Senex. Книга 1. Глава 39

Книга 1. Бонна Эксклюзив

Глава 39. Предложение, от которого нельзя отказаться

И однажды ты тоже исчезаешь. Тебя больше нет.
Твоё кресло стоит на прежнем месте. Но ты в нём
уже не сидишь — там пустое пространство.
Э. Толле. Новая земля

          Королёва пришла к 10 часам и с порога начала капризничать:
          - Душно у нас... Мужскими ботинками пахнет…
          Василий Порфирьевич был прав: Королёва на дух не переносила всё мужское! Отношение Королёвой к Пешкину - это не просто имитация отношения матери к сыну, это её отношение ко всем мужчинам, в том числе и к своему бывшему мужу. Она не выносит, когда мужчина имеет шанс хоть в чём-то быть равным ей. Для неё все мужчины должны быть не больше, чем дети, причём, дети должны быть очень послушными. И Генерального директора завода «Алмаз» она тоже считала таковым. Это отношение к мужчинам Королёва унаследовала от своей матери.
         Гайдамака пришёл к Пешкину и спросил:
          - Ты выполнил моё задание? Мне после обеда надо идти на совещание.
          Королёва тут же встряла:
          - Владимир Александрович, Пешкин так ничего и не сделал! Это я ему написала, что надо делать. Я отказываюсь с ним работать, потому что он ничего не делает, он даже не прочитал документ!
          Гайдамака разозлился:
          - Послушайте, хватит командовать Пешкиным!  Я здесь начальник, и я всеми командую! А если Вам это не нравится, пойдёте за ворота! Я из принципа сокращу эту должность!
          - Хорошо, я больше ни во что не буду вмешиваться! – гордо заявила Королёва.
          - Прекратите здесь командовать, здесь я командую!
          - Хорошо, не буду. Тогда верните мне тот документ, который я Вам положила в почту!
          - Я сам решу, что мне делать, и не надо мною командовать! Если мне надо будет, я Вас вызову.
          Когда Гайдамака ушёл, Королёва сказала Пешкину:
          - Верни мне ту бумагу, которую я тебе написала! Я запрещаю тебе пользоваться ею.
          Пешкин послушно отдал ей бумагу, но она всё равно не унималась:
          - Молодец, далеко пойдёшь! Ничего не делаешь, а только подсовываешь начальнику плоды чужого труда. А меня за это ещё и уволить хотят. Далеко пойдёшь!
          Пешкин с расстройства побежал в туалет, а когда он, обессиленный диареей, вернулся, Королёва продолжила добивать его:
          - Я так понимаю, что работаю последнюю неделю: вмешиваться мне нельзя, а спрашивать с меня всё равно будут. Спасибо, тебе, Миша! Я с голоду умру, но работать за тебя не буду! Пусть меня увольняют.
          Теперь Королёва всё, что говорила Пешкину, непременно сопровождала словами о том, что её хотят уволить, и это очень сильно действовало на Пешкина. Она пошла к Филиппову, чтобы забрать у него свои предложения, а поскольку Филиппов не хотел их отдавать, то Королёва демонстративно порвала документ перед его лицом. Когда она вернулась от Филиппова, Пешкин сказал ей, что после обеда Гайдамака приглашает их вдвоём, чтобы разобраться в вопросе.
          - Тебя пригласил - ты и иди! – отрезала Королёва.
          - Он нас пригласил.
          - Мне он ничего не говорил.
          - Он мне говорил.
          - Что это за манера передавать приказания через тебя?
          - Это Вы начальнику скажите.
          - Вот ты и скажешь. А я скажу, что ты мне не передавал! И попробуй докажи, что я неправа!
          Пришёл Грохольский, она ему пожаловалась, что её хотят уволить из-за Пешкина. Пришла Кристина, она и ей рассказала, что её хотят уволить из-за Пешкина. После обеда Гайдамака вызвал Королёву и Пешкина, Королёва опять повздорила с Гайдамакой, он сказал ей, что она ничего не понимает в производстве, выгнал из кабинета, и она побежала к технологам поднимать бунт против Гайдамаки. От технологов она принесла Пешкину очень нелестное мнение Главного Технолога о нём.
          Василия Порфирьевича заинтересовало изменившееся поведение Королёвой. Если смотреть на её лицедейство со стороны, то Королёва, на первый взгляд, занималась ерундой… Но если копнуть глубже, «до самой сути, до базальтовой плиты», то становилось понятно, что она постепенно и неотвратимо формирует среди технологических служб негативное отношение к Гайдамаке. Казалось бы, формирует – и пусть формирует, никому нет дела, как развлекается полусумасшедшая пенсионерка… Но ведь вся заводская власть сейчас находилась там, в Техническом корпусе, где сидел Главный инженер завода Ларионов, исполняющий обязанности Генерального директора завода. А Гайдамака никогда не был в чести у Ларионова. Когда Василий Порфирьевич понял мотив поведения Королёвой, он в очередной раз восхитился гениальности этой женщины в вопросе манипулирования людьми.
          А Королёва, не переставая, твердила:
          - Я уже много лет занимаюсь программой DRAKAR и обеспечением производства материалами. Я делаю это лучше других! - и забрала у Пешкина все свои разработки.
          Можно было бы сказать, что у Королёвой гипертрофированное самомнение… А можно было сказать и так: у неё уже наступило самозабвение, то есть высшая степень возбуждённости, экстаза, граничащего с потерей осознания. Кажется, она поняла, что в самом начале совершила ошибку, но не может понять, в чём была её ошибка. А ошибка была в том, что она решила командовать Пешкиным, полностью подчинив его себе и заставляя его делать то, что считала правильным. Наверное, её подсказки были в чём-то правильными, потому что эти подсказки Королёва черпала у Слизкина... Но очки у начальника набирал Пешкин, а не она! Начальник не хотел с ней общаться из-за её непомерных амбиций, и всё больше общался с убогим Пешкиным. Чтобы реализовать свои амбиции, Королёва накачивала Пешкина знаниями, позаимствованными у Слизкина… Но это был «мартышкин труд»: инфантильный Пешкин так и остался инфантильным Пешкиным, зато с помощью Королёвой он набрал огромный вес в глазах начальника. А Королёва теперь никому не была нужна. Она спохватилась, но было уже поздно.
          Чтобы этого не произошло, Королёва должна была с самого начала отделить Пешкина и его знания от себя и своих знаний, подкрепляемых знаниями Слизкина. Но она на это не была способна. Она не готова отпустить Пешкина даже теперь, когда поняла, что осталась в дураках, и, даже забрав у него свои записи, продолжала давать ему назидания. Она пыталась соединить то, что невозможно соединить: свою безграничную личную свободу и бесконтрольную власть над другим человеком. Лишая другого человека личной свободы, человек сам становится несвободным.
          Наблюдая трагедию Королёвой, Василий Порфирьевич сделал для себя вывод: «Нельзя вкладывать свои амбиции в чужого человека. Родители, вкладывая свои амбиции в своего ребёнка, получают возможность испытать моральное удовлетворение. Вкладывая свои амбиции в чужого человека, но не получая за это материального эквивалента в виде денег или личной славы, человек растит своего врага». 
          Несомненно, самой главной ошибкой Королёвой было то, что она притащила с собой Пешкина… Но не тащить своего раба за собой она тоже не могла: без Пешкина Королёва была бы пустышкой.
          Василий Порфирьевич пошёл в туалет, а там курил Главный инженер Ларионов, исполняющий обязанности Генерального директора завода. Василий Порфирьевич поздоровался с ним, а Ларионов вдруг расчувствовался и стал рассказывать, как много у завода проблем и как ему сейчас тяжело исполнять обязанности Генерального директора. Василий Порфирьевич понял, что Ларионову сейчас было всё равно, кому жаловаться, лишь бы выговориться.

          * * *
          На совещании корпусных цехов Гайдамака всех отчитывал, у всех была конкретная работа, за которую он строго спрашивал, а у Василия Порфирьевича не было конкретной работы, за которую он должен нести ответственность, поэтому он почувствовал себя чужим на этом совещании, и у него возникло чувство вины… От которого он никак не мог освободиться. Василий Порфирьевич прекрасно понимал, что Гайдамака искусственно создал для него синекуру под названием «Джокер», которой он мог бы пользоваться на полном основании... А вместо этого он чувствовал себя виноватым. Василий Порфирьевич прекрасно понимал намерение Гайдамаки: начальник хотел, чтобы у Морякова была такая же заниженная самооценка, как у самого Гайдамаки. Но Василий Порфирьевич стремился к такому душевному состоянию, чтобы в подобных ситуациях — критически невыгодных для него ситуациях - вместо чувства вины у него была просто пустота, эмоциональная пустота. Пусть уж лучше в душе будет вакуум, полная неопределённость, чем чувство вины неизвестно за что перед человеком, который желает ему зла.
          Освобождение от чувства вины является самым эффективным средством для выживания человека, попавшего в агрессивную среду: в тюрьму, в уличную банду, в армию и тому подобное. А Василий Порфирьевич, перейдя в ПДО, на самом деле оказался в агрессивной среде, в банде, которую старательно формировал по своему образу и подобию главный бандит - Гайдамака. Королёва, как женщина, сразу это почувствовала, поэтому стала вести себя в соответствии с законами банды. Не случайно в преступном мире действует негласный закон: «Не верь, не бойся, не проси».
          В бывшем Советском Союзе политических заключенных специально сажали в камеру к уголовникам, чтобы сломить их волю. Но многие политические заключенные были незаурядными личностями, поэтому не только не становились жертвами насилия, но и обретали авторитет среди уголовников. Причина была в том, что личная независимость и человеческое достоинство всегда ценятся выше, чем физическая сила. Физической силой обладают многие, а вот силой духа обладают очень редкие личности.
          Василий Порфирьевич оказался в положении политического заключённого, которого подселили в камеру к уголовникам — Гайдамаке, Грохольскому, Королёвой, чтобы сломить его дух. Но Василий Порфирьевич не ломался, поэтому Гайдамака не знал, что с ним делать. Василия Порфирьевича спасала его уверенность в том, что ключом к собственному достоинству является отсутствие чувства вины перед начальником. Подлинная личная сила человека заключается не в способности взять кого-то за горло, а в том, насколько личность может себе позволить быть свободной от чувства вины.
          Завидуя тем, у кого есть работа, Василий Порфирьевич был на самом деле недоволен самим собой, то есть никак не мог принять себя таким, какой он есть. Поэтому всё, что с ним происходило здесь, в Жёлтом доме, имело главную цель - научиться принимать себя таким, какой он есть, и для этого он должен сейчас принять себя именно в качестве сотрудника без работы – по злой воле Начальника ПДО. Это могло бы стать точкой отсчёта его новой судьбы.
          Пока Василий Порфирьевич предавался невесёлым размышлениям, Гайдамака ругал своих подчинённых за неисполнительность... Василий Порфирьевич уже давно сделал бы то, что требовал от сослуживцев начальник, причём, без его указаний и напоминаний... Но беда была в том, что Гайдамаке это не надо, ему надо, чтобы подчинённые совершали ошибки, за которые он мог бы их ругать. Василия Порфирьевича Гайдамака тоже ругал за ошибки, он исправлял свои ошибки, но Гайдамака не хвалил его за это, а снова ругал – уже за новые ошибки, которые он придумывал. Ему не нужны были подчинённые, которые не совершают ошибок.
          Утром Василий Порфирьевич собрался, как обычно, идти на совещание в корпусообрабатывающий цех, но Старшинов отказался идти: он обиделся на Гайдамаку за то, что тот урезал ему зарплату… Морякову начальник раньше тоже урезал зарплату… И Василий Порфирьевич, глядя на расстроенного Старшинова, снова испытал страх от мысли, что Гайдамака хочет избавиться от них, пенсионеров, и дома этот страха усилился… Но, когда он на следующее утро пришёл на работу и осмотрелся, страх тут же прошёл, потому что ему вдруг всё стало безразлично, и мысль, что Гайдамака его уволит, и он будет сидеть без денег до пенсии – уже не испугала его, потому что до пенсии ему осталось полгода. Василия Порфирьевича удивило собственное бесстрашие… Но он нашёл этому объяснение: «Видимо, время моего пребывания здесь истекло. Что ж, такова воля Провидения».
          В вечерних новостях показали сюжет о девочке четырнадцати лет, которую обвиняли в том, что она на протяжении двух месяцев вела в социальных сетях страницу от имени Дмитрия Чайки, ночью и ранним утром общалась с другой пользовательницей социальной сети, отправляла ей материалы, «формирующие у девочки депрессивную направленность сознания», играла с ней в игру «Синий кит», конечной целью которой должно стать самоубийство. Обвиняемая признала свою вину в преступлении, и суд назначил ей год лишения свободы условно с испытательным сроком в один год. Эту девочку также ждёт принудительное наблюдение и лечение у психиатра. В результате эта девочка оказалась на самом дне жизни, и теперь у неё есть выбор: либо озлобиться на весь мир и стать рецидивисткой, либо затратить огромные душевные усилия, чтобы подняться со дна жизни. Но для этого ей придётся всю оставшуюся жизнь терпеть унижения и оскорбления, чтобы хоть как-то очистить карму, которую она загрязнила ошибкой, совершённой в юности, когда она даже не совсем понимала, что творит. Карму подобные мелочи не интересуют, потому что карма – это энергия.
          И Василий Порфирьевич понял, что история этой девочки имеет какое-то отношение к нему. Он всю сознательную жизнь работал на производстве, добился довольно высокой должности на Балтийском заводе, на нынешнем заводе в отделе Главного Технолога стал настоящим профессионалом в корпусном производстве, потом перешёл в ПДО на должность Начальника БАП… И здесь он вдруг стал ощущать себя так, как будто оказался на самом дне жизни, и ему, как девочке, которая хотела лишить жизни другого человека, надо терпеть унижения и оскорбления, чтобы подняться со дна жизни. А Пешкин и Гниломедов, которые и близко не имели такого потенциала, как у Василия Порфирьевича, по воле Гайдамаки оказались намного выше Морякова во властной иерархии отдела и попирали его своими ногами.
          И эта ситуация создалась не только в ПДО, с некоторых пор это стало мировой тенденцией. Чисто рыночная экономика, к которой устремились, толкаясь локтями, бывшие республики развалившегося СССР – это, на самом деле, путь в никуда, ибо стремление к максимальной выгоде всегда соседствует с желанием отмахнуться от всего, что требует долгосрочных затрат, особенно фундаментальных. Сослуживцы Василия Порфирьевича тоже поддались всеобщему стремлению к сиюминутной выгоде, совершенно забыв о том, что есть будущее, в которое надо очень серьёзно, фундаментально вкладываться. Духовный рост — это и есть фундаментальный вклад человека не только в своё будущее, но и в будущее своих потомков.
          Гайдамака дал Василию Порфирьевичу очень важное задание: отнести секретарю Главного Технолога какой-то перечень каких-то технологических нарядов, и даже не потрудился объяснить, что это за наряды и для чего они нужны. «Начальник уже использует меня в качестве курьера», - грустно подумал Василий Порфирьевич. В Отделе Главного Технолога он встретил своего бывшего начальника Ефимкина, и тот сообщил последние новости. Ольга и Сергей ушли в АО «ЦМКБ “Алмаз”», новый молодой инженер, который устроился в корпусное бюро после перевода Василия Порфирьевича, ушёл в ЦНИИ конструкционных материалов «Прометей», а Артём вообще уехал из Санкт-Петербурга. Василий Порфирьевич не сомневался, что эти молодые инженеры ушли туда, где им предложили более высокую зарплату, но профессионалами они так и не стали. В корпусном бюро всё вернулось на круги своя: в нём остались четверо старожилов во главе с профессионалом Ефимкиным, то есть тот же самый состав, который был, когда к ним устраивался Василий Порфирьевич; выпуск технологической документации не остановился и не остановится, потому что оставшиеся сотрудники получают надбавку за отсутствующих, и у них есть стимул к работе. Сотрудники, которые составляли костяк бюро, выстояли, пережили нашествие пришельцев – «молодых сцыкунов», которые им не очень были нужны, и теперь пожинали плоды своей стойкости. Василий Порфирьевич тоже мог бы стать профессионалом, если бы ставка Ефимкина на «перспективную» молодёжь и заискивание перед ней не привели к плачевному результату: Василий Порфирьевич не выдержал нашествия пришельцев… И теперь ситуация повторилась уже в ПДО: Василий Порфирьевич очень болезненно переживал вторжение агрессивных пришельцев Королёвой и Пешкина и опасался, что Гайдамака захочет избавиться от него. Размышляя на эту грустную тему, Василий Порфирьевич с надеждой подумал: «Если я в своё время принял создавшуюся ситуацию в корпусном бюро, то, может быть, меня избавят от вторжения пришельцев в комнату 220?»

          * * *
          На следующий день в 9.30 Гайдамака вызвал Василия Порфирьевича и, пряча от него глаза, сказал:
          - Василий Порфирьевич… Есть предложение…
          - Я слушаю, - ответил Василий Порфирьевич, стараясь быть спокойным, хотя в груди у него ёкнуло: «Неужели это то, чего я боялся всё это время? Неужели я был прав, и время моего пребывания в ПДО истекло? Но, если Гайдамака решил от меня избавиться, то я должен мужественно, как и подобает мужчине, принять этот удар».
          - В бюро МСЧ создалась тяжёлая ситуация с обеспечением заказов изделиями МСЧ, - продолжил Гайдамака. - Я пытался решить кадровый вопрос, приглашал в бюро МСЧ молодых ребят, но они там не задерживались. Поэтому я решил перевести тебя в бюро МСЧ. Ты можешь остаться на своём месте, и пока никаких документов оформлять не надо, заявлений писать не надо, формально всё останется по-прежнему. Кроме того, ты должен помогать Ильюшину замещать Самокурова — писать протоколы совещаний у Елистратова. А что касается БАП... То это не совсем понятная структура... И я пока не знаю, что с ней делать.
          Василий Порфирьевич вернулся на своё рабочее место и стал размышлять. Вот и произошло то, чего он боялся! Гайдамака избавляется от потенциального пенсионера Морякова и освобождает место для молодого перспективного Пешкина. Этим шагом он хочет защитить своего любимца от нападок Королёвой и предотвратить его возможное увольнение. Для Василия Порфирьевича перевод в бюро МСЧ был очередным актом презрения, пренебрежения, начальник обесценил профессионализм и жизненный опыт Василия Порфирьевича, он дал ему понять, что в его глазах все эти качества Морякова ничего не стоят, а тем, что ничего не стоит, можно легко пренебречь. Но если один человек демонстрирует другому своё пренебрежение, то этим он наносит ему оскорбление, и при этом получает удовольствие. Василий Порфирьевич не сомневался, что Гайдамака, нанеся ему публичное оскорбление, испытал огромное удовольствие. А испытав огромное удовольствие от оскорбления Василия Порфирьевича, Гайдамака, в своём представлении, возвысился над ним.
          Крутов нанёс публичное оскорбление Гайдамаке тем, что посчитал его недостойным занимать должность Директора по производству. Нанести ответное оскорбление своему обидчику Крутову Гайдамака не мог, потому что оскорбление – это выражение пренебрежения высшего к низшему. Если человек хочет оскорбить равного себе, то это называется местью. Но Гайдамака не мог мстить Крутову, будучи ниже Генерального директора… Поэтому он решил отомстить своему подчинённому Морякову за то, что Крутов нанёс ему публичное оскорбление. 
          Публичное оскорбление, которое Гайдамака нанёс Василию Порфирьевичу, очень расстроило его… Но он решил пережить и это унижение, потому что это была плата за право быть самим собой. Как бы ему ни было обидно, он теперь знал: все уроки, которые он должен был получить от Королёвой и Пешкина, он получил сполна, и теперь свободен от общения с душевнобольными людьми. Вместо виртуальной работы, размывающей его личность, он получил реальную работу, потому что очень хотел этого. Его состояние неопределённости закончилось: Гайдамака, желая унизить Василия Порфирьевича, дал ему именно то, что ему было жизненно необходимо — реальную работу.
          По воле Гайдамаки Василию Порфирьевичу приходилось выполнять несвойственную ему работу: замещать диспетчера, Главного диспетчера и ночного дежурного по заводу. Грохольский и другие сослуживцы, которых Гайдамака не отвлекал от основной работы, считали Морякова мальчиком на побегушках у Гайдамаки и откровенно смеялись над ним. Они явно считали себя аристократами от профессии, а Морякова считали чернорабочим. Но он никогда не отказывался от изучения функций, не относящихся к его основной работе, поскольку был уверен, что работа на разных направлениях, которые определяет начальник, для него является духовным ростом. Импульс духовного роста является основанием для любой деятельности человека. Аристократизм в профессии, если таковой и существует, заключается не в презрении к труду, который аристократы считают недостойным себя, а в принятии любого труда, каким был он ни был тяжёлым и грязным. Главное, чтобы этот труд не был бесполезным.
          Пришёл Денис Петров и спросил:
          - Василий Порфирьевич, когда Вы будете переезжать?
          - Начальник сказал, что я могу остаться здесь… - промямлил Василий Порфирьевич, ещё не успевший прийти в себя.
          - Нет! - решительно возразил Денис. - Если Вы собираетесь работать, то надо переезжать к нам, иначе толку не будет!
          - Василий Порфирьевич переезжает к вам? - удивилась Королёва.
          - Конечно, вы же не даёте человеку работать! - пошутил Денис.
          - Ну конечно, Василий Порфирьевич - единственный человек в этой комнате, который работает, остальные занимаются неизвестно чем! — мгновенно взвинтилась Королёва, её слова прозвучали вызывающе злобно… Но Василия Порфирьевича совершенно не интересовали интонации настроения Королёвой. Она уже стала его прошлым. 
          Василий Порфирьевич вспомнил, как он здесь, в этой комнате, накричал на Дениса первого апреля 2011 года… А из-за чего это произошло? Из-за компьютера для Пешкина!.. «Денис, наверное, тоже не забыл об этом, - невольно подумал Василий Порфирьевич. - Интересно, как сложатся мои отношения с Денисом?» Но теперь уже ничего нельзя было изменить: Денис теперь стал начальником Василия Порфирьевича, Василий Порфирьевич стал подчинённым Дениса, а их общий начальник — заместитель Начальника ПДО по изделиям МСЧ Александр Александрович Чухнов.
          В этот момент Василий Порфирьевич осознал, что он фактически вышел из-под власти Гайдамаки. Он давно уже перестал бояться Гайдамаки - и его освободили из-под его власти… Правда, ценой этой свободы стало сегодняшнее унижение… Но это унижение можно пережить, если смирить свои амбиции: ведь Василий Порфирьевич фактически обрёл новую работу, которая была его целью в течение трёх лет, которые он провёл рядом с Королёвой и Пешкиным.
          - Хорошо, - сказал Василий Порфирьевич Денису. - Если ты считаешь, что я должен переехать, значит, я перееду.
          Василий Порфирьевич решил для себя, что на самом деле ничего страшного не произошло: «Я спокойно доработаю до пенсии, а потом буду решать, что делать дальше». Скорее всего, он уволится через полгода, потому что ему досталось самое плохое, самое неудобное место в комнате 218 — возле входной двери, рядом со старым холодильником. На тюремном жаргоне в таких ситуациях говорят: «Твоё место у параши!» Но это ничего, Василий Порфирьевич решил, что он это переживёт. Зато он получил верный знак, что для него это место временное. Он обретёт опыт, который пригодится при поиске новой работы, и он уже не сомневался, что ему придётся уволиться.
          Но у Василия Порфирьевича сразу возник резонный вопрос: «Если я точно знаю, что мне скоро придётся уволиться с завода, то зачем тогда мне участвовать в этой суете? - И он нашёл ответ на свой вопрос: - Всё дело в том, что уходить с работы на пенсию необходимо в нужном состоянии. Если я уйду в состоянии неопределённости, то останусь в этом состоянии и после увольнения. Состояние неопределённости, подвешенное состояние – это вакуум, который ощущает вокруг себя человек, находящийся среди людей. Человек, не ощущающий себя частью социальной среды, не востребованный обществом – это маргинал. Маргиналы одержимы идеей, что им кто-то что-то обязательно должен дать. Это стереотип их поведения».
          Василий Порфирьевич сразу отличал маргиналов от людей, которые являлись неотъемлемой частью социальной среды. Однажды Василий Порфирьевич и Анна Андреевна вышли из электрички на станции метро «Гостиный двор» и пошли к эскалатору, возле которого выстроилась очередь шириной в несколько человек. В это время несколько подростков подбежали сбоку очереди к самому эскалатору и без очереди протиснулись на эскалатор. Вслед за ними так же поступил пожилой мужчина с длинными седыми волосами. Когда Василий Порфирьевич и Анна Андреевна поднялись наверх, Василий Порфирьевич снова увидел этого мужчину: он заглядывал в мусорный бак в надежде найти что-нибудь для себя. Хоть он и был одет довольно прилично, но этого Василию Порфирьевичу уже было достаточно, чтобы понять, что перед ним бомж. Бомж — это маргинал, поэтому не было ничего удивительного в том, что он без очереди прошёл на эскалатор. Тогда Василий Порфирьевич для себя решил: «Лучше я буду стоять в очереди, буду покупать билет для проезда в пригородной электричке, буду делать многое другое, что требуют правила поведения в обществе, ради того, чтобы быть востребованным обществом. Если я сейчас востребован обществом, то и в старости найду способ быть востребованным обществом. Ведь маргинал – это не временное явление, а духовное состояние человека. Если я уйду на пенсию в состоянии равновесия, то оно останется со мной до конца жизни».
          И ещё Василий Порфирьевич отметил удивительный факт: его компьютер возвращается на то же место, с которого он был взят – в комнату 218. Компьютер привёл Василия Порфирьевича туда, где ему положено быть. Цикл замкнулся.

          * * *
          Королёва, узнав о переводе Василия Порфирьевича в бюро МСЧ, выпила кофе, любовно приготовленный Пешкиным, и начала своё обычное лицедейство… Но сегодня Василий Порфирьевич наблюдаю его с огромным интересом, потому что знал, что видит его последний раз в своей жизни: для него это была последняя гастроль лицедейки Королёвой.
          - Да, Миша, ты далеко пойдёшь! - говорила Королёва. - Там подслушал, что умные говорят, там подсмотрел, а потом выдаёшь начальнику, как своё. Знаешь, какой разговор состоялся вчера в отделе Главного Технолога, где собрались Слизкин и Главные Технологи проектов? Когда я показала им распоряжение, которое ты подготовил, мне сказали: «Мало ли придурков на заводе! Мы эту дурь выполнять не будем!» И с каким бы специалистом я ни разговаривала, все в один голос говорят, что Пешкин тупой! Вот скажи, Миша, тебе не обидно? Короче, Миша, кофе я с тобой больше пить не буду! Знаешь, чем я сейчас занимаюсь здесь, на заводе? Я уничтожаю Слизкина! Все думают, что он специалист, а он ни в чём не разбирается. А потом я уничтожу тебя! Хватит нам одного Фреймана, я не позволю, чтобы появился второй Фрейман!
          - А я тут при чем? - удивился Пешкин.
          - А ты разве забыл, как говорил, что ты достоин этой должности?
          - Я этого не говорил! - испуганно возразил Пешкин, озираясь по сторонам.
          - Говорил, говорил...
          Обедать Королёва пошла со Слизкиным... Которого она сейчас «уничтожает»… И Василий Порфирьевич понял, что сегодня весь отдел Главного Технолога, в котором он работал, узнает от Слизкина о его унижении, и ему придётся пережить ещё и это.
          Когда Василий Порфирьевич вернулся с обеденной прогулки, Королёва уже мирно беседовала с Пешкиным. Он предложил ей кофе, и она гордо... согласилась. Всё как у Пушкина:

«Людмила умереть умеет!
Не нужно мне твоих шатров,
Ни скучных песен, ни пиров -
Не стану есть, не буду слушать,
Умру среди твоих садов!»
Подумала - и стала кушать.

          Всё то, что было между ними до обеда, Пешкин объяснил так:
          - Я всё время подавал Вам кофе с левой руки, и всё было нормально. Сегодня я подал кофе с правой руки - и началось! Сейчас я снова подам Вам кофе с левой руки.
          Потом Пешкин чихнул, и Королёва сказала ему:
          - Будь здоров!
          Василий Порфирьевич испытал настоящее моральное потрясение: «Королёва впервые за три года пожелала здоровья Пешкину после того, как он чихнул! А с другой стороны… Кажется, до неё начало доходить, что её главного врага убирают с её глаз, и ей больше не надо воевать со мной».
          Королёва, несмотря на ссору с Пешкиным и Слизкиным, много болтала и с Пешкиным, и по телефону со Слизкиным, и Василий Порфирьевич до конца рабочего дня оставался благодарным зрителем её лицедейства. Но завтра для Василия Порфирьевича всё это безобразное лицедейство закончится, он окажется среди нормальных людей, которые разговаривают нормальными голосами, и сегодня он в последний раз «наслаждался» общением с душевнобольными людьми, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнить это «удовольствие». Королёва, после завода «Алмаз» начав работать на другом заводе, оказалось в новой реальности, но продолжала вести себя так, как будто она всё ещё работает на заводе «Алмаз», и Генеральный директор завода полностью находится в её власти. Она никак не может выйти из прежнего стереотипа поведения, она застряла в прежней реальности. Если человек живёт не в той реальности, которая его окружает, а в той, в которой он хотел бы находиться, то его поведение превращается в лицедейство. Именно это и происходило с Королёвой на глазах у Морякова.
          Василий Порфирьевич очень любил читать, и он неоднократно встречал в интернете мысли модных писателей: «Большинство авторов сталкивалось с таким таинственным явлением, когда ситуация выходит из-под контроля, рушатся все планы по задуманному сюжету, а герои начинают творить непонятно что, только успевай записывать!» Но Василий Порфирьевич считал, что такое может происходить только в придуманном мире, созданном воображением, а воображение человека не имеет границ. Но в реальном мире всё происходит по реальным законам, то есть по законам природы. Королёва вела себя так же, как эти высосанные из пальца герои «культовых» авторов, которые способны жить только в придуманном мире, потому что такие герои не могут пользоваться энергией реального мира.
          Василий Порфирьевич точно знал, что с его уходом равновесие в комнате 220 будет нарушено. Раньше его присутствие хоть как-то сдерживало бешеную энергию Королёвой, но теперь ничто больше не будет сдерживать её. Королёва устраивала публичное унижение Пешкина только потому, что у неё был зритель – Василий Порфирьевич. Именно ему она старалась доказать, что она умнее Пешкина. Он каждый день угощал Королёву то шоколадом, то ещё чем-нибудь вкусным, и она воспринимала это как должное, потому что была уверена, что её способности превосходят способности Пешкина, то есть он - её должник. Наверное, красивый человек тоже считает, что все остальные люди в долгу перед ним, поскольку не так красивы, как он... Даже если этот человек считает себя красивым лишь в своём воображении…
          И вот Королёва лишилась единственного зрителя… А какое же лицедейство без зрителей? Значит, она будет искать других зрителей, и вынесет сор из избы. И всё самое интересное начнётся тогда, когда она узнает, что Пешкин исполняет обязанности Начальника БАП.
          На сдерживание бешеной энергии Королёвой Василий Порфирьевич тратил очень много своей энергии, теперь всю эту энергию он сможет тратить на себя.

          * * *
          На следующее утро Василий Порфирьевич переехал в комнату 218, в которой размещалось Бюро МСЧ. Комната была маленькая, почти квадратная, в ней было три больших окна, поэтому в комнате было гораздо светлее, чем в продолговатой комнате 220 с одним окном. Со своего нового рабочего места «у параши» Василию Порфирьевичу было видно окно комнаты 220 - именно то окно, на котором когда-то была прикреплена кормушка для птиц. В комнате 218 была спокойная, рабочая обстановка, из приёмника заводского радио тихо играла музыка времён Советского Союза. Василий Порфирьевич был пострадавшим, ему все сочувствовали, и он оказался в состоянии человека, для которого внезапно наступила блаженная тишина после выдержанной им чёрной бури. После того, как Гайдамака публично унизил Василия Порфирьевича, творимое начальником зло стало обретать плоть. Василию Порфирьевичу очень хотелось считать, что он против своей воли стал символом всеобщего протеста против произвола, творимого Гайдамакой. И в то же время он понимал, что именно поэтому должен вести себя смиренно, не брать на себя лишнего, чтобы не навредить самому себе. На данный момент его самым главным достижением стало то, что он начал нормально общаться с сослуживцами. Это был путь к спокойствию и нормализации артериального давления.
          В конце дня в комнату 218 зашла Королёва, едва сдерживая слезы, она сказала:
          - Василий Порфирьевич, я весь день сама не своя... Прочитайте, что я Вам написала, и порвите! - и дала ему записку следующего содержания: «Василий Порфирьевич, мне очень жаль, что Гайдамака так поступил с Вами. Это несправедливо с его стороны. Но, может, что-нибудь изменится на нашем заводе, и я буду рада, если Вы вновь вернётесь к нам. Извините, что я часто Вам мешала: я и себе всё время мешаю».
          Сначала эта записка и слёзы Королёвой тронули Василия Порфирьевича... Но очень скоро он понял, что это её очередное лицедейство: ведь он прекрасно знает, что Королёвой ничего не стоит заплакать, что это её годами отработанный приём, который безотказно действовал на людей. И на него он подействовал… Но ненадолго: слишком уж хорошо он её изучил. Просто она хочет сделать вид, что непричастна к тому, как Гайдамака поступил с Василием Порфирьевичем, и всю вину за это унижение пытается возложить только на начальника. Но главная цель Королёвой остаётся неизменной – подняться на вершину заводской иерархии, поэтому сослуживцы для неё – это не люди, а всего лишь ступени, по которым она старается подняться на вершину заводской иерархии и установить контроль над самим Генеральным директором. Для Василия Порфирьевича подобное желание было немыслимо… Но ведь Королёва мечтала о тотальном контроле над всем заводом только потому, что у неё для этого были соответствующие способности – она умела манипулировать людьми. Но ей для успеха не хватило, может быть, чуточку мудрости, которой, по идее, должен обладать каждый пожилой человек. Но Королёва, вместо обретения этой мудрости, слишком увлеклась гонкой за молодёжью. Чувствуя в себе определённые способности, она пожелала заполучить желаемое немедленно, вместо того чтобы осторожно и не спеша продолжать своё главное дело, иногда уступая в несущественных частностях. Ведь полный контроль обязательно достигается компромиссом, Королёвой нужно было проявить разумный компромисс, и у неё всё получилось бы, потому что она обладала необходимыми способностями, чтобы обрести контроль над любым человеком. Но она, вместо разумного компромисса, проявила тупой фанатизм.
          Но главная причина неудачи Королёвой заключалась в другом. Поскольку она потерпела неудачу, то можно было бы сделать вывод, что ей не хватило воли… Но на самом деле человеку оказываются по плечу только те дела, которые соответствуют его духовному уровню. Королёва поставила перед собой слишком высокую цель, которая не соответствовала её духовному уровню.
          Теперь Василия Порфирьевича, вместо Королёвой и Пешкина, окружали другие люди, и это было очень показательно. Он всегда считал, что люди, которые его окружают - это зеркало, в котором отражается его состояние. Бездельница Королёва отражала безделье самого Василия Порфирьевича. А она - настоящая бездельница, пустышка, лишь имитирующая бурную деятельность, потому что подчинять других людей своей воле — это не работа.
          Василий Порфирьевич в течение трёх лет вынужден был работать в невыносимых условиях. Но теперь, когда всё закончилось, он вдруг понял, что без этого испытания на грани выживания он бы не смог совершить в своей жизни что-то выдающееся.
          В каждой системе, особенно в производственной, существует некий погранич­ный слой людей, от которых судьба предприятия никак не зависит, поэто­му они находятся в зоне, в которой допустимы различные извращения. И если над кем-то допускается извращённое поведение, то этот чело­век не является системообразующим элементом. До сегодняшнего дня Василий Порфирьевич не являлся системообра­зующим элементом, поскольку Гайдамака постоянно допускал по отношению к нему извращённое поведение. Чтобы стать системообразующим элементом в некой структуре, человек должен обладать определёнными ка­чествами. Сегодня Василий Порфирьевич стал сотрудником Бюро МСЧ, от которого на самом деле зависит судьба предприятия, поэтому он стал системообразующим элементом. А это означало, что он стал обладать необходимыми для этого качествами.
          Людям, обладающим сильной волей, в социальной среде было принято завидовать, их ставили в пример. Рядом с Василием Порфирьевичем три года находилась Королёва, обладавшая сильной волей, но она так и не стала системообразующим элементом. Даже если человек обладает сильной волей, это не является гарантией того, что он реализует свои способности. Для себя Василий Порфирьевич решил, что настоящим Божьим даром для человека, обладающего способностями, является не столько сильная воля, сколько его работоспособность. Человек, обладающий таким навыком, как работоспособность, может систематически трудиться, не прилагая при этом особых усилий воли. У работоспособного человека энтузиазм приходит вместе с работой, и он получает от работы удовлетворение, которого вполне достаточно, чтобы оправдать затраченные усилия. Такое ценное качество невозможно бесплатно получить от Бога в виде какого-то особого таланта, оно вырабатывается в результате упорного систематического труда в течение многих лет.
          Королёва каждый день унижала Пешкина, и Василий Порфирьевич вынужден был это наблюдать… Но только сейчас, ощутив свою свободу от необходимости быть невольным свидетелем этих омерзительных сцен, он понял, что на самом деле происходило на его глазах в течение трёх лет: Королёва, обвиняя Пешкина в тупости, никчемности и ничтожности на самом деле избивала своего раба, но только не физически, а ментально, эмоционально. И Василию Порфирьевичу было больно на это смотреть, потому что в детстве родители избивали его физически, когда считали, что он сильно провинился перед ними.
         Когда на дне рождения Пешкина Королёва, вспомнив умершего кота Викентия, всплакнула и призналась, что теперь у неё в груди возникло ще­мящее чувство пустоты, Василий Порфирьевич тогда подумал: «Наверное, такое же щемящее чувство пустоты Королёва будет испытывать, когда ей, наконец, удастся „сжить меня со света“, как она это сделала с котом». И вот мечта Королёвой сбылась. И если Королёва написала Василию Порфирьевичу «покаянную» записку, значит, она и в самом деле испытала щемящее чувство пустоты, как после смерти любимого кота, с которым она воевала, потому что дома ей не с кем было воевать. Василия Порфирьевича не стало в комнате 220, и Королёвой остаётся лишь оплакивать его, как будто он умер, как кот Викентий. Слава Богу, что ей не удалось заморить Василия Порфирьевича, как кота Викентия.
          Человек может быть сильно привязан к чему-то или кому-то, но не осознавать того, что он сильно привязался к чему-то и кому-то, пока не возникнет угроза потери объекта его привязанности. И если у человека при мысли о чём-то или о ком-то возникает щемящее чувство тоски или одиночества, то это может означать, что эмоционально он сильно привязан к этому объекту. Может быть, у Королёвой когда-нибудь возникнет щемящее чувство одиночестве при мысли, что ей пришлось три года работать в одной комнате с Василием Порфирьевичем… Но сам Василий Порфирьевич точно знал, что при мысли о Королёвой у него никогда не возникнет щемящее чувство тоски и одиночества, потому что он понял: Гайдамака принёс его в жертву, чтобы хоть как-то успокоить взбесившуюся Королёву. А поскольку Гайдамака и Королёва — это люди одного уровня, то Королёва оценила эту жертву, и между ними произошёл сговор. Подобные сделки совершаются без слов, по понятиям.

          * * *
          Анна Андреевна продолжала заниматься диссертацией, но в феврале стало очевидно, что ей больше не придётся заниматься диссертацией… Хотя в 2013 году всё шло по плану. В конце февраля Анна Андреевна делала доклад на учёном совете, и научный руководитель диссертации похвалил её. В июне она сдала английский язык на пятёрку, после чего получила возможность расслабиться на всё лето и отдохнуть от изнурительной учёбы. А в октябре Анне Андреевне сообщили плохую новость: соискательства больше не будет! Она расстроилась, что соискательство закрыли, а её подруга Шилова, наоборот, обрадовалась, что им теперь не придётся тратить около 150 000 рублей без гарантии результата. Анна Андреевна всё равно продолжила заниматься диссертацией, надеясь, что ситуация может измениться в лучшую сторону… Но в феврале стало понятно, что вердикт окончательный и пересмотру не подлежит: соискательства в их университете больше не будет! Эта процедура будет централизована.
          Анна Андреевна сказала Василию Порфирьевичу:
          - Я уже в течение недели испытываю непривычное состояние.
          - Что за состояние? – встрепенулся Василий Порфирьевич.
          - Раньше я, ради сохранения хороших отношений, заискивала перед различными службами, в частности, перед компьютерной службой, и они игнорировали мои просьбы. Сейчас я спокойно, без заискивания, без скандала - просто докладываю вышестоящим органам о том, что какие-то работы не выполнены их сотрудниками, и все тут же начинают бегать, а я получаю от этого истинное удовлетворение. Это значит, что у меня появилась самооценка?
          - Несомненно!
          - Откуда же она взялась?
          - От диссертации.