Туман. книга восьмая. глава восемнадцатая

 

               

                НИКТО НЕ ЗНАЕТ ИСТИНУ. ВСЯ ПРАВДА –
                ЭТО СПЕКУЛЯЦИЯ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
                ИСТИНЫ.

                Помни, что всё происходит
                только тогда, когда ты к этому
                готов.
                Просто мудрая мудрость.






Кирилла Антонович откинулся на спинку кресла, и с удовольствием вытянул ноги, обутые в башмаки, столь безразличные к рассказу своего хозяина.

--Я был настоящим глупцом, убедившим себя в своей нужности для целей возвышенных и важных. Вряд ли я стал мудрее после того ритуала, но я стал осмотрительнее, что кое-как подтверждает моё приобщение к мудрости.

Снова перерыв в рассказе, и снова долгое поглаживание шрама.

--Не возьмусь определять точных координат, когда новое понимание изменило манеру разговора с советником. От меня не укрылось несоответствие увиденного с той рекламой мук, вложенных в мою голову. На выбор предлагались даже не муки, а сущие пытки для незнакомца, усвоенные советником на Всеватиканском симпозиуме по аутодафе, на деле же гость «Ретвизана» уже некоторое время корчился на кровати и, поверьте, совсем не от смеха! Не могли же мне показать в зеркальном тоннеле чьё-то будущее? Хорошо, оставим в покое эти разглагольствования, скажу лишь, что смог уклониться от советов, хоть и не сразу. Это не понравилось советнику, и его обращение ко мне стало злым.

--Что хочешь? – Получил я вопрос, вместо советов.

--Я приступил к изложению причин нашего появления в Кисловодске, не позабыв переименовать подозрения в «сонном» мошенничестве на уверенность.

--Что хочешь? – Мне почудилось, что это вопрошание уже не злое, а полновесно грубое.

--Как следовало бы ответить на подобное? Каюсь, я растерялся.

Помещик снова закурил, истратив меньше времени на подготовку трубки. Говорило ли это о наступлении в разговоре важной части?

--Даже без ваших упрёков я понимаю, что излишне многословен. В своё оправдание скажу, что едва ли не первый, кто повествует о своих зазеркальных похождениях. Встречали ли вы хоть где-нибудь самую завалящую книжицу, повествующую о чём-то подобном? Вы, вероятно, водили знакомство с человеком, читавшим подобную книжку? Тоже нет? Не кажется ли вам странным, что в свободном обиходе имеются заговоры, отворяющие проход ко сну иного человека, а правил поведения в зеркальном тоннеле, плюсуя туда же реакцию на советников, не отыскать ни в одной библиотеке? Есть заговоры, просто манящие ими воспользоваться, а подсказок для оставления того места нет! Теперь открою маленький секрет – нет заговоров для выхода, есть плата, иногда равноценная вашей душе. Да-да-да, отбросьте сомнения в правдивости моих слов, плата страшна, и не всякому по плечу! Хотя имеется намёк на некую поблажку – переложения исполнение долга на другого человека. Переложение тайное, снова с заговором, и не дающее путей не к спасению, а к выживанию!

--Вы же понимаете, многоуважаемый Кирилла Антонович, что напрашивается вопрос, который я не могу не задать. Имею в виду ….

--Не продолжайте, я слежу за нашей беседой, и понимаю, что из чего проистекает. Скажу, что мне повезло, если понятие «везение» существует за зеркалом, и это суть вопрос терминологии, но не событийного ряда. Требование оплаты я не получил потому, что говоря словами Карла Францевича: «Это существо не из наших краёв».

--Значит ли это, что ….

--Да, значит! Незнакомец, устраивающий гимнастические па на кровати, не земного, не привычного для нас способа рождения. Ко всем своим грехам, ещё и искусственно созданный, как Голем, или обычная детская игрушка.

--Простите, как же ….

--Я вынужден упорствовать в намерении не отвлекаться на ваши вопросы, а излагать события в их хронологии. Если помните, я сказал о несоответствии предлагаемого мне и увиденного. Немедленно истребовал объяснений, хотя «истребовал» суть явное преувеличение. Я сказал, что не понимаю происходящего. И тут же советник умолк на какое-то ощутимо продолжительное время, а когда вернулся, то по-настоящему огорошил меня вопросом: «Чего хочешь?» Я повторил основание своих сомнений, и предложил ему ответить правдиво, дабы и я сам смог ответствовать на вопросец «Чего хочешь?»

А далее помещик повел себя так, словно нечаянно обнаружил рядом с собою ещё одного человека, хотя присутствовавший автор никуда не отлучался. Кирилла Антонович долго глядел в глаза собеседнику и, наконец, решился продолжить.

--А как бы вы ответили на подобный вопрос? Снова пустились бы в изложение причин вашего появления в Кисловодске, присовокупив своё собственное понимание финала «сонного» дела? Или нечто иное?

--Я услыхал некий подтекст вашего вопроса, поэтому смело заявляю – нечто иное! Только не терзайте меня причиною выбора!

--Мы с вами выбрали одно и то же блюдо из меню, только вы по наитию, а я из-за очевидной оплошности проводимого обряда. Далее всё становилось менее понятным – мне почудилось, что я сам себе стал давать подсказки, словно меня там было двое, или два? Один я, искавший выход в зеркальном тоннеле, другой я открывал глаза первому на новые откровения.

Помещик принялся снова набивать трубку, просыпая табак себе на колени, чего ранее никогда не происходило.

--Откровение таково, - продолжил Кирилла Антонович, с раздражением стряхивая табачную крошку с брюк, - в подобном обряде позволительно всё, понимаете? Всё! Исполняется всё, за что вы готовы заплатить! Только цена выставляется не ранее, как после выполнения желаемого!

--Это же чистой воды ловушка! – Вскрикнул автор.

--Отнюдь, ловушки нет там, куда вы суётесь по своей воле. Не скажу, что советник был бесом-соблазнителем, а я наивным простаком, соблазнённым ангелом, но что-то близкое к этому существовало. А поскольку прейскурант на услуги мне никто не предъявил, то выход я видел только один – не желать причинения страданий незнакомцу, а лишь выведать всё, что возможно станет в пользу для нас. Я справедливо считал, что таковое желание не окажется излишне дорогим для меня.

 Такое пожелание я и преподнёс советнику. Ответ от него пришёл не сразу, а когда его слова зазвучал у меня в голове, - Кирилла Антонович снова поднёс руку к темени, - я понял, в чём было моё везение, о коем уже упоминал. Советник не говорил, он просто сыпал ответами на вопросы, кои я не успел ещё задать.

Почему-то трубка долго не раскуривалась, а когда выдыхаемый дымок стал подниматься к потолку, помещик стал говорить монотонно, словно копируя речь советника.

--Этот незнакомец вовсе не человеческой породы, он выводок из особенного инкубатора. Если помните, то с таким же инкубаторским  существом мы сталкивались в Чудском сиротском приюте, припоминаете? Создание по фамилии Кугатый. А вот терзания незнакомца на кровати уж никак не моих рук дело – у сего выводка есть собственное установленное время засыпания, после чего он становится беззащитным во всех возможных смыслах. Есть и время пробуждения, возвращающее незнакомца в прежнее состояние педантичного, и ужасно целеустремлённого подобия человека, настаиваю – подобия!

Хотите – считайте, что по воле случая, и без какого-либо предупреждения в повествование Кириллы Антоновича вклинился азарт, совершенно особого нервного свойства. Это стало заметно по ускоренной, а порою и торопливой речи. Однако подобная повышенная волнительность выдала себя, когда помещик стал набивать табакой трубку, которая продолжала исправно куриться.

Указующий перст правицы, получивший ощутимый ожёг, удостоился поспешно выдохнутой струйки воздуха, едва ли прохладного, и лёгкого потрясывания перед носом тем же перстом, сопровождающимся тихим причитанием: «Надо же, как я умудрился!»
Но это недоразумение сошло на нет, трубка снова попыхивает, а клубы дыма, позабывшие форму благородной струйки, осенними тучами окутали голову рассказчика. Воспоминания помчались стрелою удалой тройкой, растерявшей по пути бубенцы и кучера.

--Только вообразите себе, сколько различных деталей надлежало держать во внимании, а сколько надлежало понять в самые короткие мгновения? И при всём при том, я ещё тщусь сообразить, как и что мне пожелать из недорогого! И тут новое прозрение – если мне через заговоры, свечки да зеркала и особенное душевное состояние сосредоточенности пришлось приглашать в помощники советника, то как происходит у незнакомца? Таким же долгим путём? Ага, чёрта лысого! У него ни зеркал, ни свечей, ни заговоров … ни черта у него не было! Кто же его мордовал на кровати, если я к тому не причастен? А делал это тот, кто неотлучно при нём находился! Что значит «где?» Где угодно – в голове, в брюхе, в ж …, простите, облачком над ним парил! Это его советник куражился над незнакомцем, не дозволяя ему отойти ко сну по суточному графику! Этот советник и тиранил его … я упоминал о надувшемся не зрячем глазу? Он лопнул, да и вытек какой-то жижей на лицо! И ещё до меня дошло, что моё присутствие в том обряде важно настолько, насколько важен жандармский свисток в симфоническом оркестре! Я только проситель, нет, я пожелатель, а делает всё советник! Думаю, что это его заслуга, что удалось сторговаться с иным советником, и того инкубаторного петушка оставили в покое. Как оказалось, долгое препятствование полагающемуся отдохновению грозит гибелью этому созданию! Господи, насколько же он не совершенен! И что? Хоть метода переговоров мне не ведома, но она была успешной!

В кураже разговора Кирилла Антонович с силою вонзил мундштук трубки в пространство между собою и собеседником, торопливо стенографирующим спешный рассказ.

--Ранее я не любопытствовал о собственном представлении о словце «успешно». Теперь же оно для меня исполнено каламбурным смыслом до той меры, до которой мне просто лень добираться. Успешно в отношении ритуала – это что? Набор неких знаний, коими не поделиться, ни применить в жизни? Это просто дополнительные факты, говорящие в пользу пары высказываний. Первое от господин Фсио, утверждавшего, что вокруг нас всё совершенно не таково, каким оно нам же и видится. Иное же суть подтверждение новой теории, гласящей, что ежели факты противоречат общепризнанной теории, так отбрось и позабудь эту теорию! Такой, вот, парадокс теорий!

Помещик затянулся, выдохнул ароматный табачный дым перед собою, и тут же стал разгонять синее облако рукою, добиваясь прозрачного воздуха меж ним и собеседником.

--Посудите сами, - продолжил говорить Кирилла Антонович, рисуя мундштуком трубки итоговые линии, - я получаю от советника некие знания, кои сыплются на меня, словно карамельки из прохудившегося кулька! Эти инкубаторные выводки поступают в наш мир уже в зрелом возрасте! Они лишены стадии взросления от дитяти до взрослой особи в человеческо-людской среде. Почему? Думаю, чтобы не заразиться добротой и порядочностью, присущей в полной мере большинству из нас. Они питаются чёрти чем, что поддерживает их инкубаторное тело, но делают это исключительно втайне от окружающих! Но и привлечь внимание людское к тому, что они не вкушают человеческой пищи, они также не хотят. Поэтому они уж больно театрально принимаю пищу в ресторациях, на виду у народа. А чтобы не испоганить своё тело чужой для них пищей, они выдумывают всяческую дрянь, именуя оную изысканным деликатесом. А как не окажется заказанной ими снеди в меню? Вот и славно, что не окажется, им того и надобно! На их инкубаторном лице … прошу прощения, на инкубаторной роже расцветёт разочарование и недовольство, зазвучат упрёки в дикости манер и кухни, не могущих именоваться цивилизованными. Нет, что вы, они не швырнут меню на пол, и не покинут заведение с оскорблённой походкой, напротив, они закажут какую-нибудь пустышку, наподобие чая без сахара и лимона, а после уж уйдут, оставив о себе впечатление, что они такие же едоки, как и мы, только малость привыкшие к изысканности.

--Чего же они испрашивают?

--То, что нам никогда не будет по нраву – жуки, гусеницы, тля в паутине, особые пауки и прочая природная безвкусица. И поверьте, если вы услышите от кого бы то ни было, что подобная, простите за каламбур, еда вкусна и полезна, то знайте, это говорит ещё одно инкубаторное создание, явившееся в наш мир без добрых намерений!
Что ж, Кирилла Антонович добился искомого результата – его собеседник просто позабыл, что надобно стенографировать.

--Вы не станете более записывать? Извольте, я стану говорить медленнее. Так уж случилось, что все полученные мною, с позволения будет сказать, новости, были вчерашними, понимаете, о чём я? Как они помогли бы мне нынче или, скажем, послезавтра? Эти наскоро насыпанные откровения только заполнили бреши в уже минувших событиях. Ну, взять, хотя бы … хотя бы убийство сыскного агента Кушонка, для всех пропавшего три дня тому. Теперь я знаю, кто убил несчастного, за что и где он наспех захоронен. С человеческой моралью сие знать надобно, дабы провести погребальный обряд по православной требе, но для нашего дела … где польза от подобного знания? Это не кощунство, это практичность. Или иной пример – компания неких личностей, состоящих в единомыслии с неизвестным … хотя, какой он неизвестный? Его имя Улита, а по фамилии Третьяков. Третьяков – означает третий, следовательно, имеются в наших городах какие-то Первушин, Вторяков, Четвериков, Пяткин, Шестернёв и ещё чёрт их разберёт, сколько их понавылупливалось, вплоть до Сотникова. И … простите, я отвлёкся. О чём я говорил до упоминания Улиты? Да-да-да, благодарю, припомнил! К слову, у этого Третьякова нет отчества и, видимо, никогда не бывало. Теперь о компании. Всё они падшие военные.

--Не осмелюсь вас поправлять, Кирилла Антонович, но военный человек всегда был образцом чести и порядочности.

--Вы серьёзно? Честь, и чего-то там ещё? Извольте на чистоту, как мужчина мужчине, без боязни нанести оскорбление. То, что вы сказали, уж никак не конфуз, а кошмар и пошлейшая благоглупость! Ведь в этом Кисловодском деле, да в компании не человека Улиты Третьякова не кто-нибудь срамится, не первые встречные, а цвет интеллигенции, квинтэссенция военного сословия великой страны и империи! Это я присягал на верность Отечеству и государю, это я лобызал оружие и знамя, или, всё же, они? Теперь, добровольно шагнув в трясину интриги и заговора, они поставили под сомнение те эпитеты, коими вы их наградили! Говорите, военные? После того, как они пошли в услужение инкубаторному вылупку, они не более, чем балаганные ряженые шуты, коим не позволительно иметь погон! Их дворянскую честь даже не стану упоминать, дабы не чернить злословием свой язык! Ох, люди, дожились вы до того, что сам Люцифер учится у вас лицемерию!

--Согласитесь, Кирилла Антонович, я был просто вынужден проговорить подобное. Мне для книги важна ваша оценка событий и людей, ваша, а не мною придуманная. В этом и состоит логическая борьба, воспламенившаяся в Кисловодске меж людьми, меж людскими желаниями, меж средствами достижения целей и, если хотите, вашим зеркальным обрядом и полученными знаниями.

--Логическая борьба? Господи, Боже ты мой!

Помещик яростно несколько раз потянул воздух через погасшую трубку, схватил со стола спички, однако подкуривать не стал.

--Логическая борьбы здесь не более целесообразна, чем целая диссертация, убедительно доказывающая всей Вселенной, что Змей Горыныч никогда не летал по поднебесью на бумажных крыльях, Соловей-Разбойник не мог гнездиться на дубах, а Антихрист, как не верти, не был в состоянии родиться сразу от семи дев! Тут ни в чём нет логики, как нет яблок на соснах! Тут игра ощущений и предчувствий! Нет, умоляю, сыщите для меня логику между зеркалом, заклинанием и сновидцем, который, как оказалось, не из нашего теста слеплен, да ещё и паршиво скроен! Логика – это прямой путь от деяния к последствию оного, а не инкубаторное существо, хитростью заманившее родственника государя, и не группа неких … э-э … хорошо, пусть будет военных, своей павшей моралью заблудившихся между трусливыми слезами и храбростью с перепугу!

--Прошу прощения, Кирилла Антонович, но я и в мыслях не держал доводить вас до подобной раздражительности!

--А где вы услыхали раздражительность? Это была демонстрация отменной дикции! И хватит об этом, не хотите ли вернуться к обряду?

--Да-да, разумеется!

--В общем-то, дело шло к финалу. Я узнал пару важных, по-настоящему важных для меня новостей. Первая – имена и фамилии тех господ, кто инициировал эту «сонную» аферу.

--Мне будет позволено спросить о сих господах?

--Конечно, спрашивайте! Только платой за моё посещение зеркального тоннеля было взятое с меня слово не разглашать тех имён. А вот на что я не давал слова, так это на представление вам, равно и моим друзьям, неких подробностей из жизни упомянутых особ. Они обязательно станут известны во всех уголках империи, но не ранее 1917 года. Ну, и ещё они потомки колена Иудиного. Это всё, что позволительно сказать.

--А ….

--Не продолжайте, я догадываюсь, что вас интересует. Случилось так, что все знания мне дал советник Улиты, не дававший своему подопечному уснуть. Когда же я услыхал об упоминавшихся господах, этот инкубаторный злодей тут же затих. Думаю, ему позволили перейти к плановому отдохновению. И вот тогда-то я и запаниковал! Я понимал, что обряд завершён, что связь через зеркальный тоннель прекращена, и что я волен вернуться в свой мир. Но я не мог даже представить, как это сделать!? Не поверите, но я по-настоящему, с полным набором физических и телесных ощущений болтался в чём-то таком, что не имеет в моём лексиконе именования. Это … вообразите себе полнейшую беспомощность при абсолютно пустой голове! Ни одной мысли, ничего, кроме ощущения страха!

--Раз вы здесь, то выход всё же был найден!

--Исключительно благодаря стечению обстоятельств, и более ничему! В комнате было натоплено, да и свечи добавляли тепла. Вот одна из свечей стала размягчаться, отчего случился наклон оной в сторону моей ладони, лежащей на столе подле подсвечника, понимаете?

--Вы хотите сказать, что свечной воск стал капать вам на руку, и ….

--Нет, на ладонь, но в остальном так и было. Болевой сигнал был направлен в мозг, там что-то встрепенулось, и моё пробуждение, либо возвращение, состоялось!

--Я попытаюсь представить, что в комнате было прохладно, и свеча догорела, до конца не наклоняясь. Или же иное – свеча согнулась в сторону от вашей … да, ладони. Что было бы тогда?

--Я буду предельно откровенен с вами – я боюсь об этом думать. Просто – слава Богу! Хотя и это не всё. Вы, как человек с литературным даром, несомненно, встречались с чем-то подобным, когда драма, ещё не ставшая трагедией, неожиданно соприкасается с комизмом там, где ему вовсе не место? Такое случилось и у меня, когда я возвращался в себя. Просто представьте, что я просидел не менее трёх с половиною часов, положив руки на край стола так, что ребро столовой доски пришлось мне в предплечье, немного ниже локтя. А сиденье кресла, весьма жёсткое, своим закруглённым краем упиралось мне едва ли не под коленки. И, что вы думаете? У меня просто онемели от долгого сидения руки и ноги настолько, что я без членовредительства не смог встать на ноги! Едва оторвавшись от кресла, я кулём повалился в правый бок, перекатился через подлокотник и пребольно приложился головою об пол, который именно в месте моего падения не был застлан ковром! И потеха, доложу я вам, и радость от возвращения, и боль, и стыд оттого, что я беспомощно валяюсь на полу, и только прислушиваюсь, как миллион злых игл вонзается в мои руки и ноги! Но, всё же, потешного было больше!

--Я прошу прощения, Кирилла Антонович, но вы упомянули о паре новостей, рассказав мне одну. Какова же другая?

--А другая, доложу я вам, самая невероятная новость из всех новостей, коими я обладал в своей жизни.  Во время обряда у меня не было никакого советника. Имел я и разговор, и подсказки только от самого себя. Я и был для себя тем самым советником.

Таким был рассказ Кириллы Антоновича о ритуале, проведённом им на свой страх и с громадным риском.

Здесь автору не должно лукавить, притворно изливаясь в извинениях за то, что, не испросив дозволения читателя, вставил в повествование монолог утомительной длительности. Само лукавство содержится в том понимании, что рассказ помещика уже вставлен в текст главы, и корректное жеманство, мол, таковая вставка вроде и надобна, да без пользы, а вот нудность сего монолога полностью на совести автора. Перечить не стану тем читателям, которые так и подумают.

Теперь же без лукавства предлагаются собственные размышления автора, имеющего быть одновременно и читателем. А никого не смущает этот рассказ о ритуале? Ничего не видится странного? Ну, а случись у читателя острый приступ логического нигилизма, то наступило самое время для авторского размышления, так сказать «по-поводу».


Итак, нет ни малейших фактов, доказывающих свершённый обряд. Нет доказательств, что в самом конце «зеркального» тоннеля не красовался незнакомец, проживающий на даче «Ретвизан». Нет доказательств, что некто, поименованный Улитой Третьяковым суть производное инкубаторного хозяйства. На первый взгляд нет доказательств ничему, что вошло в рассказ помещика, хотя автор обязан добавить – пока нет доказательств.

На деле же, нагнать жути в вялотекущее Кисловодское дело занятие само по себе приятное, с малым привкусом полезности. Но каков статус жути в правдивой оценке фактов?

Если припомнить высказывания господина  Плевако … нет, не помощника околоточного надзирателя Мирона Плевако, что важно вышагивал по Невскому, а Фёдора Никифоровича Плевако, превосходного адвоката, припоминаете его? Так вот, в заключительном слове в защиту князя Грузинского, господин адвокат поставил в тупик товарища прокурора простой интерпретацией статьи уголовного уложения, сказав нижеследующее.

--Несуществующий факт не имеет доказательств. Однако, господа, вы противитесь моим доводам, кои опровергаемы вами, но не опровергнуты.

Припомнив эту уникальную словесную конструкцию, автор испытал стыд за предоставление списка якобы отсутствующих доказательств, и изрядно покраснел от осознания недавнего желания отрицать то, что не было испытано им, автором, лично.
Действительно стыдно, но не из-за толстокожести собственного ума, спасовавшего перед неизвестным только оттого, что он, ум, напичкан безразборным чтивом, польза от коего и мала, и сомнительна – высокомерно отрицать всё и вся, над чем стоит прежде задуматься и переварить до последнего словца всё услышанное. Стыдно оттого, что автор пропускает новое только сквозь накопленную им толщу чужих мыслей и чуждых нравоучений, внушённых ему, равно, как и всем остальным, под видом правил поведения и мышления, требуемых к неукоснительному исполнению и усвоению, изъяв, словно руки из карманов, из прежней рассудительности собственный оценочный нигилизм и логику, как вещи малополезные.

Перечитывая рассказ  Кириллы Антоновича о ритуале, я только и делал, что пытался состыковать звенья цепи, способной соединить меня с разумным пониманием новой для меня стороны жизни.

Не могу не согласиться со словами помещика о некоем, чего уж греха таить, заговоре, препятствующем проникновению в сон любого человека притом, что сами заговоры доступны. Кому важно поделить приманку-заговор и детальность путешествия через «зеркальный» тоннель? Смею утверждать, что была и есть причина поделить, был и есть повод поделить нечто сокрытое. И, что бы ни говорили приверженцы правил жизни «времён Очакова и покоренья Крыма», мол, страх есть перед любовным приворотом и возможностью разорить спящего через сон, правда просвечивает сквозь последнюю фразу Кириллы Антоновича. И она утвердительна в своей сути – нельзя НИКОМУ позволить встретить своё основное Я, способное на всё, и не подчиняющееся никому, кроме нас самих.

Даже боюсь фантазировать на эту тему, просто предвижу последствия, когда человек в тесной дружбе с собою станет не подвластен чужой воле! Такой человек запросто развенчает любую псевдо науку, перестанет тащить на себе ношу искусственной морали, коя суть позёрство и фиглярство. Не составит труда побывать в любом времени и в любом месте. А самое важное – такой человек станет по-настоящему соответствовать изначальному Божьему замыслу, ради коего и был создан, да вот беда, благополучно забыт.

Такова новая авторская философия, не подыгрывающая помещику, а глядящая с ним в одну сторону. Звучит, как тост. И пусть так звучит, а мы, уважаемые читатели, пригубим за этот тост, да и продолжим описание Кисловодского дела. А оно обещает быть интересным!