Пятое время года. Ознакомительный фрагмент

«Упади семь раз и восемь раз поднимись»
Японская поговорка

 


Глава 1

Ночью во сне я вновь оказалась в пыточном подвале. Раскалённый прут прижёг кожу, я заорала от чудовищной боли и проснулась.
Подушка была мокрой от слёз. Собственный отчаянный крик долго звенел в ушах, разбивал тишину моей убогой комнаты в доходном доме фабричного района. От окна ощутимо тянуло холодом, через занавеску просачивался бледный свет фонарей. В Тангере они красивые, серебристо-голубые. Прошлое навсегда во мне, от него не сбежишь. На заплетающихся ногах я побрела в ванную и умылась ледяной водой. Нельзя раскисать.
Впрочем, вряд ли кто-либо из моих нынешних знакомых подозревает, что госпожа Мур-Мур практически каждую ночь видит кошмары.

***

С самого утра у меня появились смутные предчувствия перемен, и вовсе не из-за того, что наконец-таки распогодилось. Ледяной дождь за неделю до Зимнего Перелома для столицы норма, хотя во всём остальном Съере зима довольно сурова. Почти месяц плотных свинцовых облаков, пронизывающего ветра и мелкой мороси мало способствовали хорошему настроению. Квартирная хозяйка, госпожа Ловен, брюзжала по любому поводу. Клиенты ко мне шли нервные и бедные: половина платила продуктами, а кто-то — просто обещаниями занести деньги «с получки». В такие моменты я угрюмо размышляла о преимуществах государственной службы. С другой стороны, за год в Съере я только-только привыкла к свободе и очень боялась потерять независимость.
Выглянувшее солнце расцветило город. Заиграла радугой черепица изогнутых крыш, засиял огненно-рыжим местный кирпич, ожили цветы в балконных ящиках на доме напротив. Если бы не календарь, неумолимо предвещавший зимние праздники, можно было бы подумать, что в Тангер пришла весна. Из окна всё выглядело на диво привлекательным. Но едва я вышла на улицу, тут же пожалела, что не завязала шарф. Сырость быстро пробралась под воротник пальто, уши онемели.
До ближайшей булочной пришлось бежать вприпрыжку. Из экономии уже второй день мой завтрак — а может, и обед, как повезёт, — состоял из чая и сдобы. Ещё тёплую булку я засунула за пазуху, поймала брезгливый взгляд разряженной бабёнки и ухмыльнулась. Мнение окружающих давно перестало меня волновать, но именно эту наглую особу захотелось слегка подразнить. Закоченевшими пальцами, поскольку перчатки благополучно остались дома, я крепко сцапала бабёнку за запястье.
— Жди неприятностей, — пообещала зловещим ведьмовским шёпотом. — Муж застанет тебя с любовником, вылетишь на улицу в чём мать родила.
Бабёнка побледнела, выдернула руку и шарахнулась в сторону. В очереди засмеялись. Пожилой продавец поглядел на меня укоризненно:
— Полноте, госпожа Мур-Мур. Не пугайте покупателей. А вы, госпожа Ферье, не слушайте. Будущее так просто не предсказывают, да и не такова наша Мур-Мур, чтобы делать это задаром.
С последним обстоятельством я поспорила бы, да и первое в моём случае не являлось правдой. О том, что я не шутила, говорить не стала тем более. Вытянутая наобум нить всегда показывает ближайшее важное событие в жизни человека. Бабёнка злобно зыркала на меня исподлобья, но боязливо помалкивала. И славно: страх — лучшая реклама для ведьмы.
Пока я добиралась обратно к себе, булка остыла. Всё равно это лучше, чем пустой чай. Предвкушая завтрак, я взлетела по лестнице — и скривилась. Напротив моей двери робко переминалась с ноги на ногу озябшая молодая женщина. Полосатая герсенская юбка и линялый пуховый платок прямо-таки вопили о том, что нормальной оплаты мне опять не видать как своих ушей. Работница с фабрики или, того хуже, подёнщица.
— Госпожа Мур-Мур! — женщина низко поклонилась. — На вас тока и надёжа!
— Что случилось? — проворчала я.
— Жестянка, — она с шумом втянула в себя воздух. — Жестянка запропала! А в ней все деньги.
— И много денег?
— Триста злотых, — сдавленно прошептала женщина. — Забрать к себе сестрицу и матушку. Госпожа Мур-Мур, пособите, ради Богов! Я отблагодарю. У меня два свободных дня в неделю, могу задаром прибрать, постирать, состряпать!
Стряпать — занятие нехитрое, было бы из чего. Я открыла дверь и качнула головой:
— Проходите.
В комнате гостья сделала пару шагов и застыла. Она оказалась моложе, чем я думала: лет двадцать пять — двадцать шесть, не больше. Красные обветренные руки теребили концы платка. Простое милое лицо портили тени под глазами, то ли от недосыпа, то ли от недоедания. На мой батон женщина кинула голодный взгляд и сглотнула.
— Раздевайтесь и присаживайтесь, — скомандовала я, доставая из буфета вторую чашку.
Плитка у меня была своя: не бегать же каждый раз на общую кухню заваривать чай. Вода вскипела быстро, вкусный душистый аромат заварки поплыл по комнате. Отменный чай, кешинский, владелец небольшой лавки расплатился в прошлом месяце. Батон я разломила на две равные части, половину протянула гостье:
— Сначала позавтракаем, дела потом.
Она не стала отнекиваться, вцепилась в булку двумя руками, кусала жадно и запивала с громким хлюпаньем. Свою часть я тоже съела быстро, иначе поддалась бы искушению и отдала бедолаге, а работа на голодный желудок высосет все силы.
— Как вас зовут? — поинтересовалась я.
— Хелли, — она утёрлась рукавом, проигнорировав лежащую рядом салфетку.— По пашпорту Хельга Свон. Раскройщица с кожевного, квартируюсь по Канатной улице в осьмом доме. Так-то я из Прилученки, это отсед три дня пути по тракту на Герсен.
— А что в Герсен не подались?
— Туточки же ж столица, работы больше… Госпожа Мур-Мур, помогите! Осталась-то самая чуточка, весной уже чаяла перевозить. Сестрица у меня головастая, толкует как по писаному, считает без бумажки. Учиться бы ей! Матушка сруб продаст, уже и покупщик есть!
Хелли умоляюще воззрилась на меня. Глупая и добрая — убийственное сочетание.
— Деньги взял ваш сожитель, — сухо сказала я. — Брюнет, недавно начал лысеть, крючковатый нос, тонкие губы. На левой щеке небольшой шрам — лекарь неудачно свёл бородавку. Если вор будет отпираться, идите в ближайший участок на Сермяжную улицу и найдите там господина Фурена. Скажете, что я прислала. И не мешкайте: когда ворюга сдаст монеты в банк, доказать их принадлежность станет сложнее.
— Светлые Боги! — ахнула она. — Вы же ж меня даже не потрогали!
— Я передавала вам чашку, этого достаточно. Всё важное… — я осадила себя.
Вряд ли Хелли поймёт хотя бы слово из моих объяснений.
— Госпожа Мур-Мур, а вы уверены? — недоверчиво спросила она. — Солав хороший, замуж звал. Обещал к весне денег поднакопить и жениться всенепременно.
Внутренне я простонала и потянула нить дальше. Да, так и есть.
— Не может ваш хороший Солав на вас жениться, поскольку уже благополучно женат. У него старший сын вашего возраста, Хелли.
Виски закололо. Я поскорее отпустила нить и обругала себя. Тоже мне, выискалась благотворительница. Десять против одного, что эта дурочка не поверит, выложит всё Солаву, а мерзавец запудрит ей мозги. Самой, что ли, прогуляться на Сермяжную? Триста злотых — сумма приличная, можно и на каторгу угодить. Фурен обрадуется: раскрытое дело, рост показателей, премия к зимним праздникам.
Хелли часто-часто зашмыгала носом. Сейчас заревёт. Я подавила жалость и встала, намекая, что гостье пора и честь знать. Не помогло.
— Как же ж та-а-ак, — во весь голос зарыдала она. — Он же ж мне… Я же ж с ним…
Мысленно помянув чёрта, я отправилась на кухню мыть чашки. Не умею утешать и успокаивать, да и не к лицу ведьме проявлять сочувствие. Иначе сотни таких несчастных Хелли прибегут за бесплатной помощью, а я помру голодной смертью. Когда я вернулась, гостья уже маячила в дверях.
— Госпожа Мур-Мур, нижайший вам поклон. Я отработаю, Богами клянусь, отработаю! Или… вот.
Она протянула руку с четвертаком.
— Последнее. Всё, что есть.
Поблёскивающая монетка обещала сытный обед и роскошный ужин с бутылкой крепкой тангерской медовухи.
— Заберите, — я грубовато отвела руку. — Будете мне должны.
Хелли закивала, потуже затянула свой платок и заторопилась прочь, пока ведьма не передумала. Я убрала чашки в буфет, смахнула со стола крошки и уныло уставилась в окно. Надо что-то мудрить, половиной булки в день сыт не будешь. В отложенную на квартплату заначку лезть нельзя: стоит начать, и живо окажешься без крыши над головой. Госпожа Ловен, в отличие от меня, долгов не прощает, выставит на улицу как миленькую.
Увы, я сама здорово осложняла себе жизнь тем, что не бралась за всё подряд. Участвовать в торговых махинациях отказывалась наотрез, сомнительные сделки тоже не жаловала. Отговаривалась расхожим заблуждением — мол, за обман Боги заберут дар. Несведущие съерцы верили. Конечно, оставалась госслужба…
Два громких удара, четыре частых, снова два громких и мелкая дробь. Я вздохнула: предчувствия не обманули. Лишь один человек выстукивал на моей двери гимн исчезнувшей школы Шерры, очевидно для того, чтобы я успела подготовить торжественную встречу. Пока шла открывать, покосилась в потемневшее от сырости зеркало. Седая, коротко стриженная ведьма в отражении скорчила гримасу. Чёрное платье — а какое ещё носить ведьме? — обтягивало высокую поджарую фигуру. Не женщина, а скаковая кобылица, удил и трензеля не хватает.
Рен ворвался, внеся с собой свежий ветер и особый дух беспокойства. Недаром фамилия Арьерро, данная ему учителем, означала хаос или беспорядок. Розыскное управление Тангера знало заместителя начальника как господина Эриена Арье. Светлокожий и голубоглазый, Рен мало походил на шерронца и отлично вписался в местные стандарты. Знал ли кто-нибудь, кроме меня, что белоснежные волосы Рена от природы были иссиня-чёрными, как и мои?
— Мур-Мур, ты допрыгалась! Собирайся, отсидишь десять суток за мелкое хулиганство!
Десять суток на полном обеспечении за счёт Её Величества — заманчиво, чёрт возьми! Проблема завтраков, обедов и ужинов решается сама собой. Если бы не одно но: с некоторых пор у меня развилась непереносимость тюремных камер. Пришлось задрать нос:
— Вот ещё! В чём ты углядел хулиганство? Я предсказала будущее. В Съере запретили работать бесплатно? Тогда пусть госпожа Ферье гонит четвертак за услуги, и мы в расчёте!
Как всегда, от волнения я сбилась на простецкий говор, благо меня за это больше никто не отчитывал. Госпоже Мур-Мур не было надобности следить за правильностью речи.
— Ты напугала бедняжку! — Рен выставил длинный палец и без тени смущения упёр его мне в грудь.
— Так я же ведьма, — пожала я плечами. — Мне положено.
— Ты — Пряха, — отрезал он. — Образованная, опытная, сильная. И на что ты тратишь дар? Третируешь бабёнок в булочных? Давай, влезай в своё отрепье, лично отведу тебя на Сермяжную.
— Иди к чёрту, — я демонстративно села на стул и, поскольку платье позволяло, закинула ногу на ногу. — Ферье ни за что не написала бы заявление, ей ещё жить в этом квартале. А без её заявления тебе не завести дело. Чай будешь?
— Наливай, — ухмыльнулся Рен и жестом заправского фокусника вытащил из кармана пальто завёрнутый в бумагу кекс. — Держи, Мур-Мур. С корицей, как ты любишь.
— Ведьмак недоделанный, — проворчала я. — Практикуешь метод кнута и пряника? Что тебе понадобилось, говори!
— Сначала чай, — Рен снял дорогое пальто и аккуратно повесил его на плечики. — Я не завтракал, с семи утра на ногах.
— Тебя пожалеть и приласкать?
— От твоей ласки у меня начнётся нервный тик, — Рен по-хозяйски зашуршал в буфете, вытащил чашки, блюдо и нож. — Мур-Мур, где сахар?
— Сладкое есть вредно, — фыркнула я. — Вредит фигуре.
— Опять сидишь на мели? — он ловко нарезал кекс. — Сколько тебе повторять: иди работать в Розыскное. Жалование пятого и двадцатого числа строго день в день!
— Благодарю покорно. К жалованию прилагается работа с девяти до шести — это по уставу. А по факту — с раннего утра до поздней ночи. Вдобавок постоянная спешка, нагоняи от начальства, дурацкие распоряжения, которые придётся выполнять… Ничего не упустила?
— Голодать, по-твоему, лучше?
— Это временно.
Кекс был свежий и вкусный, я сама не заметила, как слопала половину. Рен не отставал. Допил чай, аккуратно промокнул губы салфеткой.
— Чего тебе надо? — потребовала я уже не столь агрессивно.
— У нас убийство, — вздохнул он. — И не абы кого, а уважаемого члена городского совета и владельца завода газового оборудования Сеймуса Герье. По самым скромным прикидкам его состояние приближается к миллиону. Высший приоритет, особый контроль… Мур-Мур, помоги, а?

Глава 2

— Ты ухлопал весь резерв и ничего не увидел? — уточнила я.
— Мур-Мур, ты сама назвала меня «ведьмаком недоделанным». Интуиция в очередной раз тебя не подвела: я больше не Пряха. Пальцами со сращёнными костями не скрутишь нить. А тянуть за неё — верный обморок, причём зазря. События путаются: прошлое, настоящее — не разобрать.
Своё изумление я утопила в чашке с чаем. Как нужно истязать Пряху, чтобы она утратила дар?! Хотя палачи в допросных подвалах старались на совесть. Мерзавцы, Светлые Боги, какие же мерзавцы!
— Но ты прекрасно раскрываешь дела.
— Силы хватает, чтобы определить ложь. Остальное — опыт.
— Три злотых, — выпалила я. — Исключительно из уважения к Розыскному управлению. Половину вперёд.
На стол легли блестящие монетки.
— Бери всё сразу, я в тебе не сомневаюсь. Но есть условие.
Он подался вперёд:
— Перестань корчить из себя паршивую ведьму, госпожа Андея Муэрро, не позорь нашу школу.
— Нет больше ни той Андеи, ни школы, — прошипела я. — Забирай свои деньги и проваливай!
— Зря бесишься, — зло сощурился Рен. — Один шелудивый козёл не перечеркнёт факты. Ты — Пряха, и должна приносить пользу людям!
— Я уже целый год ничего никому не должна!
Он вскочил, рывком содрал с плечиков пальто и оглушительно хлопнул дверью. Вот же скотина! Теперь мне ещё и от домовладелицы попадёт. Госпожа Ловен чихать хотела, ведьма я или не ведьма: шуметь жильцам строго воспрещалось. А хуже всего было то, что внутри меня заворочалась потревоженная совесть. Пряха без способностей не найдёт убийцу быстро, и у Рена могут быть неприятности по службе. Да и деньги… На три злотых при разумной экономии можно протянуть недели две, а то и три. Я уткнулась лбом в колени.
Дверь скрипнула.
— Мур-Мур, ты там остыла? Поехали, я коляску поймал, внизу ждёт.
— Куда? В участок на десять суток? — хмыкнула я.
— В особняк Герье. Ткнёшь пальцем в убийцу и можешь дальше бездельничать.
Злотые на столе заманчиво поблёскивали. А-а, какого чёрта! Жить на что-то надо.
— Поехали.
На этот раз я не забыла ни перчатки, ни шарф. Ехать, насколько я помнила, предстояло далеко, а извозчики включали печки только тогда, когда пар от дыхания повисал сосульками на ресницах. Такая погода, как сейчас, считалась тёплой.
— Рассказывай, — потребовала я, едва устроилась на жёстком сиденье.
— Мерзкий случай, — Рен поплотнее затянул шёлковое кашне. — Герье вдовец, жил с дочерью и зятем. В отдельном крыле слуги: кухарка, эконом и две горничные. По словам дочери, последнее время Герье оказывал недвусмысленные знаки внимания одной из горничных, Агаше. Сегодня утром главу семьи нашли мёртвым, Агаша исчезла, из сейфа пропали драгоценности покойной госпожи Герье общей стоимостью шестьдесят тысяч злотых.
— Что тебя смущает? Объявите девушку в розыск. Хотя с таким грузом она уже вполне могла добраться до границы с Кешином — если хватило ума заранее договориться со скупщиком и купить билет на экспресс без остановок. Ты проверил её вещи?
— Не хватает саквояжа, дорожного платья, зимнего пальто и сапожек. Но видишь ли, Мур-Мур, у меня не складывается картина. Герье был далеко не стар, хорош собой и, если верить показаниям второй горничной, не домогался, а именно ухаживал. Агаша приличная девушка, не из финтифлюшек. Имела неплохой шанс стать второй госпожой Герье. Зачем убивать?
— Кстати, как его убили?
— Лошадиная доза снотворного в кофе. Взяли в домашней аптечке. Герье практически сразу потерял сознание, смерть наступила около трёх ночи. Кофе приносила Агаша.
— То есть у тебя явная подозреваемая с мотивом, способом и возможностью, но ты всё равно нанимаешь меня?
— Все, кого я опрашивал, врут, Мур-Мур, — бросил Рен. — Они что-то скрывают, и делают это сознательно.
— Ты же понимаешь, что тогда Пряха может быть бесполезна? Если человек намеренно искажает информацию, нить я не вытяну.
— Не повторяй прописные истины, мы с тобой учились в одной школе, — пробурчал Рен.
— Ладно, приедем — увидим, — примиряюще отозвалась я. — Хозяева знают, что ты везёшь ведьму?
— Готовлю им сюрприз, — он хищно усмехнулся. — Розыскное управление имеет право привлекать любых специалистов.
— Даже ведьму?
— Даже ведьму.
В окне показался ребристый купол газгольдера, а за ним Горбатый мост через Тейру: мы покидали фабричный район и направлялись в центр. Потянулись солидные многоэтажные дома из бледно-жёлтого пасенского камня, булыжник мостовой сменила гладкая тротуарная плитка. В просвете между деревьями мелькнула крыша Пассажа, похожая на перевёрнутую супницу, проплыл Королевский оперный театр с засиженным голубями памятником перед ним, издали сияла голубым искусственным светом оранжерея Ботанического сада. В богатых районах зима совсем не чувствовалась благодаря ярко-зелёным газонам и живым изгородям.
— Странная пора, — нарушил тишину Рен. — Ни зима, ни весна, ни осень. Хоть придумывай отдельное название. Статистика управления утверждает, что в это время в два раза чаще совершаются правонарушения и происходит наибольшее количество самоубийств.
Я пожала плечами. Если на людей так действует время года, значит, у них нет настоящих проблем. Работницам вроде Хелли неважно, зной на улице, дождь или снег. Утром они в темноте торопятся на завод, вечером, не глядя по сторонам, устало бредут домой.
— Рен, слушай… Утром у меня была девушка, её обокрал сожитель. Я сказала ей правду, но, боюсь, до участка она не дойдёт. А мерзавца надо наказать.
— Предлагаешь мне завести дело без заявления?
— Пошли к ней участкового. Девушку зовут Хельга Свон.
— Имя вора? Адрес?
— Канатная, восемь. Хельга назвала его Солавом, живут они вместе. Нить дала приметы: около сорока восьми — сорока девяти лет, невысокий крючконосый брюнет с ранними залысинами и крошечным шрамом на щеке. Ещё у него жена и взрослые дети, старший сын и две дочери. Не хочешь заниматься сам — скажи Фурену.
Рен промолчал. Понятно: преступление не его уровня. Ладно, на обратной дороге зайду в участок, не переломлюсь. Надеюсь, в особняке меня долго не задержат. Коляска уже катила по бульвару с подстриженными липами, посередине чинно прогуливались состоятельные горожане, то и дело мелькали пальто с бобровыми воротниками, золотые пенсне и норковые манто. В этой части Тангера я бывала редко, исключительно по работе. Снять здесь комнату на месяц стоило столько же, сколько в Сытном квартале на год, от цен в магазинах волосы вставали дыбом.
Разумеется, особняк Герье располагался в самом престижном районе столицы — Парадном квартале. Парк в классическом стиле окружала чугунная ограда в два человеческих роста, коляска подвезла нас к воротам. Пока Рен расплачивался, я бегло осмотрелась. В конце аллеи красовался величественный особняк с колоннами и мраморным портиком вместо крыльца. Дорого, чисто, уныло. Единственным живым штрихом были бледно-розовые цветы на клумбе перед домом.
У парадного входа дежурил незнакомый мне участковый. Он уставился на меня с жадным любопытством, но тут же отвёл взгляд и услужливо распахнул дверь. Просторный роскошный холл вызвал неприятные воспоминания: слишком уж походил на тот, который я десять лет считала своим. На длинных цепях свисали такие же люстры из шерронского хрусталя, а наборный паркет лишь слегка отличался рисунком. Второй участковый, что скучал у лестницы, при виде Рена вытянулся в струнку:
— Господин капитан, за время вашего отсутствия ничего не произошло!
— Пригласи всех спуститься, Винье, — приказал Рен. — И позови Джевса.
— Ты уже капитан? — я шутливо поклонилась. — Неплохая карьера за три года.
— За два с половиной, — уточнил он. — Полгода я отлёживался в приграничном городке.
Улыбка исчезла сама собой:
— Тебя настолько искалечили?
— У меня же не было высокопоставленного мужа, — Рен отвернулся. — Палачи не особо церемонились.
Зубы пришлось сцепить, чтобы не выдать дрожь. Запах горелого мяса и боль, боль, боль… Рука машинально потянулась к левому плечу. В Съере отличные лекари: шрамы почти исчезли.
— Зато тебя никто не предавал, — вырвалось у меня.
— Что верно, то верно, — усмешка Рена вышла кривой. — Сам дурак, неудачно попался на глаза.
Входная дверь распахнулась, мы обернулись. Через порог уверенно перешагнул высокий франтоватый господин и внимательно оглядел нас.
— Господин Арье? — осведомился он.
— Это я, — выступил вперёд Рен. — Простите, в настоящий момент данный особняк — место преступления. Если у вас ко мне неотложное дело, я освобожусь через четверть часа. Соизвольте подождать снаружи.
— Да у нас, собственно, общее дело, — господин приподнял край модной фетровой шляпы. — Позвольте представиться: Кейвен Совье, Особая служба Её Величества.

Глава 3

Моим первым желанием стало попятиться — и пятиться до тех пор, пока не окажусь у себя в комнате. Господин Совье не дал мне такой возможности. Пристальный взгляд ощупал мою жилистую тушку, взвесил, распотрошил и приклеил ценник.
— А я вас знаю, — обманчиво добродушно сказал особист. — Вы — госпожа Мур-Мур, знаменитая ведьма из Сытного квартала. Весьма законопослушная ведьма, насколько я в курсе. Зарегистрировались, получили вид на жительство, исправно платите налоги. Андея Муэрро, правильно?
Я молча поклонилась. Рен нахмурился:
— Господин Совье, расследованием убийств занимается Розыскное управление. Никоим образом не хочу вас обидеть, но при чём здесь Особая служба?
Особист огляделся, задержал взгляд на навострившем уши участковом — и приоткрыл дверь на улицу:
— Прошу вас. Разговаривать посреди холла неудобно.
«Намного удобнее, чем на холоде», — с тоской подумала я, однако послушно поплелась вслед за Реном. Совье отошёл на приличное расстояние от особняка и лишь потом достал из кармана пальто два листа бумаги и вечное перо:
— Подписывайте.
— Что это? — Рен показательно не вынул рук из карманов.
— Соглашение о неразглашении тайны, стандартная форма. Господин Арье, без данного документа наше общее дело станет операцией Особой службы, а вы займётесь другими, несомненно не менее важными делами. Подписывайте.
Стандартная форма соглашения включала семнадцать пунктов, и после каждого следовало поставить подпись. Пока Рен семнадцать раз повторял свою энергичную закорючку, я украдкой рассматривала Совье. Его глаза в солнечном свете оказались золотисто-зелёного кошачьего цвета. Красивое сочетание со светло-каштановыми волосами и смуглой оливковой кожей. Точно не уроженец Тангера, здесь все белокожие и белобрысые.
Затем перо перешло ко мне, и уже я под каждым пунктом старательно изобразила замысловатую завитушку, в которой угадывались инициалы А и М. Убрав подписанные листки, Совье вновь заговорил:
— Теперь я могу сказать. Покойный Сеймус Герье подозревался в измене родине. Чертежи секретного государственного заказа с его завода каким-то образом попали в Харси;н. Мы приставили к Герье своего человека, этой ночью она не вышла на связь.
— Ваш человек — горничная Агаша?
— Да, — подтвердил он. — Надёжный и проверенный агент, семь лет безупречной службы. Поэтому как только я узнал об убийстве Герье и пропавшей подозреваемой, то, разумеется, всё бросил и помчался сюда. Очевидно, господин Арье, вы тоже не поверили в виновность Агаши, раз наняли ведьму.
— Мур-Мур не ведьма, — сухо сказал Рен.
— А кто же?
Рен покосился на меня. Скрывать что-либо от Особой службы было не только глупо, но и опасно, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как честно сознаться:
— Я — Пряха.
— Светлые Боги! — изящные брови Совье подскочили на целый дюйм. — Как вам удалось уцелеть?!
— Повезло.
— Пряха! — Совье обошёл кругом, чуть ли не принюхиваясь. — Вы же видите не только прошлое, но и будущее? Не ошибаюсь?
— Нет.
— И вы гадаете за пару злотых фабричным дурёхам? — Совье покачал головой. — Ищете потерянные кошельки и разоблачаете неверных мужей? Как это неразумно с вашей стороны, госпожа Муэрро.
— Мур-Мур, — жёстко поправила я. — Предпочитаю прозвище, которое мне дали фабричные дурёхи. Я честно зарабатываю свой хлеб и не нарушаю законы Съера. Как вы любезно подметили, даже налоги плачу. Поэтому вправе заниматься тем, что считаю допустимым.
— Мы обязательно вернёмся к этому разговору, госпожа Мур-Мур, — Совье посмотрел на наручные часы. — Сейчас первостепенная задача — дело Герье. Не знаю, сколько господин Арье пообещал вам за содействие, но я заплачу в десять раз больше, если вы попутно определите, куда и почему исчезла Агаша.
— Тридцать злотых? — недоверчиво переспросила я.
Совье достал чековую книжку, выписал чек и протянул мне:
— Держите. Это аванс.
От заоблачной для меня суммы в пятьдесят злотых я округлила глаза. Неплохо живёт Особая служба! Первым делом оплачу комнату до весны, наконец-таки куплю новое пальто… Мечты я безжалостно оборвала. Деньги ещё нужно отработать, а если Рен прав и семейство Герье нарочно скрывает правду, тянуть нити будет ой как непросто. Чек я аккуратно убрала во внутренний карман, и мы направились обратно в дом.
В холле уже собрались слуги и хозяева. Дородная румяная кухарка, перепуганная девочка-горничная и самодовольный пузатый эконом вопросов не вызывали. А вот зять с бегающими глазками и взвинченная до крайности дочь без единой слезинки на лице сразу насторожили. Когда умер мой отец, я безостановочно ревела несколько дней подряд, лекарь в школе поил меня успокоительным.
— Господа! — властно произнёс Рен. — Прошу вас вытянуть вперёд правую руку.
— Это ещё зачем?! — взвилась дочь. — Какие-то шарлатанские методы!
— Действительно, господин Арье,— заблеял зять, — прежде чем…
— Молчать! — неожиданно грозно рыкнул Совье и выудил из кармана жетон с золотой летучей мышью — эмблемой Особой службы. — Выполнять приказ!
Здоровенную ручищу кухарки, холёную — эконома и цыплячью лапку горничной я проигнорировала. Резко обхватила левое запястье дочери и одновременно второй рукой вцепилась в ладонь зятя. Безотказный приём, разработанный специально для сложных случаев. Раздавшиеся истеричные вопли беспокоили не более чем комариный писк. Пространство привычно потекло и распалось на светящиеся нити, увиденное заставило меня отшатнуться и всё-таки вернуться к кухарке. Светлые Боги, как же бывает обманчива внешность!
— Мур-Мур, у тебя кровь из носа, — Рен подхватил мой локоть.
— Нормально, — я сделала пару глубоких вдохов и повернулась к Совье: — Агашу отравили за компанию с хозяином, разрубили топором на куски и сложили их в ящик со льдом. Ящик в подполе под кухней, люк в полу прикрыт ларём для овощей. Она травила, — я указала на дочь. — Она рубила, — кивнула в сторону кухарки и повернулась к зятю: — А этот милый юноша украл у тестя чертежи и через посредника продал харсинцам за сто тысяч злотых.
Зять побледнел и уставился — не на меня, на свою жену.
— Салли?..
— Джевс, Винье, — скомандовал Рен, указав на дочь и кухарку. — Этих в наручники и в участок. Куда?! — перерезал он путь рванувшейся ко мне дочери.
Участковые подхватили её под руки.
— Ведьма! — завизжала отравительница. — Поганая ведьма! Ну погоди, ты у меня ещё попляшешь!
— Сильно сомневаюсь, вас казнят через две недели… нет, через тринадцать дней, — не удержалась я и тут же покачнулась. Правильно говорят: злорадствовать нехорошо.
Рен протянул мне чистый носовой платок:
— Приложи. Уже ручей течёт.
— Ерунда, — я села на ступеньку лестницы.
Вокруг царил настоящий бедлам. Дочь отчаянно билась в руках участковых и бранилась почище бабок в очереди за керосином. Эконом утратил свой лоск и трясся, будто в припадке, горничная от страха вжалась в стену. Кухарка заламывала руки и причитала: «Чёрт попутал, чёрт попутал!» Лишь зять ошарашенно хлопал ресницами.
— Салли, ты это из-за меня? — выдавил он. — Из-за меня отравила отца?
— Молчи уж, малахольный! — крикнула она. — Ни о чём не думаешь, всё самой приходится! Папенька сдурел на старости лет! Седина в бороду, бес в ребро! Жениться решил! А крыса эта, Агаша, его поощряла! Молодая жена, дети пойдут, от наследства рожки да ножки останутся!
— Образец любящей дочери, — саркастично пробормотал Совье.
Он распахнул наружную дверь, извлёк откуда-то свисток, и улица огласилась звонкой трелью. Минуты через три в особняк вбежала пара молодых людей, каждый из которых с успехом мог бы завалить кулаком быка.
— Дал;н, помоги коллегам доставить буйную дамочку на Королевскую площадь. Вы же её сначала в центральный участок повезёте, господин Арье? Прекрасно, а я заберу этого красавца, — Совье хищно глянул на зятя. — Нам с ним предстоит доверительный разговор по душам. Вы же, господа, — обратился он к эконому и горничной, — пакуйте вещи. К сожалению, расчёта или рекомендаций ждать бессмысленно. Ваши хозяева сюда не вернутся, дом мы опечатаем.
— У покойного есть дальняя родня в Саресе, — подсказал Рен.
— Тем лучше. Дадим телеграмму местному градоправителю, пусть известит.
Первый агент ловко скрутил и утихомирил дочь, второй агент увёл полуобморочного зятя, ободрённые участковые поволокли наружу кухарку, слуги разбежались. Мы остались в холле втроём.
— Госпожа Мур-Мур, а где драгоценности-то? — как бы невзначай поинтересовался Совье.
— На кухне, в банке с мукой.
Виски прошило острой иглой.
— Пожалуйста, господин Совье, больше ни о чём не расспрашивайте, — вмешался Рен. — Мур-Мур на пределе: ещё чуть-чуть — и упадёт в обморок.
— Конечно, конечно, — покладисто согласился Совье. — Вам виднее, господин Арье. Вы ведь уже имели дело с Пряхами, да? Как профессионально вы разыграли комбинацию! Насколько я в курсе, человек неосознанно может собрать энергию в узел и не дать вытянуть нить. Вы упомянули правую руку, эти голубчики приготовились, а бесподобная госпожа Мур-Мур их хвать за левую!
— Пряхи существуют почти две сотни лет, — холодно ответил Рен. — Любой человек может взять в публичной библиотеке книги и прочитать об основах энергетического провидения.
— Да-да, — Совье улыбнулся краешком губ. — Именно поэтому вы действовали так чётко и слаженно… Но это меня не касается, господин Арье. Совершенно не касается. Напротив, я благодарю вас за неоценимую помощь. Госпожа Мур-Мур, за вторым чеком я прошу вас пожаловать завтра ко мне. Мы с вами продолжим нашу занимательнейшую беседу. Вы ведь не настолько безрассудны, чтобы отказаться ещё от пятидесяти злотых?
— К вам — это куда? — обречённо спросила я.
— Центральное отделение Особой службы, Большой проспект, дом пять. Назовёте дежурному своё имя, у него будет пропуск. Всего наилучшего, господа.
Дверь бесшумно открылась и закрылась.
— Мутный тип, — подытожил Рен. — О нём ходят слухи как об очень энергичном и талантливом карьеристе, к которому благоволит королева. Но мне он показался ещё и опасным.
— К счастью, мы с тобой не государственные изменники, — я сплюнула кровь в платок.
— К счастью, нет.

Глава 4

Всю обратную дорогу я дремала. Это со стороны кажется, что провидение даётся Пряхам легко, но каждая вытянутая нить истощает тело. В школьные времена мы с Реном смеялись: нам никогда не грозит опасность растолстеть. Сейчас эта шутка перестала быть смешной, особенно когда хронически недоедаешь. Воспоминания о школе вызвали привычную тоску. Последнее, что я слышала, — корпуса снесли, а сады вокруг облили горючей жидкостью и подожгли. Узурпатор хотел уничтожить саму память о ведьмах. Уцелел ли хоть кто-нибудь из нашего выпуска, кроме меня и Рена?
— Мур-Мур, приехали, — раздалось под ухом. — Вставай, я тебя доведу.
— Я сама, — возразила, не открывая глаз. — Спасибо, что подвёз.
— Ты же на ногах не стоишь.
— Ничего, как-нибудь доползу.
Рен не стал спорить — подхватил и буквально вытащил из коляски. Слава Богам, извозчик подвёз нас прямо ко входу, осталось как-то преодолеть лестницу на второй этаж. Вопреки своим словам, я висела на Рене и едва удержалась от болезненного стона, когда он сгрузил меня на кровать. Из носа опять потекла кровь.
— Тебе нужен лекарь.
— Мне нужен отдых, и ты это прекрасно знаешь.
Главная причина, почему я не хотела идти на госслужбу. Сейчас я сама себе хозяйка: подошла к опасной грани — остановилась. Начальству не объяснишь, что сила на пределе и ещё одна нить меня убьёт.
— Я посижу с тобой.
— Будешь пялиться на меня спящую? Проваливай, ведьмак, дай мне восстановиться.
Он хмыкнул и вышел. Через какое-то время я услышала, как отъезжает коляска, со стоном растянулась на кровати прямо в пальто и ботинках и провалилась в блаженное беспамятство.

***

Цветущий яблоневый сад за школой напоминает бело-розовое пенное море. Невесомые лепестки кружатся в воздухе, покрывают землю хрупким нетающим снегом. Дэ;миен несёт меня на руках, я обнимаю его за шею, прядь шёлковых иссиня-чёрных волос щекочет щёку.
— На День Созидания сыграем свадьбу, — прекрасные синие глаза моего любимого сияют. — Я так счастлив, Дея! Ты не представляешь, как я счастлив! Я влюбился в тебя с первого взгляда, ты самая очаровательная девушка на свете, и теперь ты принадлежишь мне!
С юга дует ласковый, тёплый ветер, нас окутывают нежные розовые облака лепестков, и будущее кажется таким безмятежно-волшебным, каким я только могу вообразить его в двадцать лет.

***

Очнулась я с тяжёлой головой и сосущим ощущением голода в животе. Часы показывали половину шестого. Неплохо повалялась. Засохшая кровь стянула кожу, хотя пятна на пальто и платье почти не выделялись — вот оно, неоспоримое преимущество чёрного цвета. Волосы спутались, и из зеркала на меня смотрела настоящая ведьма, растрёпанная, помятая и злая. Прежние густые длиннющие ресницы отрастали, но очень медленно. Брови тоже заметно поредели. Казалось, даже глаза изменили тёплый светло-ореховый цвет на более тёмный.
Первым делом следовало умыться, переодеться и застирать пятна на платье. Пальто я почистила щёткой. Каждое движение давалось мне с трудом, но я в равной степени не хотела ни пугать банковских служащих, ни оттягивать визит. Год впроголодь приучил меня ничего не откладывать на потом, поэтому я кое-как привела себя в порядок и поплелась в отделение Королевского банка. Пришлось отстоять очередь — я совсем забыла, что сегодня пятница и рабочим выплачивают еженедельное жалование. Ведьм в столице уважали и побаивались, но не настолько, чтобы перед окошечком кассы образовалась пустота.
Когда я покидала банк, мой невеликий счёт подрос, а в кармане приятно звенели злотые. Наслаждаться жизнью не позволяла лишь одна назойливая мысль, поэтому я не свернула к себе на Зольную улицу, а пошла прямо на Сермяжную. Солнце садилось, сумерки постепенно завоёвывали узкие улицы. Фонарщик с длинным шестом обходил фонари: до фабричных районов новейшая система механического включения пока не добралась, ей вполне заслуженно хвастал исключительно центр Тангера. Извозчики тоже начали зажигать боковые огни в экипажах, зелёные или жёлтые, в зависимости от того, свободна коляска или везёт седока. Перед участком я остановилась отдышаться.
— Госпожа Мур-Мур, доброго здоровьечка! — участливо окликнул меня дежурный. — Чегой-то вы бледная, аки смерть. Переведьмачили, видать. Поспешайте в тепло, там Фокен чайничек поставил.
— Спасибо. Я на минутку к господину Фурену.
— Чайку выпьете — и пойдёте. Сержант сегодня довольный. Пальцем не шевельнул — дело раскрыл.
— Дело?
— Девчонку с кожевенного ейный хахаль обокрал, всё до монетки попёр. Вот как такую мерзоту земля носит? Девчоночка надрывалась, чтобы родных перевезти, себя держала в чёрном теле, а эдакую тварь, пиявицу, под боком пригрела!
— Деньги-то пострадавшей вернули?
— А то ж! Всё до монетки пересчитали и под роспись. Ревела, дурёха, сержанту руки целовала.
В сущности, можно было разворачиваться и возвращаться домой, но искушение в виде чашки горячего чая перевесило. В участке заварки не жалели, хоть и дешёвой харсинской, зато от души. Самое то, чтобы взбодриться. Внутри здания и впрямь было тепло: в отличие от госпожи Ловен, розыскники на угле не экономили. Крохотная подсобка, приспособленная под комнату отдыха, оказалась полным-полна. Меня встретили доброжелательным гулом, уступили место на колченогом диванчике и тут же подали пузатую кружку с обжигающим чаем. Любой из местных участковых за прошедший год хоть раз да забегал к ведьме с просьбой о помощи. Я не отказывала: всех денег не заработаешь, а помогать служителям правопорядка — обязанность каждого приличного человека. В Тангере участковые и так старались вовсю: по улицам можно было безопасно ходить и днём, и ночью, грабежи были уделом Разбойничьей слободы, а редкие убийства никогда не оставались безнаказанными.
За чаем на меня вывалили целый ворох свежих городских новостей. В зверинец господина Донье поутру доставили диковинных северных зверей, вроде бы медведей, но гораздо крупнее и с лохматой белой шкурой. Цену за погляд назначили осьмушку за час — и хватает же у некоторых совести?! К зимним праздникам градоправитель приурочил бал в подражание традиционному королевскому. Уже объявлено, что пригласительных ровно двести билетов, интересно, кому достанутся? А в саму праздничную ночь господин Арье пообещал участковым за дежурство двойную надбавку, и теперь от желающих отбою нет.
Я уже собиралась прощаться, когда в подсобку заглянул миловидный молодой человек с огромными печальными глазами. Господин Жеан Фурен походил на поэта, художника, музыканта — на кого угодно, только не на бравого сержанта. Это не мешало начальнику участка поддерживать дисциплину среди подчинённых и успешно сражаться с преступностью.
— Госпожа Муэрро! — ахнул он. — Что же вы не зашли! Я как раз направлялся к вам на Зольную.
Он галантно подставил руку, которую я сначала по привычке приняла, затем обругала себя. Ведьме не пристали великосветские манеры, да и участковые оторопели. Поблагодарив за чай, я вышла вслед за Фуреном.
— Если вам нужно предсказание, то не сегодня, — предупредила сразу. — Я временно нетрудоспособна.
— Что вы, — он грустно улыбнулся, — я же вижу, как вы осунулись. Нет, я просто хотел лично выразить вам свою признательность. Господин Арье передал мне ваше поручение, оставалось лишь пойти и схватить вора. Начальство непременно выпишет нам премию, мои люди довольны.
— Полезно иметь знакомую ведьму, — усмехнулась я.
— Вы не ведьма, — Фурен покачал головой. — Ведьмы в основном полагаются на травы. Вы же, госпожа Муэрро, простите за прямоту, тысячелистник от бессмертника не отличите.
— Может, я неправильная ведьма.
— Кем бы вы ни были, спасибо вам, — он задержал мою ладонь в своей дольше положенного. — Окажите мне честь, поужинайте со мной.
— Это совершенно излишне, — я поспешно отступила. — Доброго вечера, господин Фурен.
По пути домой я зашла в маленький ресторанчик к госпоже Ливью. Здесь подавали самую простую еду — наваристые супы, тушённые с мясом овощи и каши, зато за осьмушку можно было наесться досыта, ещё и прихватить с собой пару жареных пирожков. Забавно: десять лет меня приучали к высокой кухне, к деликатесам и изысканным блюдам. Всё, что не было выварено, истолчено, покрошено и взбито до состояния полной неузнаваемости, аристократия Шерры считала вульгарным и плебейским. А я всё те же десять лет мечтала об отварной картошечке с маслом и укропом, гороховом супчике с копчёностями, свиной рульке и чёрном хлебе. И отдала бы что угодно за такой ужин, как сейчас.
В свою комнату я поднялась вымотанной до предела, но сытой. На этот раз всё же разделась, залезла под одеяло и провалилась в сон.

Глава 5

— Вы замышляли что-либо против милостью Богов государя Шерры Стефана Второго?
— Нет, клянусь вам!
Лицо палача — не уродливое, даже приятное. Взгляд сострадательный, и на моё распятое голое тело он старается не смотреть. Вчера дал воды… или это было сегодня? Сколько я уже в этом подвале — день, два, неделю?
— Врёте. Повторяю вопрос: свой богомерзкий дар вы намеревались использовать во вред Его Величеству?
— Нет. Нет! Уберите это, уберите! Я не лгу! Я обычная Пряха! Нет, нет, пожалуйста, нет!..

***

От собственного истошного крика я подскочила. Проклятое имя билось в ушах, в плече пульсировала боль, словно раскалённый прут отняли не год, а секунду назад. Лекарь обещал, что кошмары постепенно уйдут, но пока я видела их каждую ночь — а иногда и несколько раз за ночь. И всё же мне повезло. Светлые Боги, как же мне повезло! Выдержать, не сойти с ума, не признаться в том, чего не совершала, — и уцелеть.
За окном серело утро. Ледяной пол обжёг ноги. Чёртова госпожа Ловен с её экономией! Чугунные батареи почти не грели. Зачем, если на улице чуть ли не весна? Я поскорее натянула чулки и отвела край занавески. Потепление принесло с собой смену погоды. Небо затянули низкие сизые тучи, мостовая блестела от мороси. В ящике на балконе соседнего дома цвела виола. Прав Рен: какое-то безвременье.
С Рена мысли перескочили на Совье. Приглашение в Особую службу не из тех, которыми можно пренебречь, и пятьдесят злотых тоже на дороге не валяются. Оценив воронье гнездо на своей голове, я поплелась в ванную. «Горячей» называлась вода, от которой тело не сводило судорогой, поэтому мытьё каждый раз превращалось в испытание воли и духа. Короткие волосы быстро подсохли и начали завиваться на концах. Когда-то, в младших классах меня дразнили овечкой, пока густая чёрная грива не отросла ниже пояса и колечки не превратились в тяжёлые волны.
Из дома я вышла в начале девятого. В это время Сытный квартал напоминал множество ручейков, вливающихся в полноводную реку. Этой рекой являлась Звонкая улица, в конце которой располагались корпуса ткацкой мануфактуры, кожевенного завода и суконной фабрики. Всё рядышком, друг за дружкой. Непрерывный людской поток тёк и редел по мере того, как рабочие сворачивали к проходным. Мой путь лежал в противоположную сторону, через Торговый район в центр столицы. Конечно, никто не мешал мне шикануть и поймать коляску, но четвертака было откровенно жаль.
Через полчаса морось сменилась влажным туманом, к концам улиц он перетекал в рыхлые грязно-серые облака. Золотой мост через Тейру таял где-то посередине, словно соединял два берега легендарной реки вечности. Коляски и экипажи ехали медленно, с зажжёнными огнями, извозчики то и дело гудели в рожки. Я влилась в толпу пешеходов, идущих по узкой полосе между проезжей частью и фигурной решёткой моста. Очень многие предпочитали служить в центре, а жили в более доступных кварталах на другом берегу Тейры. Чугунные русалки с позолоченными хвостами тоскливо смотрели вниз, на тёмную плотную воду. Русалок мало волновала непогода, им явно не нравилось, что их вытащили на сушу и приковали цепями к ограде.
В центре туман поредел, или так казалось из-за высоких пяти и шестиэтажных зданий и обилия фонарей. Большой проспект сверкал роскошными витринами магазинов и ресторанов, у новомодных вращающихся дверей замерли важные швейцары в ливреях, похожих на генеральские мундиры. В вазонах с подогревом цвели камелии, и если бы не редкие деревья без листьев, то создавалось бы полное ощущение весны. У монументального здания Особой службы стоянка была забита экипажами, постоянно кто-то подъезжал или уезжал. Я глубоко вздохнула и поднялась по ступенькам из розового гранита к главному входу. Двое дежурных по бокам от двери выглядели каменными статуями, не более одушевлёнными, чем гранит под их ногами.
— Добрый день. Госпожа Муэрро к господину Совье.
— Паспорт с собой? — отмер один из дежурных.
— Да.
Я уже потянулась к внутреннему карману пальто, как дежурный продолжил:
— Проходите. Окно номер два, предъявите документы, вас проведут.
Внутри царили тишина и строгая простота солидного учреждения. Служащий в окошке внимательно изучил мой паспорт и подал кому-то знак. Из неприметной двери в стене вышел пожилой господин с пышными усами, поклонился и жестом велел следовать за ним. Мы прошли по коридору, миновали пост охраны, поднялись по лестнице на второй этаж, где тоже дежурили охранники, повернули направо… Провожатый распахнул передо мной дверь без таблички и плотно закрыл её за моей спиной.
— Доброго дня, госпожа Мур-Мур!
Любезность Совье простиралась так далеко, что он не только поднялся, когда я вошла, но и собственноручно придвинул мне стул. Мало того, особист не вернулся в кресло за столом, а взял себе другой стул из вереницы стоящих у стены, намереваясь устроиться рядом. Я оценила галантный жест.
— Добрый день, господин Совье. О чём вы хотели поговорить?
— Прямо к делу, да? — он добродушно усмехнулся. — А как же общепринятые вступления о погоде? Мне положено заметить, что сегодня необычайно тепло, вы поддакнете, и слово за слово мы перейдём к важному.
— Экономлю ваше время, — я вернула ему усмешку.
— Хорошо, — Совье достал из кармана чек и протянул мне. — Прежде всего я должен рассчитаться с вами. Пять минут — и вы получили бесценную информацию, на которую мои люди тратят недели и даже месяцы. В связи с этим я тоже сэкономлю ваше время и спрошу: почему невероятные способности не спасли Прях от тотального уничтожения?
От растерянности я моргнула.
— Вы позвали меня, чтобы задать этот вопрос?
— Да, госпожа Мур-Мур, — тон Совье неуловимо изменился. — На первый взгляд мы имеем уникальных ведьм с безграничным могуществом. При этом за каких-то три года король Шерры без всякого вреда для себя выловил, пытал и в результате казнил всех одарённых. Почему вы, видя будущее, ему не помешали? Не предупредили бойню?
— Вы умный человек, раз вычленили главное, — я заглянула в кошачьи глаза. — Возможно, вы и разгадку нашли?
— Думаю, да. Собственное будущее от Прях закрыто. Причём я употребляю «собственное» в общем смысле. Не госпоже Мур-Мур неизвестно, чем она займётся через день-неделю-месяц, а одна Пряха не видит других Прях.
— На энергетическом фоне мы — пустоты, — я выпрямилась и скрестила руки на груди. — Нельзя вытянуть нить из пустоты. Это называется парадоксом Гуэ;рро: какого бы человека я ни посмотрела, всё, касающееся меня лично или близких мне людей, исключено из узора.
— Значит, нужно приставить к вам охрану, — деловито кивнул Совье. — Не прощу себе, если с вами что-нибудь случится.
— Вы шутите?
— Никоим образом, госпожа Мур-Мур. Даже если вы откажетесь работать на Её Величество, вы представляете слишком большую ценность.
— Это вы так завуалированно предлагаете мне работу?
Совье скопировал мой жест — теперь я могла любоваться его ухоженными руками с длинными пальцами.
— Мне непонятен скепсис в вашем голосе, госпожа Мур-Мур. Что отвращает вас от госслужбы? Только, чур, честно.
— Честно? Я терпеть не могу вставать по будильнику и высиживать энное количество рабочих часов на одном месте, ненавижу исполнять идиотские распоряжения и помалкивать в ответ на бесцеремонность. Также меня угнетает необходимость отчитываться в своих действиях и разъяснять каждый свой шаг.
— Это всё решаемо, — пожал плечами Совье. — Что-то ещё?
— Даже у самой сильной Пряхи есть предел. Ничего не даётся даром. Две-три нити я потяну безболезненно, четыре-пять будут стоить мне головокружения, шесть-семь, как вчера, оставят без сил, восемь-девять буквально убьют.
— Пара ваших предвидений стоят недели работы всего отдела, — Совье поднялся и взял со стола пачку листов. — Я подготовил договор о найме вас внештатным сотрудником. Все пункты, которые вас беспокоят, вы можете собственноручно вписать в графу «особые условия». Прочитайте, пожалуйста.
После первого листа я спросила со смешком:
— Вы учились на законоведа, господин Совье?
— В том числе, — ухмыльнулся он. — Вы читайте, читайте.
Дойдя до пункта «Оплата», я опять подняла голову:
— Пятьсот злотых в месяц? Вы описались или рехнулись?
— На самом деле я готов удвоить сумму, — невозмутимо откликнулся Совье. — Её Величество не ограничивает меня в средствах. В ближайшее время я надеюсь похвастаться ей, какое сокровище добыл. Я, госпожа Мур-Мур, чертовски честолюбив. Когда вчера наблюдал за вами, то и без всякого дара увидел себя в кресле министра. Как вы думаете, мне пойдёт?
— Если не пойдёт, всегда можно поменять кресло.
Он рассмеялся — намного теплее, чем раньше.
— Кажется, мы сработаемся, госпожа Мур-Мур. Мне совершенно безразлично, во сколько начнётся ваш рабочий день, я не собираюсь давить или заставлять вас выполнять идиотские приказания. Единственное, на чём я настаиваю: когда возникнет необходимость и вы будете в состоянии помочь, вы поможете независимо от времени суток. В пять утра, в восемь вечера, в полночь… Клиенты ведь тоже приходят в неурочные часы.
Это казалось справедливым, только я всё равно смотрела на строчку для подписи с сомнением. Конечно, условия сотрудничества с Особой службой были несравнимо привлекательнее, чем с Розыскным управлением, и Совье — это не Рен, но… но… Может быть, именно в этом и заключались мои опасения: Совье — не Рен, которого я знаю двадцать с лишним лет.
— Что будет, если я откажусь?
— Вашу охрану придётся проводить по какой-нибудь хитрой статье расходов, — Совье начал загибать пальцы. — Её Величество выскажет мне своё фи, начальник Службы станет каждый день пилить меня за негибкий подход, жители соседних с вашим домов начнут сплетничать о том, что к вам постоянно ездит шикарный экипаж. Ах да, в ближайшее время вас посетят представители как минимум трёх основных служб Съера с аналогичными предложениями. И самое главное — я искренне расстроюсь.
— И никаких последствий? Преследования, притеснения, запугивания?
— Госпожа Мур-Мур, я похож на идиота? — обиделся Совье. — Или на безумца, подобного Стефану Второму?
Имя оглушило и обожгло болью. Смешно: я спокойно воспринимала слова «король», «государь», «узурпатор». Но имя, которое коронованный палач собственноручно выжег на моём плече, до сих пор не могла ни произносить, ни слышать. Только, вопреки расхожему мнению, приёмный сын Его Величества Филиппа Третьего не был безумцем. Он получил прекрасное образование, обладал холодным и ясным умом, питал слабость к естественным наукам и лично препарировал мышей и лягушек. К несчастью, его любознательность потребовала более крупных подопытных, нежели лягушки.
«Смотрите, госпожа Веррен, сердце ещё бьётся. Неужели вы не хотите лёгкой смерти этой ведьме?..»
— Светлые Боги! — резкий скрип стула вернул меня в реальность. — Госпожа Мур-Мур, вам плохо?! Выпейте воды!
Зубы клацали о край стакана, отпила я с третьей попытки.
— Пожалуйста, — чтобы унять дрожь, пришлось сделать глубокий вдох. — Если вас не затруднит, по возможности не упоминайте при мне имя нынешнего короля Шерры. На моих глазах он лично до смерти запытал женщину. Ведьму. Вскрыл ей грудь и смотрел, как она умирает.
Совье наполнил другой стакан и осушил залпом.
— Каюсь, раньше я не верил этим слухам. При дворе много болтают… Простите, госпожа Мур-Мур.
Я перевела взгляд на договор, который всё ещё держала в руках. Всё-таки ужасно жаль, что Пряхи не видят своего будущего! Как бы невзначай Совье положил на край стола вечное перо. Намёк я поняла правильно.
— Что ж, господин Совье, никто вас за язык не тянул. Вы оставили для особых условий всего половину страницы, но я постараюсь уместиться.
Он изящно повёл рукой, приглашая меня в кресло за столом:
— Прошу вас, располагайтесь.

Глава 6

— Вы серьёзно? — Совье оторвал недовольный взгляд от вписанного мной текста. — Возможность оказывать услуги помимо служебных обязанностей? Вам мало жалования, госпожа Мур-Мур?
— Не всё в мире измеряется деньгами, — повторила я слова учителя. — Иногда только помощь Пряхи спасает людей от трагедии. Пропавшие дети, лживые обвинения, самоубийства от отчаяния. На позапрошлой неделе оклеветали механика с суконной фабрики, и лишь вмешательство ведьмы спасло его от тюрьмы.
— Какая из вас ведьма, — хмыкнул Совье. — Кстати, давно хотел узнать: почему именно Пряхи? Не Пророчицы, Предсказательницы или, к примеру, Вещуньи?
— Наша вселенная состоит из энергии, свёрнутой в нити. Мы вытаскиваем эту нить и тянем на себя, — я изобразила пальцами движение, словно скручивала нечто невидимое. — Очень похоже на то, как прядут пряжу. Отсюда и Пряхи.
— Но вы не прибегаете к жестам, я вчера внимательно следил.
— Мне они не нужны, — нехотя призналась я.
— Высший уровень? — понимающе протянул Совье.
— Что-то вроде.
«Ты отклонение, — посмеивался учитель. — Большая сила и грубые пальцы. Грубые для Пряхи, девочка моя, не обижайся. Дар нашёл выход — взаимодействовать с энергией напрямую. Изъян стал преимуществом. Были бы у тебя такие гибкие пальчики, как у Рена, ты не стала бы уникальной».
Будь у Рена мои грубые пальцы, он сохранил бы дар.
— Невероятно интересно, — Совье сложил листы договора и припечатал их рукой. — Госпожа Мур-Мур, поздравляю с поступлением на государственную службу.
Я поморщилась и тут же постаралась улыбнуться:
— Какие будут распоряжения?
— Пока никаких. Отдыхайте, вчера вы выложились полностью. Единственное, что бы я посоветовал — не приказал, госпожа Мур-Мур, а именно посоветовал из соображений целесообразности! — поищите квартиру поближе к центру. Каждый раз добираться сюда с окраины затруднительно.
И в этом он был прав, поэтому по пути домой я завернула в ближайшую контору по найму жилья. Комната в доме госпожи Ловен имела лишь одно достоинство — низкую цену. Об отсутствии нормального отопления и ледяной воды я точно плакать не стану. Предприимчивый клерк разостлал передо мной карту Тангера, внятно обрисовал преимущества и недостатки отдельных кварталов и выдал карточки с адресами тех домов, что мне приглянулись.
Обедала я опять у госпожи Ливью. По случаю субботы в зале было не протолкнуться, стоял невообразимый шум, то и дело разносился громкий хохот.
— Иду я туточки со смены, — раскрасневшийся рабочий с широченными плечами и огромными кулаками, молотобоец или камнетёс, жестикулировал так, что его соседи по столу опасливо отодвигались, — иду себе, значица, иду, и вдруг — бабёнка! Нагишом! Вылетает из двери як пробка из бутылки! Ей-ей, не вру!
— Прям вся голая? — ахнул кто-то.
— Ну! А за ней ейный супружник выскакивает с выбивалкой. Кричит: «Чтоб ноги твоей в доме не было, поганая потаскушка!» И выбивалкой — хлясть, хлясть её по заду!
— А она?!
— Помчалась с визгом, аж пятки сверкали. До дома Барье доскакала, дальше я не видел.
— Тю! — фигуристая подавальщица в цветастом переднике принесла поднос с дымящимися тарелками. — Так то господин Ферье шелудивую жёнку с полюбовником поймал!
Девушка нагнулась так низко, что молотобоец уткнулся носом в её пышную грудь и одобрительно крякнул.
— Вчерась госпожа Мур-Мур в булочной этой фифе нагадала: муж тебя застукает, будешь, мол, бегать в чём мать родила! Другая бы после этого сидела тише воды ниже травы, а Ферье всё нипочём! Муж на службу, полюбовник в дом, а муж возьми да и вернись!
Я спрятала горькую улыбку. Самое распространённое заблуждение — то, что увиденного Пряхой можно избежать. Допустим, я предскажу клиенту, что он утонет в реке. Казалось бы, сиди в этот день дома, запрись на все запоры и никуда не выходи, но нет. Бедолагу позовёт «на минуточку» посмотреть новую лодку сосед, предложит порыбачить лучший друг или подвернётся ещё какая-нибудь оказия. Предупреждение в этот момент словно стирается из памяти, и человек совершает именно то, что увидела Пряха.
«Будущее нельзя изменить» — было высечено на фронтоне главного корпуса школы. К счастью, таких, кто вытаскивает нити из верхней части узора вселенной, в разы меньше тех, кто тянет их из нижнего слоя. Где-то одна Пряха на двадцать-тридцать одарённых. А то, что мы не видим своего будущего или будущего самых близких нам людей, — благо, дарованное Богами. Страшно жить, с точностью до секунды зная, когда потеряешь родителей, мужа, ребёнка…
— Наша Мур-Мур всем ведьмам ведьма! — молотобоец стукнул пустой кружкой по столу. — Принеси-ка ещё медовухи, милая.
Меня пока не замечали. Госпожа Ливью в кокетливо повязанной косынке сама принесла мне обед, я сразу же отдала ей осьмушку. Густая мясная похлёбка с пирожками и тыквенная запеканка подняли настроение, а когда удалось выскользнуть из ресторанчика неузнанной, оно вообще вознеслось на недосягаемую высоту. Переменчивая погода Тангера напомнила о себе накрапывающим дождиком, переходящим в ливень, благо пройти оставалось всего две улицы.
Тёмное пятно на фоне светлой стены насторожило. Госпожа Ловен каждую весну красила дом в бледно-салатовый цвет — не сама, понятное дело, нанимала маляров. За лето краска ещё и выгорала, и съёжившаяся фигурка бросалась в глаза издали. Я ускорила шаг. Не от хорошей жизни кто-то мокнет под дождём. Внутри заворочалось дурное предчувствие, которое усилилось, когда фигура зашевелилась. Закутанная в шерронский плащ девушка обожгла меня взглядом блестящих чёрных глаз.
— Вы же не прогоните меня, госпожа Андея?
Честно — именно это мне и захотелось сделать: велеть ей немедленно убираться куда подальше. Но губы незваной гостьи посинели и дрожали, с плаща стекала вода, а тонкие замшевые сапожки промокли насквозь.
— Проходи. По лестнице наверх и направо, вторая дверь.
— Вы всё так же великодушны, — прошептала она и скользнула внутрь.
Было в ней что-то змеиное, недаром среди слуг она держалась особняком. Только я, наивная и счастливая, десять лет ничего не замечала. Теперь я не рискнула бы повернуться к ней спиной даже на секунду и жестом велела идти вперёд. Сердце заныло. Мало мне кошмаров?!
Войдя, гостья остановилась и огляделась. Я попыталась взглянуть на свою комнату её глазами: тесная, холодная, обставленная обшарпанной разномастной мебелью. Облезлый буфет совмещал функции кухни и столовой, единственное окно стыдливо прикрывали простенькие кисейные занавески, покрывало на кровати я раньше постеснялась бы постелить собаке. Кора Эльрен, которую я помнила, не преминула бы съязвить. Но плачевный вид моей бывшей горничной свидетельствовал о том, что для неё тоже настали трудные времена.
— Что тебе надо? — в лоб спросила я.
Она откинула капюшон, волна густых смоляных волос рассыпалась по плечам.
— Я сбежала из Шерры.
— Мне плевать. Я спросила: что тебе надо от меня?
За год, что мы не виделись, Кора изменилась не в лучшую сторону: не то чтобы похудела или осунулась, но как-то посерела и утратила прежний лоск. Она потянулась к завязкам плаща, я остановила её жёстким взглядом:
— Тебе не предлагали раздеваться. Отвечай на вопрос и можешь уходить.
— Мне… некуда идти, — Кора опустила голову. — Господин прогнал меня.
— А ты рассчитывала стать второй госпожой Веррен? — я усмехнулась. — Крайне опасное занятие, можешь мне поверить.
— Госпожа Андея, конечно, вы вправе меня упрекать, — в её голосе прорезались слёзы. — Однако, кроме вас, я никого здесь не знаю, мои сбережения закончились, мне не на что жить…
Без предупреждения я схватила её за руку. После вчерашнего резерв восстановился дай Боги на треть, нить быстро выскользнула, но кое-что я увидела. Как ни странно, Кору действительно выставили чуть ли не пинком. Надоела, поблёкла. В остальном она, разумеется, лгала, только я и так в жизни не поверила бы, чтобы Кора бежала в чужую страну без денег, без вещей, без связей, надеясь исключительно на моё великодушие.
— Откуда ты вообще узнала, что я жива?
— Карел проговорился. Вы приходили тайком, он вас видел.
— И не сказал господину?
— Нет, — Кора помотала головой. — Слуги любили вас, госпожа.
— Не все, — я порылась в кармане и вытащила злотый. — Возьми и убирайся. Этого с лихвой хватит на еду и ночлег.
— Но я думала… я надеялась… Госпожа, я могла бы прислуживать вам!
— Прислуживать? — хотелось рассмеяться, но побоялась, что сорвусь в истерику. — Ты забыла свои слова, Кора? Что ты — благородная дама, а я — трущобная девка? Вот, всё вышло по-твоему: я живу в фабричном квартале, как мне и положено. Здесь не держат прислугу. Но даже если бы и держали, я скорее гадюку впущу в дом, чем тебя.
— Госпожа! — она бросилась в ноги. — Простите, простите! Пожалейте меня, я совсем одна, мне не на кого опереться, некуда идти! Я не сказала господину, что вы живы, я разыскивала вас и наконец нашла!
— Как правдоподобно, да? — прищурилась я. — Одна-одинёшенька ты зачем-то перебралась в Съер, каким-то чудом угадала, что я в столице, а к моему дому тебя привели Светлые Боги! Неужели ты рассчитывала, Кора, что я осталась такой же наивной дурочкой, какой была? Той, которая десять лет не подозревала, что ты спишь с моим мужем и высмеиваешь меня за моей спиной? Уходи и забудь обо мне навсегда.
Её глаза злобно сощурились, и я добавила:
— Тебе нечем пригрозить. Веррен официально развёлся со мной, так что я свободная женщина. Вольна устраивать свою судьбу, как хочу и где хочу. В Съере я легально. Её Величество королева Ифения привечает и ведьм, и Прях, лишь бы они не нарушали законы и платили налоги.
— Я могу донести государю, что вы живы, — прошипела она, поднимаясь.
— Доноси, — я равнодушно пожала плечами. — Сильно сомневаюсь, что ради одной недобитой Пряхи он нарушит и без того хрупкий мир между Съером и Шеррой. Да и не в интересах короля объявлять о том, что кто-то вырвался из лап его палачей. Он же могущественен и непогрешим.
Кора растерялась. Очевидно, она ожидала встретить иную реакцию. Панику или хотя бы страх. Её прежняя госпожа боялась слишком многого. Попасть в глупое положение, показаться недостаточно воспитанной, подвести мужа… Какие мелочи имели для меня тогда значение, стыдно вспоминать! Я пинком распахнула дверь:
— Убирайся. Не знаю, что ты задумала, но ко мне даже не приближайся. Это не Шерра с продажными околоточными, здесь правосудие для всех едино. Подам жалобу в участок — там живо проверят твои документы и отправят в исправительный дом. Нищих и попрошаек в Тангере не жалуют. Работы полным-полно, у биржи каждый день вывешивают новые объявления о найме.
Она прошла мимо, в коридоре обернулась. На её лице отражалась внутренняя борьба: продолжать разыгрывать из себя несчастную и обездоленную или дать волю ненависти.
— Вы изменились, госпожа. Вместе с красотой лишились сердца.
Я не выдержала — всё-таки рассмеялась. Кора говорит мне о сердце! Светлые Боги, неужели когда-то я искренне считала эту особу своей подругой? Глупая доверчивая Дея! Шаги внизу затихли, хлопнула входная дверь.
Нужно сегодня же переехать на новую квартиру.

Глава 7

Знакомый извозчик согласился за два четвертака возить меня от адреса до адреса, но мне повезло с первым же доходным домом. Он располагался прямо на берегу Тейры, чуть в стороне от Золотого моста. Апартаменты с видом на набережную были мне не по карману, ненамного дешевле просили за не менее шикарные, но расположенные на противоположной стороне, откуда открывалась захватывающая дух перспектива Морского проспекта с великолепным зданием Коллегии в конце. Зато торцевые квартиры первого и второго этажей, окна которых выходили на стены соседних домов, сдавали практически даром. Даром для центрального района, разумеется. Пятьдесят злотых при жаловании в пятьсот можно себе позволить, и я стану хозяйкой двух крошечных комнаток, прихожей, кухни, кладовки размером со шкаф, уборной и личной ванной комнаты, где — о чудо! — текла горячая вода. А главное — в дом недавно провели газ, установили газовые плиты и современные лампы, загорающиеся от простого поворота вентиля. Квартиру сдавали с вполне приличной мебелью, новенькие чугунные батареи неплохо грели, стоимость отопления и газа входила в ежемесячную плату.
Госпожа Ловен не удивилась, узнав, что я съезжаю. Эта незаурядная дама не удивлялась вообще ничему, потому и дожила до девятого десятка в добром здравии. Мы немного поспорили о расчёте, в результате я победила и заплатила только за три последних недели. Вещей у меня набралось на небольшой саквояж, остальное было настолько жалким, что забирать его с собой не имело смысла. Вечер всё равно прошёл в разъездах. Сначала в контору по найму, оформить договор и внести аванс, затем в участок Прибрежного квартала — зарегистрироваться по месту жительства, после в старый участок — сообщить, что выбыла… С наступлением темноты дождь утих, фонари превратили город в бесконечный загадочный лабиринт из мерцающих огней. На Сермяжной я отпустила извозчика.
— Эх, госпожа Мур-Мур, — вздохнул он. — Покидаете нас, стал быть.
— Вы запомнили адрес? — я заговорщицки подмигнула. — Речная, дом двадцать семь.
— Дык у вас таперича расценки повырастают — вона какие хоромы содержать надо.
— Передайте всем: для моих знакомых цена останется прежней — четвертак за вопрос.
Извозчик просиял и укатил. Мне тоже стало грустно: за год в Сытном квартале я привыкла к его размеренному ритму. Пусть ни с кем особо не сдружилась, но и не чувствовала себя совершенно чужой. Дежурный у входа, совсем молодой парень, из новичков, распахнул передо мной дверь:
— Шикуете, госпожа Мур-Мур?
— Переезжаю.
— Жаль, — пригорюнился парень. — Не видать нам больше премий.
— Вы и без меня прекрасно справитесь, — улыбнулась я.
Заполнение документов заняло четверть часа — не потому, что я долго возилась. Каждый в участке счёл своим долгом подойти и пожелать удачи на новом месте, под конец я окончательно растрогалась. А затем дверь распахнулась, и влетел Рен, без долгих предисловий ухватил меня за руку и поволок к выходу. Я еле успела подхватить шарф и перчатки.
— Ты что творишь, Мур-Мур? — зло выпалил он. — Прихожу к тебе домой, старая карга говорит: ты съехала! Ни записки, ни-че-го!
— Тебе бы обязательно доложили, господин капитан, — съехидничала я. — Как порядочная ведьма я уже известила службу о перемене адреса.
— Зараза ты, а не ведьма, — проворчал Рен. — Ловен сказала, к тебе приходила подозрительная девица, после чего ты пропала. Неужели так сложно было черкануть пару строк?
Оглянувшись на улыбающихся участковых, я сама потащила Рена на улицу. Не люблю разговаривать там, где полно любопытных ушей.
— Ого, какая прыть! — поддел меня он. — Ты так торопишься со мной уединиться?
— Прямо в точку! — восхитилась я. — Приглашаю тебя на свидание в ресторан Крузо;, возражения не принимаются. Ты же у нас завидный жених, чего бы за тобой не поухаживать?
— Обожаю, когда за мной ухаживают, — Рен изобразил улыбку от уха до уха и шутовски выставил локоть. — Проматываешь деньги мутного типа?
— Попрошу повежливее отзываться о моём непосредственном начальнике! — возмутилась я.
Улыбка Рена погасла, словно загасили фонарь.
— Ты что… поступила к нему на службу?
— Прибереги этот тон для моих похорон. Совье предложил мне огромные деньги.
— Сколько? — с нажимом спросил Рен. — Почём у нас нынче принципиальность?
— Пятьсот злотых в месяц.
— Я выбил бы для тебя не меньше! — ребро ладони резануло воздух. — И ты это знаешь!
— Ты…
— Я год тебя уговаривал! — на бледных щеках Рена загорелись яркие пятна гневного румянца. — Год! А этому… особисту понадобился день!
— Час, — уточнила я. — Или даже быстрее. Ты в состоянии меня слушать или надо подождать, пока у тебя перестанет валить пар из ушей?
— Жадная, продажная, меркантильная ведьма! — Рен насупился и отвернулся.
— А я тебе жареной печёночки закажу, — вкрадчиво предложила я. — С лучком.
— Не подлизывайся.
— Печень с румяной корочкой, колечки золотистого лука и отварная картошечка, — я искушающе причмокнула. — И медовухи две… нет, три кружки!
— И огуречный салат, — буркнул Рен.
Этот ресторан был поприличнее, чем заведение госпожи Ливью, и часть столиков от зала отделяли перегородки — тоненькие, но лучше, чем ничего. В общем гуле подслушать нас можно было, только подойдя к столу вплотную. Я заказала на двоих: вряд ли вкусы Рена изменились со школьных времён. Подавальщица принесла медовуху в запотевших стеклянных кружках и тарелку с квашеной брусникой на закуску. Свою кружку Рен осушил залпом, после чего поднял на меня тяжёлый взгляд:
— Давай, оправдывайся, ведьма.
Чётко, не спеша я перечислила все условия, которые вписала в договор Совье. На последнем пункте о возможности дополнительных услуг Рен грязно выругался.
— Где ты научился так сквернословить? — вздёрнула я бровь. — Учитель велел бы тебе вымыть рот с мылом.
— Учитель был святым человеком, не удивлюсь, если на Небесах он пирует за одним столом с Богами. А я всего лишь недоделанный ведьмак, у которого из-под носа увели ценного сотрудника.
— Рен, Особая служба и Розыскное управление часто работают вместе. К тому же ты по-прежнему всегда можешь рассчитывать на меня.
— Если этот чёртов Совье не загрузит тебя работой так, что ты будешь еле доползать до кровати. Кстати, куда ты переехала?
— Речная двадцать семь, квартира шесть.
Рен чуть не уронил кружку, после чего расплылся в улыбке:
— Мур-Мур, провидение таки существует! Признайся, ты ко мне подбиваешь клинья? Иначе зачем тебе снимать соседнюю квартиру?
— Что?! — я поперхнулась медовухой.
— Я живу в этом доме! — расхохотался Рен. — Уже второй месяц! Получил повышение и сразу переехал! И ладно бы просто в доме, но у меня седьмая квартира, можем через стенку перестукиваться, как в школе.
— Сегодня же съеду! — пообещала я в запальчивости, после чего вспомнила о заплаченном авансе. Деньги мне не вернут, а на оставшиеся я ничего приличного не найду. Клянчить у Совье — совестно, нельзя начинать работу с попрошайничества. Ладно, поживу месяц, там будет видно. С досады я не заметила, как допила медовуху. Принесли печёнку, пахнущую так, что можно было захлебнуться слюной.
— Ещё медовухи, красавица, — прищёлкнул пальцами Рен.
Подавальщица улыбнулась, кокетливо поправила осветлённый до цвета соломы локон и пошла, виляя бёдрами.
— У тебя дурной вкус, — фыркнула я.
— Куда уж мне, — от плохого настроения Рена не осталось и следа. — Пастуший сын, не чета бла-агородным! Мур-Мур, а давай напьёмся? Завтра воскресенье, у меня выходной.
— Напивайся, — хмыкнула я. — Но пока ты трезвый, хочу рассказать тебе о той подозрительной девице, которая приходила к Ловен. Это Кора.
— Кора? — он подался вперёд. — Какая Кора?
— Кора Эльрен, любовница моего мужа, которую он приставил ко мне горничной, — бесстрастно поправила я. — Наплела с три короба, что одна-одинёшенька на всём белом свете и мечтает прислуживать мне по-прежнему.
Глаза Рена расширились от изумления:
— Любовница?!
— Ты каждое слово собрался переспрашивать или у тебя ещё и со слухом проблемы? — вспылила я. — Да, мой горячо любимый супруг все десять лет нашего брака и черт-те сколько до него спал с Корой. В жёны он её никогда бы не взял: зачем ему дочь мелкого аристократа без приданого и связей? А для постельных утех сгодилась. Представь, как их забавлял тот факт, что я искренне считала Кору своей лучшей подругой.
— Я говорил тебе, — Рен стиснул пальцы, — учитель говорил тебе, Мирен говорила тебе… Дело не в том, что девушка из простой семьи не пара высокородному, а в том, что Веррен был лживой дрянью!
Его кулак опустился на стол, тарелки с жалобным звоном подпрыгнули:
— Ты нас обвинила в зависти, мол, мы не хотим тебе счастья! Лучшая Пряха Шерры! Этот козёл обязан был пылинки с тебя сдувать, а он предал при первой же возможности!
На нас начали коситься. Я закусила губу. Что я могла возразить? Да, предал. Да, не особенно-то и любил, если вообще любил. Да, я совершила глупость… Глаза защипало. Клятая медовуха, коварная штука, развозит с неё знатно. Влепить бы Рену пощёчину, как одиннадцать лет назад, бросить на стол деньги, развернуться и уйти… Подавальщица принесла ещё кружки, я протянула руку.
— Мур-Мур, — горячая ладонь накрыла мою, — прости. Чёртова медовуха, развязывает язык. Чего теперь, задним умом мы все крепки. Взять бы тогда тебя за шкирку да встряхнуть хорошенько, чтобы туман развеялся. А я вспылил, дурной молокосос.
— Этот туман называется первой любовью, — я усмехнулась сквозь слёзы. — Пыль и самообман. Ничего бы ты не сделал, Рен. Если уж учитель не убедил… Давай и впрямь напьёмся. Может, мы с тобой единственные выжившие Пряхи, это стоит отметить.
— Ты — Пряха, — Рен поднял кружку и отсалютовал мне. — А я — калека. И раньше был не пара, теперь и вовсе… До дна, Мур-Мур. Кстати, почему Мур-Мур?
— Потому что съерцы с трудом выговаривают Муэрро, а у меня не хватило денег приплатить за смену имени. Хотя, как ни крути, из моей фамилии не получается похожей на местную.
— Вычурные фамилии, которые нам дали в школе, — искусственная дичь. Все эти «э» вместо «е» и двойные «эр» ввели чванливые шеррские аристократы. Никак не смирятся, что Шерра и Съер до сих пор говорят на одном языке.
— Ты поэтому и перебрался в Съер?
— Я не выбирал. Меня сочли мёртвым, а я возьми и застони на столе у лекаря. Он оказался верующим человеком. Решил, что, раз Боги милосердно подарили мне вторую жизнь, его святая обязанность исполнить их волю. В мусорном мешке вывез меня на вокзал и приплатил проводнику, чтобы тот переправил через границу. Очнулся я в съерской богадельне. Оклемался немного и подумал: Боги знают, что делают, они ведь тоже по-своему Пряхи. Поступил в Розыскное, долгое время надеялся, что дар вернётся… Потом учился жить без дара. Что-то у меня осталось. Возможность чуять ложь, интуитивные подсказки — пойди туда, спроси о том-то. Это всё крохи, Мур-Мур, но, веришь, когда я просыпался и понимал, что жив, плакал от радости.
— Тебя схватили весной? Я… искала, пока могла.
— Серьёзно? — Рен отвернулся. — Жаль, я не знал. Было бы хоть чуточку легче.
— То есть я пыталась найти всех наших, — добавила я торопливо. — Не было же никакого официального указа, ни объявления в газетах, ничего. Полтора года Пряхи просто исчезали, я с ума сходила от беспокойства. Когда пропала Мирен, стало ясно — это не какой-то фанатик-одиночка. Затем госпожа Матея прислала записку, что арестовали учителя. Только прошлой осенью огласили закон, в котором нас и ведьм назвали богомерзкими отродьями, подлежащими отлову и уничтожению. Начались публичные казни. Учителя… учителю…
— Ему отрубили голову, — глухо сказал Рен. — Здесь об этом много писали. После чего король Шерры торжественно объявил, что в его благословенном государстве не осталось ни одной мерзкой твари. И я тебя похоронил.
Я одним махом допила медовуху.
— Цветочки на могилку носил?
— Цветочки?.. — растерянность во взгляде сменилась ехидством. — А то ж! Крапиву и чертополох. Так что там с этой Корой?
— Она в Тангере и разыскала меня. Непонятно зачем.
— Ты её посмотрела?
— Неглубоко. После вчерашнего сил мало. Кора не врёт: она наскучила Веррену, он её выгнал. Но бежать из-за этого в чужую страну?
— Расскажи о ней Совье, — посоветовал Рен. — Между Съером и Шеррой натянутые отношения, сейчас любой перебежчик — потенциальный шпион короля.
— Какая из Коры шпионка? — скривилась я.
— Прекрасная. Если она много лет успешно притворялась твоей ближайшей подругой, опыт вранья есть.
Верно. Хотя провести меня прежнюю было легко. Наивная, доверчивая, влюблённая…
Одним словом, дура.

Глава 8

Едва я вынула злотый заплатить за ужин, Рен грозно сдвинул брови:
— Мур-Мур, в день, когда за меня начнут платить женщины, я утрачу последние крохи самоуважения. Его и так осталось на донышке, не усугубляй.
— Но это я тебя пригласила!
— Неважно. Пощади моё тщеславие, не будь вредной ведьмой. Тебе и без того предстоит много расходов. Наконец-то ты выбросишь это своё кошмарное бабкино пальто.
— Оно не бабкино!
— Разумеется, не бабкино. Оно прабабкино! Его первая хозяйка упокоилась лет тридцать назад!
Пока я задыхалась от возмущения, Рен передал свою монету подавальщице и хитро улыбнулся. Гнев тут же растаял.
— Ты нарочно!
— Конечно. Отвлекающий манёвр. Но пальто у тебя и правда жуткое. Хочешь, по пути домой заедем в магазин готового платья? Я одевался там поначалу, вполне приемлемые цены, и всегда можно подогнать вещь по фигуре.
Я поискала глазами часы: половина девятого.
— Они ещё работают?
— Да, до десяти вечера. Решайся, Мур-Мур. Красивая девушка не должна ходить в обносках.
— Издеваешься?! — вскочила я.
— Ни в коей степени, — Рен тоже поднялся и подал мне злополучное пальто. — Не думаешь же ты, что тебя так изуродовала седина? Нынче светские дамы обесцвечивают волосы, добиваясь подобного оттенка, а тебе и усилий прилагать не надо.
— Угу. И ресницы эти дамы сжигают, и брови опаливают!
— Мур-Мур, — он наклонился к моему уху, — открою тебе страшную тайну. Если раньше ты была красивейшей девушкой Шерры, то теперь просто стала одной из десятка самых красивых.
— Это в тебе говорит медовуха? Известный факт: не бывает некрасивых женщин, бывает мало выпивки!
— Сказал бы я, что во мне сейчас говорит, — Рен вздохнул. — Только тебе этого точно не нужно знать. По крайней мере пока.
На улице опять накрапывал дождь, противная, мелкая, липкая морось. Коляска, как назло, долго не ехала, мы укрылись под небольшим козырьком, касаясь плечами. Сразу стало ясно, что мы почти одного роста: я, слишком рослая для девушки, и Рен, невысокий для парня. Если разобраться, у нас было слишком много общего, даже не считая пыточных подвалов и ранней седины.
— Мур-Мур, — выдохнул Рен, — вдруг больше не представится случай…
Вдалеке замаячили зелёные огоньки свободной коляски, и он выскочил под дождь, чтобы привлечь внимание извозчика. Через минуту мы ехали домой. Одно то, как это звучало, вызывало во мне нервный смех. Год в Тангере я всеми правдами и неправдами избегала Эриена Арьерро — именно потому, что когда-то слишком сильно его оскорбила. А до этого мы были лучшими друзьями — все двенадцать лет обучения. Рен и Дея, Дея и Рен. Имена, вырезанные на старом дубе в школьном парке…
Больше никогда не буду пить медовуху!

***

Лицо Дэмиена непривычно сурово, прекрасные синие глаза холодны.
— Дея, я единственный наследник своего отца, и всё же не собираюсь рисковать его расположением. Поэтому постарайся понравиться моим родителям. Побольше помалкивай. Если скажут что-то непонятное — не следует переспрашивать. Тем самым ты признаешься в собственном невежестве. Лучше улыбнись. И, ради Богов, не забывай об осанке!
Мы стоим в холле роскошного столичного особняка, и я не знаю, куда деть руки, которые почему-то ужасно мешают. Завести за спину — неудобно, скрестить на груди — вызывающе, засунуть в карманы — неприлично.
— Дэми, я так волнуюсь!
— Это естественно, — снисходительно бросает он. — Как-никак Веррены королевской крови. Однако мой отец прогрессивный человек, он даже здоровается со слугами… Не трясись так, Дея, можно подумать, ты неотёсанная деревенщина!
— Я простая девочка с рабочей окраины, Дэми. Мне страшно!
— Ты Пряха, дорогая. Этого достаточно, чтобы тебя приняли в нашу семью.

***

— Мур-Мур, просыпайся! Дрыхнет, аж завидно! Идём покупать тебе пальто.
— Какое пальто?.. — со сна я никак не могла понять, где нахожусь. Коляска, дождь, Тангер…
— Желательно светло-серое. Тебе пойдёт стальной, — Рен подхватил меня и вынес из коляски. — Чёрт, такая худющая, а тяжёлая!
— Нечего таскать, когда не просят! — возмутилась я. — Поставь немедленно!
— Обязательно, только обойду лужу. Или мне бросить тебя в воду?
В воду я не хотела, поэтому притихла. Магазин оказался совсем небольшим — один торговый зал и примерочные кабинки. Навстречу нам выпорхнула тоненькая девушка-тростинка с любезной улыбкой на осунувшемся личике:
— Что угодно господам?
— Госпоже угодно зимнее пальто, — отозвалась я. — А господин уже уходит.
— Ничего подобного, — Рен уверенно направился к креслам напротив примерочных, развалился и потянулся за газетой. — Господин подождёт госпожу и убедится, что она не сбежит без покупок.
— О, тогда я принесу вам чай, — улыбка тростинки стала ещё любезнее. — Одну минуту, госпожа.
— Ты хоть примерно представляешь, как долго женщина способна примерять наряды? — сочла я своим долгом предостеречь Рена, едва девушка вышла.
— Не беспокойся, — ухмыльнулся он. — Вообще-то я был женат.
— Что?..
— Женат, целых восемь или девять месяцев. Потом жена от меня сбежала и подала в суд на развод.
— Прямо день открытий, — буркнула я себе под нос. — Может, у тебя ещё и дети есть?
— Нет, — Рен лихо закинул ногу за ногу и зашуршал газетой. — Собственно, это и было причиной развода. Жена заявила, что она уважает братскую любовь, но только не в нашем конкретном случае. Ей, видите ли, нужен супруг, а не сосед по квартире.
— Зачем же ты тогда женился?
Рен сделал вид, что читает.
— Это в Съере тебя угораздило?
— Нет, в Шерре. Одиннадцать лет назад.
Тростинка принесла поднос с чаем для Рена и подлетела ко мне:
— Госпожа, чего бы вы желали? Ткань, фасон, цвет?
Госпожа желала самое простое пальто с капюшоном без меха и непременно чёрного цвета. Рен скорчил гримасу, но я была настойчива. Пока девушка подбирала варианты, я успела пересмотреть десяток платьев и парочку отложила. Неожиданно со стороны внутренних помещений раздался шум, и в зал ворвался разгневанный толстяк в сопровождении не менее возбуждённого молодого человека:
— Лисси! Немедленно подойди!
Тростинка глазами указала на нас, но толстяк проигнорировал знак и в ярости продолжил:
— В кассе было восемнадцать злотых и три четвертака. Сейчас Розен пересчитал — три четвертака и семнадцать злотых! Ключ от кассы только у тебя и у меня! Где монета?! Где, я спрашиваю?!
Девушка задрожала:
— Я не знаю, господин Периш! Богами клянусь, я не брала!
— У злотого выросли ноги и он убежал по дороге? — издевательски пропел строчку из детской песенки толстяк. — Воровка! Опять за старое, да?! Надо было в прошлый раз засадить тебя в тюрьму!
Я покосилась на молодого человека. В принципе не люблю злорадных людей, а этот вдобавок напрашивался — рукав кургузого пиджачка задрался, оголив тощее запястье.
— Эй, вы чего?! — взвизгнул молодой человек, когда я крепко ухватила его за руку.
— Девушка не виновата, — повернулась я к толстяку. — Злотый взял ваш помощник. Лисси отказала ему во взаимности, он решил отомстить. Третий ключ у него в кармане брюк, там же и злотый.
Выпученные глаза толстяка следовало увековечить на картине. Девушка уставилась на меня как на ожившую статую Богов. Молодой человек оказался сообразительнее их и рванул к дверям.
— Прыткий какой, — подоспевший Рен ловко подставил подножку и скрутил вора. — Господин… как вас? Периш? Проверьте карман, пока я держу паршивца.
Толстяк отмер и достал ключ с монетой. Тростинка подскочила ко мне, рухнула на пол, обхватила мои ноги и расплакалась:
— Вас послали Светлые Боги, госпожа!
— Встаньте, — смутилась я. — Боги здесь ни при чём, я просто ведьма.
— Ведьма, — изумлённо выдохнул толстяк. — Но это же травки-муравки, зелья-заговоры… Вы же так сказали, словно точно знали!
— Госпожа Мур-Мур у нас необычная ведьма, — Рен рывком поднял на ноги молодого человека. — Она действительно видит прошлое. Как вы намерены поступить с вором, господин Периш?
Хозяин магазина повертел в руке ключ и злотый:
— В участок его! Сегодня он ключ от кассы подделал, чтобы Лисси оболгать, завтра ещё чего сообразит и в мой сейф залезет! Господин, вы сами не из Розыскного ли будете? Хватка у вас больно мастерская.
— Из Розыскного, — не стал вдаваться в подробности Рен. — Помогу доставить красавца, а то он глазищами так сверкает, будто сейчас укусит.
— Я ему укушу! — толстяк потряс кулаком. — Ишь чего удумал — напраслину возводить! Лисси, девочка, прости меня… Идёмте, господин, участок тут близко, через три дома. Не замёрзнем.
— Мур-Мур, мы быстро, — Рен кивнул на кресло, где оставил шарф и перчатки. — Пригляди.
«Пригляди!» А если он задержится до ночи? Даже «быстро» оформить вора — это не пять минут. От волнения я допила ополовиненную Реем чашку чая.
— Госпожа, я сейчас ещё принесу! — Лисси метнулась прочь и вернулась с чайником, сахарницей и чистой чашкой.
— Госпожа, вы не подумайте! Я не воровка! — она налила мне чай и молитвенно сложила руки. — В прошлый раз я взяла из кассы четыре злотых, чтобы заплатить за квартиру, потому что на следующий день жалованье, и я обязательно вернула бы монеты. Так не хотелось занимать под проценты из-за одного дня! Но господин Периш неожиданно устроил проверку. Он так ругался, так ругался, потом всё же сжалился и простил. Господин Периш добрый, правда…
Лисси натолкнулась на мой скептический взгляд и осеклась.
— Ваш добрый хозяин без доказательств собирался отволочь вас в участок за один пропавший злотый. Месяц тюрьмы и никакой приличной работы после.
— Он мог бы так поступить в прошлый раз, когда я была виновата, — Лисси покаянно вздохнула. — Брать чужое дурно, госпожа.
— Сколько хозяин вам платит, Лисси?
— Тридцать злотых, — бесхитростно призналась она. — Хорошие деньги, госпожа. Это моя вина, что я тогда не рассчитала жалованье. Ещё я получаю осьмушку с каждой проданной вещи.
— Осьмушку с каждой проданной вещи? — я улыбнулась. — Прекрасно! Пока я примеряю эти платья, подберите мне пальто, шарф и перчатки.
— Чёрные? — радостно уточнила Лисси.
— Светло-серые.

Глава 9

В новом платье по фигуре я почувствовала себя почти прежней Деей, общительной и весёлой. Когда Рен с хозяином вернулись, мы с Лисси пили чай и болтали.
— Отлично выглядишь, Мур-Мур, — Рен придирчиво осмотрел меня. — Стальной тебе к лицу.
— Госпожа очень красивая, — простодушно заметила Лисси. — Вам повезло, господин!
Рен промолчал и собрал свёртки. По моей просьбе Лисси упаковала мои старые вещи. В Сытном квартале их никто не назовёт обносками, той же Хелли они вполне ещё послужат.
— Я поймаю коляску, одевайся.
Господин Периш ещё раз извинился перед Лисси и заверил меня в вечной признательности. Возможно, девушка не преувеличивала, и он впрямь был неплохим человеком. Цены в его магазине приятно порадовали.
Дождь к ночи усилился. Между булыжниками мостовой текли ручьи, свет от фонарей разбивался на сотни дрожащих бликов, воздух отчётливо пах сыростью и прелой листвой. Неделя до зимних праздников, в доме напротив уже украсили окна гирляндами и венками из остролиста, а погода плевать хотела на календарь. Ни зима, ни весна, ни осень.
— Пятое время года, — сказала я ночному небу.
— С кем ты разговариваешь? — вынырнул из темноты Рен.
— Сама с собой. Сдаётся мне, нам придётся топать домой пешком. Жаль, что я не ведьма: говорят, они умеют заклинать дождь.
— Если не будет коляски, добегу до участка. Там всегда наготове дежурный экипаж. Воспользуюсь служебным положением.
Бежать не пришлось: вдали показались смазанные зелёные огни. Вскоре мы уже неспешно катили под мерный звук капель по крыше.
— Как ты догадалась, что парень виновен? — неожиданно спросил Рен.
— Прочла его, — удивилась я вопросу.
— Нет. Как ты поняла, что следует прочитать именно его, а не хозяина или продавщицу?
— Ну… — я задумалась. — Он был доволен. Просто сиял. Согласись, странная реакция на случившееся, особенно учитывая, что Лисси — очень привлекательная девушка и должна вызывать сочувствие.
— В особняке Герье ты точно так же безошибочно выделила дочь и зятя. Ты была бы прекрасным розыскником.
— Не начинай, — устало вздохнула я. — Или подожди немного: Совье надоест, что я трачу силы вне службы, и он меня уволит. Обещаю, тогда я приду наниматься к тебе. За этот день я привыкла к положению обеспеченной дамы и вновь голодать не хочу.
— Совье никогда тебя не уволит, — Рен отвернулся и уставился в окошко.
— Откуда ты знаешь?
— Интуиция. Всё, что у меня осталось.
Отражением фонарей в чёрной воде проплыла Тейра. Коляска повернула влево от моста, цокот подков стих.
— Приехали, господа, — пробасил извозчик. — Две осьмушки.
— Ты, мил человек, берега не попутал? — весело уточнил Рен. — Четвертак за десять минут?
— Дак погода-то кака? Хлещет, як в небе дыра. Не жальтесь, господин хороший, нам с Ласточкой ещё обратно колесить, а отсед седоков на окраину нема.
— Уломал, лови, — монета исчезла в широкой ладони извозчика, и Рен протянул мне руку: — Понеслись, Мур-Мур. Не проскочим за минуту — вымокнем как последние цуцики.
Он умудрился одновременно подхватить и свёртки, и меня, и мы вихрем домчались до парадного входа.
— Прямо как в школе, — рассмеялась я.
— Да… Ты вечно забывала плащ.
Что значит солидный дом: чистота и тишина, ни непристойных песен, ни забористой ругани, ни запахов подгоревшей еды. На лестнице и в коридоре лежала ковровая дорожка, все лампы исправно светили, на каждой двери сиял начищенный медный номер. Шестая и седьмая квартиры были совсем рядышком.
— Ключ не потеряла? — улыбнулся Рен. — Я однажды…
Неожиданно дверь с цифрой семь широко распахнулась, и в проёме возникла девушка. Из одежды на ней красовалось нечто, напоминающее алую кисейную занавеску на тоненьких лямочках, шею обвивали три нити искусственного жемчуга, ярко накрашенные губы капризно изгибались:
— Рени, ну где ты ходишь! Я чуть не уснула!
— Мариша?.. — он растерялся, затем нахмурился: — Что ты здесь делаешь?
— Соскучилась по своему озорнику, — девушка игриво выставила в прорезь кисеи стройную белую ножку. — Раздевайся же скорее, шалунишка!
— Иди в квартиру, — ледяным тоном произнёс Рен.
— Рени…
— Немедленно.
Девушка обиженно надулась и ушла. К этому времени я успела отыскать ключ, отпереть дверь и потянулась за свёртками.
— Желаю приятного вечера, шалунишка.
Красными у Рена стали даже мочки ушей, выглядывающие из белоснежной шевелюры.
— Мур-Мур, я всё объясню!
— Светлые Боги, Рен! Мы взрослые люди, что ты мне собрался объяснять? Что мужчины спят с женщинами? Представь себе, я это знаю! — я изобразила улыбку, вырвала свёртки и захлопнула дверь перед его носом.
Нарочито медленно разобрала вещи, затем занялась саквояжем. М-да, первое жалование целиком уйдёт на покупки. Даже роговой гребень был приобретён у старьёвщика, впрочем как и всё остальное. В Тангере я оказалась без монетки в кармане, первое время ютилась в привокзальной ночлежке. Из особняка мужа я забрала лишь подарок учителя, который хранила в тайнике. Было безумно жаль сдавать его в скупку за бесценок, но, увы, билеты на поезд не раздают бесплатно. Мне и так повезло. В седой полуживой оборванке никто не узнал бы блестящую Андею Веррен. Удивительно, как быстро светская дама вспомнила, что родилась в семье кузнеца. С первого дня в Тангере я усердно драила полы и посуду — и попутно старалась как можно чаще применять дар. Люди сначала не верили, после начали любопытствовать и задавать вопросы. Через неделю я получила свой первый четвертак за услуги ведьмы.
А потом в участке я встретила Рена.
Несмотря на белоснежную седину, я узнала его сразу. Он начальственно распекал дежурного и казался успешным состоятельным человеком. На мне были грязные ботинки и обноски от старьёвщика, невыносимо ныли ожоги, со щёк не сходили пятна лихорадочного румянца, отчего я выглядела не то сильно пьющей, не то заразной. Я отвернулась и прошла мимо. Лекаря я смогла позволить себе только спустя неделю, ещё через несколько дней сняла комнату у госпожи Ловен и распрощалась с ночлежкой. Жизнь потихонечку налаживалась. Женщины вообще похожи на осот в огороде: сколько ни выпалывай, живучий сорняк упорно прорастает.
Рен нашёл меня сам дней через восемь. Уверенно забарабанил в дверь и ворвался в комнату, будто ничего не было. Ни нашей жуткой ссоры, ни моего замужества, ни чужой страны, ни убогой обстановки, в которой я находилась. «Мур-Мур, у нас убийство и пять подозреваемых! Оторви свою тощую задницу от кровати и поехали!» Как ни странно, именно этот приятельский тон без капли сочувствия помог мне ответить в том же язвительном духе и переключиться на расследование.
С того дня у нас установились странные отношения. Не друзья, не враги, не начальник и подчинённая… Наше общение сводилось исключительно к работе и взаимным подначкам, о прошлом мы не вспоминали. Всё это время Рен звал меня на службу в Розыскное, я отнекивалась. Понятно, что у холостого, молодого и привлекательного мужчины была личная жизнь, не могло не быть — за столько лет. Но к особе в кисее я оказалась не готова.
Раздался громкий звон. Я не сразу сообразила, что это дверной колокольчик. Часы на стене показывали без трёх минут одиннадцать, так поздно зайти в гости мог только Рен. Видеть его не хотелось, но звон повторился, ещё и ещё. Сцепив зубы, я открыла.
На пороге стояла Мариша, если я правильно запомнила имя. Кисею она прикрыла не менее вызывающим алым плащом с варварской пелериной из крашенного под горностая кролика.
— Чем обязана? — промурлыкала я.
— Убери свои лапы от Рени! — девушка не тратила время на предисловия. — Иначе пожалеешь! Он мой!
— Ух ты! — я ухмыльнулась. — Чем докажешь?
Она опешила. Благородная дама, по её понятиям, верно, должна была затрястись от страха, а лучше — упасть в обморок.
— Мой! — повторила Мариша. — Я была с ним рядом, когда ему было плохо, я заботилась о нём, я помогла ему вспомнить, что он мужчина! Попробуй только положить на него глаз и ты узнаешь, на что я способна! Убирайся из этого дома немедленно!
— Слушай, заботливая моя, — я сузила глаза и шагнула вперёд. — Я вообще-то ведьма. Никто не будет указывать мне, где жить и что делать. Тем более на кого класть или не класть глаз. Продолжишь разговор в таком тоне — и мигом узнаешь, на что способна я.
— Врёшь! — в запальчивости Мариша подалась мне навстречу, и я легко ухватила её за запястье.
— Отцепись! — заверещала она и вырвалась, но я уже увидела всё, что хотела.
Самое удивительное в жизни — когда под вульгарными плащами прячутся сильные и искренние чувства.
— Уходи, — бросила я. — Если мужчина твой, он никуда не денется, сколько бы женщин вокруг не крутилось. Если нет — ты не удержишь его ни заботой, ни кольцом, ни цепями толщиной в палец. И сменила бы ты работу, что ли. Танцовщица в ресторане для многих та же шлюха. Не всегда удастся отделаться так легко, как вчера.
Мариша буравила меня взглядом, словно собиралась просверлить насквозь.
— Ведьма!
— Госпожа Мур-Мур, — усмехнулась я. — Можешь справиться обо мне в Сытном квартале. Доброй ночи, и подумай над моими словами насчёт работы.
Дверь я захлопнула, не дожидаясь, пока она уйдёт. Задвинула засов, прислонилась спиной к косяку.
Интересно, Рен знает, как его любят — истово, отчаянно, до готовности глотку перегрызть любой, на которую он походя глянет?

Глава 10

— Дея, ты совершаешь ошибку. Сколько вы знакомы — месяц, полтора? Сколько раз встречались? Под встречами, моя девочка, я подразумеваю не поцелуи и жаркие объятия, а доверительные беседы, когда два человека раскрывают друг другу души.
Учитель наматывает на палец край витого шнура, заменяющего ему пояс: так он поступает только в минуты сильного волнения. Я чуть не плачу:
— Почему вы все настроены против Дэми? Сначала Рен, потом Мирен, теперь ты! Дэми красив, богат и знатен, но это не делает его плохим!
— Конечно, нет, — учитель стряхивает со скамьи в саду засохшие лепестки и садится. — Мне известно множество благородных и состоятельных особ, прекрасных и внешне, и внутренне. Просто я опасаюсь, Дея, что это не относится к Дэмиену Веррену. Ты влюблена и не хочешь замечать, насколько вы разные.
— Потому что я — дочь кузнеца, а он аристократ?! — сердито топаю ногой.
— Потому что ты юна, наивна и доверчива, не знаешь жизни, веришь в людей и видишь в них только хорошее. Веррен старше тебя, циничен, беспринципен и слишком обожает самого себя, чтобы искренне любить кого-либо ещё.
— Неправда! — злые слёзы вырываются наружу. — Вы его плохо знаете! Он меня любит, носит на руках, говорит чудесные слова!
— Глупышка моя, — учитель тоже утирает слезинку. — Слова — это всего лишь слова, Дея. Человек может ничего не говорить, но отдаст за тебя жизнь, как я и Рен, а может обещать свернуть горы и бросить у первого же холма.

***

Я проснулась оттого, что солнце бесцеремонно залезло под веки. Солнце? Окна моей комнатушки выходили на северную сторону… В следующую минуту я вспомнила, что переехала, и улыбнулась. Пусть солнце в Тангере светило от силы семь-восемь дней в месяц, вставать с солнечными лучами гораздо приятнее. Вчера я не обратила внимания на расположение окон, сегодня это стало приятным сюрпризом.
Вторым радостным моментом стало наличие в кране горячей воды. Возможность нормально умыться оценит только тот, кто долго был этого лишён. А когда на кухне нашёлся приличный чайник, настроение взлетело до небес. Чашечка ароматного чая с утра — что может быть лучше? Разве что чай с сахаром и сливками, но ещё не вечер.
Колокольчик над дверью зазвонил в половине девятого. В прекрасном расположении духа я открыла, ожидая увидеть Рена. Но в коридоре обнаружился сияющий Совье.
— Доброе утро, госпожа Мур-Мур! Прекрасно выглядите! Позволите войти?
— Доброе утро. Проходите, пожалуйста, — я испытала лёгкие угрызения совести: о своём новом адресе я ведь так и не сообщила.
Совье скинул полупальто, под которым оказался элегантный костюм бежевого цвета.
— На улице настоящая весна. Солнце печёт так, что на зимние праздники распустится сирень, ха-ха! А что это там у вас? Чай? Божественно! Угостите?
— Он без сахара, — смущённо призналась я.
— Кстати, о сахаре, — Совье вынул из кармана чек. — Я тут подумал, что в связи с переездом у вас будут дополнительные расходы, поэтому небольшой аванс придётся кстати. Приобретёте себе новую вазочку или что-нибудь в этом роде.
Сумма в триста злотых вызвала у меня временный паралич.
— Вы предлагаете мне скупить все вазочки в городе?
— Госпожа Мур-Мур, вы даже не представляете, какие дорогие в Тангере безделушки! — Совье картинно развёл руками, забрал чашку с чаем и сделал глоток. — А пока я наслаждаюсь бесподобным вкусом кешинского чая — это же ведь настоящий кешинский, да? — вы расскажете мне, что за подозрительная особа приходила к вам вчера.
— Откуда вы знаете? — удивилась я.
— Я обещал вам охрану, — кошачьи глаза Совье довольно блеснули. — Неужели я кажусь вам пустым болтуном? За вами присматривают, госпожа Мур-Мур, и при малейшей угрозе вмешаются.
— Но я никого не заметила!
— Если бы вы заметили моих людей, я в тот же день выгнал бы их без выходного пособия, — усмехнулся Совье. — Их задача — быть невидимками до тех пор, пока вас не попробуют обидеть. Из господина Арье защитник так себе. Насколько я в курсе, у него серьёзные проблемы со здоровьем.
— Насколько серьёзные? — неожиданно для меня самой мой голос дрогнул.
— Скажем так: он имеет все шансы дожить до преклонных лет, но в гвардию Её Величества его не возьмут, и с громилой из Разбойничьей слободы один на один ему лучше не встречаться. Госпожа Мур-Мур, простите. Кажется, я затронул неприятную для вас тему.
— Вы спрашивали о девушке, — я отвернулась якобы налить себе чаю. — Её имя — Кора Эльрен. Когда-то она притворялась горничной в доме моего бывшего мужа, Дэмиена Веррена, а заодно была его постоянной любовницей. После ареста я не встречалась с ней вплоть до вчерашнего дня. Почему-то Кора решила, что я возьму её к себе в услужение.
— Она тоже одарённая? — уточнил Совье.
— Нет, она обыкновенный человек. Младшая дочь провинциального аристократа, приехала в столицу Шерры в поисках лучшей жизни. Долгое время я считала её своей близкой подругой, на самом деле она шпионила за мной по приказу мужа.
— Любопытно, — Совье потёр кончик носа. — Почему Съер?
— Не знаю. Веррен её выгнал, а к родне в провинцию ей, понятное дело, возвращаться не хочется. Но вряд ли для неё стало бы проблемой найти в Шерре нового богатого покровителя.
— Вы её… как это у Прях? Читали? Изучали?
— Смотрела, но поверхностно.
— Почему?
Прежде чем ответить, я выпила половину чашки чая.
— Потому что мои возможности не беспредельны, а позавчера я выложилась полностью. Две нити с утра, потом одновременно ещё четыре, причём люди старательно закрывались, и две на закуску. На такое способна далеко не каждая Пряха.
— Не каждая? — Совье иронично прищурился.
— Из нашего выпуска — я одна.
О том, что Рен был ненамного слабее меня, упоминать не стала. Совье мог уцепиться, пристать с расспросами, причём не только ко мне. Вряд ли он понимает, что означает для Пряхи утратить дар. Хуже, чем обыкновенному человеку ослепнуть и оглохнуть. Заминки мой собеседник не заметил или сделал вид, что не заметил.
— Прекрасно, госпожа Мур-Мур, — проникновенно произнёс он. — Вчера я весь день читал секретные документы Особой службы, в основном старые донесения агентов из Шерры. Но мне чрезвычайно важно, что вы сами сказали правду. Нам вместе работать, я хочу доверять вам и знать, что вы доверяете мне. Вы были лучшей выпускницей закрытой школы, но вместо должности при дворе Филиппа Третьего выбрали замужество. После чего ваш муж за несколько лет утроил своё состояние, а вас держал практически на положении пленницы.
— «Золотая клетка и на лапке метка, ах, попалась птичка, глупая синичка», — я издевательски напела строчки шерронской народной песенки. — Я обожала своего мужа, господин Совье. Готова была в лепёшку разбиться, лишь бы он был счастлив. Никакого принуждения!
— Но в итоге вы развелись?
— Немного не так. Мой муж всегда очень хорошо чувствовал опасность. Он тайно подал документы на развод задолго до моего ареста. Около полугода я жила в его доме свободной женщиной, но выяснила это только в тюрьме. Такой милый сюрприз дорогой супруге.
— Пряхи не умеют проклинать?
— К сожалению, нет.
— А как вы узнали… ну, про вашу горничную?
— Когда меня арестовывали, Кора решила позлорадствовать. Оказывается, все десять лет её страшно бесила наивная дурочка, которая тем не менее носила имя госпожи Веррен. Почему бы не добить напоследок?
— Милостивые Боги, — Совье опустил голову. — И эта дамочка заявилась к вам в поисках поддержки?
— Странный поступок, и совсем не вяжется с её характером. Кора отнюдь не глупа, к тому же осторожна и расчётлива. Даже если допустить, что по каким-либо причинам ей пришлось бежать из Шерры, почему она не перебралась в Кешин? Там красивой женщине намного проще устроиться в жизни.
— За последний год наши отношения с Шеррой серьёзно ухудшились. Ещё не вражда, но уже не дружба, как было при Филиппе Третьем. Больше нельзя просто купить билет на поезд и поставить в паспорте отметку о пересечении границы, всех прибывших досматривают и опрашивают, — Совье достал записную книжку и сделал пометку. — Завтра у меня будет информация, что именно в опросном листе указала госпожа Эльрен… Ох уж эти ваши имена, язык свернёшь!
— Дело привычки, — пожала я плечами.
— Да… — он помолчал. — Помогите мне разрешить один деликатный момент. Многие задачи… Нет, скорее подавляющее большинство задач, которые я намерен перед вами поставить, связаны с высокопоставленными людьми. Я не могу представить им ни ведьму Мур-Мур, ни госпожу Муэрро. Вряд ли вам понравится, если кто-нибудь начнёт с вами фамильярничать или расспрашивать вас о прошлом. Как вы отнесётесь к госпоже Мурь;? Звучит вполне аристократично и по-съерски.
— Очень неплохо, — признала я. — Только я никакая не аристократка. Моё настоящее имя — Дея Мурн. Отец был потомственным кузнецом, мама — ведьмой в седьмом поколении. Своего происхождения я не стыжусь, но школа всем незнатным Пряхам присваивала красивые фамилии из соображений целесообразности. Король может приблизить к себе госпожу Муэрро, но не простолюдинку Мурн.
— С этой минуты вы Андея Мурье, документы оформят в самое ближайшее время. Постарайтесь привыкнуть, потому как сегодня ваше первое и очень важное задание. Будет конфуз, если я обращусь к вам, а вы не откликнетесь.
— Задание? — оживилась я. — Значит, вы пришли не только из-за Коры?
— Конечно же нет — я мечтал выпить с вами чаю, — Совье выразительно посмотрел на пустую чашку. — А пока вы за мной ухаживаете, я расскажу, что от вас требуется.
Было трудно понять, когда он шутит, а когда серьёзен. Разговор превращался в игру, а серьёзная работа — в развлечение.
— Есть некий важный законопроект, госпожа Мурье, и есть три уважаемых министра, которые высказали резко отрицательное к нему отношение. Её Величество хотела бы знать: это следствие недальновидности, глупости или государственной измены?
— Законопроект касается Шерры? — уточнила я.
— На глупую синичку из песенки вы не похожи, — он шутливо поклонился. — Да, госпожа Мурье, это касается торговли с Шеррой, которая перестала быть для нас взаимовыгодной с момента смерти Филиппа Третьего. Только слепой не видит, что, добросовестно соблюдая прежние договорённости, мы несём убытки. Слепой или предатель.
Я налила свежезаваренный чай и подвинула Совье чашку.
— Следить за министрами — задача не из лёгких, — продолжил он, — особенно учитывая, что наша же служба их и охраняет. Один отдел не должен знать о деятельности другого, слежка может занять месяцы. И тут вы как подарок Богов, и воскресный обед, на котором будут присутствовать все трое подозреваемых. Я вижу в этом Божественное благоволение, а вы?
— А я думаю о своих туфлях.
— Что?.. — опешил Совье.
— Туфли у меня не из тех, в которых пускают в дом к министру, — мрачно пояснила я.
— Госпожа Мурье, вы точно меня недооцениваете, — Совье решительно поднялся, не взглянув на чашку. — Всё уже продумано. Одевайтесь, мой экипаж внизу.


Полный текст по ссылкам в профиле.