Степаныч

"Опять разболелись," – констатировал Степаныч и тяжело опустился на промасленный табурет. Под потолком курилки, надсадно гудя, крутил почерневшими лопастями старый, уставший вентилятор. Зелёный циферблат часов показывал 4:04. На стенах тускло отражали свет поблекшей зелени погрубевшие репродукции картин, а единственная люминесцентная лампа мерцала, будто свеча готовая вот-вот догореть. В воздухе висел густой запах окурков, солидола, дешёвого кофе, пота и металлической пыли.

Неизвестно почему, но Степаныч любил перекуры именно в это время. Так уж сложилось. С тех пор, как 38 лет назад он, после службы в Афгане, где осколок фугаса убил в нём мальчишку попутно перебив обе ноги, устроился на завод.

Чертыхаясь, Степаныч вытягивал ноги, откидывался на засаленную стену, доставал портсигар с белорусскими сигаретами и закуривал. Обведя курилку равнодушным взглядом, сплевывал на грязный пол и вспоминал. Ведь не только самые тёмные сумерки предвещают восход, но и самые горькие воспоминания.

Родителей Степаныч не помнил, его воспитали старики, побитые жизнью и войной. Детство казалось тёплым, но размытым, как летний пейзаж за окном в ливень. Порой казалось, что его и не было вовсе. А была сразу юность – дерзкая и весёлая.

Он вспомнил тот май, щедро облитый солнцем. Душный вечер, вечно суетный вокзал и рыжее каре Сашки, которое она считала верхом моды. Её чуть вздёрнутый носик, копеечные духи, воспаленные бессонной ночью глаза и обещания ждать. Первые трогательные письма, приходившие по субботам. Учебку, тогда Степаныч думал, что хуже уже не будет. А потом – пыльные дороги, бесконечные колонны по чужой земле. Вспышка, удар, волны тошноты, сумятица. Однообразные дни в госпитале. Картонная еда в грязных тарелках. И ожидание вестей. Степаныч ещё не знал, что писем больше не будет. Сашка, сирота, как и он сам, попала под поезд. Случайно или нет, сообщить было некому. Безвоздушными ночами Степаныч, лёжа на мокрой больничной койке, проклинал Сашку и строил планы мести. А потом – демобилизация. Долгая дорога домой. Слёзы и раскаяние.

Время шло, Степаныч работал. Почерствевший, он так и не смог завести семью. Не то чтобы достойных не было – себя считал недостойным.

Так, год за годом, он старел, не замечая ни душевной, ни физической боли. Пока в прошлом году, на обследовании в ветеранском госпитале, безучастный врач не обронил: "Саркома костей нижних конечностей".

Степаныч докурил сигарету. Всё когда-то кончается. Смена, воспоминания, жизнь. Не всё ли теперь равно?