Роман

…Альстед помогает мне: переписывает черновой вариант набело.
Конечно, он прекрасно понимает, что роман написан про него, неоднократно краснеет, перечитывая, и, наконец, замечает с присущей ему интеллигентной вежливостью:

- А себя, ваша светлость, вы почти не описали. Вас здесь мало. А ведь вы очень яркая личность…

Я пожимаю плечами:

- К счастью, я не играю в этом произведении значительной роли.

 Принца, однако, не останавливает моя ирония:

- И всё же, я считаю, что без вас роман будет неполным, – возражает он.

- Что ты считаешь нужным добавить? – интересуюсь я. Что мог знать обо мне принц?

- Например, то, что я слышал из разговоров королевы-зелигены и его величества. Так и просится в роман!

- Что именно?

- Король однажды рассказывал…

- Гадость какую-то, верно, очередную, – лениво вставляю я.

- …Про то, как вы были в плену у демонов. Это вас прекрасно характеризует, – Альстед вертит в руках пегасье перо.

Я с деланным хладнокровием рассматриваю его пальцы, перемазанные чернилами из драконовой крови, хотя мои нервы натягиваются как струны:

- Ты думаешь? Каким образом?

- Я думаю, что вы очень мужественный человек! Король тоже так считает, и королева, и все при дворе… хотя… вас не очень любят.

- Неужели! – фыркаю я.

(Однако, у его величества весьма длинный язык, если все при дворе посвящены в подробности моего далёкого прошлого! Интересно, что именно король успел обо мне рассказать?)

- Видишь ли, Альстед, в некоторых ситуациях, не дай Бог, тебе  в них когда-нибудь, конечно, оказаться, иногда не остаётся никакого другого выхода, кроме как быть очень мужественным человеком, даже если ты на самом деле им вовсе не являешься, и до смерти всего боишься в обычной жизни! – поясняю я, безжалостно развеивая свой героический образ.

Я никогда не считала себя особенно смелым человеком, потому что на жестоких просторах земель Троллических меня пугали, действительно, очень многие вещи. И король, будучи моим двоюродным братом, знал это, как никто другой.

Однако, в критической ситуации я была вполне способна быстро взять себя в руки и действовать достаточно решительно и хладнокровно, как и подобает рыцарю Святого Ордена.

- Просто выхода не было, – повторяю я, размышляя о том, зачем его величеству вдруг понадобилось так беззастенчиво меня расхваливать. Обычно он поступал как раз  наоборот…

- Ну, вы могли бы встать на сторону тьмы, раз уж демоны так старательно пытались вас завербовать!

От слова «пытались» меня передёргивает:

- Ну, тогда это была бы уже не я…  И потом, есть такое понятие: «пойти на принцип».

- Миледи! – восклицает Альстед почти обиженно. – Почему вы всегда так себя недооцениваете? Это несправедливо! Вы, на самом деле – хороший человек!

Я неожиданно чувствую, что стремительно краснею под его синепламенным взором.

- …И очень красивая! – сердито заканчивает Альстед. – Знаете, сколько фейри в вас влюблено?

«В тебя – больше, и не только фейри!» – проносится у меня в голове.

- И знать не хочу! – презрительно отвечаю я, успешно преодолевая смущение. – Если бы можно было, я бы даже смотреть на себя запретила! Жалко – не могу!

- Хотя вы всех и ненавидите, – с непонятным удовольствием говорит Альстед, – но вы всё равно гораздо лучше всех придворных, кого я знаю. А король вам просто завидует, потому и цепляется к вам на каждом удобном шагу, при каждом удобном случае, и говорит всякие гадости, чтобы… Почему вы терпите все эти унижения?

- Хватит, – я запрещающе приближаю руку к красивым губам Альстеда, призывая его остановиться. – Я весьма тронута столь высокой оценкой моей персоны с твоей стороны. Что же насчёт последнего… – размеренно говорю я, – невозможно унизить человека без его согласия. А я себя униженной отнюдь не считаю. Но мы, кажется, отошли от темы, а речь шла о романе. И главное действующее лицо в нём  – отнюдь не я.

- Почему вы всегда такая… – Альстед протестующе отстраняет мою руку. – Такая невыносимо правильная…

- Зануда? – весьма нелюбезно быстро заканчиваю я за него.

Альстед улыбается:

- Вы сами достойны быть героиней романа, – со спокойной уверенностью произносит он. – Напишите следующий роман про себя.

И я с ужасом предугадываю его закономерный, катастрофически наивный вопрос:

- Вы любили когда-нибудь?

Он испытующе смотрит мне в глаза, с искренней прямотой, такой ангельски-прекрасный в своей юной, непорочной чистоте и невинности, что я невольно смущаюсь, поймав себя на мысли, что откровенно любуюсь им.

Но, сказать: «Только тебя одного, с первого взгляда», я ему, конечно, не могу, так же как признаться в том, что роман этот написан исключительно ради того, чтобы как-то выразить переполняющие меня чувства, которые я уже была просто не в состоянии таить и удерживать в себе. Это оказалось сильнее меня. Я просто не могла его не написать!

Что в какой-то момент даже возненавидела принца из-за того, что поняла – этот мальчик имеет слишком большую власть надо мной, не привыкшей, и, вообще, не намеренной никому подчиняться, тем более давать играть собой определённого рода страстям, неподобающим для рыцаря Святого Ордена.

Я почти уничтожила в себе эти, как я полагала, низменные чувства, но любовь, словно издеваясь надо мной, упрямо возрождалась вновь, беспощадно сокрушая мою волю, мучительно-вечная…

Видимо, Альстед что-то прочёл в моих глазах, каким-то образом угадал отражение этой страшной тайны, а может быть, мне показалось, что он всё понял, потому что, не дожидаясь ответа, он просто подошёл ко мне, и, опустив глаза, осторожно прижался к моей груди, обняв за шею…

Мне пришлось призвать на помощь всё своё самообладание, и… в следующий момент даже некоторым образом сделать открытие – впервые в жизни подробно испытать на себе сомнительную прелесть состояния, обыкновенно удручающе-нелепо характеризуемого избитыми словами: «забыла, как дышать», надо сказать, неимоверно раздражающими меня доселе своей абсурдностью.

Я и предположить не могла, какие глубины волнующего смысла, оказывается, способен заключать в  себе сей низкопробный литературный штамп!

- Зелигена рассказывала о проклятии, которое тяготеет над вами. О том, что вы не можете никого любить… – тихонько бормочет Альстед в складки моей мантии. – Это ужасно… простите, я не должен был спрашивать…

«Кажется, проклятие существенно потеряло силу, как только ты появился во дворце, – смятённо думаю я. – Вопреки всем законам магии, а может быть, наоборот, благодаря каким-то ещё, неведомым, новым законам, персональным, чудесным законам, которые провозглашает и устанавливает принц Альстед – простым явлением своей сущности!»

Я никогда в жизни не видела человека, похожего на него и дело даже не во внешней красоте – мало ли ослепительно-прекрасных  лиц встречала я в своих странствиях по волшебным странам!

Но настолько необычного, постоянного в своей положительности, невинного, доброго, милосердного и сострадательного, совершенного в простоте всех этих ярко выраженных качеств, по меньшей мере, необычайных на суровых просторах земель Троллических, хотя  и совсем ещё ребёнка, даже, несмотря на то, что он уже носил плащ рыцаря Святого Ордена.

Я с неимоверной горечью думаю о том, что рано или поздно, когда-нибудь, всё, что так восхищает меня в Альстеде и заставляет почти благоговеть перед ним – изменится, будет разрушено, искажено, испорчено тлетворным влиянием жестокого мира, в котором мы обречены жить. И как бы я не хотела, этой жуткой метаморфозы, она, к сожалению, неизбежно произойдёт.

Я чувствую, как меня охватывает холодная ненависть ко всему этому мерзкому миру, угрожающему, кажется, со всех сторон, и представляющего реальную опасность для мальчика.

Я не хочу, чтобы этот мир касался его души, захватил и изуродовал однажды так же, как мою, чтобы Альстед стал таким же равнодушным, холодным, злобным, смертельно уставшим, измученным, циничным существом, проклинающим всё на свете… таким же, как я.

- …А ещё, знаете, что странно? – бесхитростно продолжает Альстед. – Вас считают страшным человеком, жестоким до жути.  А я не нахожу в вас по-настоящему – ни жестокости, ни зла…

Я вам доверяю, хотя иногда не понимаю, и порой – вы очень часто пугаете меня. Но всё равно – я не хочу, чтобы вы страдали!

В этом был весь Альстед – видеть в тех, кто его окружает, прежде всего, хорошее и неизменно желать им только добра, несмотря ни на что.

Безусловная любовь – вообще была сутью этого человека.

Насколько я сумела понять, даже в основе чувств Альстед к королеве-зелигене лежали, прежде всего, жалость и сострадание, и меня начинало беспокоить то, что, кажется, сейчас объектом его жалости – становилась я …

Я осторожно тяну за прядь его длинных тёмных волос, скорее намекая, чем заставляя оторваться от себя, приподнять голову, но, взглянув в глаза принца, не могу ничего произнести – такая в них сквозит печаль… Приказные слова замирают у меня на языке.

Я не отправляю Альстеда спать в дортуар, как намеревалась, и снова позволяю остаться ночевать в своих личных покоях, совершенно точно предвидя, что сплетен по этому поводу уже не избежать…