не как у нас – международный номер!
– Краткость – сестра нашего брата! – говорит Николай. Он расплачивается и добавляет пятьсот русских рублей.
Приятели расшаркиваются с официантом.
Александр проходит через банкетный зал сразу к выходу, а Николай отстает, присматриваясь к компании глухонемых.
Ему вдруг кажется, что здесь в банкетном зале тишина даже какая-то особенная, звенящая. Вдруг один глухонемой поднимается, сжимая в руках бокал…
– День работника сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности… – начинает он еле слышно бубнить себе под нос, - агропромышленного комплекса – это праздник всех тех, кто имеет отношение ко Дню работника сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности агропромышленного комплекса...
Тем временем старушка в гардеробе испуганно машет двумя руками.
– Что вы, что вы! Господь с вами! Какие поминки! У нас праздник сегодня!
– Праздник глухонемых? – не понимает Александр, одевая один рукав.
Из банкетного зала выходит обескураженный Николай.
– Это… это – не глухонемые…
Гардеробщица трепещет.
– Господь с вами! Какие глухонемые! Праздник у нас сегодня! Вся администрация здесь! День работника сельского хозяйства!
– Гуляют, значит? – Александр надевает второй рукав пальто. – И, слава Богу!
Николай принимает у старушки куртку и тоже одевается. Александр протягивает старушке сто русских рублей.
– Извини, бабушка, белорусские кончились.
– Что это вы? Мы! Получаем! Зарплату!
– Точно? – сомневается Александр.
– Нет! Нет! Что это вы вздумали?
– Ну, тогда с праздником вас!
Командированные кланяются старушке в пояс и выходят на улицу.
– В тот день немые взопиют и мертвые прозрят! – на распев декламирует Александр Петрович.
Николай мрачно молчит.
– Николай Петрович, а вы давеча были правы, потолки-то – с душком!
Свидетельство о публикации №225090401078