Глава 24. Дом, который помнит всё

После перевязки Уцзи молча повёл её вниз — на девятый. Он чуть придерживал её за руку, но ничего не говорил. Тишина между ними была какая-то… тёплая, как будто он слышал в ней что-то важное, не нуждающееся в словах.
Он усадил её за стол, затем поднёс руку к сенсору. В следующую секунду над поверхностью вспыхнула голограмма — и кабинет озарился холодным голубым светом. Прямо перед Ли На вырос странный небоскрёб, кривой, как застывший дым, уходящий в небо.
— Я уже показывал тебе. Вот здесь мы, — тихо сказал Уцзи и ткнул пальцем в центр. Голограмма дрогнула, послушно увеличилась.
Теперь этаж распластался перед ней, будто вскрытая головоломка. Переходы, отсеки, залы — всё было переплетено, как корни старого дерева. Она пыталась понять, откуда и куда здесь можно пройти, но витиеватые линии казались заколдованными. Коридоры не вели к дверям, залы перетекали друг в друга, стены то сжимались, то исчезали.
— То, что ты видишь, — только малая часть. База уходит и вниз, и вверх. Если ориентироваться по лифту — проще. Вот он, — он указал. — Помнишь, мы выходили и попадали прямо в серверную. Потом метров пять по коридору — и мой кабинет. А сразу за ним — зал совещаний.
Он немного отступил, и голограмма расширилась. За кабинетом открылся другой зал — просторный, с круглым столом, похожий на всё и ни на что.
— Совещания проходят здесь. Я вывожу на стены карты, данные, иногда сведения о людях, задачах, местах. Бывает, Хошэню или кому-то из Лю нужно передать что-то важное, а у меня под рукой всё — документы, архивы, доступ. Ещё такие залы есть в крыле Люй и в крыле Ли. Но без экрана.
Ли На кивала, не отрывая взгляда. Ей казалось, будто она смотрит не на схему, а на чужой, огромный мозг, в котором каждый отсек — как целая жизнь.
— А вот здесь, — Уцзи указал на едва заметную дверь за залом, — моя лаборатория. Иногда, если нечем заняться, я туда ухожу. Что-то собираю, перепаиваю, разбираю.
Он провёл пальцами — голограмма послушно потянулась за ними, словно течение. Появились массивные секции — прямоугольные, плотные, как жилы.
— Это генераторы и блоки питания. Здесь накопительные батареи — если отключится электричество, база продержится около месяца.
— А свет? — тихо спросила Ли На. — Откуда он берётся?
Уцзи моргнул. Вопрос застал его врасплох — не отсутствием ответа, а самой своей неожиданностью.
— С юго-запада Ордоса, — сказал он наконец. — С тепловой электростанции. Лет тридцать, как провели.
Она кивнула, чуть нахмурившись, как будто примеряла ответ на внутреннюю карту мира.
— А если поставить ветряки? — спросила она. — Здесь ведь пустыня. Ветра хватает.
Он замер. Впервые посмотрел на неё не как на девочку, а как на собеседника.
— Дельная мысль, — сказал он. — Не приходило в голову.
На миг в её глазах блеснуло оживление, но уже в следующее мгновение взгляд стал сосредоточенным:
— А вода? Откуда?
— Водопровод, — ответил он, — тоже из Ордоса. Но раньше был колодец. Или скважина. До сих пор есть. Насос, правда, сломался. Не устанавливали новый. Если что — будем носить вёдрами.
Она кивнула, и вдруг её взгляд скользнул по полу, по стенам, по столу. И — вверх, к потолку.
— А кто здесь убирается? Я не видела ни пыли, ни грязи.
Он чуть усмехнулся.
— Библиотеку чистят те, кто приходит учиться. Дедуля Сюй с палкой следит — пропустишь угол, получишь по лбу. Остальные… обычно чистильщик. Но сейчас не знаю. Разрешения бродить по этажам почти ни у кого нет.
— Но он ведь только посуду мыл. Я видела. А пыль?
— Тут стоят хорошие воздухоочистители. Пыли почти нет. Закрытые комнаты никто не трогает. А в столовой и в общем зале раньше проходился Го Циншуй.
Она подумала, потом сказала:
— Был бы робот, который моет. Такой… круглый, как тарелка. Едет и тряпкой пол протирает. Слышала, один мальчик в школе говорил, что у него дома такой.
Уцзи снова удивился. Впервые — от слова «ветряки», теперь — от слова «робот».
— Слышал, — сказал он задумчиво. — Уже начали появляться. Первый раз подумал, что это игрушка. А ведь можно было бы закупить пару штук для базы.
Он не договорил. Задумался. Не просто о пылесосе — скорее, о ней. О том, как быстро она начала подмечать детали вокруг, не как гость, а как житель. Маленькая, заплаканная, только-только научившаяся сидеть за общим столом — и уже предлагает, как улучшить работу базы.
Он смотрел на голограмму, но теперь она казалась ему не только схемой здания, но и чем-то другим — живым контуром, в котором начали биться новые пульсы. Местом, которое кто-то, кроме него, начал воспринимать как своё.
— А что вверху? — спросила она вдруг. — До седьмого?
— Там ловушки, — сморщил он нос. — На первом они отключаются. Сейчас можно — все свои. На поверхности остались подручные, если что, среагируют. Но когда уйдут — я всё включу обратно. А вот со второго по шестой… туда не ходи. Никогда.
Он смотрел ей прямо в глаза.
— Как они там работают даже я не знаю. Серьёзно. Последние, кто туда пошёл, не вернулись. Тяньшу говорил: после штурма там остались трупы, но убрать не могли. Правда, это было давно. Наверное, одни кости уже остались. — Он почесал затылок. — Я запускал четыре сканера — со всеми потерялась связь. Один — через семь секунд после входа. Хочешь — покажу, что они успели снять.
Он развернул голограмму. Поочерёдно щёлкал проекции — этаж за этажом. На первый взгляд всё выглядело… нормально. Стены, коридоры, своды. Но Ли На поняла — это и было страшно. Пространство выстраивалось неправильно: где-то по четыре комнаты, где-то шесть, а где-то — вовсе пустота.
— Я даже не знаю, сколько там реально места, — тихо сказал он. — Эти этажи... будто дышат. Ловушки устанавливали ещё при династии Сун. Если хочешь разобраться — у Тяньшу есть чертежи. Я пока не добрался. Но могу сказать с уверенностью — они работают. И если туда войдёшь, тебя там никто искать не будет. Даже если услышат, не пойдут.
Ли На замерла. Её голос стал чуть хриплым:
— А… другие входы есть? На базу?
Уцзи медленно кивнул:
— Изначально — около двадцати. Это ещё по древним чертежам. До предательства Е Цзишэна. Сейчас осталось шесть. Остальные заблокированы. Расчищать — опасно, могут вызвать обрушение. Есть один… секретный. Знаем только я и Тяньшу. Он на крайний случай. И если использовать — включается механизм самоуничтожения базы. Если хочешь знать о нём — спроси у Тяньшу. Я не расскажу без его разрешения.
Он повернулся к голограмме, пальцы побежали по контурам:
— Два входа сверху. Один — основной, через лифт. Второй — запасной, лестничный, но с ловушкой. С него можно выйти, но войти — уже нет. Четыре выхода внизу. Один — с шестнадцатого, ведёт к обрыву. Там есть лестница, вырубленная в скале, но почти незаметная. Четыре двери, все замаскированы. Если не знаешь, куда нажать — не откроешь.
Ещё один — с восемнадцатого. Через колодец. Он опасен, но выбраться можно. Я сам проверял.
И выход номер пятнадцать — его использует Библиотека. Через него приходят и уходят все, кто допущен в архивы. Там тоже защита — четыре двери, со сканерами, кодами.
Он на мгновение замолчал. Свет голограммы отбрасывал синие тени на лицо Ли На. Девочка молчала, только тихо дышала, всматриваясь в проекции, будто пыталась наизусть выучить это сложное тело подземного зверя.
Уцзи вдруг понял: она запомнит. Каждый этаж, каждый угол, каждый выход. Потому что теперь видела это не просто как чужое здание, а как свой дом.
— Но Е Цзишэн же может тогда войти спокойно, — сказала Ли На. — Он же знает. И о шестнадцатом этаже, и о библиотеке.
Он замер, будто удивился. Не вопросу — ей. То, что так быстро соображает.
— Система распознавания лица и отпечатков, — сказал спокойно. — Даже если он кому-то отрежет руки и голову — не пройдёт. Я там хитро настроил, он бы не прошёл даже с лицом Тяньшу. И всё равно никто не приходит без предупреждения. Меня всегда уведомляют. Или Тяньшу. Сейчас интернет есть. Телефоны и рации здесь не берут, но сеть работает. Я всегда знаю, кто идёт.
Он чуть прищурился, повёл пальцами по проекции, и та изменилась — появился длинный извилистый проход с рельсами и отсеками.
— Пятнадцатым входом доставляют еду. Бытовую химию. Ткань, бумагу, что угодно.
Стиральные машины и мусоросжигатель — на восьмом. В кабинете Инлиня. То, что нельзя отстирать — сжигается. И отходы, включая... ну, тела тоже.
Он сказал это прямо, без колебаний, без попытки смягчить. Ли На не вздрогнула. Только прикрыла глаза, как от яркого света, и медленно выдохнула.
Где-то внутри неё возникла мысль — не новая, но теперь уже острая: «А были случаи… когда ошибались? Убивали — не тех?» Она почти вслух задала бы этот вопрос, но сдержалась, будто не хотела нарушать хрупкую структуру порядка, в который так старательно врастала.
— Я... сохраняю всё, — он глубоко вдохнул. — Записи с камер, архивные папки — годами. Отец называл это паранойей. Но если не я, то кто?
Она кивнула. Это значило что она может в любой момент увидеть отца и маму… брата… Но спрашивать не стала.
— А что на десятом?
— Там только выход в библиотеку. Самого этажа — нет. Пустота. Колено шахты и вентиляция.
— А на одиннадцатом?
— Лаборатория Мояо.
Он увеличил голограмму — и сразу проявились очертания комнат, коридоров, перегородок и дверей.
— Я хочу посмотреть, — сказала Ли На тихо. — По-настоящему.
Уцзи кивнул:
— Можно.
Губы её дрогнули в беззвучном согласии. Если бы она попросила раньше... Мояо бы обязательно показал. Теперь мысли опоздали навсегда.
— А на остальных что? — спросила она. Голос был уже другой — спокойный, теперь её касалось всё.
— Двенадцатый — оружейная, — сказал Уцзи, словно между прочим, но с какой-то особой гордостью, почти мальчишеской. — Там, по сути, всё оружие, какое только было придумано. От бронзовых копий и арбалетов до автоматов, снайперских винтовок и всякой ещё ерунды. Можно вооружить каждого человека в Китае до зубов.
Он усмехнулся — коротко, иронично, но взгляд стал внимательнее: проверял, как она отреагирует.
— Хошэнь часто пополняет склад, — добавил, уже мягче. — По-своему он тоже коллекционер. Любит редкости.
Ли На прикусила губу, размышляя. Хошэнь... Сможет ли он теперь лепить пельмени так же ловко, без пальца? Мысль вызвала у неё улыбку. Мояо наверняка не упустил бы случая подколоть его.
Она охватила взглядом голограмму с ящиками, и в голове тут же ожили картины: эти двое ворчат, спорят, перебрасываются колкостями...
Уцзи не торопил её, давая насладиться моментом, прежде чем нарушить тишину:
— Тринадцатый — тренировочный. Там обычно спарринги, полоса препятствий, всё как надо. А ещё место для... последнего испытания.
Он резко смолк, будто сам услышал, как это звучит.
— Для подручных? — осторожно спросила Ли На.
— Ну... и для них тоже. — Он повернулся к ней, и лицо стало серьёзнее. — Молодёжь ордена всё проходит. Так заведено. После случая с Ли Тяньжуном.
— Трусость? — уточнила она.
— Да. После того, как он не смог — твой отец придумал систему. Кто не справляется, идут… — он слегка пожал плечами. — В мусоросжигатель.
— А кто проходит?
— Получает полную поддержку Ордена. Семью, в каком-то смысле. Это последняя инициация.
— А ты проходил?
Он посмотрел на неё. Улыбнулся чуть горько:
— Я? Нет. И мои подручные — тоже нет. Но вот Хошэнь и Байхэ прошли. И Мояо прошёл, вместе с Сыюанем.
— Кто он?
— Вертолётчик. По сути, подручный Мояо. Но вообще-то, обычный человек. Не из клана Чэнь, просто... парень с улицы. Мояо его когда-то подобрал, и как-то подружились. Сыюань — хороший человек. — Он задумался. — Даже удивительно, насколько. В нашем-то кругу.
На экране проступило изображение: мужчина немногим старше Мояо, но в улыбке была неподдельная доброта, что сглаживала возрастные различия.
— Если хочешь, покажу по камерам. Они, наверное, уже вылетели из Нанкина.
— Нет, не нужно, — тихо сказала Ли На. — Спасибо.
Он кивнул, и вновь вернул пальцы к проекции.
— Четырнадцатый и пятнадцатый — территория Тяньшу. — Музей. Всё, что мы успели собрать — не то чтобы наворовать, — он усмехнулся, — но... сохранить. Там реликвии, артефакты. А ещё — принцесса.
— Принцесса?
— Угу, — улыбнулся он. — У Тяньшу есть много чего интересного.
Он замолчал — будто задержался на пороге, не решаясь переступить. Даже голос стал приглушённее.
Ли На не спрашивала больше. Её взгляд, прикованный к мерцающей голограмме, говорил яснее слов: это было не просто любопытство. Это была жажда — понять, принять и однажды... повести за собой.
— А последние три? — спросила она после паузы.
— Там пусто, — пожал он одним плечом. — Катакомбы. Сырость, плесень, запах земли и ржавчины. Если захочешь погулять — бери фонарь. И хотя бы двух человек с собой. Говорят, во времена старых бедствий, да и во время нанкинской резни, туда свозили мирных — женщин, детей, стариков. Если поискать, может, и найдёшь где-то царапину на стене: «Здесь был Сяоюй» или что-то вроде того. Орден всегда… — он чуть запнулся, — всегда помогал простым людям.
— Потому что… — сказала Ли На, глядя в схему, не поднимая глаз, — без народа нет и правителя.
Он удивлённо засмеялся:
— Верно. Да, мы убийцы. Руки в крови. Но не вешай нос — Багряный Феникс не просто так убивает. Мы защищаем. И знаешь, как лучше всего защищаться? — он улыбнулся, видя, как она ловит каждое слово. — Нападать первым.
— Я понимаю, — сказала она. — Уже понимаю.
Она улыбнулась — не робко, не из вежливости, а потому что чувствовала: это её дом.
— А можешь показать мне лабораторию Мояо?
Он кивнул:
— Да. Пойдём.
На одиннадцатом этаже открылось пространство, и Ли На сразу почувствовала — воздух здесь другой. Он пах не только железом, полынью и старым спиртом, но и чем-то тяжёлым, живым, как если бы сама память умела гнить. Этот запах не бил в нос, он полз, заполнял горло, пропитывал одежду, задерживался под языком. И с первой же ступени становилось ясно: место не прощает легкомыслия.
Тишина здесь была не как в больнице. Не такая, что говорит: ждите. И не как в храме — не умиротворённая. Это была тишина наблюдения. Как будто воздух слушал её шаги, замедлял пульс, отмечал паузы в дыхании.
Сначала взгляд упал на стеллаж — длинный, весь уставленный склянками. Подписи на них — угловатой рукой. Где-то размылись, где-то побледнели. Мелкие пузырьки, помеченные коротко: «яд, три капли», «не пить», «перед смертью». Она не читала их — она чувствовала, как от этих слов делается суше во рту. Пыль не тронула ни одной бутылочки. Словно сама знала — не стоит.
Там же — сосуды с змеями. Погружённые в янтарную жидкость, они казались не мёртвыми, а спящими. Свёрнутые кольца тел. Глаза — выцветшие, но всё ещё смотрящие. На одной банке надпись: Naja atra . На другой — просто: любимая. Без пояснений, будто это и так очевидно.
Ли На смотрела и думала, что Мояо был искренним во всем. Но рядом с этим словом — «любимая» — внутри у неё что-то кольнуло. Не больно. Как если бы кто-то шепнул в темноте, что всё, что живёт — может быть законсервировано, сохранено, но уже не вернуть. Это была не тоска — скорее, странное уважение к тому, как даже смерть можно держать в колбе, как чувство.
Слева — другая зона. Чужая по интонации. Задумана как стерильная, выверенная — как операционная, как последнее слово. Стол — стальной, матовый, будто холод в нём был не свойством, а предупреждением. Рядом — приборы, выстроены как по линейке: вакуумный скальпель, стерильный инъектор, экраны с чёрными дисплеями. Ничего не моргало, не пищало — тишина не прерывалась даже током.
На полке — книги. Тяжёлые. В коже. Без названий. Молчание, перешитое ниткой. На одной лежала игла. У дальней стены — микроскоп, старая центрифуга, фрагменты системы, которую она не узнала, но догадалась: кровь. Всё выглядело не брошенным, а ожидающим своего хозяина.
— Здесь он работал? — тихо спросила она.
Уцзи кивнул:
— Все Мояо тут работали. Но Чэнь Яошэнь довёл до совершенства.
Ли На подошла ближе. У вытяжного шкафа. Внутри — сгустки, трава, плесень. В пробирках — побеги. Один из них светился.
— Он говорил, что свет портит характер у растений, — сказал Уцзи.
Она подумала, что, может быть, и у людей — тоже.
Она видела — это не просто место работы. Это был он. Его страхи, его чистота, жестокость. Не украшенная, не спрятанная. Просто — как есть.
У двери — потёртая кушетка с запёкшейся кровью. На ней явно испускали последние вздохи: то ли пульс ловили, то ли предсмертный шёпот слушали... А может, просто сидели в тишине, пока жизнь утекала сквозь пальцы.
— А Байхэ? Он тоже лечил здесь?
Ответ Уцзи прозвучал как-то сбоку, не к ней:
— Не знаю. Они всегда были вместе и работали тоже. Но до них здесь были их отцы. Старший брат Мояо.
Ли На не стала спрашивать дальше. Пробежалась глазами по инструментам — острым, бескомпромиссным, будто обиженным на саму мысль, что их можно использовать без должного мастерства. В одном из отсеков туго свернулась металлическая нить, словно спрятанная загадка.
— Чэнь Яошэнь был гением, равных которому не было, — продолжил он. — Создавал яды, лекарства, разбирался в химии лучше всех. Видела, как он подмешивал в еду свои снадобья?
Девочка кивнула. Её всегда удивляло, что остальные не замечают этого.
— Для каждого из нас у него был особый набор «витаминок». Иногда случались проколы, — он усмехнулся. — Но редко. Хошэнь злился больше всех, но, думаю, Яошэнь делал специально, чтобы его позлить.
Так он и делал всегда. Горько, что она не успела узнать его лучше. Но даже этого хватило, чтобы остаться в её сердце.
— Пойдём, — сказал Уцзи. — Наверняка хочешь увидеть принцессу.