Преодоление

               
     Она впервые об этом задумалась, вернее, осознала.  Позади уже долгая жизнь с серьёзными проблемами, которые приходилось решать, преодолевая массу трудностей, в основном, психологических. При этом жизнь как-то проистекала, острые углы сглаживались, острые ощущения и переживания притуплялись, уступая место новым  и каждый раз мучительно ею переживаемым.
     Она часто вспоминает, как один древний, очень интеллигентный иглоукалыватель после проведённого сеанса ей сказал, что она и так вся пронизана иголочками своей сверхчувствительности, а посему лишена надёжной защиты. Она удивилась, как он мгновенно ощутил её естество,  и посетовала на свои переживания.  Вероятно, он хотел её приободрить, сказав, что будучи такой восприимчивой, она видит и чувствует гораздо больше, чем остальные.
     Как бы то ни было, но какая-то, пусть и плохонькая, хрупкая защита от негативных событий у неё работала: во всяком случае, она никогда осознанно не шла на преодоление. По-видимому, с возрастом экранно-защитная плёночка истончается и превращается в сито, через которое прекрасно просеиваются мелкие беды, из которых она,  эта жизнь, собственно, и  состоит,  никак её не украшая.

     Но к чему все эти рассуждения и самоанализ? А к тому, что сим летом ей пришлось осознанно преодолеть возникшую проблему, доведённую до критической отметки, как она полагает, раздутым болезненным подсознанием, с которым, как оказалось, надо бороться. А главное – побеждать. Червь сомнения и тревоги, из которого вырастает гигантское, неодолимое,  паническое чувство страха,  грозит  затмить здравый голос рассудка, пытающегося  пробиться через его толщу, чтобы не довести до панической атаки.
 
     А теперь к сюжету. Повторная, спустя три года,  поездка  в санаторий была до последнего дня на грани срыва.   Причина была не в путёвке  и не в билете, а в её здоровье. Но накануне отъезда  она, как говорится, взяла себя в руки  и громко себя спросила: «Ты хочешь ехать?». Услышав в ответ уверенное согласие,  она сняла  полки чемодан, аккуратно сложила туда вещи, не забыв при этом про количество серёг, совпадающих с количеством дней пребывания. Взяла две косметички, одна из которых была заполнена лекарствами на все возможные случаи жизни.
     Стояла небывалая в тех краях длительная  жара, и одна мысль о раскалённом на солнце автобусе, в котором предстояло провести пять часов, приводила в нервную дрожь. К счастью, на посадку был подан новёхонький китайский автобус: просторный, с удобными креслами, а главное -  с кондиционером, включённым водителем  на такую мощность, что захотелось достать из багажника курточку. Время пролетело незаметно, тем более, что в автобусе было не слишком многолюдно, и она могла удобно расположиться  на обоих сидениях. В Новгороде традиционная остановка с не менее традиционной программой  пребывания: туалет и капучино. Ещё полтора-два часа  и вы в Старой  Руссе, визит в которую трёхлетней давности она забавно описала в рассказе «Звёздный час».
     Выбранный корпус был безупречен, номер удобный, просторный, да ещё и с редким подарком для постояльца – огромным крытым балконом, защищающим как от солнца,  так и от дождя. Этому обстоятельству она чрезвычайно обрадовалась : если  тяжело ходить, будет блаженствовать,  сидя на балконе -- благо, он выходил прямо в роскошный лесопарк, сердце и гордость санатория: высоченные вязы, буки, клёны и дубы  создавали непередаваемую, ненаглядную красоту.
     Утренний визит к врачу был чистой формальностью, поскольку его роль сводилась только к навязыванию дополнительных платных процедур --  и вся недолга.
     Питание в ресторане «шведский стол» работало безупречно, бесперебойно и оперативно: оно было всегда вкусным и разнообразным.  А главное -  был кофе не из ведра, а из кофе-машины, и его можно было пить, хоть залейся.
     Из процедур она выбрала только  водные: ни грязи, ни лечебная вода её не привлекали.  На территории  был шикарный бассейн, но и ему она предпочитала вечерние купания в тамошнем,  всегда-прохладном  грязевом озере, куда было просто наслаждением  окунуться после испепеляющей дневной жары.
     Публика на сей раз её тоже не отвращала, как три года тому: как-то поубавилось беременных мужиков в спущенных «по самое не могу» трусах. Очень стало заметно, что люди больше внимания уделяют своему внешнему виду.
     Но неизбежно подступал вечер, а  с ним и тревога, переходящая в страх, часто безотчётный и беспричинный. Несмотря на таблетки, боли всё усиливались и тянули за собой страх повышенного давления, неминуемо происходящего в сосудах  под  действие  боли. Тьма всё сгущается в прямом и переносном смысле: имеющаяся терапия не помогает. Ни медсестры, ни тем более врача  в окрУге не сыскать и днём с огнём. Однако медсестра  всё же нашлась – одна-единственная на шесть тысяч человек, да и то в очень отдалённом корпусе.
     Преодолевая страх и боль, она доковыляла до медсестры, где измеренное ей давление повергло всех в ужас,  и уже зашла речь о скорой помощи и госпитализации в районную больницу. Но странное дело: оказавшись в медпункте в присутствии медработника,  у неё мгновенно возникло чувство защищённости, и давление мгновенно пришло в норму, или около того. Но страх всё равно не прошёл, не покинул её тело  - она физически его ощущала затаившимся  в укромном уголке. Но надо было обязательно уснуть.  Пять таблеток валерианы, плюс капли дали краткий эффект:  сон, пусть  и  короткий, наступил.
    Днём, при солнечном свете она неизбежно повеселела: новый визит к врачу, предписанные  уколы, давление в приемлемых единицах  - уже хорошо.  Но к вечеру этот мерзкий тип,  отродье по имени страх,   это ненавистное чудовище  опять вонзило свои клещи, стало нарастать.  Причём, она заметила, что  страх  творит  не он сам, в одиночку,  а, представьте, с её помощью: помощью  подсознания, или извращенного  сознания – тут неспециалисту не разобрать. Потому что она сама себе при этом говорила: «Вот сейчас мне будет плохо, а потом  всё хуже, и что делать? Ничто не помогает: ни таблетки, ни уколы, ни уговоры – ничто. В больницу не хочу. Значит, надо бежать отсюда. Как? Никак.»  Дело к полуночи. Звонок дочери, голосок ещё тот! Дочь спокойно спрашивает, приехать ли за ней.  Немалый путь. Она мечется, мечется по комнате, выходит на балкон - это немного и ненадолго отвлекает.  Паника, настоящая паническая атака.  Она дрожит всем телом. Опять будит медсестру по тому же сценарию: давление нормализуется к концу разговора.  «Вам решать,  – говорит медсестра. -  Мы больше ничем помочь не можем».
     Она опять вдвоём со своим страхом в парке. И тут ей становится ясно: её состояние в её собственных руках. Конечно, хотелось чьей-то помощи, но надеяться уже не на кого, только на себя. Надо взять себя в руки  и относиться ко всему,  как к должному, как она на днях прочитала в Десяти  советах Будды,  что надо относиться ко всему как к существующей реальности, глядя на вещи трезво, отметая само-сгенерированный страх. Реальность на самом деле не столь драматична  и безысходна: все меры приняты, остаётся настроиться  на позитив, т.е.  на положительный результат. И  главное – не допускать  в сознание  ползучего,  устрашающего  гада. 
     А пока она через боль ходит по опустевшим аллеям  парка и вслух над собой работает, убеждая себя, что всё зависит только от неё, от победы здравого,  умеющего рассуждать разума, над чувством, в данном случае, над чувством страха  и безысходности. «Вот как ты себя настроишь,  так и будешь себя чувствовать»,  -  не переставая твердила она, вышагивая по аллеям, мягко освещаемым  неяркими фонарями.  Природа тоже играла свою,  может быть, самую успокоительную роль.
      К огромному спасительному счастью, дочь в разговоре напомнила ей о психотерапевте, с которым она как-то консультировалась.  Надо позвонить, думала она, но сейчас слишком поздно.  Дожидаться утра было невозможно,  и она набрала номер. Утопающий хватается за соломинку, не думая, каково этой соломинке.  Катерина ответила тут же, как будто ждала её звонка, и   посоветовала   препарат, рецепта на который у неё с собой не было, а без  оного это лекарство ни в одной аптеке не продадут. Велела принять и ни о чём не думать  - всё стабилизируется. Разговора с врачом  ей уже хватило: он подействовал магически. Она физически ощутила,  как чудовище разжало свои когтистые лапы  и выпустило её тело и душу на волю, а значит, и давление пошло вниз. А есть ли где-нибудь  в окрестностях дежурная  аптека?  К счастью, есть, но за пределами санатория. Дрожа от волнения, она устремляется на ковыляющих ногах  по  Курортной улице к аптеке.  А в голове опять стучит молоточком новая тревога: «Препарат рецептурный, рецепта нет, но, к счастью, есть хотя бы платёжная карта. Но лучше бы наличными в такой ситуации. И есть ли этот препарат вообще? Скорее всего, нет:  в  Старой Руссе, как на Шипке,  всё спокойно».
     Дойдя  до аптеки, она видит слабо-светящееся окно. Заспанная Юля долго ищет  препарат  и, наконец, ура! его находит, но без рецепта ни за что не соглашается  продать: «Что я завтра скажу заведующей? Меня уволят.»  И тут наша страдалица  дрогнула, понимая невозможность удержать жар-птицу,  спасительное средство, которое  она уже почти держала в руках.  Такой трагический облом на  финишной прямой   она не выдержала и  ка-ак разрыдалась! Она стояла и горько плакала, всхлипывая от сознания постигшего её несчастья и  заливаясь горючими слезами. Она рассказала Юле  всю предысторию своего появления там, но та твёрдо стояла на своём и понять её (постороннему) было можно. Только не ей  и не в таком положении. Она всё причитала между рыданиями: « Я не уйду, я не уйду»… И Юлино сердечко, добрая душа, дрогнуло.  Схватив препарат, наша мученица разревелась ещё пуще прежнего, смешивая  слёзы из-за пережитого горя и переживаемой радости.  Она клятвенно обещала Юле  прислать через три дня рецепт, что она по возвращении домой и сделала. В следующий приезд, думала она,  она обязательно к ней зайдёт с благодарностью.
     Результат проведённой операции  не замедлил сказаться: дальше всё проходило без эксцессов, под строгим контролем разума – при малейшем намёке на начинающуюся тревогу он строго одёргивал её  и тревожный червь уползал восвояси.  Вот такой поучительный урок преодоления она себе преподала. 
      
     Теперь вкратце собственно о пребывании. Новыми знакомыми она не обзавелась: не до того было. Но за пару дней до отъезда  у неё был, по обыкновению, день рождения, в  который санаторий всегда дарил бутылку Советского шампанского.  На сей раз даже распить его было не с кем, да и особого настроения после всего перенесённого  не было. Кроме того, Советское шампанское  – это напиток вообще не для неё, к тому же брют. Если бы это была  «Вдова Клико»…
     Накануне дня рождения  она направлялась после прогулки  к отелю, когда на скамейке возле одного из корпусов, мимо которого она проходила,  краем глаза она  заметила, или ей показалось,  сидящую,  извиняюсь,  Жабу.  Да, именно так  она почему-то назвала её, полуузнав в даме  бывшую завкафиню  - ярого члена КПСС, которую она однажды,  ещё в коммунистическое время,   увидела в церкви, и которая всегда недолюбливала  её и строила всевозможные  завкафовские козни. Но она зла ни на кого не держала, а посему подошла к ней, и  они даже приобнялись, не видя друг дружку 25 лет.
     После краткой беседы она сообщила  бывшей завкафине  о предстоящем дне рождения, сообщила номер комнаты и пригласила  назавтра в гости на бокал шампанского. Следующим вечером Жаба ненадолго заглянула  поздравить, придя  с пустыми руками, правда, и отказавшись  от вина   по состоянию здоровья. Они коротко побеседовали   и расстались, а шампанское нашло достойного реципиента в лице милой, сопереживательной  медсестры Ольги, которой она была очень благодарна.
      Не успела она закрыть за гостьей дверь, как раздался очередной телефонный звонок.  Этот была другая завкафиня, с которой ровно год назад её столкнула судьба  в санатории Радон, что в Беларуси, где, в силу обстоятельств, а не из горячей симпатии,  они проводили вечернее время вместе. Это изложено во «Второй части Мерлезонского балета». Бывшая коллега запомнила её день рождения  по прошлому году, когда они ели санаторный торт  и пили итальянское вино в распальцованном ресторане. Весь год, как и ранее, на протяжении в данном случае пяти лет, они не встречались и не созванивались. Итак, звонок:
«Поздравляю Вас с днём рождения!»
«Спасибо. Как  проходит лето, какие планы?»
 «Да вот послезавтра собираюсь впервые в санаторий Старая Русса».
«Нет!»,  восклицает она взволнованно.
 «Что, нет?»
 «Нет – это значит  «не может быть»,   ведь я как раз тут».
«Как? Да что Вы?»   И т.д. и т.п.
     Ещё одно удивительное совпадение, которое добавилось  к такому их количеству накопившихся  за последние годы и настолько необычных, что впору писать отдельный  рассказ.
    
    Подошёл  день отъезда. Как и три года тому, город неохотно расставался с ней, но если в прошлом был просто сильный дождь, то в этом году он так прикипел к ней душой, что проливаемые им слёзы расставания многократно превысили количество пролитых ею слёз в аптеке. Шутки шутками, но за час до предполагаемого прихода автобуса сгустились угрожающие грозовые тучи  и грянул проливной дождь. Она себя успокаивала, что, мол, ливень кончится через полчасика, и она сможет направиться к главному зданию, где осуществлялась посадка. Но разверзлись такие хляби небесные, что она, пожалуй, отродясь такого ливня не видывала и такого грозного раскатистого грома не слыхивала. Когда спустя полчаса, действительно, стало походить на грозовую передышку, хотя по-прежнему  лил дождь, деваться уже  было некуда,  время поджимало , и  она в одной руке с чемоданом, в другой -  с сумкой, набитой  вкуснятиной, с дамской  сумочкой  и зонтиком в зубах  была вынуждена  покинуть отель  и ещё целый километр шагать по аллеям по щиколотку  в не успевающей  стекать воде, потому что  газоны и поребрики  преграждали ей дорогу.  Но ей уже было всё равно: еле живая,  без единой сухой нитки, поскольку как только она покинула отель,  ливень вспомнил, что он ещё и половины  накопившихся слёз расставания не  излил, хлынул, как говорится, чисто конкретно.
     Она, вы не поверите, бегом, с полной амуницией,  разбрызгивая глубокие лужи, добежала до главного здания, перед которым уже шла посадка. На ресепшене, где она сдавала ключ, опять случайная встреча с только что прибывшей  завкафиней. Обнимашки, радостные лица.
      «Дайте я Вас ещё раз обниму»,  на  прощание сказала завкафиня.   
      
     Было бы непростительно не рассказать вкратце о выполнении культурной программы. Будучи девушкой  из вымирающего интеллигентного  слоя, она за то время, что с успехом предавалась борьбе самбо ,  всё-таки выполнила  все культурные предначертания.
      Дивная Старая Русса очаровывает жителя мегаполиса  своей тишиной: на улице никого и ничего  – ни машин, ни людей. Домики, дворики,  яблоньки, цветочки  и церкви, церкви, соборы.  На сей раз она досмотрела всё, что не успела охватить в прошлый раз, а кое-что из полюбившегося посетила дважды. Больше всего, пожалуй,  её тронул совершенно  не заметный с улицы, стоящий во дворе домов  бывший мужской Спасо-Преображенский  монастырь начала 12 века:  классической русская  церковная  архитектура, сохранивший  особый запах помещений, интересная  художественная  выставка и чарующая  панорама  города, открывающаяся с колокольни, куда она легко взобралась.  Уходить долго не хотелось. Но впереди был дом-музей Достоевского - как же без него  в полюбившейся ему Старой  Руссе, где он написал «Братьев  Карамазовых»?  В прошлый раз возле музея было припарковано много автобусов и толпами ходили туристы. На сей раз кроме неё в музее было от силы человек десять.  Его цилиндр, перчатка – вот, пожалуй, и все подлинные вещи. Весь набор мебели подобран сообразно со  стилем той поры. Она не могла сказать, что музей произвёл сильное впечатление. Возможно, было бы иначе, пройдись она по музею в сопровождении экскурсовода, которого, к сожалению, в тот день в музее не оказалось. 
     Зато потом – неспешная прогулка вдоль задумчивой  извилистой речки, ещё не замурованной  гранитными набережными.  Она высоко оценила главную достопримечательность города,  ставшую  для неё с некоторых пор признаком объекта,  достойного  посещения, -  это  густо-стоящие  скамейки.
     И, наконец , изюминка Старой  Руссы – огромная центральная площадь:  вся в плиточках, фонтанах, скульптурах,  цветниках, газонах и, безусловно, скамейках.
      Величественный  Воскресенский собор 17 века, построенный  на месте слияния двух рек, окружён ухоженным садиком,  откуда открывается  очаровательный вид на слившиеся реки и  остров Любви.
      В завершение  тура  и с целью проверки себя на вшивость – опять взлёт  на 93 ступени обожаемой Водонапорной  красавицы-башни, главного украшения площади.  Она вновь легко  воспарила на её самую высокую точку: башня охотно покорилась  и предоставила  ей одной великолепный круговой обзор с вершины башни.
      Перед подъёмом она разговорилась  с кассиром Олей, рассказав о том, что была здесь три года назад,  после чего изложила свои впечатления в уже упомянутом  выше рассказе, и предложила Оле прочитать его, пока она будет совершать восхождение.  Так всё и произошло.  А узнав от Оли, что накануне подъём совершила дама 87 юных лет,  у неё появился  дополнительный стимул держать себя в форме, чтобы когда придёт пора,  переплюнуть эту 87- летнюю выскочку. 
     Прощальным вечером накануне отъезда она, согласно ещё одной традиции, бодро дошагала до ресторана «Башня», что у ног самой башни  и опять заказала  бокал белого итальянского вина.   Лишь  теперь, со слегка смешанным чувством  полного удовлетворения, она готова была покинуть Руссу, которая вновь подарила ей Звёздный час.  Она смотрела на густо-смолистое  ультрамариновое небо, усыпанное звёздами, на котором, как по её команде,  одна за другой то зажигались, то гасли огни, чтобы загорались  новые, яркие, пока  неведомые.  И она подумала, что,  наверное,  чем чаще смотреть на небо, испещрённое звёздами, тем ярче они будут сиять, указуя путь к преодолению.


     Самбо - вид борьбы: самозащита без оружия