Сложности жизни

1. Приглашение
Ко мне в клинику заехал Никита и уговорил смотаться на рыбалку. Назвать меня рыбаком нельзя, но, во-первых, Никита – мой друг, и во-вторых, два года без отпуска давали о себе знать. Препятствий тоже было два. Во-первых, надо было утрясти отпуск с главврачом – Петром Алексеевичем, который был врачом советской школы и поэтому искренне недоумевал, как можно бросить страждущих в клинике даже на час. Сам он, казалось, дневал и ночевал в своем кабинете. Вторая трудность – жена, которая не поощряла моих отлучек из дома, будучи убежденной, что правильный муж не меняет семейный очаг на ночевку в палатке в обществе комаров. Но если с Петром Алексеевичем я надеялся утрясти проблему, надавив на его гуманизм, и убежденность, что врач всю жизнь должен совершенствовать знания, то вторую проблему изящно решил Никита, вытащив из кармана два билета на заезжих столичных знаменитостей. Один билет предназначался его жене, второй - моей. С его стороны это была классическая проработка тылов, как рекомендует делать фон Каузевиц в серьезных военных операциях.
Смело пошел к главврачу, но не чтобы напомнить про свое беспорочное и безотрывное служение психиатрии в течение двух последних лет. Вместо этого завел разговор издалека, сославшись на то, что, во-первых, количество иностранных медицинских публикаций по психиатрии растет в геометрической прогрессии, во-вторых, в связи с долгим отсутствием мое место в центральной библиотеке заняли апологеты искусственного интеллекта из политеха, и, наконец, я ощущаю падение моего профессионального уровня. При упоминании искусственного интеллекта главврач аж взлетел из-за стола, икона Апостола Луки – покровителя медицины, за его спиной нахмурилась. Я понял, что дело решено в мою пользу. Петр Алексеевич жестом В.И. Ленина на броневике указал мне на дверь и выкрикнул: «Три дня за счет отпуска, и не вылезать из библиотеки! Передай своих больных Ксюше». С благодарностью покинув кабинет, уселся в авто к Никите. Больных я уже передал Ксюше, не особенно переживая за их судьбу. Ксюша училась в ординатуре и знаниями психиатрии обладала отменными. Еще одно ее положительное качество – она не различала больных своих и чужих. Ко всем относилась ровно и ответственно.
Преодоление второго барьера в виде жены прошло на высшем уровне. В предвкушении от встречи с заезжими знаменитостями она тотчас умчалась в торговый центр для обновления гардероба. Но это лишь мелкие издержки операции «Рыбалка». Никита заранее уложил в багажник все необходимое, мне оставалось лишь засунуть в рюкзак собственные мелочи. Через час мы выскочили из города за кольцевую дорогу и довольные, что легко преодолели все препятствия, мчались по шоссе на север. Через полчаса свернули направо и уже не мчались, а неторопливо ехали, учитывая ландшафт и качество дороги. Наконец свернули на грунтовку и поползли, объезжая рытвины и ухабы. Еще засветло подъехали к усадьбе Андрюхи – перевалочному пункту, где должны оставить машину и, нагрузившись рюкзаками, отправиться в свободное путешествие безо всякого технического сопровождения. Как и ожидалось, Андрюхе без труда удалось убедить нас, что отправляться пешком, через лес, в такую темень, и при такой скверной погоде, опасно. Можно либо попасть в колдобину, либо наткнуться на дерево, либо просто промокнуть и подхватить воспаление легких. И хотя солнце еще и не собиралось садиться, туч на небе не было, мы согласились, что рисковать не стоит. Засим переместились за стол, где наметился чудесный вечер.
Андрюха фермерствовал, разводил кур. Куриное дело знал, к тому же был интересный собеседник. Поэтому разговор был оживленный. Меня, как психиатра интересовал вопрос наличия сознания у курей. Известно, что вороны очень сообразительные птицы. Мне не раз приходилось в этом убеждаться. Поэтому поинтересовался, вороны уникальны в этом, или куры тоже не глупы. Ведь всю свою жизнь проводят рядом с разумными особями – людьми. Но на мой вопрос Андрюха категорично ответил, что куры - дуры. Тем напоминая некоторых баб, которые тоже испытывали явный дефицит когнитивных способностей. Мы все поняли, и тоста «За женщин» в этот вечер не прозвучало. Однако, разговоры про куриный разум неожиданно вывели нас на тему о необыкновенных явлениях, в частности в месте, куда мы должны отправиться на рыбалку.
Андрюха рассказал несколько поверий, ходивших среди местных, когда здесь еще была деревня. Она стояла на склоне холма, который спускался вниз к небольшому пруду. Невдалеке была видна купа деревьев. Там располагалась барская усадьба. Деревня начала приходить в упадок относительно недавно, ее жители переселились кто в город, кто в центральную усадьбу совхоза. Несколько пустовавших, еще целых деревенских дома использовались городскими под дачи. Они приезжали ранней весной и уезжали поздней осенью. Занимались обычным крестьянским трудом, который унаследовали от предков. Тянуло к земле. Да и овощи с собственной грядки были не в пример городским из магазина. Раз в неделю мимо проезжала автолавка, в которой отоваривался и Андрей. Но разговор наш коснулся чудес не потому, что деревня захирела, а совсем по другому поводу. Дело в том, что неподалеку от места, где мы с Никитой завтра раскинем снасти, располагалось болото, которое с давних времен у жителей деревни именовалось «проклятым местом». Из этого болота брала свое начало впадавшая в Зушу речушка, на которой мы довольно успешно рыбачили. Местные, когда здесь жили, ни под каким видом не посещали это место. Их не привлекали ни ягоды, ни грибы, ни даже богатая охота на уток. Было много историй об ужасных свойствах этого места, которые передавались из поколения в поколение. Жители полагали, что там крепко поселилась нечистая сила, которая заманивала людей для их погубления.

2. Пропавший барчук
Андрюха рассказал о барчуке – офицере из Петербурга, который приехал к своей тетке, и услышав про «гиблое место» сказал, что проживет там три дня и, если встретит русалку, то приведет ее к тетке в усадьбу. Офицер был бесшабашный, неоднократно награждался за смелость. Погрузив на коня провизии на три дня, состоящую из изрядного количества рома и неслабого продуктового пайка, в сопровождении проводника он отправился прямиком через лес. По рассказам проводника, когда они вышли с другой стороны леса на берег Зуши, он барчука оставил, потому что идти дальше боялся. Однако, указал как добраться до проклятого места. Офицер щедро наградил его и повел коня туда. Больше проводник ничего не мог сказать, потому что был пьян.
Через три дня барчук не вернулся. Барыня призвала проводника и выспросила у него все детали путешествия. Затем приказала старосте собрать команду из крепких мужиков и с помощью проводника найти место, где сгинул ее драгоценный племянник. Мужики наотрез отказались идти, но, когда староста пообещал им ведро водки, нехотя согласились. Зачем-то запаслись дубьем и отправились в лес. Выйдя на берег реки с другой стороны леса, они увидели стреноженного барчукового коня. Он мирно пасся в пойме реки. Поминутно крестясь, мужики толпой отправились к гиблому месту. Пройдя чуть больше версты, нашли шалаш, вокруг которого валялись пустые бутылки из-под рома. Напротив входа было кострище, над которым висел котелок. Огонь давно погас, в котелке была засохшая каша. Племянника нигде не было. В шалаше лежал офицерский мундир, рядом расстеленный плед, как будто барчук собирался ко сну. Все вещи были аккуратно сложены. Чувствовалось, что офицер привык к походной жизни и не допускал беспорядка в вещах.
Староста разослал мужиков в разных направлениях от шалаша. Поминутно крестясь, больше делая вид, что ищут, они повиновались. Внезапно один мужик дико закричал и поднял из травы обнаженную саблю. Неподалеку лежали ножны. На сабле была запекшаяся кровь. Поискав немного еще, мужики сказали, что больше не останутся здесь даже за второе ведро водки. Собрали вещи, погрузили на коня и поспешно, поминутно оглядываясь, толпой двинулись домой. Каждый боялся отстать и очутиться в лапах нечистой силы.
Барыня, хотя и была безутешна, отправила в город мужика за полицейским следователем, который на следующий день прибыл в сопровождении двух младших чинов. Они пошли на место пропажи племенника, облазили все кусты вокруг шалаша, но ничего не нашли. После этого следователь, отпив с барыней чаю, уехал в город. Саблю и мундир оставил безутешной тетке, как память о племяннике.
Прослушав рассказ, мы помолчали. Потом начали высказывать разные версии. Особенно примечательная улика – бутылки из-под рома. Напрашивалась гипотеза: офицер перебрал рому, забрался в реку и утонул. А тело отнесло вниз по течению. Но Андрей опроверг ее, сказав, что в этом ручье утонуть невозможно. Кроме того, непонятно, почему на сабле была кровь. Утопший не мог драться на саблях, даже с нечистой силой. Мы призадумались, но ничего вразумительного придумать не могли.

3. Пропавший пономарь
В тот вечер Андрей рассказал еще одну местную историю, также связанную с «проклятым местом». Неподалеку от этой деревни было довольно большое село. В его церковь ходила на службы вся округа. В храме прислуживал пономарь – из местных крестьян. Он был праведен и, хотя молод, пользовался уважением крестьян. Однажды пономарь заспорил с диаконом об искушении от дьявола, утверждая, что человек сможет устоять любым его проискам и искушениям. Диакон, как человек более опытный, и по мнению прихожан, даже мудрый, уверял, что есть такие дьявольские соблазны, против которых обычному человеку не устоять. Пономарь возражал, утверждая, что праведника дьявольский соблазн минует, нисколько не навредив. Расстались каждый при своем мнении. Спустя три дня пономарь исчез. Все очень грустили по этому поводу, человек он был хороший, праведный, всегда помогал, когда его просили.
Спустя полгода из деревни пропала девочка с коровой, которую она пасла в местном лесу. Ушла в лес и не вернулась ни в этот день, ни в следующий. Бросились искать всей деревней. Поиски привели к гиблому месту, где Нюру – так ее звали, нашли вместе с коровой. Корова паслась, а Нюра сидела на ступеньках землянки и с кем-то оживленно беседовала. Когда заглянули в землянку, обнаружили там пономаря. В землянке висели иконы, горела лампада, а сам пономарь сидел на нарах и беседовал с девочкой. Судя по всему, они говорили о важных для них материях. Девочку с коровой отвели домой, а пономарь с тех пор стал как бы местный святой. Люди приходили к нему с разными напастями. А Нюра стала его постоянной гостьей. Пошел слух, что пономарь может лечить разные болезни. После этого его посетила сама помещица в надежде излечить какую-то свою дворянскую болезнь. Неизвестно, избавилась она от хвори или нет, но в церкви стало одной иконой больше. Ее подарила барыня.
Так прошло несколько лет, и вновь пономарь исчез. Нюра сказала, что ему было повеление свыше отправиться в Белозерский монастырь. После исчезновения пономаря место опять восстановило прежнюю дурную славу. Это подтвердили крестьянки, которые повадились ходить на болото за ягодами. По возвращении некоторые из них заболевали и долго не могли оправиться. У других там же на болоте вдруг отнимались ноги, и их приходилось вести под руки. В результате, крестьяне опять перестали туда ходить.    
Несмотря на страшные истории, вечер благополучно завершился в бане, с березовыми вениками. Андрюха просветил, что веники он собирает на Троицын день.


4. Студенты
Следующим утром мы подхватили свои рюкзаки и по едва заметной тропинке отправились в лес. В лесу, который неимоверно зарос, шли по компасу. По прямой идти надо было километров пять-шесть. Спустя полтора часа вышли на берег Зуши. Нашли место своей прежней стоянки, поставили палатку, вскипятили чай. После небольшого перекуса, Никита ушел забрасывать снасти, а я остался на хозяйстве. Рыбак из меня никакой, но мне нравится проводить время на природе, иногда с книгой, иногда просто в размышлении. Психиатрия такая наука, которая никогда не даст мозгам передышки. Интересные случаи встречаются там сплошь и рядом. Но сейчас меня крайне заинтересовало это проклятое место, которое находилось от нашей стоянки в полутора километрах вверх по реке. Там в Зушу впадала речушка, вытекавшая из болота. Именно в ее устье и начиналось проклятое место. Здесь офицер построил шалаш, из которого пропал, а пономарь впоследствии – землянку, из которой ушел в монастырь. Идти туда и проверять влияние места на свой организм желания не возникало. Я принялся за приготовление обеда. Надежда, что на обед будет уха, была невелика. Поэтому решил сварганить суп из пакетика и салатик из принесенных овощей.
Спустя часа три пришел Никита, принес полведра рыбы. Видно было, что ему хотелось свежей ушицы, но мой куриный суп съел безропотно. После обеда он ушел опять к своим снастям, а я устроился у березы с книгой. Береза использовалась вместо спинки кресла, сиденье заменял большой пук травы. Было уютно, комаров пока не было, книга была по психиатрии и очень любопытная. Ее дала Ксюша, выпросив на несколько дней у своего профессора в институте. Там описывалось несколько интересных случаев, с которыми мы сталкивались и у себя в клинике. Поэтому читал с интересом. Там упоминался пациент, в деталях рассказывавший о своих детских прегрешениях, которые довели его до больнички. Заливаясь слезами, он рассказал, как стащил с тарелки младшего братика кусок торта на его дне рождении. Потом корил себя за черствость потому, что не дал списать на контрольной своему другу, и тот получил двойку. Наконец, поведал, как вырвал тетрадный лист, на котором красовалась двойка. И каждый раз при встрече с врачом у него находилась история, рассказывая которую он чувствовал себя полнейшим негодяем и требовал наказания ремнем, как делал его отец. При этом переживания были такими искренними и глубокими, что он не мог спокойно находиться в обществе людей, прятал лицо в ладони или забивался куда-нибудь в замкнутое пространство и сидел там, не подавая признаков жизни. Детских историй у него было множество, с каждым разом они становились все ярче и подробнее, и все дальше уводили в детство. Пациент представлял собой ходячую иллюстрацию к теории З. Фрейда о детских травмах.
Ближе к вечеру почистил рыбу и занялся приготовлением ухи. Вечерняя рыбацкая уха рядом с костром, на котором она готовится, ни на что не похожее наслаждение. Когда котелок забулькал, по округе разнесся непередаваемый аромат. Судя по всему, Никита его уловил. Через несколько минут раздался топот его сапог, и он вылез из кустов на поляну. После ужина я опять остался одни, Никита ушел ставить снасти на ночь. Показалось, что на реке раздались какие-то голоса. Но так как река с нашего места полностью не видна, то решил спросить у Никиты, когда он придет. И опять уселся с книгой в свое кресло под березой.
Никита пришел, когда уже солидно начало темнеть. Сказал, что все поставил и завтра с утра надо будет проверить. Спросил его о голосах, которые почудились. Он ответил, что вверх по Зуше на трех байдарках проплыли три парня. Наверное, туристы. Зуша – очень популярна не только у рыбаков, но и у байдарочников. Поболтали о том о сем. В том числе вспомнили Андрюхины байки про страшное место, повыгоняли комаров из палатки и улеглись спать.
На утро нам обоим послышались голоса от того самого гиблого места. Вначале показалось, что почудилось, но потом, когда ветер подул в нашу строну, то явственно уловили голоса и звук гитары. Никита ушел проверять снасти, поставленные вечером, я остался один. Из головы не шли предупреждения Андрея, чтобы мы держались подальше от болота. А тут, какие-то три туриста забрели в самое логово нечистой силы. Конечно, это современные молодые люди, они поголовно нигилисты и нечисть на них может и не подействовать. А вдруг, наоборот, на нигилистов она, как раз, и действует. Одним словом, мой гуманизм пересилил, и, перемыв всю посуду, отправился к байдарочникам. Совесть не позволила оставить их в неведении. Минут через тридцать добрался до их палаток на самом берегу речушки, вытекавшей из болота. Тут же на берегу лежали байдарки. Ребята сидели вокруг костра, пили чай, один играл на гитаре. Познакомились. Они были студентами, один из пединститута, другой из политехнического, а тот, кто играл на гитаре – из музучилища. Рассказали, что каникулы – время законного отдыха для студентов, и они решили провести неделю на воде.
 Исподволь поинтересовался, как они переночевали, не слишком ли заедали комары, которых здесь возле болота было в изобилии. На комаров не жаловались, у них был современный комариный отпугиватель, излучающий какие-то волны. Завел разговор о рыбалке. Они оказались рыбаками так себе, даже снастей в поход не взяли. Поэтом начал привирать о собственных приключениях и потихоньку перешел к необычным случаям на реке. Они растопырили глаза, казалось, верили каждому моему слову. Начал потихоньку выспрашивать не было ли чего необычного сегодняшней ночью здесь, ведь неподалеку болото. А как известно, всякое болото - пристанище потусторонних сил. Вначале они скрывали свои усмешки, но, когда я начал их просвещать, что самая благодатная пора для нечистой силы –ночь, они приутихли. Стало понятно, что отголоски каких-то воспоминаний о сегодняшней ночи у них все-таки есть. Чтобы разговорить их, пришлось прибегнут к профессиональным приемам.

5. Сны студентов
И тут они начали вспоминать содержание сновидений в эту ночь. Студенту из педа снилась практика в школе, которую он проходил перед самыми каникулами. Ему достался не простой 7Г класс, с которым он никак не мог совладать, как классный руководитель. Он предлагал им разные мероприятия: поход в краеведческий музей, филармонию, театр. Но класс угрюмо все отвергал, заменяя это постоянным пребыванием в смартфонах и переписываясь на вольные темы и таким же вольным языком. За время его классного руководства успеваемость в классе снизилась на 30%. После того, как директор школы выразил свое неудовольствие педагогическими приемами практиканта, а завуч прозрачно намекнула, что таких учителей в школе не должно быть, он с тяжелым сердцем ждал окончания практики. На работу ходил на ватных ногах, как будто ожидая экзекуции. С трудом дождался окончания практики, получил за нее удовлетворительно, и после сессии начал размышлять о том, чтобы сменить профессию. Хотя до этого, ему казалось, что педагогика его призвание. У него в комнате даже висели портреты Н.К. Крупской, А.С. Макаренко, К.Д. Ушинского и Иоганна Генриха Песталоцци. Во сне его преследовала толпа семиклассников с криками: «Не пойдем в филармонию. Не пойдем в музей. Тик-Ток – это круто». Проснулся, не дождавшись утра от того, что кричал во сне: «Не хочу Тик-Ток. Тик-Ток - отстой».
Студенту из политеха снился зачет по конструированию. Будто перед ним лежали вилки, ложки, другие столовые приборы, а препод требовал собрать из всего этого велосипед. Препод был хорошо знакомый и всегда выделял его, как сообразительного студента. Но тут он топал ногами, кричал, ругался и называл бездарью. После чего выгнал из аудитории, посоветовав подумать о смене профессии, например, на стоматолога или фармацевта. Казус ситуации состоял в том, что он уже сдал зачет по конструированию на отлично. И в результате он проснулся еще затемно, не мог заснуть и размышлял, как же это из столовых приборов собрать велосипед.
Самый кошмарный сон приснился студенту музучилища. Ему приснилось, что когда он на итоговом концерте вышел на сцену, то не обнаружил рояля. Зал затих в предвкушении Первого концерта П.И. Чайковского для фортепиано с оркестром, дирижер – он же заведующий фортепианным отделением, постукивал палочкой о пюпитр, в оркестре настраивали инструменты, а рояля не было. Артист стоял с краю сцены там, где должен быть рояль и дурашливо ухмылялся. В зале раздались аплодисменты, зрители требовали музыки, дирижер строго посмотрел на него, и весь оркестр повернулся в его сторону. Но рояля не было! А дурашливая улыбка не сходила у него с лица. И тут терпение дирижера иссякло. Он сильно шарахнул палочкой о пюпитр, палочка разломилась на неисчислимое количество щепок, и завопил: «Принесите же ему наконец, мясорубку». Из-за кулис вышли два его недруга и вручили мясорубку. Одновременно с этим они гадко ухмылялись. И вот он, гордость музыкального училища, стоит на сцене с мясорубкой и кланяется, кланяется, кланяется. После этого проснулся весь в поту, как мышь, и в слезах. Противоречие с реальностью состояло в том, что на итоговом концерте он выступил превосходно, дирижер вывел его на середину сцены и заставил несколько раз поклониться слушателям, которые долго не отпускали, награждая аплодисментами.
По содержанию снов стало очевидно, что имеет место либо несварение желудка у всех троих, либо вмешательство нечистой силы. Первую версию отмел сразу же, рядом в траве лежала бутылка вполне приличного вина. Судя по всему, оно сопровождало вчерашний ужин и, следовательно, несварение желудка отменяется. С таким вином оно невозможно. Оставалась вторая версия, над которой следовало поразмышлять. Чтобы прийти к определенному заключению, надо было проанализировать содержание сновидений, используя для этого либо систему Марии Ленорман, либо методику Зигмунда Фрейда. Я чаще пользовался методикой Ленорман, она давала более точные результаты.
Попрощавшись, спросил, долго ли они здесь пробудут. Ребята ответили, что место им нравится, и они хотели бы остаться еще на три дня. Откланялся, и размышляя, пошел к себе. Пищи для размышления было более, чем достаточно. Кроме того, следовало приготовить обед, вскоре должен был прийти голодный Никита. Опять сделал незамысловатый салатик, разогрел вчерашнюю уху, которая показалась еще ароматнее. Пришел Никита, опять принес полведра рыбы. Судя по всему, рыбалка удалась в этот раз и мне не стыдно будет заявиться домой. По меньшей мере треть улова я принесу в качестве подтверждения полезности своего бытия в качестве добытчика. За обедом рассказал о трех студентах, но рассказ не вызвал интереса. «Обычные туристы», - проворчал Никита. Он не одобрял зряшное времяпровождение у реки, не связанное с его любимым занятием – рыбалкой. Его житейским кредо было: «Мужик – это добытчик!». Тут я с ним расходился, но в дискуссии не вступал. Просто тихо завидуя добычливой сноровке моего друга. Да и мне от этого перепадало, как подтверждение собственно роли добытчика, пусть и слабо выраженной.

6. Страсти-мордасти
После обеда Никита опять пропал в кустах, а я уселся в импровизированное кресло под березой и предался размышлениям. Содержание всех снов, одновременно негативное говорило, что проявились какие-то бессознательные содержания, навеянные последними событиями. Но почему эти содержания проявились негативно, хотя все события имели позитивное завершение. Этого не могла мне объяснить девица Ленорман, тем более З. Фрейд, который вывел меня на анализ детских травм сексуального характера. Ими здесь пока не пахло. Незаметно подкрался вечер. Опять пришел Никита с приличным уловом. Застав меня под березой, по его глубокому убеждению, в состоянии ничего неделания, выразил неудовольствие отсутствием свежеприготовленного ужина. Пришлось быстро переключиться от психоанализа на приготовление ужина. Насытившись, Никита начал пространно повествовать, какие большие рыбины сорвались с его крючка. Я только поддакивал и кивал головой, одобряя его действия и выражая сожаление тем, что рыбины предпочли традиционную реку замечательному Никитиному ведру. Поразмышлять времени не осталось. Сны так и остались для меня загадкой.
На завтра, во второй половине дня, было запланировано возвращение, вначале к Андрюхе, а потом и в город. Утром Никита предполагал проверить снасти, поставленные вечером и только потом сняться. С такими позитивными мыслями отправились спать.
Посередине ночи нас разбудили истошные крики, раздававшиеся с реки. Казалось, что несколько человек подвергаются нечеловеческим пыткам. Выскочили из палатки и бросились к реке. В свете луны стало отчетливо видно, как по реке, изо всех сил гребя веслами и отчаянно вопя, трое моих знакомцев мчались вниз по течению. Как будто их кто-то преследовал. Они были в одних майках. Создавалось впечатление, что в страшном перепуге они выскочили из спальных мешков или из-под одеял. И еще на одну вещь поразила нас. На корме каждой байдарки стояла женская фигура — не тень, не отражение, а нечто материальное: с длинными зелеными волосами, бледной кожей, с глазами, полными тоски. Они не двигались, но, протянув вперед руки, смотрели прямо в спину гребцам. Как будто умоляя не уплывать, а вернуться. Куда вернуться, естественно, не говорили. Они вообще не говорили. Зато гребцы вопили что-то несуразное и гребли изо всей силы. Судя по всему, вступать в контакт с русалками, а тем более возвращаться в неизвестность, не желали. Русалок, видимо, это сильно огорчало, они все ближе и ближе протягивали к ним зеленые, светящиеся в темноте руки. Естественно, что у неподготовленных к таким передрягам студентов это вызывало ужас.
«Что будем делать?», - едва слышно прошептал Никита, - «Они же их утопят». Вообще-то Никита был не просто рыбак, он был смелый рыбак. Армию отслужил в десантуре, поэтому трудностей не боялся. Я увидел, что Никита начал снимать тельняшку. Видно, собирался броситься на помощь бедолагам. Схватив его за руку, завопил, что это нечистая сила, что она будет только рада новой жертве, чтобы он подумал о детях, жене, наконец, о пойманной рыбе, которая ждет своего часа в ведре. Он, как мог, вырывался, но я держал его крепко, потому что боялся остаться один. Наконец, он угомонился. А наши туристы в компании русалок пропали за поворотом. Была слабая надежда, что там на быстрой Зуше, продуваемой ветрами и сильным течением, нечисть от них отстанет. На всякий случай перекрестился сам и перекрестил друга. Не помогло! На душе было гадко по-прежнему.
Подавленные вернулись к палатке. Естественно, ни о каком сне не могло быть и речи. Развели костер, вскипятили чай. Начало светать, и мы решили собираться домой. Предложил сходить на место стоянки студентов, но Никита сказал, что по приезде в город позвонит знакомому следователю и все расскажет. Пусть полицейские занимаются, это их дело. Дорога к Андрюхе заняла час. Когда вошли в хату, он еще спал.
- Вы чего в такую рань притащились? Куры еще спят, - возмутился он. Из-за его плеча выглянула взлохмаченная, но очень милая женская физиономия. «Андрюша, кто это?», - проворковала она. «Да так, шляются тут разные. Не дают людям спать», - успокаивающе ответил Андрей. «А это не те разбойники, про которых ты мне рассказывал?», - забеспокоилось создание. «Нет, эти мирные», - ответил Андрюха. Вскоре мы вчетвером сидели за столом. Создание звали Агата, она была студентка пединститута и подруга Андрея. Как мне показалось, именно ее имел Андрей в виду, когда сравнивал когнитивные способности курей и женщин. Но своей простотой она мне нравилась. Мы не стали при ней рассказывать про свое приключение, боясь душевно травмировать. Пока Агата увлеклась магазином в телевизоре, отвели Андрея в стороны и рассказали почему пришли в такую рань. «Ну дела!, - вымолвил он, - надо звать полицию». Успокоили его, сказав, что полицейских вызовем сами. Быстренько побросали вещички в багажник и оставили Андрюху с Агатой наедине. Судя по ее блестящим глазкам, она была этому только рада. Не знаю, как к курям, но к Андрюше Агата была явно неравнодушна. 
Никита завез меня домой, одарив солидной частью улова. Жена была в восторге. Во-первых, от заезжей столичной знаменитости, во-вторых, от того, что не ошиблась, выходя замуж. Ей достался настоящий добытчик. Естественно, не стал ей рассказывать о наших приключениях. Не знал, как она отнесется к ночным русалкам, пусть даже и в чужих лодках. Женская логика могла подсказать и такой силлогизм: «Если в том месте русалки прыгают к мужикам в лодки, то почему бы им не приобнять двух молодых мужчин вдали от семейных очагов». Воздержался, чтобы не подавать ей повода проявлять логические способности. Вместо этого уселся за компьютер и начал шарить в Интернете в поисках подобных случаев в нашей области. Естественно, там было много таинственного и загадочного, но ночных русалок в нашей области не обнаружил. Потом жена позвала ужинать. На ужин была привезенная мной рыба. Домашние искренне восхищались. Такого богатого улова никто не помнил. В ознаменовании события даже открыли шампанское, и прозвучал тост «За настоящих мужчин!». Я скромно потупился.

7. Новые пациенты
На следующее утро я был в клинике. Мой дорогой Петр Алексеевич, как всегда, бодрый и подтянутый, встретил меня в коридоре. Подозрительно глянул на мою загорелую физиономию, поинтересовался библиотечными поисками и сообщил, что вчера в клинике появились три новых пациента, которых он закрепил за мной. Но принимала их Ксюша, поэтому о деталях осведомлюсь у нее. Однако, говорил очень резко, чего с милейшим главврачом никогда не случалось. Крайне удивленный, хотел спросить, не произошло ли что-нибудь экстраординарное. Но увидев, что из его кармана торчит городская оппозиционная газетенка «Городская Среда», все понял. Петр Алексеевич не выносил ее, полагая, что лишь одно прикосновение к ней вызывает у людей печеночные колики и сердечную аритмию. Ее бесплатно распространяли по городу добровольные активисты, и одна такая активистка служила медсестрой в нашей клинике. В душе посочувствовав интеллигенту в пятом поколении, ушел к себе в психиатрическое отделение. Вскоре появилась Ксюша и поведала, как ей казалось, странную историю с новыми пациентами.
Привезли их вчера утром от храма на набережной. Трое молодых людей в трусах и майках стояли на коленях перед храмом, истово крестились, клали земные поклоны и просили прощения за прегрешения. При этом делали это все враз, как по команде. Что производило весьма сильное впечатление на редких прохожих. Потом вокруг начала собираться толпа, которая отреагировала на отроков молитвами и пением псалмов. Отроки появились перед храмом с первыми лучами солнца, храм еще не открывался. Появившийся настоятель был поражен искренней их глубокой вере и хотел пригласить в храм, где каяться было сподручнее. Но затем его начали терзать сомнения. Во-первых, отроки были в трусах и майках. Это еще можно было пережить, с некоторой натяжкой приняв их прикид за рубище. Но, во-вторых, отроки не обращали никакого внимания на его слова. Они были настолько погружены в собственные переживания, что ни на что не реагировали. Настоятель понял, что им нужен не священник, а врач, причем вполне конкретный. По вызову приехала специализированная скорая помощь и крепкие медбратья быстро спеленали ребятишек в смирительные рубашки. Собравшиеся, уже многочисленные прохожие начали возмущаться, полагая такое действие ущемлением прав верующих. Однако, успокоились увещеваниями врача скорой помощи, что в их лечебном заведении условия для отроков будут самые подходящие. Что у них уже давно, ни на что не жалуясь, пребывает Папа Римский и обратно в Ватикан не просится. Аргумент с Папой Римским убедил собравшихся, и они разошлись. А ребят доставили в клинику, где обитал упомянутый Папа Римский.
Ксюша провела первичный осмотр, который мало что дал. Пациенты ни на что не реагировали, как заведенные повторяя, что не любят русалок, что никогда не сядут в байдарки, что просят прощения за свои грехи, что будут ходить в церковь регулярно и еще несли какую-то чушь о нечистой силе на реке Зуше. Из всего этого, разумного Ксюша уловила лишь название реки. Все остальное она диагностировала, как бред на религиозной почве. Первичный диагноз – воспаление головного мозга. То, что у всех пациентов были совпадающие симптомы, говорило о том, что они имели одно заболевание и этиология у всех одна. С этим всем Ксюша передала мне все бумаги по пациентам.
Я пошел посмотреть на больных. Они размещались в одной палате в том же крыле, где уже длительное время обитал Папа Римский, и откуда недавно выписались два Наполеона и один Космонавт №1. Это была моя маленькая победа потому, что этих пациентов вел я. С Папой Римским все было сложнее. Сейчас он сидел в палате в тиаре, которую сердобольные нянечки вырезали из газеты и раскрасили по образцу из Интернета. Вся его принадлежность к высокому сану обозначалась регулярным и категоричным требованием допустить к нему епископов для тайного совещания о будущем католицизма. Понятно, что в нашем городе католических епископов отродясь не было. Поэтому освободить казенную палату у Папы не было никаких шансов.
Когда я вошел в палату, трое стояли на коленях и клали земные поклоны. Это были мои знакомцы, чему я нисколько не удивился. Увидев меня, они в ужасе вскочили и прижались к стене. Выражение их физиономий говорило об их очень сильном испуге. Что они узрели в моем, в общем-то безобидном облике, я не знал. Было лишь очевидно, что это был не ангел. Сел на койку и так сидел молча минут десять. За это время они не спускали с меня испуганных глаз, не проронили ни слова. Даже не переглянулись. Судя по всему, видение у всех было одно и то же. Посидев немного, чтобы не травмировать их сильно, вышел. Пошел делать первую запись в истории болезни. По пути зашел к Папе Римскому, где состоялся вполне деловой разговор. «Епископы прибыли?», - сурово спросил он. «Нет, но они извещены», - подобострастно, все-таки Римский Папа, ответил я.
Сел за стол в кабинете и крепко задумался. С массовым психозом мне еще не приходилось встречаться. Разве что на почве алкоголизма или наркомании. Но с такими больными все было проще. Существовали апробированные методики возвращения их к нормальной жизни. Здесь передо мной встала весьма трудная задача. Подобные случаи встречались в специализированных журналах. В наших они отсутствовали полностью. Вначале потому, что вся страна была атеистической, затем по причине того, что врачи по-прежнему были материалистами и поэтому предпочитали порошки и инъекции. Методики лечения массовых психозов на религиозной почве современная психиатрия не обладала. Понял, что одному с этим случаем не справлюсь.
Пошел посоветоваться к Петру Алексеевичу. В затруднительных случаях я всегда шел к нему и никогда не уходил не удовлетворенный его советом. Бедный главврач! На него жалко было смотреть. Он все-таки взглянул в оппозиционный листок и сейчас был вне себя от возмущения. Бросил его мне: «Кстати, на втором развороте пишут про нас». Я открыл разворот и увидел несколько фотографий моих пациентов перед храмом, фотографию улыбающейся докторши и двух амбалов – санитаров психовозки. Заголовок гласил: «Психиатрия опять помогает деспотическому режиму. Теперь в психушку забирают паломников!». Дальше с мельчайшими подробностями описывался фасон трусов и маек моих пациентов, якобы современной одежды паломников, выдумывался их паломнический маршрут, включающий Иерусалим, гору Фавор, монастыри на горе Афон. И весь этот маршрут был ими пройден только для того, чтобы сгинуть в местной психушке. В конце делался смелый вывод, что местная городская администрация погрязла в коррупции и беспредельничает, что и показывает откровенное воровство на ремонте Красного моста. И поэтому на выборах мэра надо голосовать за Селедкина И.В.
Тем не менее, оппозиция не помешала нашей содержательной беседе. Услышав историю моих пациентов, без слов выписал мне командировку на три дня. «Пациентов передай Ксюше. Пусть понаблюдает, наберётся опыта», - сказал он и начал рвать на мелкие кусочки оппозиционный листок. На столе у главврача заметил пузырек с успокоительным. Судя по всему, не помогло!
В монастырь я решил съездить, потому что был хорошо знаком с его настоятелем – отцом Ферапонтом. Он часто бывал в нашей клинике, в частности, в моем отделении. Здесь мы вели в высшей степени поучительные для меня беседы о человеческой душе. Они существенно расширили мои знания о психике, приобретенные в институте. Нельзя сказать, что о. Ферапонт помогал мне лечить моих и Ксюшиных пациентов. Но я отметил одну особенность, после его посещения психиатрического отделения, больные вели себя спокойнее, а медикаментозное лечение даже самых тяжелых случаев проходило эффективнее.
Наш главврач за чашкой чая мог часами беседовать с о. Ферапонтом. Им было о чем поговорить. Дело в том, что о. Ферапонт в прежней жизни был военным врачом и поставил на ноги большое число солдатиков – раненых в разных горячих точках. Я не расспрашивал его, как он стал настоятелем монастыря, я просто беззастенчиво пользовался его знаниями и душевными качествами, когда встречался с тяжелыми случаями, против которых психиатрия была бессильна. Случай с тремя туристами мне показался именно таким. Поэтому прежде, чем прибегать к шаблонам лечения, рекомендованным Минздравом, я хотел посоветоваться с человеком, слова которого лечили ничуть не хуже моих таблеток и процедур. 

8. Семен Пронин
Майор Семен Пронин вызвал оперативника Севу Акимушкина и приказал договориться с лодочной станцией относительно катера на сегодняшний день. Надо было сходить в верховья Зуши, где, как подсказывало Семену чутье, могли быть корни зловещего преступления, быть может, с человеческими жертвами. Об этом ему поведал его друг еще со школьной скамьи – Никита, вернувшийся оттуда с рыбалки. Он поведал совершенно жуткую историю о трех туристах, ставших жертвой потусторонних сил. Майор не верил в разную нечисть, но Никиту знал с детства и не отмечал за ним неуемной фантазии. Майор верил в свой наградной револьвер, который был всегда при нем. Доложив начальству, что срочно выезжает на место преступления, и, обрисовав вкратце суть дела, он вышел из горотдела полиции и направился к лодочной станции. Она была неподалеку, нужно было пройти под горку пару кварталов. От станции открывался чудесный вид на реку. Но любоваться видами Семен не мог, ждало нераскрытое дело. А у майора не могло быть нераскрытых дел.
Акимушкин уже ждал начальника в катере. Рядом стоял лодочный смотритель, который предложил свои услуги в качестве водителя катера, но Семен отказался. Он не был уверен, что не места преступления не будет перестрелки, и рисковать персоналом лодочной станции не мог. Полицейские и лодочники постоянно сотрудничали на почве распутывания дел на реке и поэтому находились в близких отношениях. Акимушкин сел за штурвал, Семен примостился рядом, и они помчались вверх по реке. Давно Семен не выбирался на реку порыбачить или просто так отдохнуть. Его несколько раз звал Никита, но не отпускали дела. И вот, наконец, дождался. Вместо того, чтобы как нормальные люди с запасом водки и червей плыть к прикормленному месту, он вместе с оперативником и со своим безотказным револьвером плывет к месту возможного преступления. «Ничего, вот выйду на пенсию, буду вместе с внуками рыбачить», - успокоил себя Семен. Но эта мысль, как-то огорчительно подействовала на него. Внутренний голос говорил ему, что без дополнительной воспитательной работы, дети не обрадуют его внуками. Харитон барабанил в свои барабаны и тарелки, а Наташа рисовала. Вся квартира была завалена ее картинами. Ничего плохого о ее картинах Семен сказать не мог. Впрочем, и о других картинах он старался ничего не говорить. В горотделе полиции стены были украшены портретами разыскиваемых преступников, а отнюдь не живописными шедеврами. А что сделаешь! Пока по улицам бродят асоциальные элементы, живопись в полицейских участках – вещь необязательная.   
Часа через два они приплыли в верховья Зуши на место, которое ему подробно обрисовал Никита. Семен и Акимушкин очень подробно осматривались по пути в надежде увидеть байдарки, про которые пространно повествовал Никита. Но байдарок не заметили. Это еще больше начало тревожить Семена. Значит, эти важные улики пропали. А Семен не любил, когда пропадали улики. Это затрудняло следствие.
В речушку, вытекавшую из болота, пробраться на катере было невозможно, слишком мелко. Поэтому высадились недалеко от ее устья. Дальше пошли пешком. На всякий случай Семен поправил револьвер. Так спокойнее. Прошли немного и наткнулись на три палатки. Вокруг в беспорядке разбросаны туристические принадлежности, в том числе пара бутылок хорошего вина. «Я в молодости таких не пивал», - подумал Семен. Начали проводить методичный обыск. Выгребли все из палаток, вещей набралось на три рюкзака – по числу пострадавших. Рюкзаки лежали тут же, наполовину распакованные.
Семену послышался какой-то неясный звук, похожий на перебор струны. По тому, как напряглась спина напарника, Семен понял, что Акимушкин тоже услыхал что-то противоестественное. В этом место таких звуков быть не должно. Семен потянулся за гитарой, которая лежала возле палатки. Видно было, что гитара – походная, сопровождавшая своего хозяина во многих передрягах, вся в царапинах. Машинально потянулся, хотел взять ее за гриф. Но гитара отодвинулась в сторону, при этом издав звук, который можно было назвать, скорее печальным. Семен не поверил своим глаза. Гитара отползла от него, не даваясь в руки. Семен сделал шаг по направлению к ней и опять попытался схватить гриф. Гитара отползла опять. Неподалеку стоял Акимушкин, наблюдая за попытками начальника завладеть музыкальным инструментом.
«Чего стоишь, - проворчал Семен, - заходи с другой стороны, это улика». Но гитара, как змея прошмыгнула между ними и опять спокойно улеглась на траве. Дело принимало нешуточный оборот. Преступника они с Акимушкиным давно бы спеленали, каким бы изворотливым он не был. А тут – музыкальный инструмент, который егозит по траве, как живой. При мысли, что инструмент живой, на лбу Семена выступила испарина. Он понял, что в гитаре поселилась нечисть, которая, судя по всему, была любительница гитарных переборов. «Сева, подожди!», - приказал Пронин. Так мы эту бестию не поймаем. Меня предупреждали, что в этом месте все не так, как у нормальных людей. Сейчас мы ее по-другому возьмем. Семен решил воздействовать на нечистую силу самым радикальным способом, на который простиралась его фантазия. Конечно, он был крещеный, как всякий нормальный Российский полицейский. Поэтому сложил руку перстом и перекрестился. Акимушкин повторил за ним все действия. В ответ, вокруг начали раздаваться жалобные звуки, как собака воет, когда заносит себе лапу. «Ага, подействовало!», - воскликнул Семен и потянулся за гитарой. Гитара не далась и отползла. Семен перекрестил гитару, она ойкнула и зачем перевернулась. Семен понял, что он на верном шагу. Мелькнула мысль: «Хорошо бы молитву вспомнить». Но молитв Семен не знал, служба отбирала все время, не оставляя для душевных поисков. Поэтому Семен затянул первое пришедшее в голову: «Боже царя храни! Сильный, державный, Царствуй на славу, на славу нам!». Дальше не помнил, но и этого оказалось достаточно. Нечистая сила завопила нечеловечьими голосами, гитара сама прыгнула Семену в руки. Инцидент был исчерпал. Разум и вера победили.
При звуках гимна Акимушкин вытянулся по стойке смирно и взял под козырек, хотя и был без головного убора. Что запрещается уставом внутренней службы. Дальнейшие сборы прошли без приключений. Полицейские набили вещами рюкзаки и двинулись к катеру. Гитару, как самый ценный трофей, нес Акимушкин. Семен постоянно озирался и поглаживал во внутреннем кармане наградной револьвер. Нечистая сила их преследовала своими заунывными голосами, но близко подойти боялась. Наверное, «Боже царя храни» добил ее окончательно, и она уползла в свои норы зализывать раны. В город полицейские прибыли без приключений. Договорились, что про ловлю гитары никому не рассказывать во избежание служебных неприятностей и досрочной психиатрической комиссии.

9. Излечение студентов
Следующим утром я вышел из рейсового автобуса, остановившегося перед монастырем. Уже в воротах встретил о. Ферапонта. Казалось, он ждал меня. Прошли к нему в кабинет, он налил по стакану чаю, сказав, что с дороги надо подкрепиться, и уселся напротив. Его кабинет напоминал кабинет ученого, все стены были заставлены стеллажами с книгами. Там было много современных изданий, но большая часть занимали книги в старинных переплетах. В основном, книги по истории и труды святых отцов. Когда-то, впервые оказавшись в его кабинете и пройдясь по стеллажам, с удивлением обнаружил современные издания по медицине и, что более всего поразило, по квантовой физике. Если литература по медицине объяснялась прошлой профессией о. Ферапонта, то труды по физике поставили меня в тупик. Когда мы ближе познакомились, оказалось, что о. Ферапонт не только интересовался медициной, но через нее – свою бывшую профессию, пытался понять механизм сознания человека. Обычные теории, основанные на нейронных сетях, его не устраивали, в них усматривалось лишь вторичное проявление сознания на материальном плане. По его мнению, природа сознания гораздо глубже, в точности так же, как природа атома не объяснима лишь материальными взаимодействиями элементарных частиц.
Мы начали обсуждать случай моих пациентов. Я подробно рассказал о преданиях, касающихся того зловредного места, где их встретил. После упоминания, где оно расположено, о. Ферапонт достал атлас области и нашел карту этой местности. Внимательно рассмотрел место, где из болота вытекала речушка и впадала в Зушу. «Нездоровое место, - в задумчивости произнес он. - Таких мест в области несколько, но про это я ничего не знал. Так вы говорите, что пономарь прожил там в землянке больше полугода?». Я подтвердил, дополнив, что это всего лишь местное предание.
После этого о. Ферапонт предложил свою версию происходящего, которая, с одной стороны согласовывалась с Православием, а с другой, - объясняла случаи, перед которыми психиатрия опускала руки. Согласно его представлениям, каждый человек имеет большую или меньшую предрасположенность к воздействию нечистой силы. Это в точности, как с болезнью, один заболевает при встрече с вирусом и болеет тяжко, а другой только чихнет. Если иммунная система человека сильная, то предохраняет от тяжелой болезни. В точности также существуют и психические вирусы, против которых направлен психический иммунитет человека. Он определяется, в первую очередь, его моральными качествами.
Самый высокий психический иммунитет у детей. Что определяется их открытостью и откровенностью, воспринимая все с абсолютной доверчивостью. Тем самым, создавая барьер, который нечистая сила преодолеть не может. Но кондовый материализм, суета и мелочность современной жизни снижают психический иммунитет, человек становится подверженным воздействию всего потустороннего. В тяжелых случаях, оно захватывает над человеком полную власть. Что и произошло со студентами. И о. Ферапонт заключил, что бедные студенты подвержены воздействию нечистой силы потому, что имели предрасположенность к этому. Скорее всего, они полностью погружены в мирские дела, нисколько не задумываясь о нравственных аспектах, которые суть неотъемлемая часть психического иммунитета. Неискушенность в моральных, этических, нравственных вопросах, не проявляющаяся в обычной жизни, в критических ситуациях проявляется крайне негативно. Человек оказывается частично или полностью подвержен влиянию нечистой силы, у него даже характер меняется. В результате совершает поступки, которые раньше не укладывались в сознании. Здесь недалеко и до поражения психики. В особенно тяжелых случаях, возможны и телесные недуги, которые могут не идентифицироваться современной медициной.
Поэтому лечение моих пациентов должно быть не медикаментозным. И о. Ферапонт поведал, что в православной церкви проводится чин экзорцизма, или изгнания дьявола. Современный чин экзорцизма существует в двух видах. С одной стороны, при крещении имеется его часть, когда священник запрещает дьяволу действовать в отношении крещаемого. Тем самым, священник совершает чин экзорцизма в рамках таинства крещения. С другой - существуют и отдельные особые чинопоследования, молебны о здравии душевном и духовном вне контекста иных таинств.
После этих слов, о. Ферапонт подвел итог. Моих пациентов следует крестить, и тогда появится надежда на исцеление. В книгах такие случаи описываются. Как правило, человек морально перерождается, его жизненные ценности меняются. Он возвращается к нормальной жизни. Теперь проблема состояла в том, чтобы сменить палату в клинике на пребывание пациентов в монастыре.
С мыслью о психическом иммунитете и заражении психическими вирусами я покинул монастырь. Она показалась мне крайне интересной и, главное, своевременной. Всю дорогу размышлял, выискивая в памяти подтверждающие случаи. Психиатрией я занимался давно, поэтому примеров, подтверждающих гипотезу заражения психическими вирусами, было много. Наиболее яркие – это изменение психики в коллективах, длительное время существующих в ограниченном пространстве. Ко мне иногда обращались преподаватели учебных заведений, с просьбой помочь разобраться в проблемах учебных групп. Когда, казалось бы, вначале вполне мотивированный коллектив, спустя год или два, вдруг напрочь менял свои взгляды на учебу. Успеваемость снижалась, дисциплина падала, некоторые вообще отказывались учиться. Иногда мои консультации помогали, но чаще – нет. После разговора с о. Ферапонтом ситуация прояснилась. Действительно, это было похоже на психический вирус, кто-то был подвержен ему в большей степени, кто-то в меньшей. О. Ферапонт считал, что это определяется духовностью человека. Искренняя, глубокая моральная основа, в том числе глубокая вера, предохраняет от заражения. Мне казалось, что не только вера. Имеют значение определенные черты характера.
Пришел на ум пример с Украиной, когда вдруг целая страна в течение короткого времени превратилась в русофобскую. Это реально походило на психическое заболевание вследствие заражения психическим вирусом. В латентном состоянии вирус русофобии существовал всегда, но столь агрессивно проявился лишь недавно, когда страна оказалась в состоянии близком к критическому. И вдобавок появились соблазны, перед которыми неустойчивая психика не устояла. Россия в недалеком прошлом тоже пережила подобные критические моменты. И тогда проявлялись признаки фобий. Чаще всего в невзгодах винили коммунистов и инородцев. Но характер русского человека, целостный от природы, не дал развиться этому до психической эпидемии. Психический климат постепенно пришел в норму.
С переполненной мыслями головой вернулся домой, так и не решив, как быть с моими пациентами. Случай был не ординарный и требовал неординарных мер.
На следующий день с утра, после обхода пациентов, пошел к Петру Алексеевичу. На этот раз, милейший Петр Алексеевич был в приподнятом настроении. Оппозиционный листок еще не достиг его кабинета. Рассказал о результатах поездки в монастырь, беседе с о. Ферапонтом. Особо остановился на мысли о. Ферапонта, что студенты могли подцепить психический вирус, который привел к печальному исходу. При упоминании вируса, Петр Алексеевич заметил, что это явление древнее, раньше оно называлось вселением бесов. После этого процитировал из Евангелия: «И нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море». Так что уже в древности не только представляли, что такое бесы, но и считали, что их много.
После этого было решено отправить студентов к о. Ферапонту, чтобы он их окрестил, и они некоторое время, под моим наблюдением пожили в монастыре. Мое пребывание в монастыре в течение двух недель было оформлено, как научная командировка. Перерождение студентов началось сразу после крещения. Не буду рассказывать о деталях излечения, точнее, изгнания бесов, этот процесс происходил у меня на глазах и был задокументирован по часам. Восстановление нормальных когнитивных и психических функций прошло вполне успешно.

10. Финал (неожиданный)
Но за это время случилось совсем уж неожиданное событие. На третий день моего пребывания в монастыре прикатил Никита. В его машине сидел Семен Пронин, которого я хорошо знал, и его молодой сотрудник. Как оказалось, - лейтенант Сева Акимушкин. Никита, как всегда, со смешочками, рассказал историю лейтенанта. После посещения того самого проклятого места, когда Семен и Сева забрали вещи потерпевших, у Севы начали проявляться непонятные симптомы. Как он сам говорил, его начало корёжить. В чем это заключалось, Сева рассказывал очень сбивчиво. Но самая большая опасность состояла в том, что во всех своих сотрудниках он начал видеть взяточников и коррупционеров. Особенно его корежило, когда мимо проходил сотрудник ДПС. Ему хотелось их всех арестовать, заковать в наручники и изолировать от общества. Он сдерживался из последних сил, чтобы не дать волю своим позывам. Но когда заявил Семену – своему непосредственному начальнику, что начальник их отделения берет взятки, стало понятно, что Сева стал социально опасным. То, что начальник отделения нечист на руку, ни у кого не вызывало удивления. Факты взяточничества в полиции были известны. В полицейских кругах также было известно, что и прокурорские не отличались чистоплотностью. Но чтобы вот так, во всеуслышание, как Сева, сказать об этом своему начальству и даже взять шариковую ручку, чтобы изложить все на бумаге, оправдывая тем, что душа болит, и необходимо навести порядок среди оборотней в погонах! Это было слишком! Семену стало ясно, что после посещения зловредного места, Сева спятил, и его надо срочно лечить. С такими воззрениями в полиции делать нечего.
Вначале он хотел отвезти Севу ко мне в клинику, чтобы я своими процедурами и микстурами вернул в ряды полиции, в общем-то, смелого и инициативного сотрудника. Но, когда он узнал, что я провожу медицинский эксперимент по изгнанию бесов в монастыре, то посчитал лучшим отвести Севу в монастырь. Полагал, что там, на свежем воздухе, я научными методами воздействую на Севу и верну ему нормальное отношение к непростой жизни полицейского. Когда Никита рассказывал историю лейтенанта, а Семен вставлял необходимые детали, то Сева выглядел пришибленным, понимая, что речь идет о его профессиональном будущем. Несколько раз он порывался что-то сказать, наверное, о коррупции в органах, но Семен всякий раз строго приказывал ему не перебивать старшего по званию, и Сева замолкал. Все-таки Семен для Севы был непререкаемым авторитетом. Полагаю, что если бы майор приказал Севе съесть свой форменный головной убор без соли и специй, то Сева, не задумываясь, это сделал.
Во время разговора подошел о. Ферапонт, который очень внимательно отнесся к повествованию. В конце он только покачал головой и отошел. Как я понял, это был не тот случай, когда можно было применить чин экзорцизма. Вот если бы Сева спятил на почве навязчивой идеи ограбления банка или ювелирного магазина, пользуясь служебным положением, то это вписывалось бы в его представления о психическом вирусе. Как я понимал, представления вполне ограниченные, т.к. изгнание бесов в Православии ассоциировалось с духовным возрождением. А тут пациент демонстрировал благородство намерений и в высшей степени позитивные душевные позывы. К тому же он имел за последний год две похвальные грамоты от начальства (без материального поощрения в виде премии). Было понятно, что пациент подхватил редчайший вирус, который пробуждал лучшие душевные качества человека. Упоминания о таких вирусах были существенно более редкие, нежели упоминания о бесовщине. И, главное! В упоминаниях все случаи заканчивались трагично для пациентов. Правда потом они ставились в пример, но это было уже после трагического конца их жизни. 
Поэтому я видел свое предназначение в том, чтобы просто успокоить пациента, внушив ему, что жизнь полицейского разнообразна в своих проявлениях. И когда некоторые, даже очень хорошие люди, находящиеся на высоких постах, преступают закон, то это реалии жизни. Впрочем, если этот совсем чуть-чуть нехороший человек, твой начальник или, вообще, занимает ответственный пост, то он, в силу сложного устройства жизни, априорно хороший и обладает презумпцией невиновности даже в трех последующих поколениях. Поэтому просить крестить Севу я не стал.
Когда я изложил программу терапии, которую намеревался осуществить с Севой, то Никита от души ржал, а Семен помрачнел. Он понимал всю двусмысленность ситуации. Возможно, что в юности он сам перенес на ногах такой вирус, который я назвал «La triste fine di una donna» (лат.: вирус порядочности). Но со временем вирус погиб, похоже, что без острых осложнений. Иначе Семен не дослужился бы до майора и не был бы награжден именным наганом. К психотерапии приступил тут же, в отведенной мне о. Ферапонтом келье. Никита и Семен ходили по монастырю, осматривая его. Наконец, им надоело слоняться без дела, и они взялись разбирать большую кучу строительного мусора, которая осталась от ремонта келий. Монахи ничуть не удивились, и когда позвонили к обеду, пригласили их в трапезную, где угостили простым, но вкусным обедом. Узнав, что Семен возглавляет отдел в полиции, попросили рассказать детективную историю из его жизни. Рассказ затянулся надолго.
Все это время я работал с Севой, вразумляя его, что жизнь – не простая штука. И главное в ней состоит не в том, чтобы указывать на грехи других, а быть самому безгрешным. Наконец в памяти откуда-то всплыла цитата: «Не указывай на грехи других, сам повернись к Богу». После этих слов, Сева вскинулся, посмотрел на меня вполне осмысленно и произнес: «Спасибо, я все понял».
Встретились во дворе все четверо. Семен сразу же увидел перемену, произошедшую в лейтенанте. Он искренне пожал мне руку, наговорил кучу теплых слов. Подошел о. Ферапонт, поблагодарил Семена за интересный рассказ, после которого все монахи смотрели на майора с восхищением. Потом посмотрел на Севу и, как мне показалось, увидел в нем перемены, которые мы, обычные миряне, не видели. Он их ощутил своим внутренним зрением, возникающее у того, кто многие годы соприкасается с людскими страданиями. Гости укатили, оставив о себе массу впечатлений. Монахи восхищались Семеном, я был рад, что моя терапия была успешной и я возвращаюсь к работе со студентами, а о. Ферапонт ничего не говорил. Но я догадывался, что он знает нечто, что мне знать еще не дано. И я оказался прав в своих предчувствиях. Через неделю в монастырь приехал Сева, и долго беседовал о чем-то с о. Ферапонтом.
Эксперимент со студентами завершился их полным выздоровлением. За ними приехали родные и забрали домой. Я вернулся в клинику, радостно встретился с Петром Алексеевичем, Ксюшей и, конечно, новыми пациентами. Про Севу я узнал от Семена, который рассказал, что, спустя месяц после этих событий, он уволился из органов. Где он сейчас, Семен не знает. Но когда у нас в клинике опять случился сложный пациент, и мне потребовалась консультация о. Ферапонта, то в монастыре мельком увидел монаха, напомнившего мне Севу.