Розочка

Я - маленький осколок стекла. Совсем мизерный, примерно, как одна треть спичечной головки или чуть больше макового зернышка. Извините за столь мелочную подробность. Просто я хочу, чтобы вы ощутили, насколько я ничтожна теперь, по сравнению с тем временем, о котором я вам сегодня поведаю.

Сейчас я лежу на земле, забившись в щель между каменным выступом и стеной жилого дома на Площади Треви. И скорее всего, именно в этом месте я и останусь лежать ближайшие несколько десятилетий а то и сотни лет. В принципе, такой конец был ожидаем, однако мне с ним будет трудно смириться и вот почему: еще пару дней назад я была в размерах больше и имела форму горлышка от бутылки, валявшегося буквально за углом - в Печном переулке, пока трое мальчишек не запинали меня ногами сюда, раскрошив по пути на множество стеклянных осколков, одним из которых я теперь и являюсь.

Что я делала в Печном переулке, будучи горлышком от бутылки? Здесь тоже все очень просто - выпала из кузова грузовой машины, перевозившей мусор на свалку. Кстати, до того момента, пока я оттуда не вывалилась и не разбилась, я имела еще более привлекательный вид бутылочного осколка в виде розочки. Думаю, вы знаете, откуда пошло это красивое название. Красивое, но в некоторых историях, изобилующих пьяными драками - довольно печальное. И в моем случае моя же история отнюдь не весела, ибо пока я была розочкой, то имела "честь" носить на себе следы недавно засохшей крови.
Что я делала, будучи окровавленной розочкой в мусорной куче грузовика? Думаю, что с этого момента, когда вы, надеюсь, немного заинтригованы но еще окончательно не запутаны, мне нужно рассказать вам все , пожалуй, с самого начала, а не с конца, как я это неосмотрительно задумала.

В меня вдохнул жизнь один венецианский стеклодув. Произошло это около десяти лет назад. Тогда же в меня и налили вино - красное, мягкое, бархатистое и бесконечно ароматное. Закупорили и поместили в винный погреб с сотнями таких же, как и я, покрываться многолетней пылью. За десять лет моего безропотного, смиренного и тихого существования в полутемном помещении, меня лишь однажды потревожили, чтобы наклеить на мое стеклянное "тело" этикетку, указывающую мое имя, сорт винограда, год урожая и прочую информацию, расшифровывающую мои происхождение и качества.

Но буквально месяц назад я поменяла свое привычное место пребывания, ибо меня совершенно неожиданно переместили из Венеции в Рим, таким образом предоставив возможность после длительного заточения в подземелье мельком взглянуть на освещенный солнцем мир через щели в деревянном ящике, в котором меня бережно транспортировали.

По прибытии в Рим я неделю томилась на складе в огромном ангаре аэропорта Фьюмичино, потом еще неделю в подсобках винного бутика "Костантини", после чего наконец-то меня выставили в продажу, заключив в винный шкаф за стеклянные двери, запиравшиеся на миниатюрный, металлический замок. На тот момент я уже хорошо осознавала, что в скором будущем меня откупорят, выпьют и возможно разобьют вдребезги, но не предполагала, что моя участь будет связана с кровавой расправой, а сама я после десяти лет пребывания в томительном блаженстве и счастливом упоении, окажусь в руках человека, который в состоянии аффекта за считанные секунды превратит меня в орудие убийства.

Целую неделю, находясь за стеклом, мне приходилось наблюдать за множеством лиц, размышляющих о том, какое вино выбрать для предстоящего домашнего ужина, пикника на природе или в качестве подарка близкому человеку. В течении ста шестидесяти восьми часов, время от времени продавец открывал винный шкаф и передавал меня в руки совершенно разным людям, которые меня читали, смотрели сквозь мое стекло на свет, зачем-то переворачивали вверх дном и задавали обо мне массу разных вопросов. Люди частенько сомневались в своем выборе по поводу приобретения именно моего содержимого и их сомнения наводили меня на размышления о моей, вероятно высокой цене. Ведь и сами покупатели, останавливавшие свой выбор на мне, судя по внешности были далеко не бедными людьми. Но так продолжалось недолго. Всего каких-то семь дней.

Однажды, в один из этих дней в магазине погас свет, но ненадолго, всего на несколько минут. Именно это событие я склонна была счесть за примету, указывающую на конец моего ожидания. Поверьте, каждая бутылка мечтает быть выпитой. И если вас выпили - жизнь удалась. Но если вас случайно или даже преднамеренно разбили - в этом нет ничего страшного. Статистика гласит, что полтора процента всех производимых на свете стеклянных, винных бутылок оказываются разбитыми до того, как их употребят и только двадцать пять процентов намеренно разбиваются после употребления их содержимого. И это никак не мешает обрести бутылке вечный покой.

Намного страшнее окажется, если в конце своего существования из вас сделают то, что в итоге сделали из меня - страшное орудие для расправы над живой плотью, над человеком, который априори должен был выпить вас, но никак не оказаться убитым вашими осколками! В этом случае вам придется помнить о неприятном и в принципе не свойственном для вас инциденте всю свою жизнь, до полного разложения, что для стекла составляет около миллиона лет. И даже, если неведомая сила сотрет ваши осколки в пыль и развеет по всему миру, ваше сознание останется, как и в моем случае, в одной из этих микроскопических, стеклянных частиц и будет помнить вкус крови, с которой ему однажды довелось познакомиться слишком близко. Печально, не правда-ли?

Так вот, в тот злополучный день я стояла на полке винного шкафа и разглядывала бутылку с граппой "Barbero La Bianka". У нее были восхитительные формы и она находилась в открытом доступе для людей, на стеллаже, как раз напротив меня, у самой витрины магазина. Мое созерцание прервал очередной покупатель с детской коляской, который остановился прямо напротив меня и принялся рассматривать бутылки с вином. Это был невысокий мужчина лет сорока, худощавого телосложения, в теплой, вязаной куртке и рюкзаком на спине из того же материала, что показалось мне весьма необычным. Он обхватил пальцами правой руки свой подбородок и о чем-то раздумывал, разглядывая то меня, то стоящие рядом бутылки. На безымянном пальце его красовалось обручальное кольцо, что в общем соответствовало статусу новоиспеченного отца.

Надо отметить, что в тот день покупателей в магазине было много и все вместе они иногда образовывали столпотворение, что каждому в отдельности мешало свободно передвигаться из одного места в другое. Коляска с ребенком, перекрывавшая и без того узкий проход между винным шкафом и стеллажем с винами урожая 2004-го года, просто напросто не давала никакого шанса протиснуться покупателям, которые желали бы продолжить свой путь дальше. При этом мужчина в вязаной куртке, который по-видимому являлся отцом ребенка, совсем не замечал ситуации, затрудняющей движение людей. Он весь был погружен в чтение винных этикеток. Не думаю, что он просто игнорировал всех или препятствовал движению из-за какого-то своего упрямства или того хуже, злого умысла. Скорее всего, он был просто рассеян.
Все же, некоторым, особо прытким покупателям удавалось пролезть между коляской и стеллажем, конечно же не без ворчливых претензий к горе-папаше.

Но вдруг, словно гром среди ясного неба, появился тип, который впоследствии совершил нечто ужасное и оправдания которому не нашел бы ни один здравомыслящий человек. Этот верзила был огромен. Лицо его имело напряженные черты, как если бы его всегда и все по-жизни раздражало. Взглянув на него один раз, можно было догадаться, что в гневе этот человек непредсказуем и скорее всего опасен. У него была огромная голова и широченные плечи, что создавало впечатление, будто его раздувала злость, с которой он никак не мог справиться. Заметив столпотворение, великан, казалось, даже ни на миг не задумался о том, что это может ему помешать пройти. Он, нисколько не напрягаясь, растолкал в стороны пятерых или шестерых человек, а достигнув коляски с маленьким в ней ребенком, дернул ее так, что она выскочила из прохода и перевернулась на бок. Крохотный младенец, укутанный в белое одеяльце, вывалился из нее и со всей силы ударился своей маленькой головкой о каменную плитку, которая устилала весь пол винного магазина.

Мне показалось, что вокруг на мгновение все замерло. И самым страшным оказалось не то, что в следующие секунды завязалась кровавая драка или даже бойня... нет, это было настоящее убийство! Самым страшным явилось молчание младенца. Он лежал, прислонившись к полу своим маленьким личиком и не издавал ни звука. Даже не шевелился. Только одни ноги покупателей вокруг него суетились, в полной растерянности и беспомощности перетоптываясь с одного места на другое.

Все произошло настолько быстро, что поначалу разыгравшуюся трагедию можно было принять за какую-нибудь нелепую случайность, которая за собой не несет никаких страшных последствий - настолько, по-крайней мере мое стеклянное сознание, отказывалось понимать, какой на самом деле чудовищный поступок совершил этот негодяй.

Сам же он после содеянного, застыл на месте, будто не веря в то, что натворил. Он смотрел на вывалившегося из опрокинутой им же коляски ребенка так, как если бы вообще никогда в жизни не видел грудных детей. По лицу его было видно, что он не ожидал такого поворота событий. Выходит, он не знал, что в коляске может оказаться ребенок? Я не оправдываю этого буйного недоноска. Представьте, что вы куда-то торопитесь и на вашем пути стоит детская коляска. Неужели, прежде чем ее оттолкнуть в сторону, вы не задумаетесь над тем, что возможно, в ней лежит маленький человечек, который так легко уязвим перед вашими часто неоправданными поступками и неосторожными действиями? Прочь лирику. Я собиралась рассказывать не об этом.

Конечно же, родитель ребенка набросился с кулаками на негодяя. И наверное можно представить себе его внутреннее состояние - реактивное, шоковое и полностью перекрывающее здравомыслие жаждой мести. Виновник инцидента, несмотря на свои внушительные габариты, сам был напуган до такой степени, что напавшего на него обезумевшего мужчину всего одним движением руки оттолкнул так сильно, что тот отлетел в винный шкаф и разбил его стеклянные створки. Именно в ту секунду я и подумала, что свое вечное успокоение я так никогда и не обрету. Окончательно я пришла к этому выводу, когда рука с обручальным кольцом на пальце схватила меня за горлышко. Я поняла, что обречена и участь моя неизбежна. Говорят, что у человека за несколько секунд до своей возможной смерти, перед глазами проносится вся его жизнь. Я же в один миг увидела все десять лет, проведенные в винном погребе - странное чувство, доложу я вам.
Итак, я оказалась в руке человека, принявшего решение во что бы то ни стало, сделать из меня орудие убийства. Сначала он сбросил со спины свой рюкзак, продев меня в одну из лямок и ударил мной об одну из металлических стоек, поддерживающих стеллаж с двух сторон. Я увидела, как дно мое с несколькими крупными осколками полетело вниз и разбилось об пол. Вино с плеском разлилось вокруг, забрызгав ноги некоторым столпившимся покупателям.

- Розочка! Розочка! - вдруг закричала та самая молчаливая бутылка граппы, с которой я не сводила глаз целую неделю.
- Смотрите! Розочка! - заголосили вслед за ней три бутылки кьянти.

Тем временем, потерявший голову отец малышки размахивал мною так, что мои острые края со свистом рассекали воздух. Передо мной мелькали лишь испуганные глаза верзилы, да несколько недоумевающих лиц покупателей. Еще минуту назад их было намного больше. Теперь же свидетелями конфликта оставались пять или шесть человек, ибо остальные поспешили выйти на улицу.

Наконец, тронутому горем мужчине удалось неимоверными усилиями повалить на пол двухметрового гиганта и он принялся изо всех сил наносить ему удары по лицу и шее острыми, как бритва краями моего стеклянного стана, а вернее тем, что от него осталось. С каждым нанесенным ударом мои осколки оставались в лице жертвы и было слышно, как все громче и громче скандируют бутылки мое новое, и уже посмертное имя.

- Ро-зоч-ка! Ро-зоч-ка! - голосили уже все стеллажи. Казалось, что даже с улицы, из соседней энотеки скандировали это имя.
- Ро-зоч-ка! Ро-зоч-ка!

На секунду мне послышалось, что крики их вдруг обрели зловещий тон и теперь все они желали не просто моего участия в расправе над извергом, так чудовищно обошедшимся с ребенком, но еще более кровавой мясорубки. Внезапно аромат вина смешался с тошнотворным привкусом плоти. С каждым взмахом руки от меня отлетали брызги крови. Ополоумевший родитель ребенка теперь уже просто полосовал моими острыми краями лицо своего ненавистного врага, как обезумевший художник, который хотел в клочья изорвать свой холст. Если до этого поверженный пытался закрываться руками, то сейчас он уже лежал без сознания, а если быть более точным - без жизни, ибо лицо бедолаги было изрезано так, что уже не походило на лицо и вовсе. К тому же, у него было перерезано горло.

Совершенно умалишенный и теперь уже абсолютно неспособный оценивать окружающую действительность, сжимая меня в своей, по локоть окровавленной руке, мужчина встал на ноги, подошел к ребенку и поднял его, прижав к груди, но услышав звук полицейской сирены, выбежал из магазина.
Добежав до улицы Святой Бернадетты, он бросил меня в первый попавшийся мусорный контейнер.

Вот и вся история. В контейнере я пролежала два дня, потом меня высыпали с кучей всякого хлама в кузов мусоровозки, из которого я вывалилась в Печном переулке. И оттуда меня уже допинали мальчишки в это укромное и тем не менее многолюдное место, откуда я сейчас и заканчиваю свое повествование.

Судя по разговорам прохожих, которые последние два дня только об этом и говорят, история закончилась относительно хорошо. Хорошо, потому что ребенок остался жив. Громила поплатился жизнью, а "папашу" взяли под стражу и будущее его теперь очевидно. По крайней мере так говорят люди.

Мне же остается лежать здесь и ждать. Чего ждать? Не знаю. Не знаю, потому что я - маленький осколок стекла и всего лишь.

2013.