Судьбы разные - война одна. Пешком по району

Ты помнишь, Тонь, колымский вечер,
Свечей оплывших полумрак,
Туман, как теплый шарф на плечи
И томик в маминых руках?

Не часто мама нам читала,
Среди других хлопот и дел
Ей редко время выпадало,
Чтоб просто с книжкой посидеть.

Но если это вдруг случалось:
Границы вечер раздвигал.
Поэзия в окно стучалась
И стих Есенина звучал.

Пускай метель вовсю резвиться,
Луна морозы ворожит,
В краю березового ситца,
Нам клен дорогу сторожит.

И рыжегривый жеребенок
Играя скачет по стерне,
Не ведая про время гонок
На металлическом коне.

А мама, в старенькой накидке,
Вдруг представлялась сразу мне,
С тоской застывшей у калитки
Старушкой в жалком шушуне.

С тех пор всегда со мною рядом
Поэзии русской быль и новь.
Я стольким матери обязан
За эту давнюю любовь.

                Леонид Золотухин. 07.02.2017

Иногда по вечерам мама садилась за круглый стол, доставала какую-нибудь книгу и читала её нам вслух.

…Отговорила роща золотая
Берёзовым, весёлым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком…

…Мамин голос уносит нас в деревенские просторы, которые так не похожи на те образы, что мы привыкли видеть на Колыме. И видятся в это время пейзажы Левитана, где стоят берёзы в золотых нарядах. Их я видела в альбоме художника, который подарил маме её младший брат Игорь.

Мама любила картины Левитана и обожала Есенина, и частенько зимним вечером, взяв в руки томик поэта, читала вслух его стихи.

…Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне…

Я, благодаря ей, и по сей день знаю многие стихи Есенина наизусть. А брат Леонид, будучи школьником, проникновенно читал со сцены монолог Хлопуши из поэмы Сергея Есенина «Пугачев». И нередко мы ставили пластинку, на которой сам поэт читал свои стихи, в том числе и этот монолог.

Мама очень любила книги. К этому её приучила тётя — Анфия Ивановна в те годы, когда мама жила у неё в Усть-Курлыче. Мама же привила любовь к книге нам. Она знала всю зарубежную и русскую классику, могла рассказать о той или иной книге, том или ином авторе. Но особое место на полках занимали книги дальневосточных, забайкальских авторов. Она не только читала их книги, но и рассказывала интересные фаты из их биографий.

Дмитрий Нагишкин, Пётр Комаров, Юлия Шестакова, Николай Задорнов, Александр Грачёв, Юрий Рытхэу, Тихон Сёмушкин, Анатолий Вахов, Василий Балябин, Константин Седых… Это далеко не полный перечень произведений, о которых я узнала в подростковом возрасте от мамы.

В доме было очень много книг разных авторов и жанров. И все они были читаны папой и мамой. Их часто можно было увидеть за книгой. Они интересовались новинкам, выписывали журнал «Роман-газета», позже к нему прибавились толстые журналы, такие, как «Современник», «Нева». Это уже я выписывала, а мама с интересом читала…

Жизнь до войны

Наша мама, Тамара Андреевна Золотухина (в девичестве Корякина) прожила не долгую и не совсем лёгкую жизнь. Родилась она в с. Горбица Забайкальского края. Отец её, Андрей Евграфович Корякин, вынужден был в 1920 году бежать из-за японцев в Хабаровск.

Семья жила в Николаевске-на-Амуре, Хабаровске. Дед был начальником телеграфо-телефонного отдела Управления связи Хабаровска. Бабушка Павла наша не работала, растила детей.  В начале 30-х с ними стал жить и отец бабушки Иван Фавстович Фёдоров. Маму, чтобы семье было легче жить, забрала в 33-м году его дочь и младшая сестра бабушки Анфия, которую все звали Фана, или Фая.

Она работала учителем русского и немецкого языков, литературы в Усть-Курлыченской не полной школе. Её мама и окончила, и вернулась в Хабаровск к родителям.
 
Комсомолка, спортсменка, активистка… Мама мечтала быть врачом, поэтому поступила на рабфак Хабаровского мединститута, окончила его успешно в 1937 году, была зачислена в институт, но учиться ей там не довелось. Семейные обстоятельства сложились так, что пришлось пойти работать в 17 лет.

Год работала мама в краевом управлении сберкасс статистиком, а затем её отозвали для работы в Центральный райком ВЛКСМ г. Хабаровска. В 1939 году их с мужем направляют по путёвке ВЛКСМ на Чукотку, в Анадырь. Там мама работала сначала директором местного музея, а затем корректором в газете «Советская Чукотка». Муж был литсотрудником газеты.

Добираться до Анадыря тогда было сложно. Из Владивостока на теплоходе, а то и грузовом пароходе, попадая в шторма, плыли около месяца. Лето на Чукотке короткое. Надо было успеть за период навигации попасть туда, или, наоборот, выбраться «на материк».

Через год их отозвали назад в Хабаровск, так как мама серьёзно заболела. И вновь долгое морское путешествие.

Первое время работать мама не могла по состоянию здоровья, а когда окрепла, устроилась на центральный телеграф корректором.

Политработа

Шёл 1941 год. Мужа призвали в армию и отправили на фронт в политотдел. Он возглавил дивизионную газету. Маму же через год вновь забрали в Центральный райком ВЛКСМ, а весной 1943 года направили в политотдел МТС, которая находилась в с. Георгиевка района им. Лазо Хабаровского края.

«Задачи военной весны требуют исключительно высокого качества политического и хозяйственного руководства. Надо, чтобы каждый тракторист, каждый колхозник понял, что борьба за высокий урожай — это тот же фронт, что это борьба за победу над врагом и борьба не без трудностей. Мобилизовать колхозников на преодоление их, на честный и сознательный труд — в этом состоит основная задача политотделов МТС», — писала газета «Звезда» в № 87 от 2 апреля 1943 года.

Предстояло проводить политическую работу среди молодежи, комсомольцев, устраивать социалистические соревнования бригад, чтобы добиться повышения производительности труда.

Бригады МТС были разбросаны по району, зачастую приходилось добираться пешком до соседних участков, невзирая на погоду — в жару, дождь…

Я жила некоторое время в селе, что находится рядом с Георгиевкой. И в период моего проживания в конце 90-х годов прошлого столетия добираться до соседних сёл и райцентра было тяжело. Представляю, как это было в годы войны! И поражаюсь, как моя мама — маленькая, хрупкая, преодолевала все эти трудности.

В Хабаровске её ждал маленький сын, который жил в это время с бабушкой, маминой мамой Павлой Ивановной Корякиной. Кроме него бабушка воспитывала трёх своих сыновей, один из которых был не многим старше своего племянника. И все они находились на мамином иждевении, так как мой дед, Корякин Андрей Евграфович, был отправлен на фронт и там погиб в августе 1943 года.

Когда выдавался выходной, она, где пешком, где на попутках, добиралась в Хабаровск, чтобы навестить сына и маму, отвезти всем немного продуктов, выменянных в каком-нибудь селе. В районе им. Лазо, как рассказывала мама, люди жили за счет подсобного хозяйства, питались не плохо, но дёшево ничего не продавали и не обменивали.

Вплоть до упразднения политотделов работала она помощником начальника политотдела МТС по комсомолу. В мае 1943 года, после окончания посевных работ, было принято решение о ликвидации политотделов в МТС и совхозах. Она проходила не в одночасье, поэтому только в июле 1943 года мама была откомандирована в редакцию газеты «Ленинец» района им. Лазо, которая находилась в районном центре в Переяславке.
Несчастья одно за другим…

Маму направили на газетное отделение межкраевых курсов пропагандистов в Хабаровске, по окончании назначили ответственным секретарём газеты, а затем перевели на должность уполномоченного краевого радиокомитета по району им. Лазо.
 
К тому времени умерли мамины братья, простудившись при копке окопов и заболев туберкулёзом. Заболел и умер сын. Из всей большой семьи остались бабушка, мама и её самый младший брат Игорь, родившийся в 1938 году.

В апреле 1944 года маму избрали вторым секретарём райкома ВЛКСМ района им. Лазо. И опять пешком по району в дождь, жару, холод… Всё это вскоре дало о себе знать. Застуженные ранее почки после очередного переохлаждения воспалились. У мамы парализовало ноги, она оказалась в инвалидной коляске.

Крайком ВЛКСМ выбил для неё путёвку в приморский санаторий «Садгород» на два срока. Увезли её туда на коляске, вернулась она уже своим ходом.

В ту пору лечение грязями не предусматривало аппликации, как это стало спустя годы. Пациентов погружали в тёплую ванну с морской грязью по грудь. Такие ванны были чреваты осложнениями на сердце. Но и выхода другого не было.

Почки маме подлечили, на ноги её поставили, а сердце надорвалось. И беспокоило маму всю оставшуюся жизнь.

Из санатория она вернулась в Хабаровск, куда её перевели сразу после болезни. Работала инспектором, заведующим отделом пропаганды Краевого комитета ВЛКСМ, была назначена заведующей отделом писем газеты «Молодой Дальневосточник».

После Победы

В 1946 году мама ушла с комсомольской работы и стала трудиться в сберкассе, окончив в Благовещенске финансовый техникум.

Муж её в апреле 1945 года погиб в Австрии. После войны мама вышла замуж за нашего отца, родились мы, четверо её детей, да и младший брат Игорь, который остался сиротой после смерти нашей бабушки Павлы, жил с мамой. И опять она отправилась в далёкое путешествие на теплоходе на Чукотку…

Анадырь, Марково, Ола, что близ Магадана… И везде работала в сберкассах, вела активную общественную работу: возглавляла женсовет, была секретарём парторганизации работников бюджетной сферы, пропагандистом, депутатом поссовета…

Однако она всегда выбирала время для нас – чтобы рассказать что-то интересное о своей жизни и её родственников по обеим линиям, почитать нам книги, поделиться впечатлениями от нового фильма, помочь в учёбе, да и домашних дел было предостаточно.

Четверо детей, трое из которых мальчишки, требовали внимания, заботы, ласки. И для всех их хватало. Мама многое шила сама: и одежду, и постельное бельё. Этому она научилась у своей мамы.

Бабушка Павла была, как тогда называли, модисткой. Будучи женой начальника, она обшивала офцерских жён Хабаровска. Она не только прекрасно шила, но и великолепно вязала крючком кружева. Воротнички, салфетки, скатерти, подзоры… И научила этому мою маму.

У меня до сих пор в ходу салфетки, связанные мамочкой. Я тоже прекрасно владею крючком и спицами, но, глядя на мамины работы, нередко задумываюсь о том, сколько же у неё было терпения. Ведь она вязала не просто салфеточки круглые, небольшие, а скатерти-дорожки на журнальный стол, например, со сложными узорами, требующими внимания, умения разбираться в схемах, терпения.

Впрочем, терпения ей было не занимать. Она многое и многим прощала, никогда не повышала голоса, терпеливо объясняла, если что-то у кого-то из нас не получалось. Порой я удивлялась, как она при таком спокойном характере могла быть боевым комсомольским вожаком.

Видимо, трудности прожитой жизни закалили характер, научили мудрости, терпимости и прощению.

Мои дети росли рядом с бабушкой, которая в них, впрочем, как и во всех своих внуках, души не чаяла. Они платили ей тем же.

Надорванное сердце однажды не выдержало. Инфаркт, который участковый терапевт не разглядела, приняв за грудной остеохондроз, сделал свое дело. Мамино любящее, доброе, всепрощающее сердце разорвалось. Его осколки разлетелись, попав в наши сердца, поселив туда память о нашей доброй, светлой, любимой маме, бабушке. Тепло её души и по сей день согревает в трудные минуты.

Ей не было и 70 лет…

На фото я и мои братья с нашей любимой мамой.