Выполненные Обещания

1
Эман и Базах.
Наблюдательность Сатрия.
Преступная дружба в Эритахии.
Визит к Шахтабею.
Слухи об умственной отсталости короля.
Донос. Предательство.
Разговор с братьями.
Поддержка Вельды.

В день Святого Болиция, когда весь город отмечал священный праздник на Питурийской площади, ко мне подошел сын и заявил, что мои братья дружат. Сначала я не поверил, и отругал его за то, что он говорит о том, о чём не может знать наверняка.
- Как ты можешь мне такое заявлять? - возмутился я, - Ты же знаешь, что допускать подобные глупости, не имея на то никаких оснований, способны лишь дети из необразованных семей. Кроме того, знаешь ли ты, что факт дружбы доказать в суде очень сложно?
- Папа, - не унимался сын, - я каждый день вижу, как они ходят в Эритахию. А вчера, когда они возвращались в наш город, их лица были как никогда столь светлыми и одухотворенными, что ничего кроме дружбы между ними и нельзя было заподозрить.
- Сатрий, - начал я говорить, пытаясь тщательно подбирать слова, - если ты однажды видел Эмана и Базаха на сеновале, то это совсем не значит, что они дружат. Понимаешь? Дружба, и то, что ты случайно увидел в Эритахии - совершенно разные вещи. То что ты видел, это одно, и так уж случилось, что наш король поощряет такое поведение между мужчинами и даже между родственниками. А дружба - это то, за что король казнит родных братьев, бросая их на съедение алейманским львам.
- Папа, прошу тебя, не думай, что я такой глупый. У них на лбу написано, что они уже давно ворочают делами в угоду друг другу.
Я был ошеломлен. Неужели мой сын смог распознать истинную дружбу между моими братьями, всего лишь заглянув в глаза каждому из них?
- Сатрий, и как давно ты знаешь об этом? - спросил я.
- Около шестидесяти дней. - ответил сын.
- Почему же ты все это время молчал? - все еще не доверяя ему, спросил я.
- Вообще, я не был уверен, и тебе ли не знать отец, что за клевету по закону грозит тюрьма?
- Значит ты все-таки не уверен?
- Уверен! - упрямо заявил сын.
- Хорошо, однако ты сильно забегаешь вперед, и в нашей семье пока что еще не тебе решать столь серьезные вопросы, и в то же время, выходит, что ты подвергал нашу семью опасности, два месяца умалчивая об этом. Ведь если на суде вскроется тот факт, что мы знали о дружбе Эмана и Базаха уже давно и молчали, полоумный король бросит нас всех в клетку с голодными львами.
- Но ведь такого факта нет. - заключил Сатрий.

На следующий день, я буквально по следу тайно отправился за братьями в Эритахию. Их следы действительно привели меня на сеновал, который находился во дворе у нищего Низоя. И открывшаяся моему взору картина в виде двух обнаженных мужчин, меня не удивила. Но то, что я услышал из уст своих братьев, без сомнений говорило о том, что они друзья. Эман и Базах - друзья! О, ужас! Сатрий был прав!

Вернувшись домой, я все рассказал Вельде.
- Иди к Шахтабею, пока не поздно, - посоветовала она, - это верный способ уберечь нас всех от смерти. И знаешь, мне кажется, за твоими братьями уже давно следят.
- Если давно следят, то почему же их до сих пор не схватили?
- Потому что всё, что они друг для друга делают, они тщательно скрывают.
- Видимо не очень тщательно, - сказал я, приложив к своей голове руку.
- Хорошо, - Вельда протянула мне бумагу, чернила и соколиное перо, - иди сядь и прояви еще раз уникальные способности своей памяти. И как можно быстрее. В нашем случае время очень скоротечно и его нельзя терять. И вот что еще, - она меня поцеловала, - будь осторожен. Шахтабей такой же убийца, как и его король.
Я уединился у окна и в течение получаса вспомнил все шестьдесят выполненных обещаний, подслушанных в разговоре Эмана и Базаха, и тут же написал их на бумаге.

Вечером того же дня с дрожью в коленках отправился я к Шахтабею. Все его называли королевским старцем.
- Шахтабей, - начал говорить я, - вчера ко мне подошёл мой сын и поведал о том, что Эман и Базах дружат. Вначале я не поверил его словам, и тогда решил сам убедиться в этом. Я начал за ними следить и застал их на сеновале в Эритахии за весьма располагающим к дружбе разговором!
- Подробности. - сказал Шахтабей, живо заинтересовавшись моим визитом - Как всё происходило, и о чём именно говорили твои братья?
- Они лежали обнаженные на сеновале...
- Стоп, - прервал старец - позволь спросить, они всегда так проводят свое свободное время?
- Насколько я знаю, да.
- Продолжай.
- Они пили вино, ели сливы, и вспоминали о безукоризненно выполненных друг перед другом за последние полтора года обещаниях.
- Безукоризненно выполненных?
- Да.
- В безукоризненности отношений родных братьев и кроется вся опасность. - заявил старец.
- Поэтому я к тебе и пришел. Я насчитал по тридцать выполненных обещаний с каждой стороны, и ни одного из них невыполненного не было!
- По тридцать с каждой стороны?
- Верно. Вот, возьми. - я протянул старцу бумажный сверток.
- Что это?
- Список всех их выполненных друг перед другом обещаний, который я позже составил дома.
Шахтабей долго изучал список, после чего изрек:
- Эвдиль, я недостаточно компетентен, чтобы разбираться в том, насколько далеко зашли твои братья, хоть и являюсь советником его величества, но этого, - старец взмахнул бумажным свертком - будет вполне достаточно, чтобы обвинить их в истинной дружбе. Однако, прежде чем я буду дальше разговаривать с тобой об этом, ответь мне на несколько вопросов. Вот первый из них: как давно уже знал твой сын о том, что Эман и Базах дружат?
- Он мне сказал, что только вчера их глаза выдали ему свою тайну.
Шахтабей недоверчиво посмотрел на меня..
- Второй вопрос. Желаешь ли ты спасти своих братьев или напротив, хочешь их наказать?
- Шахтабей, я не хочу причинять братьям зла.
- Тогда зачем ты следил за ними, составил такой огромный компрометирующий список и в конце-концов пришел ко мне?
- Шахтабей, - снова заговорил я - ты знаешь историю братьев Софикса и Шаля, когда все их родные вместе с ними были разорваны в клетках алейманскими львами. Я не хочу развития тех же событий.
- Стало быть, ты в некотором роде явился заложником своего же поступка. Знаешь, Эвдиль, чтобы закончить так же, как Софикс и Шаль, это возможно лишь в том случае, если у твоих братьев не будет хоть какого-нибудь адвоката, который возьмется защищать не только их, но теперь уже и все ваше семейство.
Я вздрогнул при этих словах.
- Тем более, что Софикс и Шаль, - продолжал старец, - это уже далекое прошлое. С тех пор многое изменилось, и нынче король не очень охотно балует своих львов родственниками преступников.
Мне было противно слушать этого неприятного, старого человека.
- Не слишком ли ты труслив? - старец посмеялся надо мной.
На секунду мне показалось, что он хочет каким-то хитрым путем сделать меня одним из обвиняемых во всей этой истории. В конце-концов я понимал, что с одной стороны мой поступок предать своих братьев настолько низок, что с другой стороны желание спасти всю свою семью не может являться оправданием предательства.
- Может я все же не труслив, но где-то благоразумен? - заметил я.
- Нельзя назвать благоразумием спасение всей семьи, ценой убийства нескольких ее членов.
Я не знал, что сказать. Мне казалось, что я попал в ситуацию, похожую на лабиринт с одним началом и без всякого конца. Еще мне хотелось заявить Шахтабею, что у меня нет другого выхода, но я промолчал.
- Что ж, давай посмотрим вот на это. - старец развернул бумажную трубочку, исписанную мною. - Кстати, - заметил он - при короле ты мог бы стать преуспевающим каллиграфом.
Он мог бы добавить "но алейманские львы думают иначе", но не сказал этого.
- Пункт шестой, - начал читать старец, однако ни с самого начала, - Эман обещал Базаху привезти из Сатрульи пять тысяч фиолетовых роз и несколько сотен жемчужных пуриний. Обещание выполнено. Или вот ещё, пятнадцатый пункт. Базах помог своему брату заплатить налог в Питурийский дворец с продаваемых Базахом Шестинских ковров, сумма которого составила за прошлый год - шестьсот тридцать две тысячи золотых демий. И это, полагаю, тоже было ни что иное, как выполненное обещание?
- Да.
- Эвдиль, а известно ли тебе, что наш король очень долгое время искал в подарок для своего возлюбленного Кенглао ожерелье из жемчужных пуриний, но в конце-концов плюнул на все и подарил ему обычное бриллиантовое, потому что нигде не мог найти синий жемчуг?
- Нет, - теперь я был немногословен, и чувствовал, как внутри начало что-то переворачиваться, заполняя меня чувством ненависти к самому себе и преждевременной скорбью по отношению к своим братьям.
- Что касается пуриний, - продолжал старец, - то любой, кто найдет синий жемчуг, должен немедленно его принести королю. Это опять же сказано в законе. Однако, Эман и Базах откровенно плевали на нашего короля. Верно?
Меня прошиб пот. Шахтабей читал дальше:
- Пункт тридцатый. Выполненное обещание Эманом по просьбе Базаха прислать для некоей дамы из Шора лучшего врача из Алеймана. Пункт тридцать пятый. Выполненное обещание Базахом, теперь уже по просьбе Эмана найти для брата лучшего портретиста. Выполнено.
На некоторое время Шахтабей замолчал, затем продолжил:
- И всё это ты писал по памяти после подслушенного разговора?
- Да.
Старец погладил свою бородку.
- Лучшего портного, лучшего врача, лучшего посредника, лучшего художника... - перечислял он - Не дурно. Эвдиль, знаешь что у меня сейчас в руках? - Шахтабей уже третий раз размахивал моим доносом. - У меня в руках лозунг, который гласит: "Нам - всё, Королю - ничего!". И тем не менее, я ставлю на этой бумаге свою печать, а это означает, что теперь твой донос - это главное доказательство преступления твоих братьев.
Далее Шахтабей сменил тон и стал более сдержан.
- Эвдиль, давай так. Коли твои братья в этой во всем обязывающей друг другу жизни привыкли к самому лучшему, то уверен, что и адвоката они найдут себе одного из лучших. Например, какого-нибудь изворотливого Концилия или балабола Пасфа, которому не так давно самым непостижимым образом удалось сохранить жизни трем убийцам, убедив нашего слегка умственноотсталого короля в их невиновности. Все это я говорю к тому, что братья твои, могут этот суд как проиграть, так и выйти сухими из воды. И весь наш с тобой сегодняшний разговор, равно как и последующий, на котором будет уже присутствовать и сам король - это всего лишь разговор, и не более того. По большей части все будет зависеть от защиты твоих братьев и их талантов убеждать короля. Думаю, что каждый пункт, зафиксированный тобою на этой бумажке будет проверятся в суде, вплоть до поиска всех свидетелей, кто был напрямую, а так же косвенно причастен к исполнению твоими братьями их обещаний.
С другой стороны, конечно же, все может обернуться так, как заблагорассудится его величеству, а именно, он на вполне законных основаниях имеет право воспользоваться второй поправкой закона об отношениях между родными братьями, указывающей, что любое преступление, связанное с их дружбой может миновать судебные разбирательства и полностью перейти в ведомство короля. Это называется Королевским обвинительным актом. А пока я тебе вот что скажу. Повстречайся с одним из них, например с Эманом, и постарайся хитростью разоблачить его, да так, чтобы он не смог отпираться. В качестве довода приведи ему несколько, озвученных им же в Эритахии выполненных обещаний перед Базахом. Это должно сработать. Надавив на Эмана, мы сможем расколоть и Базаха.
Шахтабей произнес последние слова с таким воодушевлением, словно ему выпала честь распутывать самую большую интригу во дворце короля. Уходя, я сказал королевскому старцу нечто, что заставило его напрячься всем телом.
- Шахтабей, может я и не прав, но мне кажется, что именно мужеложство привело Эмана и Базаха к дружбе.
- Разве? - Шахтабей засмеялся. - А не наоборот?
Я вышел из дома Шахтабея в полном замешательстве. Мне было сложно понять, о чем он думает и к чему призывает. Он вел себя, как игральная кость, выбрасывающая совершенно случайные числа. Я давно был с ним знаком, но при этом абсолютно не знал короля. Я мог догадываться, на что был способен король, но никак не мог предугадать его советника Шахтабея.

По возвращении домой Вельда отметила, что выгляжу я так, как будто мой визит был сделан не к Шахтабею, а к самому королю.
- Что он тебе сказал? - жена нежно обхватила мою голову руками и посмотрела в глаза.
- Он посетовал на то, что король никак не может своему Кенглао сделать подарок в виде ожерелья из пуриний. А у Эмана с Базахом этого синего жемчуга, как крупы в курятнике.
- Кстати, я все хотела тебя спросить, кто такой этот Кенглао?
- Почем мне знать? Все говорят, что у короля есть возлюбленный по имени Кенглао, но некоторые до сих пор думают, что это женщина. А еще он поставил на моем доносе печать и сказал, чтобы я готовился к смерти.
- Ты шутишь.
- Он дал мне понять, что в этих делах король легко теряет голову, а потеряв ее, приказывает стражникам рубить головы всем остальным.
Вельда засмеялась и я рассмеялся вместе с ней.

Проходя мимо сторожевой башни, я заметил идущих со стороны Эритахии Эмана и Базаха. Я не планировал говорить с ними именно сейчас, и этот вопрос слетел с моих уст сам по себе.
- Где вы были? - спросил я.
- В Эритахии. - ответил Эман. - Но что с тобой, Эвдиль? На тебе лица нет! Ты выглядишь, словно приговоренный к смерти.
- Нам надо поговорить. - бросил я и направился в сторону своего дома. Братья послушно последовали за мной.
Дома мы расположились за круглым столом так, что поделили его поверхность на три равные части. Я обратил внимание на запястье правой руки Базаха, на котором переливался синими бликами браслет из жемчужных пуриний. На шее Эмана было что-то на подобие бус, с нанизанными на прочную нить, чередующимися хризолитом и тем же синим жемчугом. Эти украшения смотрелись на них слишком вычурно и заставляли меня думать о гневе короля.
- Базах, Эман, - начал я - мы родные братья. Закон, который запрещает нам дружить, допускает лишь братские и плотские взаимоотношения между нами. Вы нарушили этот закон, и полагаю, что дружба между вами началась уже давно.
- Эвдиль, ты с ума сошел? - Эман был искренне удивлен.
- Не отпирайтесь. О ваших выполненных друг перед другом обещаниях знает уже Шахтабей.
- О каких еще обещаниях? - возмутился Базах.
- О тех, что вы вспоминали вчера в Эритахии.
- Он за нами следил! - Базах вскочил со своего места. - Не могу поверить своим ушам! Брат, ты следил за нами?
- Вообще-то, я думал, что вы проводите время с детьми придворных короля, обучая их езде на лошадях, а не валяетесь голые на сеновале у Низоя. Но теперь дело даже не в этом. Вы подвергли опасности всю нашу семью. Знаете, что скажет король, когда узнает о ваших выполненных друг перед другом обещаниях? Он скажет, что ваша дружба - это рассадник чумы, и казнит нас всех! Всех! Вас, меня, моего сына, нашего отца, наших сестер, матерей и братьев, включая и тех, кто проживает в Шоре и Астарии!
Воцарилась тишина.
- Зачем? - почти шепотом спросил Эман, и я заметил в его глазах блеск слез. - Зачем ты все это делаешь?
В какой-то момент я сам себе задал этот вопрос: "Зачем"? Перед моими глазами всплыло лицо Сатрия, совсем еще юное, невинное, жаждущее познаний, и стремлений к жизни. И теперь я задал себе другой вопрос: "Почему и за что должен умереть мой девятилетний сын"?
- Он хочет нашей смерти. - прервал мои размышления голос Базаха. - Эвдиль, мы ничего друг другу не обещали, а ты ничего не слышал.
- Все было бы именно так, как ты сейчас сказал, - отозвался я - но дело в том, что список с вашими выполненными обещаниями уже у королевского старца.
- Это немыслимо! - вскрикнул Базах. - Ты составил на нас донос?
- Все что я услышал от вас вчера, до сих пор не может уложиться в моей голове! Вы так угождали друг другу последние полтора года, что совсем потеряли голову и забыли про то, что вы - родные братья, а тем временем король еще пять лет назад запретил дружбу между таковыми! А ваши нынешние действия - настоящая дружба! Дружба! Дружба!
- Замолчи! - вскрикнул Эман.
Я заметил, что начинаю выходить из себя, но продолжал, стараясь быть более спокойным:
- Я даже высказал Шахтабею мысль о том, что ваша дружба явилась результатом закона, разрешающего однополые отношения. Представляете, какой огромный валун я бросил в короля, который сам же и пишет эти законы? Но почему я сейчас перед вами оправдываюсь? Вы прекрасно знали, на что шли!
- Эвдиль, что такое дружба? - тихо, но абсолютно неожиданно спросил Эман.
- Дружба - это когда один дает обещание второму и выполняет его во что бы то ни стало, даже ценой собственной жизни. - ответил я.
Мне казалось, что Эман сейчас начнет чему-то возражать, но он молчал, уставившись перед собой в одну точку, как будто осознавая весь ужас совершенных ими с Базахом преступлений.
- Мы будем защищаться, - так же тихо и внезапно произнес младший брат, - и адвокатом нашим будет Лолинэль. - Затем Эман посмотрел на меня и спросил: - На чьей стороне будешь ты?
Я хотел ответить, что буду на их стороне, но сказал, что мне придется принять сторону закона.

Всю ночь мы с Вельдой не спали, и на утро я вновь заявился к Шахтабею, рассказав ему о своей встрече с братьями. Странно, но он никак не отреагировал на мой рассказ, как будто сам вчера присутствовал при встрече с Эманом и Базахом, или словно, кто-то ему уже доложил о сути всего разговора. Единственное, о чем он спросил, так это об адвокате.
- Лолинэль? - Шахтабей вздернул свои брови вверх. - Кто это? Никогда не слышал о таком. Но я тебе скажу вот что. Я знаю много толковых адвокатов, но если мне называют имя, которое я слышу впервые, то могу заверить тебя, что защита не сулит ничего хорошего. Однако, надо полагать, что привыкнув за последнее время к самому лучшему, твои братья едва-ли воспользуются для защиты своих жизней плохим инструментом. Впрочем я уже говорил об этом. Ну да посмотрим.
- И что же теперь? - адресовал я вопрос почти в никуда, в пространство.
- А теперь мы идем к королю! - заявил его советник.


2
Питурийский Дворец.
Король и его слуга Пири.
Голодранцы на десерт.
Синий жемчуг.
Алейманские львы.
Допрос. Пленение Сатрия.
Что порождает дружбу?
Адвокат из Сатрульи.

Питурийский дворец встретил белыми, мраморными ступенями, а стража, еще издалека завидев Шахтабея, сделала вид, как будто нас не заметила. Повстречав на своем пути еще несколько стражей, мы наконец-то зашли в королевский зал, откуда нас проводили в покои его величества. Король оказался в скверном расположении духа и вел себя довольно странно, если не сказать, как человек, который откровенно пугал своим взглядом и речью.
- Вас встретили мои придворные? - спросил король, едва завидев нас.
- Странно. - отозвался Шахтабей. - Обычно, когда я прихожу, меня встречают эти, как их, веселая троица - Констилий, Гролл и Альс. Теперь же я вижу совершенно новых придворных. Вероятно, ваше величество, вы старых разжаловали до конюхов?
- Вероятно. - как будто передразнил король. - Но более вероятней, что ты старец, больше их никогда не увидишь, ибо сегодня утром головы той троицы полетели, как каштаны по осени.
- Вы их казнили?
Король ничего не ответил, а только поднял указательный палец вверх, спросив при этом:
- Слышите?
- Я ничего не слышу. - сказал старец.
- Звуки в кузнице. Это точат топоры. Я уже насчитал их восемь штук, и будет еще примерно столько-же, ибо сегодня полетит много голов!
- Ваше величество, что-то не припомню я за последнюю неделю судов и приговоров - заявил старец.
- Зачем судить уже осужденного? - парировал король, явно намекая на свою власть.
Наконец его взор пал на меня, и король не без удивления спросил:
- Кто это?
- Это Эвдиль, ваше величество. - сказал Шахтабей, подошел к королю и протянул ему бумажный сверток. Тот немедленно развернул бумагу и начал бегло читать. Даже после продолжительного чтения лицо короля ни чуть не изменилось. Лишь нижняя его губа так сильно выпячилась вперед, что казалось, он сейчас спросит: "И лишь за этим вы ко мне и пожаловали"? Однако, все это мне только почудилось, потому как бессонная ночь давала о себе знать.
- Пять тысяч фиолетовых роз, это конечно красиво, - в задумчивости произнес король, вглядываясь в написанное мною, - но не между родными братьями.
Далее король принялся размышлять вслух:
- Роза, преподнесенная одним прекрасным юношей второму - это несомненно красивый жест. Пусть даже пять роз, двадцать одна, пятьдесят три... Это просто жест. Но пять тысяч! - король посмотрел на Шахтабея, - Старец, скажи мне, что означают пять тысяч роз, подаренные одним братом второму?
- Несомненно, ваше величество, это выполненное обещание, - заключил советник.
- Что касается трех сотен жемчужных пуриний... - внезапно король взглянул на меня и я увидел в его красивых глазах глубоко спрятанную в сердце ненависть. - Где он их столько взял?
- Свиньи, ваше величество! - вскрикнул Шахтабей, - они скрыли от вас целый клад!
- Пири! - позвал король.
Сию же секунду появился один из слуг короля и встал рядом с ним.
- Пири, вот что. Не пора-ли мне позавтракать?
- Непременно, ваше величество! - отчеканил слуга, чуть ли не станцевав при этом. - Что желаете сегодня к королевскому столу? - А знаешь Пири, давай-ка, что и вчера. А на десерт подай мне - король сунул в руки своему слуге бумагу. - вот этих двух голодранцев.
Пири быстро удалился вместе с моим доносом в руках.
- Ваше величество, вы уже поняли, о чем речь? - спросил Шахтабей.
- Все о ней же, - ответил король - о чуме нашего времени, что распространяется между родными братьями так быстро, как если бы это были грязные слухи, пущенные внутри моего дворца, каким-нибудь безмозглым придворным вроде Альса или Констилия. Кстати, вот и мой ответ на твой вопрос о придворных. Я приказал их казнить за слишком длинные языки. И вот еще что кстати, мой дорогой помощник, - обратился король к старцу - не издать ли мне указ казнить любого, кто нелестно отзовется обо мне?
- Ваше величество, - как будто насторожился старец, - за это ни кто не казнит.
- А я буду. - сказал король.

Через несколько минут в покои короля ввалились стражники. Они с обоих сторон держали за руки нищего Низоя.
- Ваше Величество, - сказал один из них, - мы привели его.
- Замечательно. Теперь будем ждать неразлучных друзей Эмана и Базаха.
Я впервые услышал, как король произносит имена моих братьев. Из его уст они звучали так просто и буднично, как если бы он произносил их ежедневно, при этом зная каждого из них уже давным давно. Кроме того, стража, схватившая Низоя, и само поведение короля говорили о том, что слежка за моими братьями началась еще задолго до того, как Сатрий мне высказал свои подозрения. Поэтому, то, что я оказался во дворце короля до того, как сюда успеют привести Базаха и Эмана, могло сыграть мне на руку в том смысле, что инициатива раскрыть очередную преступную дружбу исходила еще и от меня. Насколько я запоздал со своим первым, оправдывающим меня визитом к Шахтабею, сейчас мне было трудно сказать, но лучше быть поздно спасенным, чем рано на рассвете скормленным алейманским львам. Я осознавал, что мои размышления предательски гнусны, но лишь до того момента, пока вслед за Низоем ни ввели моего сына.
- Сатрий! - вскрикнул я.
- Папа!
- Что происходит? - обратился я к Шахтабею, - Зачем вы схватили ребенка?
- Твой сын шестьдесят дней таил в себе то, о чем мог уже давно поведать мне, - спокойно ответил старец, - и то, что он узнал о дружбе братьев лишь пару дней назад - все это сказки, которыми ты хотел выгородить его.
- А мы сейчас спросим у Низоя, сказки это или нет. - предложил король, - Низой, чего молчишь?
- Ваша честь... - начал было говорить напуганный до смерти старик, но король его тут же перебил.
- Я тебе не ваша честь, сумасшедшее отродье! И сегодня не будет суда! Считайте, что сегодня свою судьбу вы решаете сами! Казалось, что король вспылил на пустом месте, но правильней было бы думать, что его раздражала одна только мысль о том, что некоторые преступления, например, как это, так или иначе задевающие его личные интересы и честь, рассматривают судьи, чья позиция по поводу того или иного закона не совпадает с позицией короля. Да и сама судебная система при нынешнем монархе построена, если сказать абы как, чего не отрицает и сам король, значит не сказать ничего.
Воцарилась гробовая тишина. Меня сию минуту озарила мысль, что предательство по своей природе циркулирует так же бесконечно, как и смена времен года. Все друг друга обманывают. Вчера я предал братьев, прибежав к Шахтабею с доносом. Сегодня старец предал меня лишь только для того, чтобы в очередной раз угодить королю. Сам же король вдруг объявляет, что головы сегодня полетят без суда, и это тоже в некотором роде предательство, ибо по закону любое пеступление рассматривается судом. Но поскольку все законы пишутся королем, а власть и решения короля в некоторых случаях могут быть выше суда, то король волен рубить головы кому угодно и за что угодно. А тем временем не исключено, что в кузнице уже готовят топор и для самого Шахтабея, который сейчас ни о чем не догадывается. Кроме того, откуда старец узнал о шестидесяти днях? Неужели они пытали моего сына? И что же с Вельдой?
- Шахтабей, ты мерзок. - вдруг вырвалось у меня, - Согласись, что плясать перед королем, который ни на что не способен намного легче, чем перед сильным правителем.
Эти слова король не мог не услышать, так как я их намеренно произнес громко, и потому он громогласно спросил:
- Что ты хочешь этим сказать?
- Лишь то, ваше величество, что еще вчера в разговоре со мной он назвал вас умственноотсталым, и всячески давал мне понять, что последствия дружбы Эмана и Базаха коснутся лишь только их двоих, а сейчас ваш лицемерный советник пытается обманом приплести моего сына к этой грязной истории. Но помните, что обманывая меня, он вводит в заблуждение и вас!
Мои слова не произвели на короля ни малейшего впечатления. Однако, когда прошло уже достаточно времени, чтобы можно было их забыть, и его величеству уже подали на стол разнообразные яства и вино, он вновь, и уже не без явной иронии обратился ко мне.
- Продолжай, доносчик, ты мне начинаешь нравится. Но так же помни и ты, что меня не так легко ввести в заблуждение, не смотря на мои слабые умственные способности.
- Вчера, ваше величество, - продолжил я, - все в том же разговоре со старцем, я предположил, что возможно, дружбе моих братьев предшествовали узаконенные вами однополые отношения.
Наверное не только я, но и все заметили, как король изменился в лице и чуть привстал из-за стола.
- Ты не единственный, кто так думает. И что же? - спросил он.
- На это, ваше величество, ваш советник дал мне понять, что все происходит наоборот, а именно, что дружба, за которую вы караете, порождает мужеложство, которое вы узаконили. Понимаете? Другими словами, он как бы говорит: не надо запрещать дружбу, иначе какой смысл в узаконенном гомосексуализме?
- Ложь! - неистово закричал Шахтабей.
Даже осел смог бы сейчас услышать в его голосе испуг, указывающий на то, что это как раз-таки и не ложь. Удивительно, но король расслабился на своем троне, и даже как-то загадочно улыбнулся.
- Это ложь, ваше величество!
- Замолчи, старец. - сказал король, пригубив вино из хрустального бокала, - Ложь это или нет, я буду думать об этом в последнюю очередь. В первую же меня интересуют Эман и Базах. Надо полагать, что их уже заковали в цепи и ведут сюда.
Между тем Шахтабей рвал и метал, оправдываясь перед королем после моих слов. Он утверждал, что из-за страха быть казненным я теперь любой ценой готов спасти свою шкуру. Король на это отвечал довольно странной речью, вроде "Что ж, умирая сегодня, мы не жалеем об этом завтра", и спокойно продолжал свою трапезу.

После того, как король расправился со вторым крылышком вальдшнепа, в королевские покои вбежал Пири, все еще держа мой донос в руке.
- Ваше величество! К воротам подъехала карета, запряженная шестью ивистрийскими скакунами! - у слуги был несколько ошеломленный вид.
- Отлично. Должно быть, это посыльные Стита. Я давно их жду. Но почему ты такой взбалмошный?
- Ваше величество, это не посыльные!
- А кто же?
- Это Эман и Базах. - спокойно заявил Шахтабей.
Король взглянул на Пири, и тот кивнув ему в знак подтверждения словам старца, добавил:
- С ними еще кто-то третий.
- Лолинэль, ваше величество. - пояснил старец, - Молодой адвокат. Но теперь , думаю, он уже им ни к чему.
В покои вбежали два запыхавшихся стражника.
- Ваше величество! - выпалил один из них, - Мы привели Эмана и Базаха!
Позади конвоировавших уверенной поступью шли трое. Казалось,что это они привели стражников к королю, а не наоборот. Чуть впереди шел Лолинэль, за ним - Эман и Базах. Замыкали это бодрое шествие еще четыре солдата. Братья не были закованы в цепи, как ожидал король, однако и на это обстоятельство он предпочел сейчас не обращать внимания. Лолинэль подошел к его величеству и представился, протянув ему в руки какие-то бумаги, вероятно, удостоверяющие личность адвоката. После их изучения король принялся говорить более, чем по существу:
- Если ты адвокат из Сатрульи, а судя по твоим бумагам так оно и есть, то тебе должны быть известны законы нашего государства.
- Они мне известны, - отвечал Лолинэль, - но за их поправками не могут уследить даже ваши судьи, ибо вы их вносите в свои законы чуть ли не каждый день.
- Это не мои законы, дерзкое ты создание, - спокойно сказал король, - это законы государства.
- Да, но пишите-то их вы.
- Не волнуйся, к тому времени, когда твоих подзащитных казнят, твоя совесть призовет тебя изучить все поправки, впрочем, они все равно не будут иметь никакого отношения к этому делу. А вот вторая поправка к закону об отношениях между родными братьями в данном случае дает мне право обойти суд и лично вершить судьбу этих - король кивнул в сторону братьев, - двух негодяев. Об этом ты тоже не знал?
- Знал, ваше величество.
- Тогда ты должен понимать, что твое дальнейшее местонахождение в моем дворце не имеет никакого смысла. Зачем ты сюда явился?
- Для того, чтобы в процессе дальнейших разбирательств сказать свое веское слово.
- Не думаешь-ли ты, что твое красноречие сможет на меня как-то повлиять?
- Я этого не исключаю. - сказал адвокат.
- Хорошо. - заключил король. - Пири, дай мне эту чертову бумагу!
Слуга передал королю мой злополучный список. Его Величество еще раз просмотрел список обещаний братьев, составленный мною и громко произнес одно единственное слово:
- Итак!


3
Королевский обвинительный акт.
Вторая поправка. Вербовка Сатрия.
Король в гневе. Допрос и казнь Низоя.
Агония Шахтабея. Ярость короля.
Казнь шестерых конвоиров.
Вмешательство Лолинэля.
Личный повар Фенираль.
Король тронулся рассудком.

Шахтабей бросил на меня презрительный взгляд. Низой, практически без чувств висел на руках стражников. Мой сын Сатрий, также окруженный королевской стражей держался мужественно, не спуская глаз с короля. Лица Эмана и Базаха выражали бесстрашие, несмотря на то, что их защитник Лолинэль потерял свой статус адвоката и теперь был бесполезен. Да и самого его, казалось ни чуть не омрачало данное обстоятельство.
- Для начала, - продолжил король, - напомню всем, что дружба между родными братьями, равно, как и сокрытие от закона таких отношений их родственниками или другими людьми, не связанными с ними родственными узами, является преступным деянием и карается смертной казнью как первых, так и последних через скормление алейманским львам. Это известно всем. Далее. В законе я объяснил, что дружба между родными братьями - это утрата братских отношений, на смену которым приходит истинная дружба. Истинную же дружбу доказывает безукоризненность в отношениях между братьями. К безукоризненным отношениям относятся беспрекословное выполнение данных друг другу обещаний. В данном случае речь идет именно об этом. Однако, хочу отметить, что такие отношения вполне приемлемы для людей обоих полов, незнакомых друг с другом, и любыми родственниками, если это не родные братья. Почему именно так и не иначе, я объясню позже.
Король начал поочередно вглядываться в лица всех присутствующих, как бы желая убедиться, что все сказанное им ни у кого не вызывает вопросов. Далее он обратился ко мне:
- Эвдиль, твой донос на своих младших братьев с моральной точки зрения мерзопакостен. В списке, который ты составил, хватило бы и десяти пунктов, чтобы казнить Базаха и Эмана. Чего только стоит сокрытие от государства жемчужных пуриний. Скажу сразу, что за это преступление я им отрублю кисти рук, а по остальным пунктам брошу их безруких в клетку к алейманским львам.
При этих словах Эман и Базах переглянулись, но не более того. Их лица оставались полные решимости защищать себя.
- Эвдиль, ты настрочил целых шестьдесят! - продолжал король, -Уверяю тебя, что еще немного, и ты бы отправился по ту сторону клетки вместе с братьями лишь только за свое слепое упорство донести как можно больше на преступивших закон родных тебе людей. Как ты уже понял, доносчиков я также не жалую. Однако, я не могу упустить из виду тот факт, что вероятнее всего, ты испугался за жизнь своего сына, отца, сестер, кто там у тебя еще... вобщем за всех своих родных. Хотя, признаюсь, иногда мне думается, что ты, как выразился старец, хотел спасти только свою шкуру.
Шахтабей расплылся в самодовольной гримасе от того, что его процитировал король.
- Однако, - продолжал он, - если допустить, что ты сейчас начнешь меня просить о помиловании своих братьев, то будешь непременно казнен вместе с ними лишь только за то, что попытался заступиться за преступников.
Мне нечего было ответить его величеству, поскольку он сказал ровным счетом столько, сколько было нужно, и не добавил ничего лишнего.
- Сатрий, сколько тебе лет? - внезапно обратился король к моему сыну.
- Девять.
- Мне уже рассказали о твоих необычных способностях определять по глазам человека, является ли он другом своему родному брату или нет. Это так?
- Не совсем, ваше величество. - на секунду Сатрий замялся, - Вернее это так, но гораздо больше мне могут сказать не глаза, а жесты и поведение двух братьев.
- И как давно ты уже раскусил Эмана и Базаха?
- Не сказал бы я, что раскусил их, просто мне в сердце закралось подозрение, и я все доложил отцу. Это было позавчера, как раз в день Святого Болиция.
- А я слышал, что ты целых два месяца таил в себе свои подозрения.
- Ваше величество, я мог бы таить их и больше, но ведь это были всего лишь подозрения, не подтвержденные абсолютно ничем. К тому же я сам хорошо знаю некоторые законы. Вот представьте, что Эман с Базахом вовсе не друзья, а я бы пришел к вашему советнику и заявил бы обратное. Что бы меня тогда ожидало по закону? Тюрьма. Поэтому я обратился к отцу лишь только после того, как на меня снизошло озарение, в котором я отчетливо увидел опасность, грозящую всей нашей семье.
- В этом вы похожи с отцом друг на друга, - заявил король и с укором взглянул на Шахтабея, - но вот что, Сатрий, у меня нет особой страсти причинять тебе зло, чтобы добиться правды, которая все же заключается еще и в том, что ты мне сейчас лжешь. Поэтому вместо ужасной смерти предлагаю тебе пойти ко мне на службу. Будешь заходить в каждый дом, где живут родные братья, и тайно выявлять между ними дружбу. Будешь получать пять серебряных демий в одну декаду.
- Ваше величество, - вмешался Шахтабей, - вы хотите взять на службу мальчишку, который скрывает правду? Где логика? Вы же сами сказали, что правда в том, что этот сорванец вам сейчас лжет!
- Старец, мне надоело уже затыкать тебе рот. Тебя не должно удивлять, что я иду в обход логики, ибо по твоему же разумению, я уже давно лишен ума. Забыл свои же слова? - король взял в руку бокал и с пугающими спокойствием и невозмутимостью выплеснул остатки вина в ноги своему советнику, - С этой минуты я запрещаю тебе говорить, пока эта лужа у твоих ног не высохнет.
Я заметил, как Сатрий буквально весь взмок. Он испытывал страх перед королем, но держался настоящим мужчиной, однако сын посмотрел на меня и я ему кивнул. Все это не ушло от внимания короля и он поручил Пири отвести мальчика в восточное крыло Питурийского дворца, где все новоиспеченные придворные и приближенные его величества проходили обучение.
Когда Сатрий, в сопровождении слуги проходил мимо меня, он успел шепнуть в мою сторону, что с мамой все в порядке.
- Где она? - почти прокричал я, но сын уже больше ничего не мог мне ответить. Тем не менее, это известие меня немного успокоило и подняло моральный дух.
Пока что Эману и Базаху приходилось молчать. Никто не мог начинать речь, оправдывающую себя без разрешения его величества.
- Низой, - обратился король к старику, - теперь пришло твое время объяснить причину, по которой ты долгое время укрывал Базаха и Эмана на своем дворе в Эритахии.
- Ваша честь... - начал Низой.
- Низой, - перебил король, - у тебя очень плохая старческая память. Но больше всего мне кажется, что это твои дурные манеры, которые зародились в тебе от твоего одиночества и одичалого образа жизни. Давай договоримся о том, что если ты еще раз меня так назовешь, я окончательно перестану думать, как спасти твою задницу от своего же гнева.
- Ваше величество, - исправился Низой, - я их не укрывал. И если признаться...
- Да, ты уж признайся, старик. - язвительно вставил Шахтабей, словно забыв о том, что король минуту назад запретил ему разговаривать.
- Если признаться, то я узнал о их дружбе лишь тогда, когда за мной пришли солдаты.
- Кого не спроси, все узнают об этом преступлении лишь в тот момент, когда за ними приходят солдаты. - саркастически заметил король. - Низой, как часто ты бываешь на своем дворе?
- Я бываю там каждый день. Но когда туда приходят Базах с Эманом, я остаюсь дома.
- От чего же ты остаешься дома? Неужели тебе ни разу не приходило в голову, что два брата на твоем сеновале - это не только любовные утехи, но еще и преступный сговор о дружбе, тем более, что подобные преступления за последнее время совершаются довольно часто.
- Ваша честь, - взмолился Низой, - как я мог об этом догадаться?
Король как будто с сожалением сделал двум стражникам знак рукой, и те тут же схватили бедного старика и вывели его из королевских покоев. Низой не проронил ни звука.
- Да здравствует король! - завопил Шахтабей с победоносным выражением лица.
Этот выпад король оставил без внимания и подозвал к себе вернувшегося слугу, а мне показалось, что старец в глазах окружающих теперь хочет выставить себя сумасшедшим. Король что-то шепнул на ухо Пири, и слуга вышел из покоев.

Затем, его величество принялся объяснять, для чьих голов предназначены топоры.
- Сегодня ночью мне удалось разоблачить в моем дворце группу негодяев, которые когда-то давно, а некоторые из них буквально еще год назад, сразу после войны с Тувинами, клялись мне в верности и честной службе. - король при этих словах не отрывал от меня взгляда, словно его речь была обращена ко мне. Затем он переключился на старца.
- Странно, Шахтабей, что являясь моим помощником, ты ничего об этом не знаешь. Обычно советники все узнают наперед короля, но ты же предпочел всю эту ночь просидеть с Эвдилем, рассказывая ему, какой я болван. Но теперь я тебя отстраняю от должности своего советника. Теперь ты... - король намеренно сделал паузу.
- Кто я теперь? - тихо спросил старец.
- Если бы ты неким образом был причастен к дружбе Эмана и Базаха, то был бы ты как и Низой, куском мяса для алейманского льва, а так, ты теперь просто безликая тень на эшафоте. И останутся от тебя только лишь твои книги, которые ты так старательно писал, уединяясь в Шоре.
- Ваше величество...
- Заткнись. Лучше прислушайся к звукам кузницы и моли святого Болиция, чтобы он уберег тебя от смерти. Так вот, - продолжил король, но тут же запнулся, позабыв, о чем он говорил до этого.
- Группа негодяев. - желая подсказать королю, тихо произнес один из воинов, приведших Базаха и Эмана.
- Да, - вспомнил король. - кстати, - он указал на группу солдатов, конвоировавших братьев, - вы тоже относитесь к негодяям, ибо я заметил, что вы уже давно позабыли, у кого служите.
Старший из них по имени Левий, открыл рот, но так и не смог произнести ни слова.
- Поясню, - продолжил король, - я вам приказал схватить преступников, заковать их в цепи или по крайней мере связать по рукам и привести сюда. Однако Левий, я заметил, что ты меня уже давно перестал слышать и слушать. С чем это связано, наверное с тем же, с чем и у моего бывшего советника. Вы настолько пресытились королевскими деньгами, кухней и развлечениями, в виде молодых жриц любви, что напрочь забыли о своем главном предназначении. А главное предназначение - это не только верность своему королю, но еще и ясность ума, которая защищает наше государство.
Мне показалось, что король перегнул палку, однако суть его мысли мне была ясна. Она заключалась в том, что разрушение государства начинается с самого малого. Это верно, но я не мог согласиться, что государство способны развалить воины, которые не по уставу конвоируют преступников в королевский дворец, а также родные братья, мужественно выполняющие друг перед другом свои обещания. Но я был уверен, что любое государство способно начать гнить изнутри, если его закон предусматривает смертную казнь за дружбу. Если бы мои мысли мог услышать король, моя голова была бы отрублена еще до того, как сегодня на рассвете палач начал точить свой первый топор.
- Ваше величество. - это все, что смог произнести потрясенный Леви.
- Что. - небрежно бросил король.
- Я не понимаю... - начал растерянно говорить старший воин, но король его перебил довольно внятной и уверенной речью.
- Не понимаешь, как тебе удалось чуть-ли не верхом на карете этих преступников въехать на Питурийскую площадь?
Казалось, что из глаз Левия сейчас брызнут слезы.
- Пири, ты не находишь это комичным?
- Весьма. - ответил слуга.
- Ваше величество, - внезапно вмешался Лолинэль, - это я не позволил вашим солдатам заковать в цепи Эмана и Базаха!
- Я уже догадался. - спокойно отреагировал король, - Нет ничего проще напугать ученому адвокату парой умных слов солдата или стражника, нехватку мозга которого в полной мере компенсирует куча железа, навешанная на нем. Ты счастливчик. Если бы не то обстоятельство, что ты не знал, что сегодня суда не будет, мне бы сейчас ничто не помешало казнить и тебя. Ты это понимаешь?
- Неужели вы считаете. что я настолько глуп, чтобы противостоять королю при заранее известных не в мою пользу мне обстоятельствах?
- Ладно, балабол, ты так смел, словно мой слуга, когда напьется много вина. Скоро мы обсудим дружбу братьев, а сейчас жди в стороне.
Пятеро воинов, которым король предъявил обвинение, тряслись от страха так, что был слышен звон их доспехов.
- Вы, все вшестером, - обратился король к Левию и его солдатам, - снимайте с себя доспехи и бросайте их на пол.
После того, как все они во главе с Левием остались в одних сорочках, его величество велел страже отвести их к палачу и именем короля приказать ему отрубить всем шестерым головы.

Спустя еще час, я буквально засыпал. Глаза были открыты, но за пеленой, которая изо всех сил старалась меня повергнуть в сон, я почти ничего не видел. Смысл слов, произносимых королем доходил до меня ровно на столько, как если бы до дремлющего пытались что-то донести. Через некоторое время очередные стражники вновь кого-то втащили, кажется то была женщина, когда-то помогавшая Эману перевезти на трех повозках из Эритахии пятьдесят мешков зерна для Базаха. Она что-то громко кричала, оправдываясь перед королем, но когда его величество приказал казнить и ее, я очнулся окончательно, и мне даже показалось, как будто я немного выспался, даже не смотря на то, что дремал на ногах.
После того, как несчастную пособницу увели умирать страшной смертью, Лолинэль обратился к королю:
- Ваше величество, позвольте вернуться к разговору о том, почему закон запрещает дружить родным братьям, но позволяет делать тоже самое между остальными людьми?
- Тебе это кажется странным? - спросил король.
- Уверен, что не только мне одному. Все жители вашего государства задаются этим вопросом.
- Может ты мне еще и петицию предъявишь с сотней тысячей подписей недовольных законами людей? Не забывай адвокат о том, что ты не в суде.
В этот момент Пири поднес к столу короля на золотом подносе очередной кулинарный шедевр его повара, который с виду напоминал нечто похожее на желеобразный кекс ярко желтого цвета, украшенный красными ягодами. Король взял маленькую ложечку из того же металла, что и поднос, отковырнул ею кусок от кекса и заговорил.
- Думаю, нет надобности объяснять, что такое дружба, ибо на этот вопрос вам ответит каждый по-своему, но всякое толкование будет иметь общий смысл, сводящийся к тому, что дружба - это повседневно и прекрасно. - его величество отправил кусочек желе себе в рот, - Пири, что такое небо? - внезапно обратился он к слуге.
- Пространство. - коротко ответил тот.
Король развел руками, оглядывая всех вокруг, и давая понять, что здесь все довольно просто и понятно.
- А что же такое дружба, Пири?
- Это уловка, ваше величество, для тех, кто не знает наших законов. - изрек слуга.
- А кто у нас не знает законов? - вдогонку спросил король.
- Глупцы.
Король жестом подозвал слугу и сунул тому в карман сюртука список с моим доносом. Думаю, что сделал он это не намеренно, а почти машинально. Вероятно, у короля была такая привычка засовывать в карман слуге разные мелочи, вроде всяких записок, которые ему часто приносили.
- И тем не менее, - продолжал правитель, - в случае с братьями речь идет не о свершившемся факте этого деяния, а о том, что именно привело их к дружбе, а что же конкретно их привело к дружбе, нам сейчас поведает Шахтабей - заключил король.
Я окончательно проснулся, ибо разговор короля и его слуги производил на меня впечатление двух сумасшедших. Шахтабей вздрогнул, но тут же нашел в себе силы заговорить:
- Ваше величество, закон гласит, что к дружбе приводят утрата братских отношений и начало отношений в угоду друг другу.
- Позвольте! - вмешался Лолинэль, - Ваше величество, мне кажется, было бы намного справедливее или, если хотите - гуманнее, перед тем, как всех несчастных "глупцов" кидать в клетку со львами, все же объяснять им разницу между братскими отношениями и дружескими! И почему родные братья не могут ни в чем угождать друг другу, даже в самых обычных бытовых делах? Чем дружба хуже братских и даже мужеложских отношений? Всем известно, что Эман и Базах - любовники. Конечно, немного странно называть двух родных братьев любовниками, но ведь в конечном счете вы сами узаконили однополые отношения между всеми людьми!
Лолинэль неожиданно замолчал, явно понимая, что только что выкинул тираду в адрес короля не подобающим для адвоката тоном, но его величество в этот момент причмокивал губами, как бы оценивая вкус десерта.
- Пири, - сказал король, - позови Фенираля.
Слуга скрылся. Его не было довольно продолжительное время, за которое ни кто из присутствующих не издал ни единого звука. Наконец появился королевский повар. Вид у него был испуганный, как если-бы он уже заранее знал, что король по его вине подавился косточкой.
- Фенираль, я хочу чтобы ты здесь присутствовал и послушал нас.
Повар повиновался и с облегчением выдохнув, встал неподалеку от короля.
- Что ты там сказал, адвокат? - спросил король, вытирая рот салфеткой.
Лолинэль молчал. Король долго смотрел на адвоката.
- Молчишь? - наконец изрек он, - Тогда слушай и запоминай. Я запретил родным братьям каким бы то ни было образом помогать друг другу из соображения безопасности. Угроза исходит от дружбы именно родных братьев и более никого. Мне уже неоднократно предлагали - король бросил взгляд на Шахтабея, - издать закон, запрещающий женщинам, уже имеющим одного сына, рожать второй раз, во избежание появления на свет второго мальчика. Но я не могу этого сделать и по сей день, потому что на наших землях смерть до сих пор в несколько раз превышает рождаемость. И мой бывший советник, ставший впоследствии, как уже сейчас выяснилось предателем, предлагал мне запретить мужеложство, уверяя меня в том, что именно оно порождает между родными братьями дружбу, - король сделал паузу, после чего продолжил разговор в иной плоскости, - однако, сейчас, я совершенно случайно узнаю от некоего Эвдиля, что за моей спиной, ты старец, - король вновь обратился к Шахтабею, - смеешь с насмешкой утверждать, что преступная дружба является основой для однополых отношений! Другими словами, ты говоришь, что я узакониваю преступления?
Последние слова его величества прогремели, казалось, на весь дворец. Король был в ярости. Мне почудилось, что я проснулся во сне, а проснувшись, понял, что еще сплю. Мне было уже откровенно все равно, кого сейчас отправят на эшафот, а кого бросят в клетку на растерзание алейманским львам, ибо нездоровая обстановка здесь была и так накалена до предела. Я более не видел смысла в данной "постановке".
- Ваше величество! Ваше величество! Вы перевернули все с ног на голову! - кричал Шахтабей, не в силах найти более убедительных слов оправдания. Для него слово "предатель" из уст короля означало верную смерть.
Я не понимал, зачем король заставил присутствовать при всем этом своего повара, но мои догадки носили тревожный, если не сказать фатальный для всех здесь присутствующих характер, а именно то, что король был тронут рассудком. Действительно, его рассуждения становились все более алогичны и далеки от настоящей действительности. Он всеми силами не желал объяснять, чем опасна дружба между двумя родными братьями, и мне казалось, что он сам не знал ответа на этот вопрос.
- Ваше величество! Во имя Святого Болиция! Выслушайте пожалуйста! - старец брызгал слюной, понимая, что ему конец.
Я умирал от жажды и усталости, а король сходил с ума в прямом и переносном смысле. Меня лишь успокаивала мысль, что Сатрию в данный момент ничего не угрожает, а все остальное казалось расплывчатым, абстрактным и весьма не имеющим ко мне никакого отношения.
- Ваше величество, - адвокат шел напролом, - вы так и не объяснили, кому же угрожает та самая, как вы недавно выразились повседневная и прекрасная дружба?
- Пири! - вскрикнул король. В его сорвавшемся голосе можно было расслышать некоторую нужду в моральной поддержке.
Но Пири не появился ни сейчас, ни потом, ибо любимый слуга короля вот уже как несколько минут был мертв.


4
Смерть Пири.
Обморок. Заточение в темницу.
Повстанцы. Попытка отравить короля.
Смертный приговор Шахтабею и Фениралю.
Умерщвление одиннадцати поваров.
Донос, проглоченный Алейманским львом.
Казнь Эмана и Базаха. Казнь повстанцев.
Государственный переворот.
Кенглао. Свержение короля.
Гибель Сатрия и Вельды.

В покои вошел молодой человек, которого до сих пор ни кто не видел. Судя по одежде, это был один из слуг короля. В заметно взволнованном состоянии он сразу же спешным шагом направился к Шахтабею, но секундой позже, заметив, что старец стоит там, где обычно находятся люди, допрашиваемые королем, и в совершенно упадническом настроении, слуга резко изменил курс и направился к его величеству. Подойдя к королю, он принялся что-то нашептывать ему на ухо. Король еле слышно обменялся несколькими фразами и велел удалиться слуге. Лицо его приобрело белый оттенок.
- Адвокат, - обратился король к Лолинэлю, - твои высказывания по поводу гуманности моих решений, очевидно имеют мистическую силу, ибо сейчас мне сообщили о том, что Низой до сих пор жив, потому как львы, до этого специально не кормленные несколько недель, наотрез отказались от его мяса, но зато Пири, который только что по роковой случайности провалившийся в клетку к этим страшным хищникам, был тут же ими разорван в кровавые клочья.
- Я соболезную, - холодно отозвался адвокат, - но все же, вы упорно не желаете объяснить всем здесь присутствующим разницу между дружбой родных братьев и дружбой остальных людей.
Лолинэль с очевидным бесстрашием продолжал давить на короля.

Потом я потерял сознание, а очнулся в темнице на сыром полу в обществе Базаха, Эмана и Лолинэля. Еще с нами были двое придворных, как раз из той самой разоблаченной группы негодяев, о которой не так давно упоминал король, да так и не успев рассказать подробностей случившегося. Одного из них звали Анжерий, второго - Купий .
Из разговора королевских повстанцев, которые накормили меня хлебом и дали воды сразу после того, как я очнулся, я без малейшего сожаления узнал о том, что Шахтабею отрубили голову. Но так же король жестоко расправился с поваром и всей его командой, состоящей из одиннадцати человек, которые каждый день готовили для его величества и королевских гостей. Подробнее об этом чуть ниже.
В темницу же король бросил всех нас до утра, чтобы сделать перерыв из-за приехавшего к нему короля Алеймана Стита.
История с Пири на первый взгляд оказалась совсем обычной. Дело в том, что когда король отправил своего слугу за поваром, Пири скорее всего решил скоротать путь, когда шел обратно и очевидно, он уже не раз так делал. В обратную сторону можно было гораздо быстрее добраться, взобравшись на восточный купол Питурийского дворца с одной стороны и обойдя его по карнизу, выйти через окошко с другой, оказавшись в той части здания, откуда до королевских покоев было уже и рукой подать. Но как раз под куполом этим и находилась огромная клетка с алейманскими львами. Там он оступился (по крайней мере все так думают, ибо ни одного свидетеля его падения так и не нашлось) и упал вниз, где королевский слуга был разорван пятью хищниками и проглочен вместе с костями и одеждой. Говорят, что нищий Низой, сидел в одном из углов клетки нетронутый. Но по приказу короля ему все равно отрубили голову.
Что касается моего обморока, то после него стражники меня сразу же утащили в погреб и бросили там.
На мой вопрос, за что был казнен Фенираль, заговорил вдруг Лолинэль. Он объяснил, что повар был вызван для того, чтобы разыграть на глазах у всех сцену, достойную ее описания в "Шорских заметках о преступной дружбе" - так называется книга ныне покойного автора Шахтабея, описывающая за последние пять лет самые интересные моменты Королевских обвинительных актов, касающиеся уличенных в дружбе родных братьев. Сцена была продумана королем для того, чтобы зачитать Шахтабею и Фениралю смертный приговор, в изящной, королевской манере, не лишенной между тем ужасного деяния, так сказать "на десерт" - эту фразу король любил употреблять часто.
Со слов Лолинэля все происходило следующим образом. После того, как меня в бессознательном состоянии вынесли из королевских покоев, король обратился к Шахтабею:
(сцена воссоздана с подробного ее описания адвокатом Лолинэлем)
- Старец, сколько ты уже за свою службу отведал яств с моего стола? - спросил король.
- Бесчисленное множество раз, ваше величество.- голос Шахтабея дрожал.
- И как тебе поварские способности Фенираля? По вкусу-ли?
- Ваш повар отменно готовит. Я уже однажды писал в одной из своих книг, что кухня алейманского короля Стита не идет ни в какое сравнение с теми кулинарными шедеврами, которые готовит для вас Фенираль.
- Не только для меня, - поправил король, - но и для всех, кто служит мне. А сейчас я задаю себе вопрос, а стоило-ли мне в последнее время кормить тебя с королевского стола?
- Ваше величество, я не претендую на ваш стол, ведь меня может накормить любая придворная кухарка.- старец понимал, к чему все это говорит король, и чувствовал, что этот разговор последний в его жизни.
- А зачем мне такой советник, который питается у кухарок?
Шахтабей не знал, что сказать, ибо замечание это казалось ему издевательской насмешкой над ним. Сам же Фенираль стоял в стороне и с недоумением все это слушал.
- Старец, что бы ты делал, если бы узнал, что меня хотят отравить? - неожиданно спросил король.
- Ваше величество, никто этого не смог бы сделать...
- Да? Ты это знаешь наверняка?
- Я не понимаю, к чему вы клоните. - до этого подавленный Шахтабей вдруг, казалось, чуть оживился.
Фенираль занервничал и стал топтаться на месте. Так же, как и слово "предатель", однажды произнесенное королем и означавшее для его советника смертный приговор, слово "отрава" заставило королевского повара начать тихо, себе под нос читать молитву.
- Фенираль, что сегодня на обед? - спросил король.
Повар вздрогнул и перестав бормотать молитву, залепетал дрожащим голосом:
- Как обычно, ваше величество, перепелки Фру-Атоль, оленина по Катанийски, крем-суп Боле и булочки с шафраном.
- А чем сейчас занимаются твои разнузданные поварята?
- До того, как Пири меня сюда позвал, я велел им приготовить салат из целаканта.
- И они сейчас готовят салат из целаканта?
- Да, ваше величество.
- Но у меня сейчас такое чувство, что на кухне в данный момент ничего не происходит. - заверил король. - Иди-ка, Фенираль и посмотри, чем там занимаются твои оболтусы. Придешь, доложишь.
Фенираль повиновался и ушел. Вернулся он не скоро, но когда Фенираль зашел в покои короля, где вот уже как шесть часов к ряду происходил королевский обвинительный акт, все по его лицу поняли, что случилось что-то ужасное.
- Что. - небрежно бросил король, как когда-то бросил свое "что" Левию перед тем, как того казнить.
- Ваше величество. - только и произнес Фенираль таким загробным и мрачным голосом, что даже король вздрогнул, потому как не сразу узнал в нем своего повара.
- Расскажи всем, что ты там увидел, - повелевал король.
Фенираль описал всем страшную картину, которая открылась его взору, когда он зашел на кухню. Все его повара лежали на полу мертвые. По их позам можно было догадаться, что несчастные перед смертью испытывали мучительное удушье, поскольку у некоторых из них были открыты рты, словно они пытались поймать последние глотки воздуха, и глаза, в которых еще не успела погаснуть предсмертная агония. Четверо из них так и застыли, держась обеими руками за свое горло.
Фенираль понимал одно, что между его поварами за его же спиной имело место быть сговору, целью которого являлось убийство короля. Но королю как нельзя вовремя кто-то доложил об этом и он приказал всех поваров насильно умерщвить той самой отравленной пищей, которая предназначалась ему на обед. Фенираль это понял мгновенно и так же быстро сообразил, что король накажет и его. Единственное, что было не совсем понятно, почему король не приказал допросить поваров на предмет заказчика его отравления? Поторопился? Не подумал? Или возможно, уже догадывался, кто желает его смерти?
-Теперь я хочу знать старец, кто стоит за всем этим сговором? - спросил король.
- Мне кажется, ваше величество... - Шахтабей выдержал огромную паузу, в промежутке которой было видно, как он лихарадочно, изо всех сил пытался придумать хоть какой-нибудь вразумительный ответ, который его непостижимым чудом сможет спасти от смерти, но выдал слова, глупее которых в адрес короля он еще никогда в своей жизни не произносил.
- Мне кажется, - вновь повторил он, - что я не знаю ответа на ваш вопрос.
- А что скажешь ты, Фенираль?
- Я достоин наказания, ваше величество, - тихо произнес королевский повар, и посмотрев в глаза королю, добавил - должно быть, враг за пределами дворца.
- Ты несомненно будешь наказан прямо сейчас. - сказал король. - Я уже вижу, как твоя голова падает к ногам палача.

Так были казнены еще двое близких его величеству людей. Королю нравилось думать, что если все вокруг считают его сумасшедшим, значит он действительно непредсказуем. А если непредсказуем, то вероятнее всего незауряден в писании некоторых законов, что по его же мнению является доказательством изворотливости в важных королевских вопросах. Заблуждение и огромная ошибка. Я это понял вдруг.
На самом деле, когда я рассказывал королю, что старец в его отсутствие отзывается о нем, как о полоумном, его величеству нравилось это слышать. Тогда спрашивается, за что король казнил своего советника? Нет, не за то, что тот не досмотрел за поварами Фенираля, а за то, что Шахтабей с ног на голову перевернул общепринятый постулат о том, что мужеложство впоследствии приводит к дружбе. Другими словами старец заявил, что именно дружба между родными братьями, которую король считает гнусным преступлением способна плавно перетечь в однополые любовные утехи, всячески поощряемые и одобряемые королем, даже между все теми же родственниками. Предательский удар ножом в сердце истинного монарха - мужеложца с огромным эго, вплетенным в его самолюбие.
- Как же ты сюда попал? - спросил я адвоката.
- Так же, как и все остальные. Ваш король оказался беззащитен перед моими нападками и сейчас я думаю, что дело Эмана и Базаха было бы правильнее рассматривать в суде.Уверен, что пока Шахтабей думал, как спасти свою жизнь, а Пири прыгал обезьянкой, у его величества созрели в голове новые поправки к законам, например такие, что теперь можно казнить адвокатов из соседних стран, которые задают слишком много вопросов. И кто сейчас может сказать с уверенностью, что в данный момент король действительно принимает гостей, а не пишет новые поправки, которые гарантируют нам всем неминуемую смерть.
- Так что же, нас всех казнят? -спросил я, ловя себя на мысли, что умирать мне совсем не страшно.
- Да, - это был голос моего младшего брата Базаха, - и тебя, предатель, тоже казнят.
- Эвдиль, ты хотел спасти семью, - заговорил Эман, - но погубил себя.

Внезапно я вспомнил одну важную деталь. Перед тем, как Пири отправился за королевским поваром, а после угодил в клетку ко львам, король вложил в карман его одежды мой донос. Конечно же, скоро король спохватится той бумаги. Он может вспомнить, что отдал важное доказательство преступления своему слуге, а может и не вспомнить этого. Однако, если он так и не вспомнит той мелочи, то может решить, что донос у него попросту выкрали. Но с другой стороны, если он вспомнит, что бумагу отдал слуге, то его воспаленный мозг додумается до того, что Пири был убит с той целью, чтобы уничтожить записку. Но кем? Кроме того, всем известно, что алейманский лев буквально проглатывает свою жертву, не отделяя плоти от одежды, перед этим перекусывая ее два или три раза в нескольких местах.
В любом случае король будет жалеть, что поторопился, расправившись с Шахтабеем. Этой мыслью я решил поделиться со всеми присутствующими. Но ни у братьев, ни у адвоката сия новость хороших эмоций не вызвала. Все были уверены, что обречены на смерть, потому как исчезновение документа, составленного мною, а в данном случае донос - это был единственный документ, заверенный ныне покойным Шахтабеем, в королевских обвинительных актах ставило обвинение короля под сомнение, но поскольку сейчас король был не в себе, то мог нарушать свои же законы. Либо он мог сказать, что коли теперь уже советник мертв, то и отсутствие доноса, заверенное покойником не может запретить ему вершить судьбу Эмана и Базаха. Другими словами, мой донос, попавший в желудок алейманского льва, давал огромный шанс Эману и Базаху как остаться живыми, так и стать мертвыми. Король всесилен, всемогущ, и что самое неприятное - безумен.
По сути, сегодня король весь день занимался тем, что казнил тех, кто заслуживал смерти и тех, кому просто не повезло. А не повезло тем, кто явился свидетелем его безумия, и кто мог впоследствии донести до народа о его сумасшедших зверствах. Но король так ни разу и не ответил по существу ни на один вопрос Лолинэля, о том, где та грань между братством и дружбой, за которую однажды пали Софикс и Шаль и за которую поплатятся своими жизнями Эман и Базах, грань между дружбой и однополой любовью, найти которую так необходимо, для того, чтобы понимать, где заканчивается законопослушание и начинается преступление. Ни в чем этом король не мог разобраться самостоятельно.
Приговоренные к смерти королевские придворные Анжерий и Купий, брошенные с нами в один из погребов Питурийского дворца, предпочитали не рассказывать о том, как и за что здесь оказались. Зато они весь вечер и до самой полуночи обсуждали возможность побега из заточения. Из их разговоров я понимал, что они отлично знают весь дворец с прилегающими к нему территориями, и его подземные лабиринты, через которые можно было бежать. Имелась одна загвоздка - из темницы, в которой мы находились можно было выйти, только отперев дверь снаружи, что могли сделать одни лишь стражники.

Глубокой ночью, когда мы все уже спали, дверь в темницу отворилась и вошли два стражника с факелами в руках.
- Эман и Базах! - громко произнес один из них и начал оглядывать всех нас.
Братья поднялись на ноги.
- Именем короля, - продолжил он, - вы приговариваетесь к смертной казни через скормление алейманским львам!
- Постойте! - закричал Лолинэль, - король сказал, что обвинительный акт еще не закончен! Он даже еще и не начинался! Где король? Отведите меня к нему! - адвокат близко подошел к одному из стражей, но тот лишь оттолкнул его, да так сильно, что Лолинэль повалился с ног, упав прямо на спящих изменников короля Инжерия и Купия.
Эмана и Базаха увели. Это был последний раз, когда я их видел живыми.
Вновь мы оказались в темноте и с этой минуты больше не спали. Потом потеряли счет времени и не знали, ночь сейчас или уже утро. У Инжерия закончилась во фляжке вода и нам было нечего пить.
- Почему он сразу нас всех не казнил? - задался я вопросом вслух. - Можно было сразу всех нас вывести отсюда и бросить в клетку ко львам.
- Наслаждается нашими мучениями, дьявольское отродье! - высказался Инжерий.
- Ко львам кидают только тех, кто причастен к преступной дружбе. - заметил Лолинэль.
После произнесенных адвокатом слов меня вдруг осенила мысль о том, что по логике следующими должны быть изменники короля Анжерий и Купий, которые пойдут на эшафот, а поскольку король меня не кинул в клетку со львами вместе с братьями, то стало быть он отрубит мне голову, и не за то, что я причастен к дружбе братьев, а по другой, неизвестной мне причине? Ведь если меня бросили в один погреб с теми, кого будут казнить, значит и я буду казнен вместе со всеми остальными? Неутешительные мысли овладевали мной с каждой минутой все больше и больше.
Мы сидели молча в полной темноте и вслушивались в тихие звуки за дверями погреба, пытаясь понять, что же сейчас происходит во дворце. Внезапно тишину нарушил голос Инжерия:
- Единственный шанс спастись - это бежать отсюда, напав на стражу, когда они в очередной раз зайдут сюда.
Не успел он это произнести, как ввалились все те же два стражника, и на этот раз, не произнося имен и не зачитывая приговора, буквально выволокли Купия и Анжерия за дверь темницы, закрыв нас с Лолинэлем с той стороны двери на огромный засов.
Время уходило. Предпринимать было абсолютно нечего. Подавленность сменилась паникой. Каждый из стражников имел габариты разжиревшего дикого кабана, обвешанного металлическими защитными пластинами, напасть на которого по несбывшемуся плану Анжерия было немыслимо.
Через некоторое время до наших ушей начал доноситься небывалый грохот. Что это было, ни Лолинэль, ни я даже не могли и предположить. Мне казалось, что колонны Питурийского дворца начали падать одна за одной. Потом мы услышали крики людей, больше напоминавшие рычание зверей и бесконечный звон бьющегося стекла.
Но все это доносилось сверху, тогда как мы с адвокатом сидели в погребе совершенно беспомощные и даже не могли из-за темноты видеть друг друга. Хруст дерева, звуки ударяющихся друг об друга кинжалов, дикие вопли людей и каменный треск, продолжавшиеся, казалось бы вечность наводняли ужас. Еще немного, и потолок погреба, в котором мы оставались заточенными, обвалился бы на наши головы.
Постепенно до меня начали доходить мысли о государственном перевороте. Но то ли это, о чем я думаю?
Внезапно мы услышали, как кто-то с той стороны отодвинул мощный засов и огромная дверь со скрипом начала открываться. Свет от факелов ослепил нас и мы увидели людей, совершенно не похожих на королевскую стражу.
- Кто вы и за что вас сюда бросили? - спросил незнакомец, возглавлявший шестерых или семерых подтянутых солдат, обмундирование которых, однако, говорило мне о том, что это не здешние воины.
Сам незнакомец в одежде отличался от остальных лишь белоснежной сорочкой вместо кителя, словно только что вышел из королевской спальни и спустился сюда специально, чтобы освободить нас. Он выглядел очень молодо и красиво. На вид ему едва-ли можно было дать больше двадцати пяти - двадцати семи лет.
- Я адвокат из Алеймана. - сказал Лолинэль.
Казалось, незнакомец не поверил своим ушам. Он искренне удивился.
- Адвокат из Алеймана в королевской темнице? Как это понимать?
- Я приехал сюда защищать двух братьев, обвиненных в дружбе, но король воспользовался второй поправкой своего закона и превратил теперь уже не состоявшийся суд в королевский обвинительный ... - Лолинэль секунду подбирал подходящее слово, и наконец произнес его: - цирк!
Незнакомец изобразил на лице горькую усмешку, показывая всем своим видом, что ему очень жаль, что все так произошло.
- Думаю, - продолжал Лолинэль, - что оказался я здесь из-за простой озлобленности и несдержанности короля.
- А ты? - незнакомец кивнул мне.
- Я старший брат обвиняемых.
- К сожалению, теперь уже казненных, - уточнил незнакомец, и без дальнейших расспросов и не нужных церемонностей, но все же после короткой, скорбной паузы громко провозгласил: - Именем короля Кенглао, вы освобождены! Закон, преследующий родных братьев за дружбу отменен!

Я не мог поверить в услышанное. Кенглао сверг короля с трона?
Эта небывалая новость о свергнутом короле и известие о том, что моих братьев все-таки казнили, на мгновенье завели в ступор ход моих мыслей. Мне вдруг открылась истина о том, что если бы не мой донос, который только поторопил события и приблизил моих братьев к смерти, все могло бы обойтись без этих тяжелых последствий для Эмана и Базаха, а именно свержение короля могло бы произойти еще до королевского обвинительного акта, и братья остались бы живы уже при отмененном законе о преступной дружбе.
Незнакомцы развернулись и спешным шагом начали уходить. Мне очень хотелось узнать у наших таинственных освободителей, кто они, но у этих людей были настолько решительные и смелые лица, а покрой военного обмундирования внушал такую серьезность их намерений, что я обязан был сам догадаться, кто они. Святой Болиций! Да это же и есть тот самый Кенглао!
- Не могу поверить, - шепнул мне на ухо Лолинэль, - это же алейманские солдаты! Что здесь происходит?
- Мне нужно найти моего сына! - зачем-то выкрикнул я людям, которых видел первый раз в своей жизни.
Один из алейманских солдатов обернулся и произнес:
- Незадолго до нашего прихода ко львам в клетку кинули какого-то мальчика.
- Нет! - воскликнул я. Это невозможно! Король взял его к себе на службу! Где находится восточное крыло? Он направил моего сына туда!
- Восточное крыло? Там только что произошла ожесточенная бойня. Если твой сын смог где-нибудь укрыться, то он может быть еще жив.
Изо всех ног я бросился бежать на поиски Сатрия.

Свержение короля произошло внезапно и закончилось быстро. Ключевую роль в этом сыграл Кенглао. Он оказался не только любовником короля, но и коварным предателем. Ради королевского трона Кенглао помог алейманскому королю Ститу организовать покушение на нашего короля, результатом чего явилась передача алейманскому правителю части наших же земель на западе.
В тот день, когда шел королевский обвинительный акт над Эманом и Базахом, король ждал на званный обед посыльных Стита, а затем и его самого. Стит приехал, прихватив с собой пятнадцать тысяч человек армии, против четырех тысяч солдатов нашего короля. Сражение происходило не только на Питурийской площади и во дворце, где алейманские солдаты встретили растерявшихся, но достаточно воинственных, отважных и отчаянных королевских воинов, но и во всем городе. Стит дал указание своей армии убивать только тех, кто окажет сопротивление, остальных брать в плен. Всё было подготовлено заранее. Последние полгода Стит и Кенглао вели тайную переписку, обсуждая все детали свержения короля. И наконец, вот оно, свершилось.
Позже мне стали известны многие мелкие подробности всего того кошмара, через который мне по своей же глупости пришлось пройти. Например, королевского слугу Пири с высокого купола в клетку со львами столкнул сам Кенглао. Сейчас это уже кажется очевидным. А книга Шахтабея "Шорские заметки о преступной дружбе" была вскоре сожжена.

Я нашел Сатрия мертвым среди каменных обломков и тел солдатов как сверженного короля, так и алейманских воинов. Его грудь была насквозь пронизана длинным ножом, застрявшим в нем почти у самой рукояти.
Вельду я обнаружил убитой уже дома. Еще за несколько часов до прибытия армии короля Стита, Шахтабей велел нескольким солдатам обыскать мой дом и дома моих братьев в поисках синего жемчуга. Пуринии были найдены, а моя жена изнасилована и убита.
Вот что я натворил одним лишь клочком бумаги, принесенным однажды советнику короля по настоянию моей же жены. Мою жизнь спас погреб, в который я был заточен королем. Мою жизнь спас король, сам не ведая того. Единственным здесь выжившим родственником оказался мой отец, который при встрече со мной, прошел мимо, не желая разговаривать. Ровно через день все улицы города были усыпаны фиолетовыми розами.
Кенглао совершил широкий жест, вернув мне небольшую часть пуриний, принадлежавших Эману и Базаху, после чего я уехал в Катанию, где живу и по сей день.

2015.