Тяжёлый перевал

Я проснулся и сразу почувствовал что-то странное. Первое, что бросилось в глаза — отсутствие Ульфии. Пещера, которая ночью казалась такой уютной и защищённой, теперь выглядела совсем иначе. Воздух стал каким-то тягучим, как будто сам лес и горы вокруг замерли, ожидая чего-то. Я быстро встал, оглядываясь по сторонам, но Ульфии нигде не было видно.

Вместо того, чтобы просто волноваться о её отсутствии, меня охватило непонятное чувство. Я не мог объяснить, что именно, но всё вокруг изменилось. Ощущение времени, реальности — всё казалось не таким, каким должно быть. Я почувствовал, будто проспал не ночь, а гораздо дольше. Но что самое странное, это чувство было не о будущем, а о прошлом. Будто время не шло вперёд, а отступало назад, как это бывало в легендах, которые Ульфия рассказывала мне у костра.

Её рассказы всегда начинались с настоящего — о старых путях, забытых людях, таинственных существах, обитавших в лесах. Но по мере того, как она говорила, истории становились всё древнее. Она словно водила меня всё дальше назад, в прошлое, с каждым новым словом прыгая на несколько веков назад. И теперь, проснувшись, я ощутил это явственно, как никогда прежде.

Я вышел из пещеры, и мир вокруг был не тем, каким я его знал. Лес выглядел как-то старее. Деревья были толще, их ветви тянулись высоко в небо, закрывая его почти полностью. Вокруг царила тишина, такая глубокая, что казалось, будто сам воздух остановился вместе со временем. Не было ни пения птиц, ни шума ветра, только мёртвая тишина.

Я осмотрел свои руки — они выглядели прежними, но что-то в моём теле казалось не так. Оно было моим, но я чувствовал, что больше не принадлежу этому времени. Всё было знакомо, но одновременно казалось чужим. В голове закружились обрывки мыслей: как будто я проживал жизнь снова, но в ином времени, в ином измерении.

Чувство тревоги усилилось. Я начал двигаться дальше в лес, ощущая, как всё вокруг становится всё более странным. Время, казалось, замедлялось. Каждый мой шаг словно отнимал годы из моего настоящего. Я заметил, что тени вокруг меня стали двигаться как-то иначе, как будто они жили своей жизнью.

Неожиданно я услышал мягкий шёпот, как в тот момент, когда только начал засыпать в пещере. Я двинулся к его источнику, и с каждым шагом чувство дезориентации усиливалось. Шёпот становился всё более отчётливым. Это был язык, который я никогда не слышал, но он казался мне до боли знакомым, как если бы он был частью этих древних легенд, о которых рассказывала Ульфия.

И тут я понял: я не в прошлом, но и не в настоящем. Я застрял где-то между, в месте, где границы времени размыты.

Я замер на месте, и в голове всплыли слова Торнольфа: «И не вздумайте возвращаться. Эти земли больше не будут такими, как прежде.» В тот момент, когда он сказал это, я воспринял его предупреждение скорее как общие предостережения о трудностях пути. Но сейчас… сейчас я понимал, что его слова имели гораздо более глубокий смысл.

В груди сжалось от осознания. Я вспомнил истории, которые слышал в детстве от своих предков. Истории, казавшиеся мне тогда забавными сказками для детей. Все, кто пытался пересечь горы, не возвращались прежними. Если они вообще возвращались. Те, кто каким-то чудом находил дорогу обратно, говорили, что время текло для них иначе. Мир менялся за пределами гор, но они сами словно застревали между временем. Некоторые даже теряли связь с реальностью и рассказывали нечто несвязное, как будто жили в двух разных мирах одновременно.

«И не вздумайте возвращаться.», — эти слова эхом отдавались в моей голове. Я начал понимать, что горы были не просто природной преградой. Они хранили в себе нечто большее, нечто опасное и древнее. Возможно, эта сила была тем, что изменяло тех, кто пытался пройти через них. И теперь я был на этом пути, между двумя мирами, и уже начинал чувствовать, что изменения происходят во мне самом.

Мои мысли вихрем крутились. Я стоял в этом чужом лесу, и ощущал, как что-то внутри меня меняется. Было ли это реальностью? Или только мои страхи играли со мной? Я снова оглянулся вокруг. Лес казался древним, но что-то в нём было неестественно знакомым. Это было как возвращение в то время, когда люди ещё не освоили эти места, когда магия была частью их мира.

Я сделал шаг вперёд, пытаясь успокоить свои мысли. Мне нужно было найти Ульфию, она могла знать, что происходит. Но с каждым шагом я чувствовал, как земля под ногами становится всё менее реальной. Каждый шаг отдалял меня от прошлого, к которому я привык, и приближал к чему-то неизвестному.

— Фабиан, — услышал я вдруг знакомый голос. Я обернулся и увидел её. Ульфия стояла у края леса, её фигура была полузатенена, но её глаза горели, как никогда раньше. Она смотрела на меня так, словно видела не только меня, но и то, что происходило внутри меня. — Ты понял теперь, да? Мы перешли черту. Возврата уже не будет. Но ты должен быть готов к тому, что увидишь дальше.

Её слова звучали как предупреждение. В этот момент я понял, что Ульфия всегда знала больше, чем говорила. Она знала, что будет со мной, знала, что горы изменят меня. И теперь вопрос был только в одном: смогу ли я вернуться назад, зная, что всё уже не будет прежним?

— Почему ты мне не сказала? — спросил я срывающимся голосом, делая шаг к ней. — Почему ты не предупредила?

Она вздохнула, как будто ожидала этого вопроса.

— Некоторые вещи нельзя понять, пока не переживёшь их сам. Я не могла сказать тебе раньше, потому что ты бы не поверил. А теперь… теперь ты видишь это сам. Но знай одно: ты здесь не случайно, и не я привела тебя сюда. Ты сам выбрал этот путь.

Её слова эхом разлетелись в моей голове, и я почувствовал, как туман в мыслях немного рассеивается. Но вместе с этим пришло осознание — пути назад больше нет. Горы уже начали менять меня, и всё, что осталось, — это идти вперёд, даже если дорога ведёт в неведомое.

— Что теперь? — спросил я, чувствуя, как внутри борется желание получить ответы и страх перед тем, что я могу услышать.

Ульфия ответила не сразу. Она внимательно посмотрела на меня, словно пытаясь оценить мою готовность к тому, что нас ждёт дальше.

— Теперь мы идём вперёд, — спокойно ответила она. — Что бы ни происходило, ты не должен останавливаться и оглядываться назад. Эти горы не прощают сомнений. Двигайся вперёд, даже когда станет тяжело.

Её слова не утешили меня, но дали хотя бы какую-то определённость. Мы позавтракали в молчании, быстро собрав остатки еды. Время здесь ощущалось странно — казалось, что мы проводили в пещере вечность, но на деле прошло всего несколько часов. Когда мы вышли наружу, лес встретил нас всё той же гнетущей тишиной.

Путь между гор был непрост. Чем дальше мы шли, тем труднее становилось двигаться. Ветер, который накануне был тёплым и мягким, теперь сменился на холодный и резкий, как ножи, проникая сквозь одежду. Каждый шаг давался с трудом: казалось, что сама земля сопротивлялась нашему продвижению. Дорога становилась всё более каменистой, а воздух разрежённым.

Я чувствовал, как с каждым шагом теряю силы. Ноги едва поднимались, и каждый вдох был трудным. Горы окружали нас со всех сторон, и казалось, что их вершины недостижимы, как бы мы ни старались. Камни под ногами были скользкими, и несколько раз я почти терял равновесие, хватаясь за ближайшие скалы.

— Эти места, — сказала Ульфия, когда мы сделали короткую остановку, чтобы перевести дух, — созданы не для того, чтобы по ним проходили люди. Здесь, между мирами, реальность может исказиться. Важно сохранить ясность разума и идти, даже если кажется, что мы застряли.

Её слова звучали ободряюще, но я чувствовал, что с каждым шагом становлюсь слабее. Порой мне казалось, что земля под ногами начинает двигаться, как если бы я стоял на зыбучих песках, и, несмотря на твёрдые камни, я ощущал, как что-то тянет меня назад.

Мы шли между узкими ущельями, где стены гор поднимались вверх, отрезая нас от света. Это место было полно странных звуков: отдалённые эхо шагов, шум ветра, который иногда казался похожим на шёпот. Я не мог отделаться от ощущения, что мы не одни. Как будто на нас кто-то смотрел из теней скал.

Каждая трудность, с которой мы сталкивались, испытывала мои нервы и силы на прочность. Одно из самых тяжёлых испытаний пришло, когда нам пришлось пересекать узкий мост из камней, висящий над глубоким ущельем. Ветер дул так сильно, что казалось, он вот-вот сбросит нас вниз. Ульфия шла впереди, уверенно ступая по скользким камням, а я шёл следом, стараясь не смотреть вниз, где зияла бездна.

Но это было не единственной проблемой. Чем выше мы поднимались в горы, тем холоднее и разрежённее становился воздух. Дыхание давалось с трудом, а каждый шаг становился пыткой. Мы двигались медленно, часто останавливаясь, чтобы перевести дух, но мне казалось, что времени для отдыха никогда не было достаточно.

В какой-то момент я споткнулся и упал на колени. Камни врезались в кожу, и я почувствовал, как в теле нарастает отчаяние.

— Я больше не могу, — прошептал я, чувствуя, как мои силы на исходе. — Как мы пройдём через это?

Ульфия остановилась, вернувшись ко мне, и присела рядом. Её лицо было усталым, но в глазах всё ещё читалась решимость.

— Ты должен верить в себя, Фабиан. Эти горы проверяют каждого, кто решится пересечь их. Если мы остановимся сейчас, то никогда не выберемся. Подумай о том, что ждёт нас за пределами этих вершин.

Её слова дали мне крохотный заряд сил. Я поднялся на ноги, пусть и не без труда, и продолжил идти. Трудности всё ещё были на каждом шагу, но теперь я сосредоточился на одном: шаг за шагом, продвигаться вперёд, как бы тяжело это ни было.

— Ульфия, — начал я, когда мы остановились на очередной привал, и ледяной ветер на мгновение стих. Она сидела рядом, смотрела на склоны, будто что-то искала взглядом вдали. — Зачем мы вообще идём по этому проклятому пути? Что мы ищем? Понятно, что нам нужно найти старосту Змеевки. Он что-то знает о культе духов леса, но что дальше? Что ты собираешься делать, когда мы его найдём?

Я чувствовал, как внутри меня поднимается не только усталость, но и тревога. Этот путь был труднее, чем я мог себе представить, и чем дальше мы заходили, тем меньше я понимал, что здесь происходит. Всё казалось искажённым — не только пространство, но и время, и мои собственные мысли. Но мне было важно понять, что мы делаем и куда это нас ведёт.

Ульфия продолжала смотреть на горы, словно прислушиваясь к чему-то, что я не мог услышать. Я уже начал думать, что она проигнорирует мой вопрос, как вдруг она повернула голову ко мне и заговорила, тихо, но уверенно:

— Фабиан, ты задаёшь правильные вопросы, но готов ли ты к ответам? — В её голосе слышалась странная смесь сожаления и твёрдости. — Мы идём не просто за старостой. Да, он знает больше, чем кто-либо. Но дело не только в нём.

Она замолчала на мгновение, будто взвешивая, сколько из того, что знала, можно мне открыть.

— Ты же знаешь, что легенды которые ты слышал, это не просто легенды, — продолжила она, глядя мне прямо в глаза. — Люди забыли о них, но они никуда не исчезли. Староста Змеевки, как и многие, кто это знает, ищет способ вернуть их влияние в наш мир. То, что ты слышал, — лишь вершина.

Меня пробил холод не только от её слов, но и от той уверенности, с которой она это говорила. Я вспомнил древние рассказы, которые передавались от поколения к поколению в моём родном Приболотье. Это казалось настолько далёким, пока Ульфия не упомянула их, и вдруг всё стало ближе, чем я ожидал.

— Хорошо, но если мы найдём старосту, что дальше? Что ты собираешься делать? — спросил я, чувствуя, как внутри поднимается страх перед её ответом.

Она снова замолчала, будто решая, стоит ли делиться со мной правдой.

— Ты думаешь, я ищу тайных знаний, но всё гораздо проще. Это место… эти горы и леса вокруг нас, они скрывают нечто, что нельзя выпустить наружу.

Её слова наполнили меня странной смесью страха и облегчения. Это объясняло многое, но и порождало новые вопросы. Зачем Ульфия встала на этот путь? Почему именно она должна была остановить что-то, что казалось слишком древним и могущественным для обычных людей?

— Ты должна была мне сказать это раньше, — тихо сказал я, чувствуя, как внутри поднимается гнев. — Ты втянула меня в это, не объяснив, что на кону. Теперь я понимаю, что здесь дело не только в старосте. Мы оба рискуем жизнями ради чего-то, что может нас погубить.

Ульфия посмотрела на меня, и в её глазах я увидел ту же усталость, что чувствовал сам, но она ответила твёрдо:

— Фабиан, мы уже перешли точку, где можно было бы остановиться. Ты думаешь, что знал все ответы, когда отправился со мной? Но разве не ты сам хотел узнать правду? Вот она перед тобой. И теперь твой выбор: идти дальше или оставить всё и попытаться вернуться. Но знай одно — назад дороги больше нет, и даже если ты попытаешься, всё будет уже не таким, как прежде.

Её слова отрезали мои сомнения, как нож. Она, практически, повторила слова Торнольфа. Всё стало ясно. Путь, который мы выбрали, был необратим. Я глубоко вздохнул, собираясь с силами, и почувствовал, что у меня больше нет выбора, кроме как идти вперёд.

— Хорошо, — сказал я, стиснув зубы. — Идём дальше.

Ульфия кивнула, и мы снова двинулись в путь, оставив за спиной пещеру, холодный ветер и наши страхи.

Передо мной возвышалась Плачущая Гора, тёмная и величественная, будто укрытая дымкой. Она казалась так близка — я мог различить каждую трещину на её склонах, каждое каменное основание. Ветер приносил с её вершин слабый, почти неслышный стон, словно сама гора плакала. В какой-то момент мне показалось, что я смогу дотянуться до неё рукой, шагнуть вперёд — и быть там.

Но с каждым шагом гора отдалялась, как призрак. Казалось, что расстояние до неё увеличивается, хотя я продолжал идти. Я вспоминал строки из старого стихотворения приболотского поэта Орфена Гримара. Это была одна из тех древних историй, которые редко кто вспоминал, но сейчас она звучала в голове так ясно:


«Вот она, гора — рукой подать,

Но каждый шаг твой, дальше её гонит.

Ты тянешься вперёд, но вновь идёшь назад,

И холод камня сердце твоё тронет.»


Я чувствовал, как слова оживают вокруг меня. Это не было просто миражом. Плачущая Гора сама по себе была иллюзией — одновременно близкой и недосягаемой. Она словно играла с нашим восприятием, заставляя думать, что её можно достичь, но не позволяя этого сделать.

Я осмотрел наш небольшой заплечный мешок, где лежали остатки пищи. Хлеб был уже черствым, куски сушёного мяса едва покрывали дно мешочка, а орехи, которыми мы когда-то делились, теперь превратились в горстку, почти не способную утолить голод. Плачущая Гора всё ещё стояла перед нами, маня и отталкивая одновременно. Но с каждым шагом, я всё больше осознавал, что наши запасы на исходе.

— Ульфия, — начал я, прерывая тишину, — еды у нас осталось едва на день, если не меньше. Но это не самое страшное. Вода… у нас почти не осталось воды.

Она остановилась, повернулась ко мне, и в её взгляде я увидел, что она уже давно понимала серьёзность положения.

— Я знаю, — тихо ответила она, — но это было неизбежно. Здесь, в этих горах, трудно найти еду или воду. Эти места не для живых существ, они для чего-то другого.

Мои пальцы сжали почти пустую флягу. Каждая капля была на вес золота, но этой воды хватит всего на пару глотков, не больше. Без воды мы не протянем и двух дней. Я понимал это, и Ульфия знала.

— Что будем делать, когда запасы истощатся? — спросил я, пытаясь удержать голос от дрожи.

Ульфия посмотрела вдаль, на Плачущую Гору, как будто там был ответ. Её губы сжались, а затем она, выдохнув, ответила:

— Мы должны идти дальше, даже если еда и вода закончатся. Здесь, между мирами, время работает иначе. Мы не в обычных горах. Я надеюсь… — она на мгновение замялась, — что найдём выход раньше, чем наши силы полностью иссякнут. Но если мы остановимся сейчас, смерть будет быстрой и неотвратимой.

Её слова были холодным напоминанием о том, что у нас не было выбора. Либо идти вперёд, либо погибнуть здесь, у подножия Плачущей Горы, в пустых иллюзиях и стонущем ветре. Я чувствовал, как жажда уже начинала обжигать горло, и холодное осознание прокралось в сердце: времени оставалось всё меньше.

Мы продолжили двигаться, теперь ещё медленнее, чувствуя, как силы покидают нас с каждым шагом. Каждый глоток воды приходилось делить, но этого было слишком мало, чтобы утолить нашу жажду.

Я посмотрел на Ульфию и задал вопрос, который не мог больше держать в себе:

— Что будет, если мы не найдём воду? Если здесь действительно нет ничего, что нас спасёт?

Она взглянула на меня со смесью решимости и чего-то ещё, чего я не мог сразу понять. В её глазах вспыхнуло что-то древнее и необъяснимое.

— Тогда, Фабиан, — прошептала она, — нам придётся надеяться, что сама гора даст нам то, что мы ищем.

Горы, что казались неподвижными и вечными, становились нашими врагами на каждом шагу. Дорога впереди шла зигзагами, утопая в тумане, а холодный ветер не прекращал свистеть вокруг, проникая под нашу одежду. Каждый шаг, который мы делали, был болезненным — ноги ныли от постоянного подъёма, а мышцы горели от усталости. Но мы шли вперёд, шаг за шагом, словно запертые в этой бесконечной дороге.

Однажды я поскользнулся на узком участке, едва не сорвавшись в пропасть, но Ульфия успела схватить меня за руку. Её лицо оставалось хладнокровным, но я видел, как каждый наш шаг давался ей не легче, чем мне. Мы редко говорили. Просто двигались вперёд, сосредоточенные на том, чтобы не упасть, не потерять силы.

Ночью холод становился почти невыносимым. Мы с трудом находили места, где можно было укрыться от ледяного ветра. Пещеры, которые нам встречались, почти не защищали от холода, а огонь разжечь было практически невозможно из-за постоянных порывов ветра. Нам приходилось прижиматься друг к другу, чтобы хоть немного согреться. Но сон не приносил отдыха: каждую ночь я просыпался от кошмаров или от того, что чувствовал, как туман, окружавший нас, становится гуще, словно пытался проникнуть в мои сны.

Чем выше мы поднимались, тем сильнее ощущалось давление. Ветер становился ещё более свирепым, и температура падала с каждым днём. Обычные сугробы заменили ледяные трещины и отвесные скалы, где любой неверный шаг мог стать последним. Но самым изнуряющим была жажда. Наша вода почти закончилась, и я чувствовал, как сухость в горле превращается в невыносимую боль. Мы пытались растопить снег, но его было недостаточно, чтобы утолить жажду полностью.

Одним из самых страшных моментов было, когда нам пришлось пересекать узкий уступ, по которому едва можно было пройти боком. Внизу зияла бездна, и стоило сделать один неверный шаг — ты бы исчез навсегда в её мраке. Я замер на краю, глядя на узкую тропу, и почувствовал, как внутри меня поднялся волной страх.

— Мы не должны здесь быть, — прошептал я, чувствуя, как дрожат ноги.

Ульфия обернулась ко мне. Её лицо было усталым, но в глазах читалась железная решимость.

— Мы уже прошли слишком далеко, Фабиан, — сказала она тихо. — Это наш путь, и мы должны закончить его.

Я заставил себя идти дальше, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Каждый шаг был мучительным, и кажется, я не дышал, пока мы не прошли этот опасный участок.

Дни сливались в одно длинное испытание. Солнце, когда оно показывалось, не согревало, а туман, казалось, не рассеивался вовсе. Плачущая Гора всё ещё висела где-то впереди, вечно близкая, но недосягаемая.

Когда мы уже почти утратили надежду и силы совсем покидали нас, впереди среди клубящихся снегов и тумана неожиданно появилась деревня. Я резко остановился, не веря своим глазам. Откуда она здесь? Местные жители из Приболотья никогда не упоминали, что в этих горах есть деревни. Во-первых, кто в здравом уме станет жить в таком месте? Во-вторых, даже если бы они здесь обосновались, как бы они выживали? Как добывали провизию, одежду, как поддерживали свою жизнь в этих диких условиях?

Но не было времени на долгие размышления. Вода и еда у нас закончилась, а одежда промокла до нитки от снега и ледяного ветра. Даже если это место выглядело подозрительно, мы не могли позволить себе развернуться. В голове стучала одна мысль: может, там найдём пищу, укроемся от ветра и наконец обсушимся у тёплой печки, хотя бы ненадолго.

— Мы должны туда пойти, — сказал я, и Ульфия кивнула, как будто не сомневалась в моём решении.

Мы шли к деревне около четверти часа, и всё это время меня не покидало странное чувство. Деревня выглядела настолько неожиданной и нереальной среди этих пустынных гор. Когда мы подошли ближе, то начали замечать детали, которые только усилили моё беспокойство.

Тишина. Абсолютная, давящая тишина. Ни одного звука, ни лая собак, ни крика детей. Казалось, что сама жизнь обошла это место стороной. Избы, которые мы видели перед собой, выглядели старыми, полусгнившими и разрушенными. Крыши были пробиты, а стены покрылись мхом и плесенью. На многих домах окна были выбиты, а двери — наполовину сорваны с петель. Я чувствовал, как холодок пробежал по спине.

— Это заброшенная деревня, — тихо сказал я, хотя Ульфия уже поняла это.

Мы стояли на пороге пустоты. Вместо спасительного укрытия перед нами раскинулись лишь мёртвые дома, забытые и оставленные, как и те, кто здесь когда-то жил.

— Этой деревне больше полувека, — произнесла Ульфия, глядя на полуразрушенные дома с какой-то странной смесью уважения и печали. — Здесь жили монахи-отшельники. Те самые люди в капюшонах, о которых ты читал в книге в доме старосты.

Я замер, стараясь осмыслить её слова. Те монахи, о которых я знал только из книг и снов… Значит, это место действительно связано с ними? Воспоминания о той книге и таинственных фигурах в капюшонах, которые я видел во сне, всплыли передо мной, обостряя ощущение странности происходящего.

Я посмотрел на один из домов, который выглядел менее разрушенным. Его стены были покрыты тёмными пятнами мха, но крыша, казалось, держалась. Дверь слегка приоткрылась от ветра, словно приглашая нас внутрь.

— Давай попробуем зайти туда, — предложила Ульфия. — Если даже здесь не будет ничего съестного, по крайней мере, укроемся от ветра и холода. Это лучше, чем провести ещё одну ночь на улице или в пещере.

Я кивнул и, с опаской, направился к дому. Под ногами хрустел лёд, и каждый шаг отзывался эхом в мёртвой тишине деревни. Я осторожно толкнул дверь, которая скрипнула, отворяясь, и перед нами предстала заброшенная комната. Внутри было пусто, только старые деревянные полы, вытертые временем, и остатки мебели, давно утратившей свою форму.

Мы вошли, и я ощутил, как холодные стены приглушили порывы ветра. Стало немного легче дышать. Здесь было мрачно, но хотя бы не так холодно, как снаружи.

— Пожалуй, это лучшее место для ночлега, чем мы могли найти, — сказал я, осматриваясь.

Ульфия прошла дальше, осматривая помещение, затем подняла взгляд на потолок, словно прислушиваясь к чему-то невидимому.

— Может, здесь осталась часть той истины, которую искали монахи, — тихо проговорила она. — Но что бы это ни было, нам придётся это выяснить… на рассвете.

Я кивнул, не зная, что ожидать.